Читать книгу Преодоление времени. Эпизод 1. Классическая механика четвертого измерения - Олег Буяльский - Страница 2

Жизнь состоит из строительных кирпичей парадоксов, один из которых – нет времени задуматься о времени.

Обстоятельства давят: работа, семья, дети, хобби и неосуществимые желания, которые мутным туманом клубятся внутри или осаживаются на дно души тяжелым глиняным осадком.

Этот осадок заваливает окна нижних этажей сознания так же, как «культурный слой» закапывает по пояс в землю окна первых этажей старых зданий в центре Санкт-Петербурга.

Поэтому англосаксы назвали первый этаж «земляным» – «ground floor»?

А французы более ориентированы на цивилизацию? Ведь их первый этаж – rez-de-chaussée, в звучании которого явно угадывается «шоссе» с его асфальтом и выхлопными газами автомобилей.

Гости Северной столицы удивляются и недоумевают. Из-под асфальта современности выглядывает половинка окна, бывшего когда-то на первом этаже. Чтобы войти вовнутрь, – надо спуститься по ступенькам вниз.

«Faut-il se perdre pour se trouver?» – спрашивает реклама «Люфтганзы», что висит на здании торгового центра «Четыре сезона» в парижском деловом районе La Defense. – «Надо ли потеряться, чтобы найти себя?»

Понятно, что летчики, и бизнесмены авиаперевозок не задают риторические вопросы просто так.

«Состояние полета меняет все!» – вот их ответ, на который они намекают большими неоновыми буквами.

– Как это могло произойти? – спрашивает озадаченный турист в Петербурге. – О чем думали строители прошлого? Неужели нельзя было построить нормально, чтобы окна были над землей.

– Культурный слой, – отвечают знатоки. – Века истории оставляют за собой кучи мусора. Осадки, пыль дорог, фантики от конфет, – и корка земли поднимается, как тесто на дрожжах. Первым этажам всегда не везет. Культурный слой заваливает их в первую очередь. Постепенно культурных отложений становится так много, что из-за них уже не рассмотреть «ткань настоящего». Красота во взгляде, но взгляду мало что видно. Мешает глина истории. Чтобы что-то увидеть, надо подниматься этажом выше. Чтобы решить проблему, надо изменить точку обзора. Чтобы понять, как и что «здесь и сейчас», – надо перейти в другую систему координат.

– Ой ли!? – говорит сомневающийся. – Как-то подозрительно… Неужели предки оставили после себя столько мусора.

– Тьма веков непроницаема, – говорят знатоки. – Прошлое еще менее предсказуемо, чем будущее.

– Как это так?

– Это все из-за квантовой неопределенности. Волны вероятностей накладываются друг на друга и показывают интерференционную картинку возможностей. Так происходит до того самого момента, когда мы делаем выбор. Картинка штрих-кода наловившихся друг на друга волн – превращается в мишень, которую дырявят фотоны света, превратившись, вдруг, из волны в жесткие безжалостные частички реальности.

Присутствие экспериментатора влияет на результат эксперимента. Акт измерения следует за актом выбора. Измеряя, мы уже во многом знаем, что увидим. Красота – во взгляде. Музыка – в слухе. Чтобы родился один сценарий, все другие должны умереть. Боливар быстро выдыхается, он не может нести всех сразу.

«Bolivar, he’s plenty tired, and he can’t carry double», – спокойно констатирует герой рассказа О. Генри «Дороги, которые мы выбираем». – «Боливар устал, он не выдержит двоих».

Герой рассказа столкнулся с непростым выбором между дружбой, выгодой и жизнью.

– Какой ужасный выбор! Неужели невозможно его избежать?

– В теории – все возможно. В 1959 году Хью Эверетт встретился в Копенгагене с Нильсом Бором2.

Физики – тоже люди. Собрались на вечеринку, выпили, закусили.

Что пили – история умалчивает, но после этой встречи Эверетт придумал теорию ветвящихся вселенных.

Каждая возможность осуществляется. Если не в этом мире, то в каком-то другом. Правда вселенных получается очень много, – столько, что и не сосчитать.

