Читать книгу Разглядеть свечение следов Бога. Книга первая - Олег Аркадьевич Белоусов - Страница 4

На следующий день Зарубин решил ехать в пенсионный фонд, чтобы подать заявление о получении пенсии не в Сбербанке, который может по требованию приставов наложить арест на его пенсионную карту МИР, а на почте, что позволит, как предположил Сергей Николаевич, сохранить пенсию в неприкосновенности. Сегодня Зарубина тревожили только практические дела и подробности этих дел, словно не было вчерашнего дня, когда он примерял удавку на шее, чтобы безболезненно распрощаться с неудавшейся и утомившей его жизнью. Самоубийство сегодня Зарубина не интересовало, раз он получил вчера, как он предположил, сигнал свыше продолжать жить. Когда будет принят закон о запрете взысканий с пенсий должников, о котором он услышал по телевизору в новостях, никто не знал, а кредиторы могут до этого времени обратиться в суд, и его положение станет сложным. Разумно рассуждая, Зарубин надеялся, что микрофинансовые организации не станут с ним связываться и требовать через суд взыскать долг в принудительном порядке. По всем займам он вернул те деньги, что занимал, и только проценты оказались не полностью возвращены. Суммы не очень большие, но может так случиться, что кто-то из кредиторов проявит принципиальность и станет бороться за договорные проценты. К тому же последних кредиторов может удержать от исков то, что в кредитной истории Зарубина указан долг в семьсот тысяч рублей по кредитам банкам, которые он взял одиннадцать лет назад и не вернул. Разумный кредитор безусловно поймёт, что с этого парня вряд ли получится что-либо взыскать, если он никому ни копейки не заплатил из давних долгов. Стоит ли платить судам пошлину за рассмотрение иска сейчас, если решение суда вряд ли исполнится, а в лучшем случае будет поставлено только в очередь на взыскание. Для микрофинансовых организаций понятно, что долги с Сергея Николаевича можно получить только через коллекторов, а привлекать дорогих криминальных коллекторов на выбивание маленьких долгов рискованно и не имело экономического смысла. Однако Зарубин знал жизнь и понимал, что многое в ней совершается вопреки разуму и логики, поэтому решил подстраховаться и переоформить получение пенсии из Сбербанка на почтовое отделение рядом с домом. «Ещё вчера я думал о самоубийстве, а сегодня хочу спасти копеечную пенсию всевозможными ухищрениями… Я позёр и никогда не решусь на самоубийство… Я вчера чувствовал удовлетворение в душе, что оправдал знаком свыше продолжение своей уже явно никчёмной жизни…» – подумал с горечью Зарубин.

Одеваясь в своей комнате, Сергей Николаевич стоял перед открытым шкафом с одеждой и думал, что несмотря на декабрь, температура за окном держалась уже два дня на нуле, и чтобы не вспотеть при ходьбе нужно под тёплую куртку с капюшоном надеть только майку с коротким рукавом. Натянув чёрную футболку на тело и заправив её под ремень на джинсах, Зарубин вспомнил, что важно не забыть паспорт и пенсионное удостоверение. Открыв выдвижной ящик в тумбочке письменного стола, на котором в его комнате стоял компьютер, Зарубин взял портмоне с пенсионным удостоверением и отдельно лежащий в глубине шкафчика паспорт. Вытаскивая паспорт, Зарубин случайно вытянул и небольшую коробочку. Это оказались золотые запонки с золотой заколкой для галстука, что подарила ему когда-то первая жена на день рождения. Зарубин несколько раз надевал эти запонки и заколку, но уже лет пять не пользовался подарком первой жены. До Нового года оставалось десять дней и Зарубин невольно подумал, что нужно купить хоть какие-то подарки второй супруге и падчерице, на что денег не было, а сдача в ломбард этих золотых безделушек позволила бы ему купить шампанское и продукты для Новогоднего стола. Положив коробочку с золотыми аксессуарами в глубокий боковой карман куртки, а документы и портмоне во внутренний карман, – Зарубин посмотрелся в зеркало. Справа от зеркала на полочке стояла икона Спасителя с завораживающими и проникновенными глазами. Про себя Зарубин по привычке попросил Иисуса, чтобы он берёг его дочерей и первую жену, а спустя мгновение попросил Иисуса беречь и Татьяну Федоровну с падчерицей. Эти просьбы к Иисусу Сергей Николаевич всегда мысленно произносил, когда его взгляд случайно попадал на икону. Зарубина не переставали волновать глаза Спасителя на иконе Татьяны Федоровны, которую она когда-то купила по его совету в Казанском соборе, куда они раз в год осенью приезжали регулярно. Спаситель своим припухшим лицом на иконах Андрея Рублева не очень сильно проникал в сердце Зарубина, а вот глаза Иисуса на современной иконе Татьяны Федоровны, при долгом взгляде на них, трогали Зарубина до глубины души и даже бывало до слез. Он не мог объяснить такую особенную свою чувственность. Сергея Николаевича поражало свойство ясных глаз всегда молодого Иисуса проникать в его душу. Когда Зарубин просил у Спасителя для своих женщин, с которыми жил когда-то и с которыми живёт сейчас, то почему-то несомненно верил, что его просьбы будут услышаны. Именно после такого общения со Спасителем Зарубину всегда становилось спокойнее и легче на душе…

