Читать книгу Подземный огонь - Олаф Бьорн Локнит - Страница 4

Пограничное королевство, предгорья Граскааля.

19-24 дни первой осенней луны 1288 г.

«…Трагическая и необъяснимая гибель поселений гномов, расположенных в горах Граскааль, примерно в тех краях, где сходятся границы Бритунии, Пограничного королевства и Гипербореи, заставила немногих из числа их уцелевших обитателей искать спасения на поверхности, в людских владениях, также изрядно пострадавших от вырвавшихся на поверхность подземных сил. Выжившие гномы устремились на полночь – в уцелевшие поселки своих сородичей в Гиперборее и Эйглофиате, а также на полдень – в Пограничье и Бритунию. Некоторых из них подобрали охотники, промышлявшие в это время в Граскаале, но большинство беглецов погибло, пытаясь в начале небывало холодной зимы преодолеть славящиеся своим коварством полуночные горы. Смерть гномов была вызвана не только внезапно налетевшими буранами и разрушением привычных дорог в горах, но и тем невыносимым для подгорного народа обстоятельством, что никто из них не мог дать точного определения обрушившемуся на потомков Вековечного Кователя бедствию. Как они утверждали, это не было проявлением возмущенной стихии или последствием их собственной неосторожности. Некоторые называли произошедшее „Дверью, распахнутой в Бездну“, видимо, имея в виду легенду, гласящую, что под владениями гномов расположен первозданный Хаос…»

Из «Синей или Незаконной Хроники» Аквилонского королевства

Я ошибся. Ледяной перевал не завалило, он просто исчез. Как будто его взяли и смахнули с земли. На миг я перестал соображать – в голову ударило, что меня наглухо заперло в этой треклятой долине. Я стоял, трясся и не мог понять, куда мне кинуться, чтобы выбраться на дорогу к дому. Потом успокоился, огляделся повнимательнее и приметил распадок между гор. Раньше его там не было, но какая разница? Я пройду по нему, даже если там грохочет непрекращающийся камнепад. Ведь теперь это единственный выход из ущелья.

Сюда я поднялся за пять дней. Шел не слишком торопясь – искал следы дрохо, охотился на козленка, лазал смотреть на брошенную шахту. Значит, обратный путь можно проделать дня за три. Вдобавок, теперь придется спускаться, а не карабкаться вверх. Но я устал и не смогу идти полный день. У меня почти не осталось еды. Пещерки с запасом сушняка наверняка завалило оползнями…

Короче, хоть ложись и помирай. Но я все равно пойду. Прадед сумел перейти через Граскааль из Асгарда раненым и с погоней на хвосте, а чем я хуже? Раз мне посчастливилось уцелеть при землетрясении, то обидно сдохнуть потому, что не хватило упрямства выжить.

Главное – подстрелить по дороге кого-нибудь. Козу, снежную куропатку, даже лисицу, пускай от ее мяса тухлятиной воняет. Будет еда – доберусь. Доползу, если потребуется.

После землетрясения что-то случилось с погодой. Дождь, поливший сразу после подземных толчков, так и не прекращался. Воздух стал непривычно теплым для невероятной высоты, куда я забрался. Выпавший прошлым днем снег таял, превращаясь в грязные ручейки, с шумом падавшие в скальные трещины. Я шлепал по смеси грязи, песка и битого камня к замеченному распадку. Если мне не удастся преодолеть его – тяжко будет. Искать новую, обходную дорогу у меня уже сил не хватит. Упаду и останусь лежать. Потом пойдет снег, засыплет меня, а ежели сойдет лавина, то и тела никто в жизни не найдет. Разве что через сотню-другую лет.

Под такие мрачные мысли я даже не заметил, как пересек долину и начал спускаться по распадку. По его дну бежала быстрая мутная речка, к счастью, мелкая. Над речкой плыл еле заметный пар – вода в ней была горячая.

Распадок, растянувшийся на две-три лиги, заметно снижался. В одном месте пришлось перебираться через преградивший дорогу оползень, потом – обходить груду ставших ноздреватыми огромных валунов со следами облизывавшего их яростного пламени.

Темнело, а я все брел и брел. Длинное узкое ущелье закончилось, перейдя в какую-то долину, загроможденную камнями. Я ее не знал, но, по моим расчетам, где-то неподалеку должен быть проход в Шепчущее ущелье. Искать его сейчас было бесполезно – в наступающей ночи только безумец будет носиться по горам, рискуя свернуть шею. Я забрался под скальный карниз, запретив себе думать, что он может обрушиться, пожевал оставшегося сырого мяса и, как ни странно, задремал.

Снились мне разрушающиеся горы, далекое зеленое зарево над вершинами Граскааля и злобно шипящая дрохо. Всю ночь напролет.

Почти с рассветом я проснулся. Было холодно, неудобно и очень хотелось есть. Одно хорошо – новых толчков ночью, похоже, не случилось, и дождь кончился. Шевелиться, а тем более куда-то идти вовсе не хотелось. Некоторое время я ругался сам с собой, твердя, что надо вставать и идти, а потом обнаружил, что уже бреду по долине.

Судя по солнцу, вчерашний распадок вывел меня на полночь от Шепчущего, однако не слишком далеко. Если смогу перевалить через гряду слева от меня – попаду в знакомые края. Надо только разыскать место пониже, чтобы перебраться…

Есть хочется – сил нет!

И, как назло, ничего живого вокруг. Конечно, все звери разбежались. Может, дрохо потому и не совались вниз, что предчувствовали землетрясение? Но тогда наши поселковые собаки тоже бы беспокоились. И оборотни наверняка бы предупредили, если в горах что-то должно было стрястись… Они хорошо чувствуют приближение опасности.

В середине дня я все-таки свалился. Лежал, ткнувшись мордой в талый снег и почти выл от отчаяния. Умирать не хотелось, но и сил идти дальше не осталось.

