Читать книгу Гренадер - Олег Быстров - Страница 5

Авангард Третьей гвардейской дивизии в составе двадцать второго пехотного полка двигался ко Львову. Два стрелковых взвода, усиленные танками и отделением гренадеров в качестве разведки, шли впереди боевым дозором. До Золочёва колонна шла быстрым маршем. Дорога здесь была вполне приличная. Построенная ещё во времена австрийского владычества, она и поляками поддерживалась в должном состоянии. Мелькали одноэтажные домишки окраин, утопающие в яблоневых и грушевых садах, резные наличники, палисадники, «журавли» у колодцев.

Здесь обитали в основном украинцы и белорусы, русских они встречали с радостью. Выходили из домов: расшитые воротники, рубахи навыпуск, заправленные в начищенные сапоги шаровары. Снимали шляпы, кланялись. Или приветливо махали этими самыми шляпами русским воинам, женщины в нарядных сарафанах махали платками.

Колонна в три лёгких танка «Витязь» и в четыре трёхосных грузовика «Геркулес», выпущенных «Руссо-Балтом» специально для армии, вошла вглубь городка. Гремя траками, скрипя тормозами и поднимая тучи пыли, машины остановились на центральной площади, среди добротных каменных домов с высокими окнами и черепичными крышами, с лепниной и балконами. Пестрели вывески магазинов на польском и немецком языках. Костёл расположился немного наособицу, и легко угадывалась ратуша.

Но пусто было на площади и на улицах. Не гремели повозки по брусчатке мостовых, не гудели клаксонами авто. Не останавливались на тротуарах степенные паны в обязательных костюмах, при галстуках и с тросточками. Не спешили на рынок и в магазины женщины в расшитых блузах и юбках до пят. Тишина – настороженная, недобрая, угрожающая, как ружейный ствол, мелькнувший между кустов.

Лишь кое-где колыхнётся занавеска в окне, выдавая опасливое любопытство.

С брони танков посыпались пропитанные пылью и запахом солярки гренадеры. Тут же начали разбегаться по периметру площади, поводя стволами автоматов. Из люков высовывались чумазые от машинного масла танкисты, но машины покидать не спешили. Пулемёты на башнях зорко присматривали за окрестностями. Пехотинцы ловко прыгали через борта грузовиков, командиры выставляли боевое охранение. Мы на чужой территории, ребята, не терять бдительности!

Все чувствовали разницу. В Винницу входили, эх, как весело! Никакой стрельбы, наоборот, украинцы встречали русские войска как освободителей, избавителей от опостылевшей польской колонизации. Люди гурьбой валили на улицы. Цветы, улыбки, ладони, протянутые для рукопожатия. Всюду приветливые лица, здравицы на русском и украинском языках.

Немногочисленный польский гарнизон покинул город накануне. Люди в военной форме сели в грузовики немецкого производства, на украинских лошадей, и только пыль взметнулась на дороге, ведущей в «укохани Польска». Вместе с военными укатили и чины городской администрации, наместники и управляющие из Варшавы. Скатертью дорожка! Отряды самообороны, набранные прежней властью в основном из украинцев, распались сами собой. Оборонцы просто разошлись по домам.

Далее на пути полка лежали Проскуров, Волочиск и Тарнополь, и если в Проскурове ещё встречали цветами и улыбками, то от Волочиска начиналась Галиция. Долгое время была она австрийской, позднее – польской. Здесь перемешались русские и украинцы, поляки и евреи, белорусы и немцы. Но ополячивание славян проводилось настойчиво и жёстко: закрывались русские и украинские школы, православные церкви, повсеместно насаждалось всё инородное. Даже газеты издавались исключительно на польском языке. И всё же премьер-министр Колчак считал этот край частью Российской империи. И потому был дан приказ двигаться на запад.

Солдаты чувствовали: они на недружественной территории. И чем глубже продвигался полк в извечно спорные земли, тем отчётливее нарастало напряжение. Галиция затаилась. Галиция насторожилась. В Зборове уже имелась многочисленная польская община, появились немцы. Ни те ни другие не встречали русские танки цветами. Всё чаще попадались польские хутора, притихшие, будто не замечающие движения войск. Лишь изредка выйдет к плетню кто-то серый, безликий, посмотрит из-под шляпы с недобрым прищуром на пылящую колонну да сплюнет под ноги…

Впрочем, сопротивления не оказывали. Не появлялись из-за домишек пригибающиеся фигуры в защитной форме с оружием на изготовку, не звучали команды «К бою!», не взрёвывали моторы, не захлёбывался на чердаке пулемёт, не стреляли из окон и подворотен.

