Читать книгу Камуфлет - Олег Айрашин - Страница 3

Неужто удар «Тойотой» способен мозги прочистить? Будто глаза открываются: вот-вот гнетущая задача разрешится. Откуда предчувствие? Да не раз бывало: думаешь о нерешённом – и внутри возникает музыка. И вослед – катарсис. Сейчас звучит Брамс, Третья симфония. И часть тоже третья – аллегретто.

Итак, поднимаюсь по Театральному проезду к Лубянке. Светит нежаркое августовское солнце, внутри волнами качаются нежные звуки скрипок.

Обожаю Третью Брамса, не всю, а именно аллегретто. И вот сейчас поёт внутри. Решение рядом!

На Лубянке не был лет двадцать. Надо же, пустота в центре площади: раньше возвышался памятник Дзержинскому. А теперь только клумба.

И ничего не сохранилось? А что за скверик в начале Новой площади? Какой-то стенд…

«За годы террора в Москве по ложным политическим обвинениям были расстреляны 40 тысяч человек…»

Господи, целый городок. И не в далёкой Сибири, а прямо в столице. Куда же трупы-то девали? А, вот. Сначала хоронили на кладбище Яузской больницы, затем на Ваганьковском. Потом стали сжигать. Но Донской крематорий – далеко не Освенцим, и с 1937-го снова закапывали (слово хоронить здесь неуместно) на двух секретных полигонах НКВД. Ну, страна!

Присесть бы куда; а, вот – две лавчонки. Даже не лавочки, а железные остовы, покрытые кузбасс-лаком. Сиденья отсутствуют. Ну да, поставь настоящие скамейки – тут же окурков набросают. А так – не рассидишься.

Опустился на правую. Во-от он – Самый Высокий Дом: «Отсюда всю Колыму видать», говаривали в прежние времена. Девять этажей, верхние глухие; гордый шпиль, часы с чёрными стрелками.

Что-то поменялось, случилось важное. Вот он! Я узнал его, узнал сразу. Но откуда же появился? Да ведь ясно же: о т т у д а. Столь ослепительно белая шевелюра могла быть только у одного человека. Яркие, как снег, волосы, плюс Дом – таких совпадений не бывает. Точно, он. Белый.

Он собирался нырнуть в подземный переход. Я чуть не закричал – через всю площадь. Куда пропал? А, зашёл в книжный, «Библио-Глобус». Можно не спешить, никуда мой знакомец теперь не денется.

Белый был из той жизни. Насыщенной страстями, голодной и счастливой. Где чуть не все девчонки были восхитительны и желанны. Рубль был деньгами, а доллар – преступной мечтой. Где обычный обед – три пончика-два чая; а три пива-два гарнира – обед воскресный. Та жизнь длилась долгие четыре года и вместила едва ли не большую часть моего века.

Встретиться с Белым хотелось давно. Не потому, что мы были друзьями: именно с ним, Белым, были связаны яркие моменты той жизни. Смотри-ка, ни разу не произнес: Толя, Толя Ратников. Тогда мы не звали друг друга по именам.

Интересно, а меня он узнает?

Но вот Белый вышел из книжного. Куда же теперь? Впереди лишь небольшие магазинчики. Так, открыл дверь…

Ага, он же увлекался холодным оружием: штыки, кинжалы, сабли. А здесь торгуют золингеновскими ножами. Подождём.

Десятки лет ту жизнь почти не вспоминал. Но стоило увидеть однокашника – картина проявилась.

* * *

А что вытворял Белый с финским ножом! Атрейский способ он демонстрировал по выходным, когда почти все обитатели сваливали из общаги. Кроме нас двоих обычно оставались Корчём, Шплинт и Тилибом. Выйдя в длинный коридор, на всякий случай стучали в ближайшие комнаты.

Изюминка заключалась в технике метания. Не только рабочая рука – всё тело в миг броска напоминало змею, а ещё больше – кнут. Роль кнутовища играли ноги, до бедер, а корпус и рука набирали разгон по возрастающей.

– Теоретически, – изрекал Белый, – скорость может быть и звуковая. Лимитирует прочность руки. А реально – двести метров в секунду.

Кто-то спросил: можно ли увернуться?

Белый улыбнулся:

– Ребята, шансик один-единственный. Следите за его бёдрами. Нужно уловить начало разгона. Если противник в плохой форме или небрежничает, надежда есть. Такая вот ситуёвина.

Проверять на себе решался лишь Корчём.

Итак, собравшись в коридоре, стучали в двери: не выскочил бы кто под нож. Корчём облачался в доспехи; на область сердца, поверх самодельного бронежилета привязывали пару конспектов – чтобы не портить броник.

Белый отходил на двадцать футов (шесть метров), вынимал сталь из ножен; вращение бёдрами повторял всё быстрее. Но то была лишь примерка.

Потом Белый, странно усмехаясь, убирал финарь обратно; на свет появлялся другой, с тупым концом. Мгновенный толчок бёдрами, тело сжимается в плотный комок мышц, хлёсткий взмах рукой и – страшный, пронзительный крик:

…и – й – Я!!!