Где-то надо мной с тихим шорохом посыпались мелкие камешки. Затем что-то глухо цокнуло – костью о камень. И еще раз, и еще. Звук приближался, и я медленно поднял голову – посмотреть.

По склону между валунами осторожно пробиралась серая горная коза. Пепельная шубка тускло блестела на солнце, черные витые рожки отклонились назад, глаза опасливо косились по сторонам. Как и зачем она сюда забрела – не знаю. И знать не хочу. Главное – она здесь и на расстоянии выстрела. Если только я сумею незаметно снять со спины лук, набросить тетиву, а потом еще натянуть его и выстрелить. И, конечно, попасть.

Издалека, наверное, меня можно было принять за камень. Прошедший дождь прибил все запахи к земле, и коза меня не видела и не чуяла. Она шла, тщательно выбирая место, куда поставить точеное раздвоенное копытце, и принюхивалась. То ли искала кого, то ли сама потерялась.

Первую стрелу я потратил впустую. Промахнулся почти на три шага, угодив в камень. Коза вздрогнула, тряхнула головой и большими прыжками понеслась вверх по склону. Я выстрелил ей вслед, даже не надеясь на удачу.

Коза споткнулась, сделала еще пару неуверенных скачков и упала на передние ноги. Что-то отчетливо хрустнуло. Она вскочила, попыталась убежать, но оступилась и покатилась вниз. Прямо ко мне.

Разумеется, костер разводить было не из чего. Ну и наплевать. У меня теперь есть мясо, а в Шепчущем ущелье отыщется хоть пара кустов или чахлых горных сосенок. Я выживу и обязательно дойду домой.

Теперь я даже зашагал быстрее, пусть и приходилось взбираться вверх по каменистой и разъезжающейся под ногами осыпи. Взобравшись на гребень, я заглянул в соседнюю долину. Шепчущее.

Я глазам своим не поверил, но это в самом деле было Шепчущее. Оно почти не изменилось. Только ближний ко мне конец долины провалился в новую расселину, несколько приметных камней сорвались со своих мест и раскатились повсюду, а речку запрудило осыпью и она разлилась. Сосновая рощица на дальнем склоне тоже уцелела. Будет мне сегодня костер и жареное мясо!

Прикинув, сколько времени осталось до темноты, я решил, что вполне успею спуститься вниз и даже добраться до сосен. И запрыгал по склону, огибая камни и стараясь не поскользнуться. Подумаешь, землетрясение! Главное, чтобы дома все было в порядке.

Я спустился уже до половины, когда заметил что-то непонятное. Я сначала не сообразил, что это такое, а потом вспомнил. Шахта. Брошенная шахта гномов, в которой я нашел зеленый камень. Я его не потерял, он по-прежнему лежал в кармане. Наверное, он все-таки счастливый…

Из шахты поднимался к низкому небу толстый крутящийся столб серо-коричневого дыма. У его основания мелькали красные сполохи. Даже здесь, в хорошем перестреле от колодца, чувствовался резкий запах горелого дерева и раскаленного железа. Наверное, землетрясение изрядно попортило гномские пещеры. Если наверху так трясло, то что же творилось внизу? Может, все гномы там погибли?

Мне представилось, как я бегу по какому-то узкому коридору с низким потолком, а потолок все опускается и опускается, позади меня все пылает и рушится, и впереди тоже. Наверху хоть можно попробовать убежать, а под землей каково? Не повезло гномам…

Еле различимый темный предмет возле среза шахты шевельнулся. Сначала я подумал – из-за дыма показалось, потом присмотрелся и понял: в самом деле шевелится. Налетевший ветер отбросил дымную пелену в сторону, и я четко увидел, что лежит на краю колодца.

Рука. Рука, судорожно вцепившаяся в острые грани каменных осколков. На миг мелькнула вторая, попыталась ухватиться за подвернувшийся камень, выворотила его из земли и исчезла.

Кто-то пытался выбраться из шахты.

Не знаю, откуда взялись силы, но мчался я вниз по склону не хуже горной козы, удирающей от барса. Я бежал и видел, как рука медленно, палец за пальцем, разжимается, соскальзывает, и все ярче полыхают языки горящего под землей огня.

Вообще-то не мог я всего этого видеть, да тем более на бегу. Но знал, что это происходит. И думал только об одном – не подвернулся бы под ноги предательский камень. Добежать, успеть, ну еще чуть-чуть…

Я все-таки грохнулся. Шагах в двух от колодца. С размаху пробороздил каменную крошку, как плуг – свежую землю, выбросил вперед руку и обхватил запястье того, кто висел над колодцем.

Он оказался на редкость тяжелым. Я чуть не отправился вслед за ним, но успел упереться другой рукой в стенку колодца напротив. Мое счастье, что провал был не слишком большим – около шага в поперечнике. Мельком я глянул вниз и решил, что впредь не стоит этого делать. На дне шахты бушевало мохнатое оранжево-багровое пламя. Оно казалось живым и стремилось вырваться наружу, выбрасывая длинные косматые плети. Доски, перегораживающие колодец, прогорели и рухнули. Я даже не мог представить, как этот тип, болтавшийся сейчас над огнем, сумел вскарабкаться так высоко.

Еще мне послышалось, что там, внизу, кто-то надрывно кричал. Наверное, так оно и было…

Валивший из жерла шахты дым из коричневого стал черным и до ужаса едким. Я закашлялся, зажмурился и едва не выпустил руку неизвестного. И тут же заорал в голос. Честное слово, он вцепился в меня, точно клещами. Значит, еще живой.

И я потащил его наверх. В какой-то миг подумалось, что рука сейчас оторвется по плечо и улетит в клокочущий огненный водоворот вместе с этим типом, которого я пытаюсь спасти. А я отправлюсь следом за ними.