До пенсионного фонда Зарубин не поехал на трамвае, экономя тридцать рублей, а дошёл пешком, наслаждаясь редкой тёплой погодой декабря. В пенсионном фонде он написал заявление о доставке пенсии на дом, так как почтовое отделение около его дома не имело право получать и выдавать пенсионные деньги. Такие права имело почтовое отделение, которое находилось на значительном расстояние от его дома. Сергея Николаевича подмывало спросить у служащей пенсионного фонда о защищенности его пенсии от судебных приставов, но он постеснялся, так как лицо девушки за стеклом показалось ему очень красивым. Сделав главное намеченное дело на сегодняшний день, Зарубин направился в ломбард.

Спускаясь в полуподвальное помещение ломбарда, Сергей Николаевич загляделся на акварели, что были развешаны на стенах вдоль всей лестницы, которая вела в главное помещение ломбарда. Эти картины, видимо, все продавались ломбардом, но качество пейзажей местных художников напоминало Зарубину состязание пьяных моляров. Открыв тугую дверь внутрь торгового зала, Зарубин услышал перезвон невидимых колокольчиков. Зал хорошо освещался. У входа на стуле сидел весь седой пожилой охранник в чёрной форме со множеством нашивок, который без интереса недолго посмотрел на Зарубина и вновь опустил взгляд на свои руки, что сцепленные переплетёнными пальцами лежали на его чуть выпирающем животе. В зале, кроме охранника, находилось шесть человек – три посетителя и три работника ломбарда за прилавками. Прилавки представляли из себя застеклённые витрины, а под стёклами этих витрин лежало множество ювелирных украшений, монет, медалей. Все это богатство оказалось аккуратно разложено на красных обтянутых бархатом дощечках. Множество серебряной посуды с ценниками располагалось на полках в стене за продавцами.. В зале стояли длинные вешалки с весящими на них слегка поношенными шубами, кожаными куртками и всякой прочей одеждой. На стенах всюду висели картины написанные маслом, иконы старые от времени, с нечёткими ликами святых и всевозможные графические рисунки на дереве. Зарубин подошёл к концу очереди. Впереди всех стояла сутулая бабушка, которая держала в руках пакет с торчащей из него шубой, а за бабушкой стоял щуплый старичок, за старичком стояла пожилая женщина, которая прищуриваясь пыталась что-то разглядеть в своём кошельке. Зарубин встал за последней женщиной.