Das ist fantastisch!

Но звучит как-то нереально… Множественные вселенные, все возможности осуществляются… Просто Вадим Зеланд какой-то и «Трансферинг реальности».

«Все эти „практики“ пишутся теми, у кого и так все есть», – говорят скептики и мизантропы. – «Деньги к деньгам. А кто был никем, то ни хрена иметь не будет».

Другие физики отнеслись к идеям ветвящихся вселенных скептически, включая и самого Бора.

Не найдя признания своих идей, Эверетт покинул физику и занялся консультированием бизнеса в области математических методов оптимизации. Заработал на этом много денег.

Красота во взгляде, музыка – в слухе.

А что делать простому человеку?

В Питере, например, не сидят сложа руки, а делают из заваленных культурным слоем окон, – входы в магазины и кафе. А для лучшего обзора из других «заземленных» окон – копают приямки.

Питер – особый город, местные жители которого склонны к философическому осмыслению реальности. Злые языки говорят, что это из-за болотных испарений. «Нева» – по-фински – «болото».

Освальд Шпенглер в «Закате Европы» противопоставляет «крестьянина» Достоевского – «революционеру» Толстому. Достоевский «по Шпенглеру» – выразитель зарождающейся русско-сибирской цивилизации, магической по своей природе, а Толстой – «западник», наследник Петра Первого, продолжатель индивидуализма доктора Фауста и предтеча большевиков.

Не обошлось без парадоксов. Если для Шпенглера Толстой – западник, то для нас автор «Войны и мира» однозначно ассоциируется с «матушкой – Москвой – золотой – головой». Кое-кто до сих пор в шутку называет Москву «большой деревней», а сюжет «Преступления и наказания» – возможен только в декорациях Петербурга, о котором Шпенглер пишет, как о дымке, которая, кажется, вот-вот и – «уйдет с лица земли с туманом».

– Такое отношение не удивительно, – скажет кто-то. – Люди всегда завидовали чужому успеху, все необычное вызывает отторжение или осуждение. Если кто-то не похож на нас, то это – подозрительно, и не может быть объяснено иначе, как действием злобных сил.

– Может быть так и есть. Одно несомненно: приямок полу закопанного окна – это материальное воплощение идеи Платона о том, что человек живет как бы в пещере. В глубине пещеры горит огонь. Человек видит тени, которые люди, события и вещи отбрасывают на стену. Приямок – это маленькая пещера.

Платон использует аллегорию пещеры в 7 книге диалога «Государство»:

«Люди как бы находятся в подземном жилище наподобие пещеры… С малых лет у них там на ногах и на шее оковы, так что людям не двинуться с места, и видят они только то, что у них прямо перед глазами, ибо повернуть голову они не могут из-за этих оков. Люди обращены спиной к свету, исходящему от огня, который горит далеко в вышине… разве ты думаешь, что, находясь в таком положении, люди что-нибудь видят, своё ли или чужое, кроме теней, отбрасываемых огнём на расположенную перед ними стену пещеры?»

«Когда с кого-нибудь из них снимут оковы, заставят его вдруг встать, повернуть шею, пройтись, взглянуть вверх – в сторону света, ему будет мучительно выполнять всё это, он не в силах будет смотреть при ярком сиянии на те вещи, тень от которых он видел раньше. И как ты думаешь, что он скажет, когда ему начнут говорить, что раньше он видел пустяки, а теперь, приблизившись к бытию и обратившись к более подлинному, он мог бы обрести правильный взгляд? Не считаешь ли ты, что это крайне его затруднит и он подумает, будто гораздо больше правды в том, что он видел раньше, чем в том, что ему показывают теперь?.. А если заставить его смотреть прямо на самый свет, разве не заболят у него глаза, и не вернётся он бегом к тому, что он в силах видеть, считая, что это действительно достовернее тех вещей, которые ему показывают?»

Завалил ли окна первых этажей старых питерских зданий культурный слой или это глина, взявшаяся откуда-то по неясной причине – «это науке неизвестно». Об этом говорил еще подвыпивший лектор в кинофильме «Карнавальная ночь».