Внизу протяжно ухнуло и затрещало, точно подсеченное дерево упало. Ревущее пламя взвилось почти до самого края колодца, подпалив неизвестного и слегка мазнув по мне. Я рванул изо всей оставшейся силы и сумел до половины выдернуть неизвестного из шахты. Он забился, как рыба на берегу, и пополз вперед, так и не выпуская моей руки. Я тоже пополз – подальше от колодца, в котором бушевал настоящий ураган из огня. Эдакий маленький вулкан.

Мы успели убраться от бывшего рудника от силы шагов на двадцать, когда из шахты вылетел град раскаленных камней, больших и маленьких, а за ними взвился огромный столб огня. Он рассыпался на отдельные струи, потом что-то загрохотало и колодец обрушился внутрь себя. Остался только неглубокий провал, засыпанный щебнем и песком, сквозь щели между которыми пробивались струйки черно-грязного дыма.

Незнакомец наконец разжал хватку и отпустил меня. Мы сидели на засыпанном пеплом и гарью снегу, пыхтели, как загнанные насмерть кони, а глубоко под нами гибло подземное поселение.

Наконец, вылезший из шахты тип с трудом поднял голову, уставившись на меня почти безумным взглядом.

– Ты кто? – еле слышным шепотом прохрипел он.

– Эйвинд. Эйвинд из Райты – я обнаружил, что говорю ничуть не лучше.

– Уходи отсюда, – отчетливо и требовательно выговорил он. – Уходи. Быстрее. Все кончено.

Он произнес это и грузно повалился на бок. Я наклонился над ним – неужели умер? Нет, он дышал. Тяжело, с бульканьем и свистом, но дышал.

Вот только как я его не тряс и не пытался привести в себя – он не отзывался.

* * *

Уже потом, вечером, до меня дошло, кого я вытащил из горящей шахты. Об этом сразу можно было догадаться, но у меня голова была другим занята. Ну кто еще мог вылезать из-под земли, как не гном?

Конечно, гном. Раза в два меньше меня ростом, а весит едва ли не больше. Длинная бородища, черная с проседью, наполовину обгоревшая и завившаяся от жара мелкими кольцами. Похоже, ему здорово досталось – уже и ночь наступила, а он все лежит, как мертвый. Я сижу, прислушиваюсь – дышит, а очнуться не может.

Ночевали мы неподалеку от обвалившегося колодца, в сосновой роще. Я жег костер, жарил прихваченные с собой куски козьего мяса и думал. О том, мне теперь быть. Бросить гнома я не могу – зря спасал, что ли? – а тащить на себе эдакую тушу ничьих сил не хватит.

Надумалось мне вот что. Я, когда из Райты уходил, захватил с собой лыжи. Короткие, широкие – как раз пройти по глубокому снегу. Одну лыжу я где-то потерял, другая осталась. Попробую завтра из нее санки смастерить. В носке у лыжи дырка проверчена, веревка у меня с собой есть – можно будет волочить за собой. Тяжеловато, конечно, придется, но все лучше, чем гнуться в три погибели.

Гнома я подтащил поближе к костру. Он приоткрыл глаза, посмотрел мимо меня и снова не то заснул, не то просто не хотел ничего и никого видеть. Это и понятно – там, внизу, наверняка остались другие из его рода. Что же там у них случилось? Может, и землетрясение от них было? Почему гном требовал, чтобы я ушел, и сказал, что все кончилось?

Так ничего и не поняв, я подбросил дров в костер и заснул. На этот раз – без снов.

…Следующие не то два, не то три дня я не запомнил. Я шел куда-то вниз, таща за собой наскоро сооруженную из толстых веток, единственной моей лыжи и веревок волокушу. С неба сыпался мелкий снежок, и чем ниже мы спускались, тем становилось холоднее. Пару раз мне удавалось подстрелить горных зайцев, тощих и поджарых. Гном вроде бы очухался, начал есть, но идти сам не мог – что-то у него с ногами случилось. Он по-прежнему молчал, и я тоже держал язык за зубами – на ходу особо не разговоришься.

Утром не знаю какого дня мы взобрались на Шепчущий перевал. В хорошую погоду я уже отсюда видел пушистые темные хвосты, поднимавшиеся из труб. Сегодня все было затянуто сеткой кружащихся снежных хлопьев, и, сколько я ни вглядывался, не разглядел ни единого дымка.

Почему-то мне казалось, что я ничего бы и не увидел…

Я так торопился вернуться, а сейчас неожиданно для себя остановился на седловине над моей деревней. Мне не хотелось идти туда, вниз. Просто не хотелось. Я был уверен – если я спущусь и войду в Райту, то никогда уже не стану собой прежним.

И все же я дернул санки за растрепанную веревку и медленно побрел по засыпанной снегом тропинке в долину.

Поселок никуда не делся. Темные очертания домов отчетливо просматривались сквозь мелькающую белую круговерть. Я вышел на берег Гремячей, мимоходом удивившись, отчего пересохла наша во все времена года бурная река. Не иначе, как в верхнем течении оползнем накрыло.

В черных срубах домов не горело ни единого огонька. Да и людских голосов не было слышно. Только тихий шелест падающего снега. Я уже знал, что случилось что-то непоправимое, что надо бы бежать отсюда, сломя голову, но не мог.

Санки зацепились о что-то, заметенное снегом, и остановились. Я попытался перетащить их через преграду, не сумел и дернулся в сторону, разворачиваясь. Лежавшая на земле вещь показалась мне смутно знакомой. Я выпустил веревку, подошел к длинному темному камню и ладонями смел с него снег. Камень неожиданно оказался покрытым заиндевевшей шерстью.

Это был младший из мальчишек-оборотней. Мертвый. Он умер три, если не четыре дня назад. Не от удара камнем при землетрясении, а словно бы задохнулся… Он лежал, как упал – вытянув лапы и оскалившись, точно пытался догнать кого-то. Когда я до него дотронулся, волчонок был холодный и весь какой-то окаменевший.