– Я хотела бы продать шубу, – сказала чуть дрожащим голосом первая в очереди старушка оценщице ломбарда, и суетно начала вынимать шубу из большого грязноватого пакета. Оценщица вышла из-за прилавка в зал и, глянув на заношенную фиолетовую шубу, что была пошита, видимо, ещё в Советском Союзе, громко сказала:

– Мы больше шубы не принимаем! Посмотрите, у нас уже нет места на вешалках, чтобы продавать их! – и приёмщица указала рукой на заполненные вешалки в зале. Возможно, приёмщица бы и приняла на продажу шубу старушки, но вид этой шубы был удручающим. На лице старушки отразилась растерянность, и она вдруг плаксиво произнесла:

– Милая, возьми, пожалуйста… Я много не попрошу… Мне бы хоть рублей двести получить…

– Что я с ней буду делать?! – громко возразила приёмщица вещей и возвращаясь за прилавок, тихо добавила: – Носят сюда всякий хлам, а потом попробуй продай его… Только место занимают своим старьём.

Старушка отошла со своей непринятой шубой в сторонку и, повернувшись спиной к людям в очереди, начала трогать шубу в пакете, чтобы или глубже вдавить её в пакет, или, наоборот, вытащить и продемонстрировать всем, что шуба у неё ещё вполне хорошая. Поняв бессмысленность своего прихода в ломбард, старушка присела от отчаяния на диванчик в центре зала так же спиной к людям и, – быстро взяв в рот один из двух концов платка на голове, что был завязан на подбородке, – тихо заплакала. Все лицо бабушки сморщилось от горечи. Зарубину захотелось дать женщине эти жалкие двести рублей, но у него не было и ста рублей в кармане. После сдачи своих запонок он мысленно решил сунуть в руки старушке незаметно необходимые ей двести рублей. Молодая приёмщица вещей на комиссию с лицом слегка полноватым от ежедневной вкусной еды механическим движением поправила золотые перстни и кольца усыпанные бриллиантовой крошкой на левой руке, прокручивая их на каждом пальце, потом тоже самое сделала с кольцами на правой руке, словно пытаясь убедится, что все её украшения на месте, затем ладонь правой руки положила заученным движением на грудь, где свисало множество подвесок и кулонов на золотых цепочках, и громко обратилась к щуплому старичку:

– Что у вас, дедушка?!.

– Вот… две ложки, – сказал старик и добавил, – они серебряные… Мы со старухой можем и простыми поесть… чай не баре… – Улыбнувшись в сторону очереди, видимо, за своё «чай не баре», дедушка протянул две почерневшие старинные ложки, связанные посредине цветной резинкой, что используют женщины для волос.

– Сейчас позову оценщицу по драгметаллам. Пройдите чуточку вперёд, вон к той витрине, – указала приёмщица на витрину, где на красном бархате под ярким освещением блестело множество продаваемых ювелирных украшений, похожих из далека на россыпи сказочных сокровищ.

Зарубин понял, что ему тоже, видимо, придётся подходить со своими запонками к приёмщице изделий из драгоценных металлов, поэтому последовал за старичком с ложками. Через минуту подошла приёмщица ювелирных изделий, уселась за витринами за маленький столик, включила яркую настольную лампу, надела на голову скобу с маленькой чёрной лупой и попросила пожилого человека передать ей свои ложки. Старичок протянул связанные ложки, но приёмщица потребовала подать ложки без связывающей резинки, что дедушка несколько суетно исполнил трясущимися руками. Сергей Николаевич Зарубин оглянулся в зал, чтобы посмотреть, что делает старушка со старенькой шубой и увидел, что её уже нет нигде. Зарубин пожалел, что не смог помочь бабушке с шубой, и в этот момент входная дверь в ломбард широко с шумом и громким перезвоном колокольчиков распахнулась, и внутрь влетели три человека с чёрными масками на лицах. Первый из тройки налётчиков стремительно подбежал к охраннику и ногой сбил того со стула, затем к горлу лежащего пожилого охранника подставил нож и тотчас из кобуры у него на боку попытался выдернуть пистолет, но это не получилось из-за того, что пистолет оказался прикреплён страховочным шнуром к ремню. Грабитель ловко перерезал ножом ремень на поясе у охранника и снял с разрезанного пояса кобуру вместе с пистолетом. Второй из нападающих подскочил к продавцам за прилавками и громко крикнул:

– Ограбление! Все на пол! Не дай бог, кто рискнёт нажать тревожную кнопку! Пристрелю на месте! – Он направил пистолет на ту приёмщицу вещей, что несколько минут назад отказала старушке в приёме шубы, затем быстро прошёл за прилавок по проходу для продавцов и за шею легко уложил обеих женщин на пол. Третий из нападающих оказался самым крупным человеком, который проскочил к тому прилавку, где стоял Зарубин за старичком на приём к оценщице драгоценных металлов, и также быстро уложил обоих на пол – Зарубина за шею, а старичка лёгким ударом по затылку, сказав при этом:

– Лежать и не двигаться, пердуны старые, иначе здесь и останетесь! – В правой руке здоровенный молодчик держал пистолет, а в левой – большую чёрную сумку, хотя он и без оружия смог бы всех заставить исполнять свои приказы. Затем верзила попробовал рукояткой пистолета сломать витрину с ювелирными украшениями, но убедившись, что стекло только все потрескалось, а не рассыпалось, проворно залез в чёрную сумку и достал из неё молоток, которым вдребезги расколотил все стёкла на четырёх витринах. Зарубин почувствовал, что ему на спину поставили сумку, а в сумку что-то торопливо бросают. Это здоровенный детина бросал в сумку ювелирные украшения вместе с бархатными дощечками из разбитых витрин. Старичок, который сдал ложки на проверку, лежал на полу с закрытыми глазами весь обсыпанный, как и Зарубин, осколками витринного стекла. Зарубину показалось, что старичок на полу очень бледный и не дышит. Оценщица ювелирных украшений легла грудью на столик, где стояла лампа и накрыла голову ладонями. Пожилая женщина, за которой в первой очереди стоял Зарубин, одна стояла на ногах посреди зала, растерянно озираясь и не зная, куда спрятаться. Она оказалась единственной на ногах среди клиентов и работников ломбарда, но разбойники из-за спешки не обращали на неё никакого внимания, как на мебель. Самый крупный налётчик, что опустошил витрины, взял сумку со спины Зарубина и, запрыгнув на сломанный прилавок, начал сгребать с настенных стеллажей серебряную посуду в эту сумку, включая, подносы, чайники, сахарницы, рюмки, подстаканники, вилки и ложки. Другой из нападавших поднял с пола приёмщицу, что не приняла шубу у старушки и сказал, чтобы она быстро открыла кассу, но увидев на ней несколько золотых цепочек, грубо рукой в перчатке сорвал их все с её шеи и положил в карман своей куртки, затем потребовал снять и все кольца с рук.

– Быстрее шевелись, сучка толстая! – прикрикнул грабитель и приёмщица лихорадочно, но не без труда, сняла все кольца и со слезами на глазах трясущимися руками передала всё налётчику. – Кассу открывай! – громко крикнул он, и женщина послушно открыла кассу, из которой парень в маске из чёрной вязанной шапочки с большими отверстиями для глаз выгреб все бумажные купюры.

Зарубин лежал на полу и глядел на камеру наблюдения, что располагалась на потолке в центре торгового зала. Сергей Николаевич почувствовал, что сейчас он искренне боится обратить на себя внимание или чем-то разозлить грабителей. «Вот сейчас рядом с возможной смертью, которая витает где-то близко около меня, я боюсь и лежу безропотно на полу и молю бога, чтобы не вызвать гнева у разбойников… которые легко могут меня пристрелить… Я с животным страхом лежу, опасаясь чем-то спровоцировать этих безжалостных и безрассудных людей с оружием. Почему они не боятся, а я боюсь?.. Что я в жизни не испробовал такого, ради чего стоит дорожить ей?.. Она все равно скоро закончится и стоит ли сейчас унижаться и покорно лежать на полу… как трусливое жалкое животное? Почему я боюсь?.. Может, потому, что у меня хорошее здоровье и я надеюсь успеть сделать своим дочерям что-то полезное? А может, не нужно лишать смысла жизнь дочерей? Они самостоятельно все для себя добудут, как когда-то и я, и будут закалены трудностями жизни?.. Нет! Я пытаюсь оправдать свою трусость и страх… Вот лежит старик с закрытыми глазами и возможно уже помер. От его тела несёт дерьмом и мочой – он несчастный, видимо, невольно обделался и обмочился от удара по затылку, когда лишился сознания и все его мышцы потеряли способность сжиматься и удерживать содержимое мочевого пузыря и прямой кишки… Зачем он дожил до восьмидесяти лет… чтобы в своём дерьме и моче умереть в ломбарде, куда пришёл сдавать от безденежья две старые и почерневшие от времени серебряные ложки, возможно, оставленных ему прародителями?.. А зачем я вчера примерял удавку?.. Я трус и позёр с театральными навыками, потому что в глубине души надеялся, что меня за этим занятием случайно застанет Татьяна и бросится от испуга уговаривать меня одуматься, не совершать глупости, и пообещает испуганно прекратить напоминать мне о работе… Я умышленно не закрылся тогда в комнате… Значит, я ещё долго не буду готов к уходу…» В этот момент кто-то из разбойников громко крикнул:

– Все! Уходим!! Быстро уходим!! – Все трое в масках подбежали к выходу и один из налётчиков пнул с силой по лицу лежащего седого и обезоруженного охранника. Удар был такой силы, что у пожилого человека из носа немедленно хлынула кровь. Молодчики скрылись в дверях и опять послышался особенно громкий перезвон колокольчиков. Зарубин медленно поднялся и отряхнулся от осколков витринного стекла, затем попробовал помочь подняться старику, что лежал рядом с ним с закрытыми глазами и с мертвецки бледным лицом, но дедушка никак не реагировал на попытку Зарубина поднять его, подобно мертвецу. Увидев вставшего с пола охранника с разбитым носом, Сергей Николаевич спросил:

– Может ли кто-нибудь вызвать «неотложку»?! У меня нет с собой телефона! Дед, по-моему, не дышит!

– Наташа, ты нажала тревожную кнопку?! – первое что, крикнул охранник той приёмщице, с чьей шеи грабитель сорвал золотые цепочки и забрал с её рук кольца. Охранник платком зажал рот и нос и белая ткань тут же пропиталась кровью.

– Сейчас только нажала… – ответила подавленная приёмщица Наташа охраннику, вытирая ладонью слёзы на глазах.

– Позвоните кто-нибудь в «Скорую помощь»! – крикнул Зарубин и вторая приёмщица стала набирать на своём мобильном телефоне номер «неотложки». Зарубин попытался нащупать на шее у старичка артерию, но пульс казался очень слабым и редким. Оценщица ювелирных изделий приподнялась со столика с лампой, держа в руках принятые серебряные ложки из рук старика, пульс у которого сейчас почти не прослушивался, и попросила Зарубина передать старичку на полу его ложки. Сергей Николаевич положил старому человеку ложки в боковой карман пальто. Женщина, которая оказалась одна на ногах во время разбойного нападения не могла произнести ни единого слова, а только, приложив ладони к щекам, потрясённая качала головой от всего того кошмара, что ей пришлось наблюдать в течение трёх или пяти минут нападения на ломбард. В этот момент опять пропели колокольчики на дверях и в торговый зал сначала заглянули, а потом робко вошли два полицейских в касках, с автоматами и в чёрных бронежилетах.

– Они убежали минут пять назад, – проговорил в платок охранник.

– Камеры при входе в ломбард работают? – спросил один из полицейских.

– Да, все камеры на улице и в зале работают, – сказал охранник, утирая нос, который стал меньше кровоточить. Полицейские начали выяснять у охранника приметы нападавших и после прояснения деталей один из них сказал, что они вызвали бригаду районных полицейских, а сами поедут посмотреть, не идут ли где-нибудь нападавшие пешком, в чем сами и усомнились, разумно предполагая, что такие разбои без транспорта вряд ли совершаются. Через пятнадцать минут в ломбард прибыла оперативная группа полицейских и «неотложка». Только через два часа Зарубин ушёл из ломбарда после опроса всех присутствующих свидетелей при нападении. Старичка на носилках унесли в машину «Скорой помощи». Придя домой, Зарубин разделся в прихожей и пошёл в свою комнату прилечь на несколько минут. Он был потрясен, но ничего не сказал Татьяне Федоровне, чтобы не посвящать её в его намерение продать запонки и заколку для галстука, которые остались лежать в боковом кармане его куртки.