Короткий свист рассекаемого воздуха.

Заканчивалось всегда одинаково. Чудовищный удар сшибал Корчёма с ног. Бедолага медленно поднимался; шатаясь, как пьяный, тряс головой, орал отнюдь не благим матом: это неправильно, так не должно быть, мешают доспехи (плохому танцору…). И всегда нож торчал из центра конспекта.

А что так не должно быть – мы давно сообразили, в чём дело. Простоватый Корчём не мог дотумкать: Белый тоже следит за его бёдрами и заранее знает, в какую сторону тот бросится. Но наш недоумок не пытался финтить или скрывать намерения.

Теперь думаю: от настоящего финна и кевлар бы не спас. Разве что новейший бронежилет с насыпными пластинами на основе микросфер из нитрида бора. Но тогда и о кевларе-то слыхом не слыхивали.

А позже Белый потряс нас иначе. Объявил между делом, что мечтает о Высшей школе КГБ, чтобы в разведку.

Смелое заявление. В те времена «Семнадцать мгновений весны» ещё не вышли на экран; зато каждый третий анекдот был про товарища майора, да и аббревиатура КГБ прочно связывалась со словом сексот, или стукач.

Но насчёт Белого сомнений не возникло, мы просто приняли к сведению. И никаких шуточек типа: «А кто у нас работает в органах, но не гинеколог?»

В конце концов Белый добился своего и потом, по слухам, ему довелось послужить нелегалом где-то на Западе. А вернувшись, определился на Лубянку.

Выйдя из магазина, Белый двинулся вперёд, даже не оглянувшись. Тоже мне, чекист. Ладно, хватит в догонялки играть.

– Белый!

Реакция ещё та: полсекунды на разворот, секунда, чтобы узнать, и – прежняя ослепительная улыбка. Вспомнилось, с огромным радиусом поражения особей женского пола.

Итак, секунда – и:

– Костя?

Назвал, как прежде!

Конечно, хлопки по спине, взаимное лицезрение.

Волнистые и не просто белые – сверкающие белизной волосы. Контраст между широкими плечами и узкими бёдрами; классический перевернутый треугольник – куда там нынешним бегемотистым качкам. Во всём облике – энергия и молодость.

По-прежнему напоминает закрученную туго пружину, всегда готовую развернуться. Сидящий как влитой серый костюм из тонкой шерсти, белая сорочка, синеватый галстук – а вот таким я Белого не видел. Красавец.

А дальше пошло нестандартно. Никаких там: «Надо бы посидеть»; «Да, конечно… Так, сегодня занят, позвоню завтра, встретимся обязательно».

– Вот что, Костя, давай-ка отметим встречу, – как решённое дело.

– Само собой. А ты в Москве как? Живёшь или проездом?

– Живу, живу. У меня тут две квартиры, так что сразу ко мне.

– Две квартиры в Москве? Понимаю. Одна кооперативная, другая конспиративная.

Он расхохотался.

– Нет уж, Белый, давай-ка лучше ко мне, в гостиницу. Сам подумай, как мне потом возвращаться? Если мы хорошо посидим? Ваши жадные менты на каждом углу будут интересоваться моей персоной.

– У меня заночуешь, без проблем. Или такси вызовем.

– Извини, люблю ночевать на своём месте. Поехали?

– Ладно, уговорил. На метро, что ли?

В подземке не повезло: сразу попали в плотную толпу. Но Белый словно и не замечал преграды. Он ввинчивался в людские потоки, легко, как навазелиненный, проскальзывая вперёд. И что интересно: никаких толчков локтями и прочего хамства.

Потом спрошу, как удаётся. Ах, не зря во мне звучал Брамс, не зря!

Это ж надо, поговорю с настоящим шпионом, пусть и бывшим, узнаю секреты из первых рук. Мало ли что пишут в романах да в кино крутят.

Выйдя из метро, сходу зашли в гастроном. Однако и тут случилась очередь. В ожидании поглядывали друг на друга, и зуд мой усиливался.

Нелегал – это не хухры-мухры. Тайные встречи с агентами, уход от преследования, явки и пароли. Шикарные женщины и охренительные машины. Фотоаппарат, замаскированный в галстуке, стреляющая авторучка…

…Хочешь проверить, нет ли за тобой слежки – включи левый поворот, а сам поверни направо.

…Хорошо отрываться у железнодорожного полотна.

– Как я вас узнаю?

– Под мышкой я буду держать мотороллер «Тула».

– Спички есть?

– Отсырели.

– Здесь посылают ракеты на Марс?

– …Костя, Костя?

– А?

– Что берём? Давай «Бостон»? Питерская штучка, мягкая.

Ага, мы теперь обожаем питерское.

– Давай лучше «Гостиный двор – хлебную». Тмином пахнет, сама пьётся, без закуски. И тоже, кстати, питерская.

Он хмыкнул. В итоге взяли ноль-пять «Бостона» и ноль-семь «Гостиного Двора». И закуски, попроще. Так захотелось, попроще.