Какое-то время я просто пялился на труп маленького оборотня, не понимая, что на что смотрю. Потом встал и побрел к близким домам. Я забыл в тот миг и про санки с гномом, и про мертвого волчонка. Только что видел – и позабыл.

Издалека казалось, что с деревней ничего не случилось. На самом деле это было не так. Некоторые дома покосились, у других сорвало крыши и двери, третьи выглядели еле стоящими, будто вот-вот раскатятся по бревнышку.

А людей не было. Никого. Тишина, темнота и ни одной живой души.

Я прошел через всю Райту и, свернув, выбрался через проулок к нашему дому над рекой. Он оказался на месте. Только гляделся слегка завалившимся вбок. Я заглянул внутрь и зачем-то позвал: «Отец? Мама? Лив?..»

Никто не ответил. Дом стоял чужой, пустой и холодный. За несколько дней ветер нанес в распахнутую настежь дверь и разбитые окна снега.

«Конечно, они ушли! – неожиданно решил я. – Это ведь так просто! После землетрясения все ушли! Наверное, в Хезер. Я еще сумею их догнать!»

Ушли, да… Не взяв ничего из домов. Весь поселок собрался и, как один человек, отправился за пять лиг в Хезер. С маленькими детьми и еле живыми стариками. Пешком. Зимой. Да перестань нести чушь! Здесь что-то случилось. Что-то, от чего умер мальчик-волк и пропали все жители. И случилось это, похоже, сразу после того, как перестал сотрясаться Граскааль. Ведь дома остались целы, хотя и повреждены. Но куда, куда подевались люди?

Я не решился зайти в дом. В дом, где я вырос. Какой-то он теперь был другой. И вовсе не потому, что в нем три или четыре дня никто не жил. Мне показалось, что он… грязный, что ли. И вообще все здесь, в Райте, было грязным. Испорченным, траченным молью и плесенью. Ни до чего не хотелось дотрагиваться, а больше всего – удрать отсюда со всех ног.

Но куда разом сгинули все жители моей деревни?! На небеса вознеслись, к Митре?

Я еще немного потоптался на пороге ставшего чужим дома, не представляя, что делать. Внезапно вспомнил об оставленных санках и о трупе оборотня, и решил – загляну в дом полуволков. Если и там ничего нет – пойду отсюда. Все равно куда. Только чтобы не бродить больше по пустому, ровно вымершему от чумы, поселку.

Дом оборотней стоял, где и всегда – на пригорке, под древней, раскидистой сосной. И хозяева лежали здесь же. Все, до одного. Как мальчишка на окраине – задохнувшиеся в последнем прыжке. Что странно – все они выглядели волками. Не людьми. Даже Старший, который никогда в жизни не превращался.

А за их жилищем, в пересохшей низине, где летом Гремячая разливалась в мелкое озерцо, темнел огромный провал в земле. Словно кто-то вывернул лопатой часть гранитной скалы, небрежно присыпал разлом землей, щебнем да снегом и ушел. Трещина, нелепо-черная на белом свежевыпавшем снегу, зигзагом пересекала бывшее русло реки, утыкаясь в нависающие над деревней горы.

Когда я увидел этот провал, у меня точно что-то в голове сдвинулось. Я понял, что все это мне не снится, не кажется – оно есть на самом деле. И, кажется, закричал. Наверное, я очень долго кричал. А с низкого неба все падал и падал мокрый снег…

Почему-то я был твердо убежден, что мне надо дойти до трещины в земле. Дойти и заглянуть вниз. Неважно, что я там увижу, мне надо это сделать.

Внизу не оказалось ничего интересного или необычного. Камни, смерзшийся песок, грязь, тающий снег. Здесь ничего не копали, просто земля просела и получилась эта странная и страшная трещина.

А шагах в десяти от нее лежал полузасыпанный снегом человек. Я сразу его не заметил, но, когда сообразил, что это – не сугроб и не запорошенный камень, бросился откапывать. Даже если он уже давно мертв, может, я пойму, что послужило причиной смерти. Не землетрясение же, которое сюда почти не дошло?

Человек лежал на спине. Я отгреб в сторону снег, перевернул его… и понял, что сейчас точно сойду с ума.

Не человек это был. И не оборотень. И не животное. Вообще не знаю что.

Она, эта тварь, была почти прозрачная. Внутри у нее виднелись свернутые кишки и еще что-то, темно-красного цвета. Вместо лица – какая-то жуткая мешанина, рот и нос съехались вместе, уши прижались к голове, глаза сузились до щелок, а зубы вообще куда-то пропали…

И все же эта дрянь когда-то была человеком. На ней остались лохмотья одежды, и ростом она была с человека, и руки-ноги у нее имелись. Хотя на руках выросли плоские кривые когти, еле заметно светившиеся…

Ел я давно, утром, и все равно стошнило. Прямо на эту падаль.

…Когда я приковылял обратно, гном сидел на санках и безучастно смотрел на опустевшую деревню. Кажется, он меня не заметил. Ну, и неважно. Мне нужно было довершить кое-что, прежде чем отправляться в дорогу. Я обошел почти все дома, кидая внутрь подожженные тряпки, смоченные в масле. Бутыль с маслом я нашел в одном из сараев.

Над избами в дальнем конце Райты уже плыл черный дым, прорезаемый язычками разгорающегося пламени. Дома горели плохо, но лучше сжечь их, чем оставлять все, как есть. В Асгарде мертвых не кладут в землю, а сжигают…

Это было единственное, что я мог сделать для моего поселка.

Во дворе какой-то избы огонь добрался до запасенных на зиму дров и радостно взметнулся, перебрасываясь на соседние дома.

– Пойдем? – неожиданно спросил гном, не глядя в мою сторону. Голос у него был усталый и равнодушный.

– Пойдем, – отозвался я. – Вот займется как следует – и пойдем…

Куда пойдем – я понятия не имел. Разве что в Хезер. Или прямиком на Поля Мертвых.