Летняя тишина плыла над полями и перелесками Галиции – сухая и пыльная. Время было здесь подобно стоячей воде, и даже грохот танковых моторов не мог изменить его едва заметного течения.

Колонна стала. Штабс-капитан Столбов, командующий дозором, подозвал командира гренадеров прапорщика Никифорова:

– Не нравится мне эта тишина, господин прапорщик. Или встречали бы хлебом-солью, или уже пальнули б на подходе. Всё понятнее, кто друг, а кто враг. Но краткий привал сделать необходимо. Пусть бойцы пожуют сухой паёк, танкисты зальют воду в радиаторы. Да и осмотримся заодно…

Никифоров был согласен со штабс-капитаном.

Разведданные, доведённые до войск перед наступлением, указывали, что сильных гарнизонов и войсковых соединений противника на территории Волыни, Подолии и Галиции нет. Пограничная стража тоже походила, скорее, на таможенных чиновников, чем на защитников рубежей. И всё же полное отсутствие хоть какой-то реакции на движение войск смущало. Создавалось впечатление, что подразделения Войска Польского получают приказ на отход лишь чуть приблизятся «Витязи» и «Геркулесы» русских.

Столбов закурил папиросу, прищурился от табачного дыма:

– Но для вас у меня есть особое задание. Пока мы здесь оглядимся, сажайте-ка вы своих архангелов на броню одного «Витязя» и прокатитесь километров тридцать. Как раз полпути до Львова. Посмотрите обстановку, доложите по радио. Если что, в бой не вступать, определить силы противника, доложить и ждать подкрепления. Вы, гренадеры, горячие головы. Знаю. Но прошу, даже приказываю, как командир дозора: только разведка.

– Слушаюсь! – козырнул Никифоров. – Всё сделаем в лучшем виде, господин штабс-капитан.

– Надеюсь. Ну с Богом, орлы. Стояла середина августа 1939 года.

За городом дорога пошла прямая как стрела. «Витязь» даром что считается лёгким танком – восемь тонн брони! – бодро врубался траками в гладкое дорожное полотно, покачивая коротким хоботом сорокапятимиллиметровой пушки. Скорость танкисты держали невысокую, так чтобы было время среагировать на неожиданности.

Никифоров взял в разведку две тройки. Сейчас его бойцы прилепились к броне, поглядывая по сторонам, держали наготове свои «пятёрочки». С обеих сторон дороги простирались поля, перемежающиеся рощицами и перелесками. Никакого движения вокруг не наблюдалось. Картина представлялась самая что ни на есть мирная, хотя на душе у прапорщика Никифорова было неспокойно. Не верилось, что русские войска пройдут по всей Галиции гуляючи, словно по бульвару. Пока возвращение отданных когда-то территорий происходило легко и без потерь, но теперь начиналась Польша. Ляхи всегда считали Галицию своей землёй. Где же все-таки польская регулярная армия? Где боеспособные части, готовые выступить навстречу вторгающимся российским войскам?

Или поляки надеются на французов? Ну не на немцев же! Те сами зубки точат на привисленские пространства, глядят на восток. Сегодня в политике понимают все – от генерала до рядового. Недаром в роте что ни день – беседа, обсуждение, и всегда с комвзвода во главе, а то и с ротным. Тем более странной казалась эта тишина вокруг. Будто русские танки приехали в Галицию покататься по городам и весям ради любопытства.

Только подумал, и в следующий миг у недалёкого перелеска зашевелилось, а следом из-за деревьев вымахнули всадники. Они неторопливо рысили по полю примерно в полукилометре от танка. Никифоров взялся за бинокль – польские уланы. Неполный взвод, десяток конников с пиками, саблями, карабинами за плечами. Солнце тускло отсвечивало на касках слегка приплюснутой формы, а на шевронах хорошо различался характерный польский зигзаг, прошитый серебряной нитью.

Неожиданно кавалеристы встали, не приближаясь к дороге. Гарцевали под всадниками породистые скакуны, но на подготовку к атаке это не походило. Никто не потянул с плеча карабин, не изготовил пику или другое оружие – никаких враждебных намерений.