«Прошу всех взглянуть на небо! Снизу звездочки кажутся маленькие-маленькие. Но стоит только нам взять телескоп, и посмотреть вооруженным взглядом, как мы уже видим две звездочки, три звездочки, четыре звездочки… Лучше всего, конечно, пять звездочек. Есть ли жизнь на Марсе, нет ли жизни на Марсе, это науке неизвестно. Наука еще пока не в курсе дела… А-ха-ха-ха… Асса!»

Глина может являться частью плодородного слоя почвы, но на самой глине ничего не растет. Питательный потенциал почвы, культурный слой, – образуется из разлагающихся остатков неосуществленных планов, забытых мечтаний, павших героев, сожженных еретиков, опровергнутых законов и опровергнутых фактов.

В своем третьем диалектическим законе Гегель сказал, что зерно должно прекратить свое существование, чтобы появился колос. Быть зерном и колосом одновременно – невозможно. Но человека неотвратимо тянет к противоположному. Необоримо желание «и на елку влезть, и хвост не ободрать».

Необычайно популярна идея-мечта о том, чтобы «все и сразу», и чтобы «у нас все было, и нам за это ничего не было».

Эта идея – интернациональна.

Популярная французская пословица гласит: «Vouloir le beurre et l’argent du beurre. – Хотеть и масло, и деньги за масло».

Если зерно откажется от себя, то появится колос со множеством зерен. На языке менеджмента это называется – повышение эффективности и продуктивности. Это когда делаешь гораздо больше – с меньшими затратами.

На языке саморазвития говорят более кратко:

«Будь другим, чтобы стать собой».

Идеи эффективности и продуктивности, иногда, подаются в упаковке, вызывающей удивление и даже шок.

Фредерик Перлз, основоположник гештальт-терапии считал, что психологически зрелый человек должен быть глуп, ленив и аморален.

Глуп, для того, чтобы не додумывать за других.

Ленив, чтобы не делать то, что не просят.

Аморален затем, чтобы не судить других.

Это немного похоже на взгляды кого-то из немецких военных стратегов на то, какими бывают офицеры.

Глупые и ленивые – они не приносят вреда, их можно оставить в покое.

Умные и трудолюбивые – прекрасные офицеры штаба. От их внимания не ускользнет ни одна деталь.

Трудолюбивые тупицы. «Заставь дурака молиться, он и лоб расшибет». Они изнуряют себя, сеют хаос и неразбериху, создают ажиотаж, нагружают окружающих ненужной и бесполезной работой. Таких следует изолировать, чтобы минимизировать ущерб окружающей среде: физической и социальной.

Именно о подобных людях говорил Конфуций, когда продвигал идею «недеяния» и сетовал на то, что многие проблемы мира происходят от излишней активности администраторов.

Умные бездельники – глашатаи Закона сохранения энергии, альтернативно известного, как Закон минимизации усилий.

Алгоритм действий подобных людей прост: «Не делай!

Если не делать невозможно, – делегируй!

Если делегировать невозможно, сделай сам – максимально эффективно: минимум усилий, минимум времени, максимум результата!».

Эта последовательность не имеет обратного порядка3.

Чтобы понять проблему и решить вопрос, надо подняться по ступенькам на следующий этаж. Или запрыгнуть на него с разбега. Бывает, что препятствия преодолеваются именно так.

Чтобы ответить на вызов времени, то есть решить проблему его избытка или нехватки, надо… забыть о времени.

«Счастливые часов не наблюдают», – говорят в народе.

«Vox populi – vox Dei – Глас народа, глас – божий», – говорит известная поговорка.

Правда тут же встает другой вопрос:

«Как стать счастливым?»

«Как испытать это опьяняющее чувство?»

И желательно – не разово, а «купаться в счастье» постоянно, то есть без перерывов на серую суету будничной неразберихи, протекающую в попытках упорядочить повседневную неустроенность, являющую себя в тысячах образах и миллиардах оттенков.

– И если счастья нет, и оно «не пришло», – что делать в промежутках между счастливыми мгновениями, в неощутимой длительности которых время остановило свой бег?