* * *

Я плелся вверх по тропе, ведущей к перевалу и дороге на Хезер, и жалел об одном – что моя голова оказалась слишком крепкой. Если б я действительно тронулся умом – наверное, бы было гораздо легче. Кажется, что проще – пережить землетрясение в горах, вернуться домой, не найти там ни единого человека, а только тела оборотней и какую-то непонятную тварь – и свихнуться. Носился бы себе по окрестным горам, пугал коз дикими воплями… Глядишь, навернулся бы в трещину – и дело с концом.

А вместо этого я бреду почти по колено в снегу и волочу за собой эти треклятые санки, весящие не меньше двух-трех тяжеленных валунов. И есть по-прежнему хочется. И спать. Да что же я за человек такой – родни лишился, а сам думаю, где бы пожрать раздобыть?

Обыкновенный человек. Эйвинд, сын Джоха, из более не существующей деревни Райты, что на Медвежьем холме близ Граскааля в Пограничье. Карабкаюсь вот по заметенной снегом дороге, тащу волокушу и думаю. Получается с трудом, но стоит прекратить – и снова вижу эту полупрозрачную дрянь. Тогда мне становится плохо, очень плохо. Вот и приходится быстренько забивать голову чем-нибудь другим.

Я старательно, но пока безуспешно ищу ответ на загадку – куда могли подеваться люди? Бесследно сгинули почти полторы сотни человек! Ну не может этого быть! Не может – и все!

Так. Попробуем разложить все по порядку. От того, что я буду вопить и метаться из стороны в сторону, никакого проку не выйдет. Значит, будем делать, как привыкли. Как распутывается след барса на снегу? Правильно, шаг за шагом, не забывая поглядывать по сторонам. Барс ведь может и не только по снегу пройти, но и по камням, а следы все равно останутся. Надо лишь их заметить.

Жители Райты исчезли три или четыре дня назад. В этом я уверен. Наметенный в распахнутые двери снег, остывшие печи, брошенные на половине дела… Кстати, из деревни также пропали все домашние животные – собаки, коровы, даже кошки и, по-моему, крысы. И случилось это все после землетрясения – дома целы и кое-где я заметил свежеположенные доски. Значит, сразу после того, как все отгремело, люди бросились латать расшатанные стены и крыши.

А потом над горами поднялась эта самая зеленая заря…

Ладно, забудем пока про зарю. Что могло стрястись сразу после землетрясения? Откуда появился провал рядом с деревней?

В нашествие демонов прямиком из царства Нергала мне совсем не верилось. В сошествие посланников Митры – тоже. Не стоила, если честно, наша Райта ни того, ни другого. Просто деревушка, каких в любой стране двенадцать на дюжину.

Значит, боги и демоны тут наверняка ни при чем. Что тогда остается? Незаметно спустившиеся с гор и внезапно напавшие нордхеймцы или гиборийцы? Тоже как-то невероятно. Так подгадать момент просто невозможно. Да и если бы в деревне был бой, остались бы тела. Ну, хорошо, победители увезли своих убитых с собой, но неужели кто-то потащит с собой трупы побежденных?

Не может такого быть…

Что тогда? Общий исход всех жителей в Хезер? Невозможно, я об этом уже думал. Все погибли во время сотрясения Граскааля? Опять же, где тела?

И почему умерли оборотни? Почему они были в зверином облике, почему выглядели задохнувшимися? Почему лежали так, что любому становилось ясно – они от кого-то защищались?

Слишком много безответных «почему» на одну мою бедную голову…

А если у оборотней опять объявился Бешеный Вожак? Тогда понятно, отчего в деревне не осталось ни одного тела – волки всех уволокли с собой. Но убить своих, тем более детенышей? У оборотней, насколько я знаю, это считается самым большим преступлением, их ведь и так мало…

Я перебрал все возможные разгадки, и чем дальше, тем становилось поганее на душе. Если люди из Райты никуда не уходили, не умирали и на них никто не нападал – то волей-неволей все возвращается к странному зеленому зареву. Значит, это был не просто неизвестно откуда взявшийся свет над горами. Не отблеск солнца на поднявшейся над горами снежной взвеси и не причудливая игра света и теней. Зелень разгорелась в той же стороне, что и моя деревня, но я не мог точно сказать, как далеко было от меня до зеленой вспышки.

И еще дохлая тварь, лежащая у провала… Не будь ее – я бы скорее поверил во внезапное и стремительное нападение, после которого в деревне не оставили ни единой живой души. Но я собственными глазами видел это жуткое существо, чем-то еще напоминавшее человека. Оно тоже было мертвым, и, как и оборотни, умерло три-четыре дня назад. На этом существе не было ни следов ударов, ни ран, оно просто почему-то умерло. Откуда оно взялось? Пришло с гор? Вылезло из провала в земле?

А если оно ниоткуда не приходило?

От такой мысли я даже остановился. Тварь не приходила, она всегда жила здесь. Как один из мирных обитателей деревни.

Тогда почему же из человека получилось… вот такая мерзость? Или наоборот – как такая дрянь могла скрываться в облике человека?

Еще немного – и я заорал бы прямо в нависшее над угрюмыми горами небо с непроницаемой пеленой сизых туч:

– Что случилось в Райте?! Кто-нибудь, да скажите же – что произошло в моем доме?

Конечно, никто бы не ответил. Но вдруг? Есть же хоть какая-то справедливость в этом мире? Чем провинилась наша деревня, что кому-то понадобилось сотворить над ней подобное?

Сотворить?

Я все еще стоял, уставившись куда-то вверх, на гребень уже близкого перевала и серые облака над ним.

Сотворить…

За цепью Граскааля, в полуночных землях лежит страна Гиперборея. Там правят колдуны, Круг Белой Руки. Всем известно, что сильнее всего их заклятия действуют на мертвую плоть и холод.