«Витязь» сбавил ход, поворачивая орудийный ствол, потом и вовсе остановился. В Меморандуме государя говорилось о возвращении отторгнутых у России территорий за недействительностью предыдущих договорённостей, но официального объявления войны не было. Боевых действий по ходу движения войск не отмечалось, не считая двух-трёх мелких перестрелок с националистами на Волыни. Русские части катилась свободно и широко, и так же легко, без единого выстрела откатывалось Войско Польское. И вот уланы…

Тем временем всадники съехались в кучу. Что делали, было не разглядеть. Но вот разъехались, разделившись примерно поровну и оставив между собой двоих пеших. Дальше началось странное, а потом и страшное.

Один улан стал, широко расставив ноги. На плечо вскинул нечто длинное, похожее на трубу, но с квадратным щитком посередине, точно как у пулемёта «максим», только поменьше. Приладил и начал выцеливать. Второй, с неким непонятным предметом в руках, отступил на метр от первого, проделывая с тем самым предметом какие-то действия – то ли кнопки нажимал, то ли рычажки двигал.

Никифоров слышал о конной артиллерии поляков. Так что, перед ним сейчас она и есть? Сказать по правде, на артиллерию это походило мало. Ручных пушек прапорщик отродясь не видал, да и какой выстрел можно произвести с плеча? Что за калибр у поляков, смех один?!

Пока гренадер соображал и удивлялся, из конца ярко полыхнуло с глухим хлопком, и в сторону танка рванула шипящая дымная полоса. Она стремительно приближалась по пологой дуге и – Никифоров мог бы поклясться – выписывала в воздухе лёгкие зигзаги, будто чья-то невидимая рука слегка подправляла движение.

Ещё не понимая, не осмысливая происходящего, но инстинктом бойца угадывая в этом странном, ни на что не похожем движущемся дыму смертельную опасность, прапорщик гаркнул:

– С брони!

Услышали его или нет, Никифоров уже не узнал. Жуткая полоса воткнулась прямо под башню «Витязя», чудовищный взрыв сотряс пространство. Вспышка ослепила, а горячая тугая волна подняла прапорщика и швырнула через дорогу. Каким-то чудом он не потерял сознания и видел – в полёте видел! – как восьмитонный «Витязь», весь в клубах дыма, приподнялся, как взнузданный скакун. Башню сорвало, будто пробку из шампанского, и снесло в придорожный кювет.

На одну бесконечную секунду танк завис в неестественном положении, а потом рухнул на гусеницы, изрыгая из своего нутра языки рыжего пламени и облака чёрного жирного дыма. Изломанными тряпичными куклами разлетались в стороны гренадеры.

Тут тело прапорщика Никифорова приложило об землю, аж дух выбило из груди. Несколько долгих, тягучих мгновений он ещё видел над собой голубое летнее небо в мазках чёрного дыма, потом сознание померкло.

Галиция сделала русским первое предупреждение.

К вечеру того же дня передовые части двадцать второго полка занимали Львов. Город молча, без единого выстрела впустил войска. Польская армия покинула окраины за несколько часов до того, как там появился русский авангард…

Происшествию на дороге близ Золочёва предшествовал ряд важнейших событий, малоизвестных широкому кругу государственных деятелей Российской империи, но сыгравших в дальнейшем решающую роль. Началось всё в июне.

Адмирал Колчак потребовал новый стакан чая – погорячее и покрепче. Адъютант, как по привычке называл премьер секретаря, бесшумно заменил стакан в серебряном подстаканнике. Адмирал любил именно так – не новомодный кофе в миниатюрных чашечках, а крепкий, горячий сладкий чай. И непременно из стакана, поставленного в подстаканник.

Премьер кивнул, адъютант испарился.

Серебряный имперский орёл на подстаканнике гордо воздел обе своих головы. Вот только можно ли Россию сегодня по праву называть империей?

Премьер невольно посмотрел на карту вполстены, сейчас занавешенную. Что толку раздёргивать шторки? Он знает расклад назубок, во сне порой видит. На севере Финляндия с прихваченными бывшими российскими территориями – Карелией и Кольским полуостровом. Под боком у Суоми Союз Прибалтийских Государств – Эстония, Латвия и Литва, лишённая Виленской области. Тот ещё, кстати говоря, камешек преткновения. На западе Польша, окружённая со всех сторон, кроме границы с Россией, – Германией, протекторатами Богемия и Моравия, марионеточной Словакией. И там наши бывшие земли.