Каждое поколение на собственном опыте убеждается в справедливости того, что «благими пожеланиями выслана дорога в ад». Можно долго ждать, и так ничего и не дождаться.

Правда, на Востоке говорят, что «все приходит к тому, кто умеет ждать».

Так, все-таки ждать или не ждать?

Терпение – это от слова терпила, или словесное обозначение добродетели?

Непонятно…

Со временем много непонятного.

Когда многое непонятно, а идеи – противоречивы, то это – признаки – хаоса. Или, по крайней мере, неизвестного, «непознанного».

Впрочем, общественное сознание ставит знак равенства между «непознанным» и хаосом. За пределами населенной ойкумены4 простираются бескрайние просторы непознанного и неупорядоченного хаоса, волны которого накатывают на берег суши, отвоеванной у вод мирового океана, в недрах которого скрываются цветастые чудовища, картинками которых из интернета только детей пугать.

«Фауст» Гете читается довольно сложно. Уже нет времени, да и желания, – вгрызаться в пассажи витиеватого стиля и многоэтажные построения метафор, гипербол, аллегорий и не всегда прозрачных аллюзий-намеков, вынуждающих «ломать глаза» на мелком шрифте комментариев в конце основного текста.

Однако, спасибо интернету, легко найти сайты, где канва основных классических произведений предлагается «in brief – в кратком изложении».

Кто-то из словесников закатывает глаза в праведном негодовании: «Как можно читать классиков в кратком изложении?». Но лучше уж так, чем совсем ни как. Омар Хайам не всегда прав5.

Чем заканчивается «Фауст»?

Фауст ослеп, но решает строить плотину на благо людей. Волны хаоса не должны захлестывать берег порядка.

Фауст слышит звуки стройки и радуется. Он не понимает, что это ночные духи копают ему могилу по приказу Мефистофеля.

Фауст так воодушевлен, что именно тогда произносит крылатую фразу: «Verweile doch! Du bist so schon! – Остановись мгновенье, ты прекрасно».

Согласно договору с Мефистофелем, после этих слов душа Фауста должна попасть в ад. Однако, бог видит, что Фауст трудится для других, и поваливает ангелам отправить главного героя в рай. Сбылись пророческие слова Мефистофеля о том, что он вечно хочет зла, и вечно причиняет благо.

Хаос выбивает из колеи, дела ввалятся из рук, времени вечно не хватает.

– Ах, если бы в сутках было 48 часов! – восклицает восходящая звезда менеджмента.

– Время, которое у нас есть, – это деньги, которых нам не хватает, – откликается циник.

– Что? – не понимает восходящая звезда.

– Да забей ты! – отвечает коллега, который уже понял, что бороться со временем бесполезно. Само собой не получается, а напрягаться – лень. Да и результат – не гарантирован. – Расслабься и получай удовольствие!

– Разве ты ни к чему не стремишься? – удивляется восходящая звезда, в голосе которой звучит осуждение. – Разве тебе не хочется чего-нибудь грандиозного?

– Мне точно не хочется к 40 годам заработать «директорский пакет»: Мерседес, инфаркт и импотенцию, – отвечает собеседник. – А ты давай, паши, паши… И не забывай, что от работы кони дохнут.

– Бывает еще хуже, – находится звезда.

– Куда еще хуже?

– Это когда ни времени, ни денег.

– Ну, тогда это рай, – смеется коллега. – Счастливые часов не наблюдают, а в рае деньги, скорее всего, не нужны.

Разговор истончается в разряженном эфире, и коллега звезды включает телевизор, смотрит футбол и убеждает себя в том, что «пивной алкоголизм» – это выдумки официальной медицины, страдающей кликушеством по поводу и без.

А звезда, борясь со сном, открывает книжку с названием, начинающимся с «Как…». Глаза слипаются, и он уже не может разобрать, к чему относится этот «как…»: как создать команду мечты, как стать миллионером, как достичь своих целей… или что-то еще «как»?

Морфей душит звезду в своих объятиях, и сознание погружается в сон: тревожный и неглубокий.