А что, если это тамошние колдуны что-то наслали на нас? Что-то, заставившее людей покинуть дома и отправиться неизвестно куда, и убившее оборотней, рискнувших не подчиниться?

Ой, нет…

Что же мне тогда делать? Вернее, что же теперь будет? Что же теперь будет со всеми нами? А если Райта – только проба сил?

Но тогда чего же я стою? Мне нужно в Хезер. Мне надо как можно быстрее добраться в Хезер. Там люди, живые люди, там скоро соберется ярмарка… А вдруг я приду и увижу то же самое – пустые, брошенные дома и больше ничего? Пустые лишь потому того, что я не успел вовремя?

Всего несколько дней назад все было так спокойно… Единственное, о чем мне стоило тревожиться – как бы не влетело от отца за ничегонеделанье. А теперь на месте моей деревни – призрак Райты, и где мои родные – неизвестно. Может, их и на свете больше нет…

Но зато я твердо знал о себе одну вещь. Если я выясню, кто виновен в гибели нашей деревни – я убью его. Чего бы мне это не стоило, и кем бы не был этот человек. И пускай я еще ни разу в жизни не держал в руках боевого оружия – неважно. Научусь драться. Я разыщу этого человека или людей. Отыщу хоть на краю света и прикончу.

На перевале я оглянулся. Вечерело, однако полыхающий в долине огонь был виден издалека. Пламя охватило почти все дома и радостно рвалось вверх. Погребальный костер для умершего поселения, где не осталось людей. Для маленькой, забытой всеми деревушки под названием Райта.

* * *

Шел я до самой темноты. Даже не слишком понимая, куда иду. Остановился, когда с размаху влетел в какие-то обледеневшие кустики и запутался в них. Оказалось, что вокруг уже настолько темно, что я не могу понять, куда это меня занесло. Пришлось ночевать прямо посреди этих жалких кустиков, из которых приличного костра не разложить, не то что согреться или укрыться от ветра.

А задувало изрядно. Холодный ветер с полуночи все время гасил мой костерок, швырялся пригоршнями твердого, сухого снега и норовил выдуть последние остатки тепла. Наверное, на всю округу было слышно, как я стучал зубами.

Гном молчал. Я уже начинал думать, что как раз вот он-то и сошел с ума. Молчит и молчит, смотрит куда-то прямо перед собой. Не поймешь. Вроде он и не мерзнет на такой холодине. Спросишь: «Хочешь есть?», кивнет головой – мол, хочу. Не спросишь – так и будет сидеть, пялиться на снег. Словно не живой человек, а чучело какое-то. Нет, мне, конечно, жаль его. Только вот тащить за собой эдакий груз по всем встречным кочкам и ухабам – мало радости…

Утро выдалось паршивое. Холодное, с низкими тучами, почти разлегшимися над горами. Жди снегопада, да не простого, а с ветром. Только бы не буран, а то конец нам обоим. Закружит, заметет и костей не найдешь. А мне обязательно надо добраться до Хезера. Я это все время себе повторяю, чтобы не забыть и не думать больше ни о чем. Дойду до Хезера, расскажу всем, что случилось – а дальше будь что будет.

Оказалось, я вчера с размаху проскочил через перевал и в сумерках взял выше, чем нужно. Впрочем, дорога на Хезер все равно была завалена каменными осыпями. Придется мне обогнуть бывшую дорогу с полуночи, а уже потом свернуть и выйти в холмы. Так, в общем, даже короче выходит. Ну и что, что через горы? Пройду.

К середине дня я уже проклинал себя, Граскааль, тяжелые санки и вообще все, что попадалось на глаза. Из-за обвалов мне приходилось забираться все дальше и дальше к полуночи, а набухшие тучи прорвались бешеной снежной круговертью. Вскоре мне пришлось честно признаться – я не знаю, куда иду. В горах это – самое худшее. Если потерял дорогу – лучше остановись, укройся где-нибудь, пережди. В такую метель запросто можно нырнуть вниз головой в бездонную пропасть или загреметь вниз по камнепаду. Вдобавок из-за этого треклятого землетрясения теперь все не на месте.

Я бы спрятался, но где? Вокруг надрывно свистел и бросался снежными хлопьями ветер, и все, что я видел – близкую каменную стену, уходившую куда-то вверх. Я забрел в какое-то незнакомое ущелье, и понятия не имел, где в нем можно найти хоть какое-то укрытие.

Метель швырнула мне в лицо град холодных колючих снежинок. Стоять на месте было без толку. Стой – не стой, лучше не станет. Пойду осторожно вперед, может, наткнусь на какую пещеру.

Гном на санках зашевелился. Иногда он действительно садился, и я уже начинал надеяться, что все обошлось и он опомнился. Но стоило посмотреть на него – и все становилось ясно. Ему просто что-то мерещилось. Однако сейчас он сумел неуверенно сесть и стал оглядываться по сторонам. Я подошел и присел рядом, загораживаясь от ветра:

– Ты чего? Сейчас передохну и дальше пойдем. Лежи.

– Где мы? – вполне здравомысляще спросил он.

– Понятия не имею, – честно сказал я. – Где-то над дорогой в Хезер. Метет здорово, но ничего, выкарабкаемся…

– Неправильно идешь, – кажется, он даже не услышал, что я ему говорю. – Не идти надо, прятаться. Впереди через два раза по сотне шагов – развилка. Иди налево вверх, там пещера.

Я промолчал о том, что эту пещеру могло давно завалить и что я вряд ли сумею в такую круговерть отсчитать два раза по сотне шагов. И о том, что пещера могла присниться ему в очередном страшном сне. Просто молча кивнул и затопал вперед, пытаясь считать шаги и пережидая внезапно налетавшие порывы ветра со снегом.

Примерно через двести шагов стена оборвалась и я разглядел тропинку наверх. Я успел взобраться по ней прежде, чем ветер окончательно взбесился, перемешав вместе небо, горы и снежные хлопья.