Рейх пухнет, как паук, сосущий чужую кровь, а страны Антанты либо не могут, либо не хотят этому помешать. Притом что Россия, долженствующая по праву участвовать в политической жизни Европы, сделать сего не может. Не допущена-с!

Колчак встал, одёрнул мундир. Он так и не изменил адмиральской форме. Прошёлся, разминая плечи, по своему обширному, аскетически обставленному кабинету. Вот только шёлковые шпалеры в простенках. С видами моря и парусников. Ностальжи, мон ами?

В сентябре тридцать восьмого, считал Колчак, ситуация еще полностью не созрела. Чехословакия питала опасные иллюзии защищённости, уповая на связи с Англией. Польша слишком надеялась на Францию. И все вместе боялись России едва ли не больше, чем Германии. Тогда можно было лишь показать коготочки.

Для этого отправили гренадеров в Чехословакию, и те выполнили свой долг с честью. Однако все планы смешало предательство самих европейцев. Испугались, надавили на президента Бенеша, и тот сдал вначале Судеты, а потом и всю Чехословакию. Кровь русских солдат пролилась зря. Впрочем, нет, не зря. Многие после этого поняли, на что способны российские воины. И пришло наконец время обнажить клыки.

Только что он отпустил Деникина, Куропаткина и Злобина, начальника разведки Генштаба. Его представил Деникин, и генерал понравился премьеру своей вдумчивостью и дотошностью. Долго совещались: всё обсудили, взвесили, прикинули ожидаемые противостояния и возможные последствия и сошлись в едином мнении – пора. Теперь, прокрутив в голове всё с самого начала, Колчак и для себя решил окончательно, что лучшего случая не представится. А если так, то надо действовать.

Премьер взялся за серебряный колокольчик, раздался мелодичный перезвон. Комендант предлагал провести к секретарю электрический звонок, мол, так сейчас везде делают. Колчак отказался. Разве сравнится прелесть колокольца с дребезжанием электрического приспособления?

Дверь скрипнула, появился адъютант.

– Всё готово?

– Так точно, ваше высокопревосходительство. Машина ждёт.

На столе остался нетронутый чай в серебряном подстаканнике.

Скорый поезд «Орлан» покрывает расстояние от Москвы до Петрограда за неполные десять часов. Адмирал поспал, усилием воли отбросив мысли о делах. Наутро шестидесятипятилетний премьер-министр выглядел свежим и подтянутым.

«Мерседес-770», или «Гросс-Мерседес», как называли его немцы, быстро домчал Колчака от вокзала к Александровскому дворцу. Колчак знал – несмотря на раннее время, государь уже на ногах. Долго нежиться в постели, даже при своей любви к балам и приёмам, было не в привычках Михаила Второго.

Премьер нашёл императора в гараже за осмотром новенького «ситроена» модели «Traction Avant». Этот серийный экземпляр французы изготовили специально для русского царя с учётом целого ряда пожеланий. Практически под заказ. Насилу оторвав монарха от лакированного чуда, Колчак увлёк его в рабочий кабинет и настоял на том, чтобы государь выслушал своего первого министра безотлагательно.

– Ваше императорское величество, международное положение требует вашего немедленного участия, – напористо начал премьер. – Расклад сил на сегодняшний день таков, что мы имеем выгодную возможность восстановить свою территориальную целостность и прекратить грабёж: русских земель всеми этими «Бритиш Петролеум», «Минье Франсез» и прочими «Фильдер».

– Александр Васильевич, не горячитесь, дорогой мой, – рассеянно ответствовал царь. – Сколько мне помнится, и территориальные претензии, и концессии иностранных компаний закреплены юридически в соответствующих документах.

– Совершенно верно, ваше величество. – Премьер чуть наклонил голову, будто собирался боднуть своего царя. – Однако в договорах есть существенный момент, все они составлены и подписаны с точки зрения союзнического пакта со странами Антанты. События в Чехословакии показали, что мнение России в современной политике Западом не учитывается. Нас не принимают в расчёт при заключении договоров по европейской безопасности, не допускают на конференции и саммиты. Англия и Франция делают вид, что российской политической воли просто не существует. Можно ли назвать подобные отношения союзническими?

Монарх задумчиво пожевал губами. То, что страна не принимает активного участия в европейской политике, устраивало его. Он сам активно устранялся от политической жизни страны.