Пещера, как ни странно, оказалась там, где говорил гном. Длинная пещерка с низким входом и карнизом шириной в пару шагов перед ним. Внутри хватило бы места человек на десять, а в глубине обнаружилась пара вязанок хвороста. Правда, он изрядно подгнил, но развести костер из него было можно. Снаружи раздавался вой бурана, скалы иногда вздрагивали от ударов разошедшегося ветра, и было невозможно понять – день сейчас или ночь.

А внутри тела горы было тепло и даже почти уютно. И неважно, что сидеть приходилось на острых и холодных камнях. Горел, негромко потрескивая костер, на котором жарились остатки козлятины и зайчатины, и мне иногда казалось, что ничего не случилось. Не было никакого землетрясения, и Райта стоит на своем исконном месте, а меня просто застал буран и я пережидаю его, чтобы потом вернуться домой. Тогда я смотрел на молчавшего гнома и повторял себе, что больше ничего не будет, как прежде. Согласится ли кто-нибудь в Хезере пустить меня жить у себя? А если нет, что, скорее всего, и будет, куда мне податься? И вдруг уже никакого Хезера нет?

– Зря ты это сделал, – голос гнома прозвучал настолько неожиданно, что я вздрогнул. Подгорный житель неотрывно смотрел в пламя разведенного в углу пещеры костра и говорил спокойно, даже чуточку равнодушно. – Не стоило тебе меня спасать.

– Почему? – несколько растерянно спросил я.

– Ведь это по нашей вине случилось… все, – он медленно поднял руку и обвел пещеру кругом.

– Землетрясение? – на всякий случай переспросил я. Вот, значит, оно как… Значит, это гномы растолкали спавших под горами великанов? – Это сделали вы?

– Наверное, – с трудом выговорил гном. – Мы… – он надолго замолчал, и я решил, что сейчас он опять заснет. Однако он заговорил, и спросил совсем о другом:– Куда ты хочешь добраться?

– В Хезер, – буркнул я. – В большую деревню на Гиперборейском тракте.

– Я знаю это поселение людей, – кивнул гном. – А куда пойдешь потом?

– Не знаю, – мне почему-то стало совсем тоскливо.

– Мне нужно в столицу, – непререкаемым голосом заявил гном и я озадаченно посмотрел на него. – Ты поможешь мне?

– Зачем тебе в столицу? – не понял я.

– Поговорить с вашим правителем, – неспешно ответил гном. – Я должен рассказать ему кое-что. А потом могу умереть.

– Умереть? Зачем тебе умирать? – я окончательно растерялся. Нет, я понимал, что необходимо доставить гнома к нашему королю – он наверняка знает что-то о случившемся под горами, но к Нергалу-то чего торопиться? Все там будем, рано или поздно…

– Никого больше не осталось, – отстраненно проговорил гном. – Из клана Фрерина никого нет в живых… Значит, мне тоже незачем жить.

– Но ведь не все же ваше племя погибло! Кто-нибудь наверняка спасся! – я попытался убедить его, но гном меня не слышал. Он сказал все, что считал нужным и снова замкнулся в себе. Я попытался выспросить у него, что же стряслось под Граскаалем, что растревожили гномы, но не услышал больше ни слова. Что ж, придется из Хезера как-то добираться в столицу. Главное – чтобы гном не умер по дороге. Или он точно решил дожить до встречи с королем? Ну хорошо, как-нибудь я смогу привезти его в столицу, но я совершенно не представляю, как можно увидеть короля… Ладно, потом разберемся как-нибудь. Нам бы сейчас уцелеть.

Мы просидели в пещере остаток дня и всю ночь. Наутро буран улегся. Я выбрался наружу и огляделся. Вокруг было тихо до звона в ушах и бело. Пещерка лепилась к краю скалистого обрыва (и как я вчера в темноте и под таким ветром с него не сверзился?), внизу было ущелье и какое-то строение. Большое, непроглядно-черное, с парой высоких башенок по бокам. Мне оно показалось на редкость мрачным и неприветливым.

Неподалеку от пещеры торчал высокий камень, черный с красными прожилками. Было похоже, что его специально там установили. То ли знак какой, то ли веха для путников.

Я забрался обратно в пещеру, развел из остатков хвороста костерок и спросил у гнома, не знает ли он, что это за камень и что за здание громоздится в конце долины. Я не ждал, что он отзовется, но получил ответ:

– Черный дом – брошенный храм какого-то старого бога. Камень – могила. Под ним лежит женщина, погибшая в этом храме. Три года назад люди и хирд гномов уничтожили здесь стаю бешеных оборотней.

Вот, оказывается, где это случилось… Я бы выспросил еще что-нибудь, но гном явно исчерпал запас слов на сегодня.

Буран смел часть снега и идти стало гораздо легче. Вскоре я уже смог прикинуть, куда забрался, и свернул вниз, к холмам. Перевалил через низкую каменную гряду, спустился вниз и нырнул под тяжелые еловые лапы, покачивающиеся под навалившимся на них снегом.

В лесу было тепло. Идти, правда, тяжеловато – под деревьями снегу намело по колено, а то и выше. Потом я выбрался на дорогу, но и там было не легче – вчера ее хорошо засыпало. До Хезера оставалось около трех лиг. Если повезет – к вечеру дойду.

Я шел и шел, везя санки и глядя по большей части себе под ноги. Мимо проплывали заснеженные ели, волокуша с каждым шагом становилась все тяжелее и тяжелее… Я понял, что вымотался до предела, но мне нужно было дойти до деревни. Там я смогу упасть и больше не вставать.

До меня не сразу дошло, что за мной уже довольно долгое время кто-то идет. Под осторожными шагами тихо похрустывал снег, пару раз до меня долетел приглушенный вздох. Преследователь особо не скрывался, и в другой день я бы давно его услышал. Но не сегодня, когда все, о чем я думал – как бы не упасть.