Колчак нажал:

– Государь, Европа сейчас как паровой котёл, а стрелка манометра давно пересекла красную черту. Позволю себе напомнить некоторые события последних месяцев, напрямую влияющие на расстановку сил. После мартовского захвата Чехословакии в Виленском воеводстве чрезвычайно активизируется партия «Балтийский Ястреб» во главе с её лидером Валдисом Куршнисом. Одновременно в Вильно через Эстонию и Латвию начинает поступать оружие из Финляндии. В Эстонии проходят подготовку литовские стрелки. Уже в апреле при поддержке военных формирований «Балтийский Ястреб» захватывает власть, и первое, что делает Куршнис: требует присоединения Виленской области к Литве. От имени населения Вильно, разумеется. А Литва, приняв предложение, тут же вступает в Союз Прибалтийских Государств. И всё это с благословления Хельсинки. Широко известно, СБГ может существовать лишь под патронатом финнов. Поляки консультируются с Парижем, поддержки не получают и вынуждены проглотить горькую пилюлю.

Государь молчал, но слушал внимательно, чуть покачивая головой в такт словам министра.

– В то же время, – продолжал премьер, – в Кенигсберге приходит к власти партия «Единство» с Гербертом Штоссом во главе. Полный близнец генлейновской партии в Судетах. В мае Штосе проводит всенародный референдум, на основе которого обращается к Гитлеру с просьбой включить Восточную Пруссию в состав Рейха. Нацистское правительство заявляет о своих претензиях на «польский коридор» и Данциг, в противном случае угрожая Польше полномасштабной военной операцией. Пруссия и Данциг становятся немецкими, и поляки глотают и эту пилюлю. А теперь, по нашим данным, Рыдз-Смигла и Бек ведут активные переговоры с Риббентропом. Апофеоз: поляки сами рвутся в объятия германского фюрера, и эти объятия, не приходится сомневаться, будут распахнуты.[1]

– Вы хотите сказать, что интересы Гитлера могут полностью повернуть на запад?

– Да, государь. Но только в том случае, если Россия выкажет твёрдую политическую линию и заявит о себе самым решительным образом.

– И каким же видится вам, Александр Васильевич, этот «решительный образ»?

– Ваше императорское величество, мы обсудили положение с военным министром и министром иностранных дел и пришли к единому мнению: Россия имеет полное моральное и юридическое право выразить вотум недоверия союзническим обязательствам, а также аннулировать предыдущие договорённости, чтобы восстановить свои территории на Украине и в Белоруссии. Это наша земля, ваше величество, там живут русские люди и братские нам народы. Коль европейская система безопасности не может оградить их от угрозы вторжения гитлеровской Германии, это сделает Россия.

– То есть вы предлагаете ввести на Украину и в Белоруссию войска?

– Так точно, до линии Станислав – Львов– Брест – Гродно. По сути, всё та же линия Керзона. Ничего нового и неожиданного.

– Польша может воспротивиться подобному шагу. Если они попросят помощи у французов? Или у тех же немцев?

– Парижу Варшава больше не доверяет, иначе не шепталась бы с Берлином. Да и самим французам не до того. Концентрация частей вермахта у линии Мажино и на границе с Бельгией такова, что впору серьёзно думать о собственной безопасности. Немцам воевать на два фронта тоже не с руки. По данным разведки, ваше величество, крупных армейских соединений на территории Украины и Белоруссии нет, и помощь туда быстро не перебросить. Поэтому – тем более! – медлить нельзя. Необходим Меморандум, обращение к правительствам стран Европы. И ввод войск. Если кто-то попытается встать у нас на пути… Что ж… Армия готова. На западных границах сейчас сконцентрированы значительные силы. И командующий есть.

Император приподнял бровь.

– Генерал-лейтенант Тухачевский, – ответил на невысказанный вопрос премьер. – Со времён Судетского кризиса командует Западным военным округом. В случае необходимости будет командующим Западным фронтом.

– Вы меня убедили, Александр Васильевич. Приступайте к составлению соответствующих документов… – В глазах Михаила Александровича, российского императора, появилась неподдельная тоска.

– Проект готов, ваше величество, – Колчак вынул из принесенной папки несколько листов бумаги. – Соблаговолите внести угодные вам коррективы и завизировать монаршей волей.

– Ну слава Богу, – обрадовался царь. – Право слово, Александр Васильевич, я счастлив иметь такого премьера. Оставляйте бумаги, ознакомлюсь в ближайшее время…

Взгляд его величества соскальзывал к окну, где в отдалении виднелся гараж:. Государю не терпелось вернуться к новому «ситроену».