Это мог быть кто угодно. Может, грабитель, решивший поживиться за счет одинокого путника. И все же я остановился и оглянулся, на всякий случай потянувшись за ножом.

Шагах в пяти от меня стоял здоровенный волк. Седовато-серебристая зверюга с широко распахнутой пастью, из которой вывалился красный длинный язык. Волк ничего не делал, просто стоял и глядел эдак оценивающе. Затем переступил с лапы на лапу и сделал крохотный шажок ко мне.

Ну почему все шишки валятся именно на меня? Откуда принесло этого пса-переростка? Если волк сейчас прыгнет, то наверняка собьет меня с ног…

Волк приблизился еще на шажок. Толстый пушистый хвост поднялся вверх и качнулся из стороны в сторону. Затем еще раз. Он что, издевается? Хвостом виляет, прежде чем вцепиться?

В густой шерсти на груди зверя что-то ярко блеснуло. Цепь. Толстая золотая цепь с красными камешками.

И тут я не выдержал. Сел прямо на дорогу и остался сидеть. Волк с цепью на шее преодолел последний шаг между нами, ткнул в меня холодным черным носом, тщательно обнюхал, затем подошел к лежавшему на санках гному, обнюхал его тоже и, видно, что-то уяснил для себя. Покрутился рядом, поднял зубами брошенную мной веревку от волокуши и попытался сдвинуть санки с места, кося на меня яркими синими глазами.

Волк, тоже мне… Можно было сразу догадаться. Оборотень, он и есть оборотень.

ДОКУМЕНТ

Лист дневника путешествия Хранителя путевых карт королевства Аквилонского Евсевия Цимисхия в земли королевства Пограничного и горы Граскаальские, кои королевство помянутое от земель Гиперборейских отделяют.

«…По прошествии же двух месяцев после деяний славных, свершенных королем нашим Конаном I в провинции, лежащей на полночь и восход от Тарантии, вновь снарядился я в путь, ибо немало есть еще краев и государств в Хайбории, где я не бывал, и вскоре прибыл в пустынную и суровую страну, исстари именуемую королевством Пограничным.

Страна сия находится на полночь и восход от Гандерланда, а от Киммерии на восход и вершинами, имя носящими по стране сей Киммерии данное, крутыми и высокими вельми, от оной отделена. Земли здешние (королевства Пограничного) унылы и бедны, почвы же засолены обильно, что для возделывания хлеба и иных плодов и злаков представляет затруднение великое. По той же причине нет здесь и лесов широколиственных, как в Аквилонии или полуденном королевстве Зингарском, но только густые рощи сосновые произрастают там, где воды свежей толика обнаружится. На полночь же земля сия также горами окружена высоты замечательной, именуемыми Граскаалем, кой частью хребта Эйглофиатского является. За сим неодолимым хребтом на полночь лежит страна Гиперборея, о коей в прежних сочинениях моих и трудах писано подробно весьма.

В сих горах селятся люди в деревнях малых, дома же их сложены из грубого камня и дерева, а еще делают они хижины из прутьев и веток и обмазывают глиной оные, и там содержат овец и коз своих и живут сами.

А горы те преизобильны многими рудами и камнями самоцветными, и оттого гномы, паки до богатств сих жадны, обитают в пещерах подгорных во множестве.

И се, в осень года 1288 посетил я горы сии в сопровождении правителя помянутого королевства Эрхарда, начальника стражи дворцовой Веллана и слуг их, направляясь к поселению, именуемому Хезер, и был очевидцем событий престранных, в сравнении с коими чудеса стран на полдень и восход лежащих меркнут и умаляются весьма. И мнится мне ныне, что таинства и дива земель полночных вельми заманчивее и удивительнее, и тому рассказ мой порукою и свидетельством послужит.

Ввечеру, будучи в виду высочайшей части гор Граскаальских, расположившись станом и предполагая уже отойти ко сну, любуясь на вершины, лунным светом осиянные, наблюдал я, как взметнулись в единый миг над скалами сими острыми вдали, что, как дошло до нас позже, великим благом было, фонтаны огня зеленого на высоту превеликую. Пламя сие яркостию и блистанием премногим отличалось, разум восхищая и взгляд радуя. По прошествии же времени дошел до слуха нашего грохот престрашный и треск оглушительный преизрядно. Почва же под стопами нашими еще ранее того содрогнулась, и дрожь сия, не унимаясь ни мало, длилась долго весьма. Пламя же извержение свое из недр горных продолжало, и в чем была причина сего, того никто из нас не ведал вовсе. А форму имело оно фонтанов, и дерев с кроною раскидистой, и столпов, и колонн, и колес крутящихся и иные многие, кои каждому разумение его и воображение подсказывали. И красота зрелища оного вельми прельстительна была. И се, отсиявши и отгремевши, исчезло пламя то, в глубинах земных сокрывшись и почив.

Король же Эрхард, после исчезновения пламени дар речи вновь обретя, мысль изрек сколь разумную, столь же и печальную о том, что по причине сотрясений и взрывов пламени сильных и жестоких ущерб селениям горным нанесен будет тяжкий весьма.

И было по словам его, ибо следующими днями, отыскав короля своего, гонцы прибыли и рекли, яко пять деревень обвалами, в горах происшедшими от сотрясений и корчи земной, сметены, и людей в них погибло до трех сотен и еще пятидесяти человек, и разрушения престрашные на дорогах горных и мостах причинены. А еще явились от владык гномьих посланцы и рекли, яко в селищах подгорных события сии к последствиям прегорестным привели, ибо пещер обрушено было преизрядно и сокровищ ценных, и гномов заживо под землею, а ино запасов жидкости горючей, и угля погребено и пламенем подземным зеленым, и припасов горючих от оного возгоревшихся, пожжено, и сие превеликой жалости достойно…»

Свидетельствую и руку к сему приложил Хранитель путевых карт королевства Аквилонского Евсевий Цимисхий.