Читать книгу Русские (сборник) - Александр Зорич, Дмитрий Володихин, Олег Дивов - Страница 3

В одном посёлке городского типа в смутные годы при Доме культуры ткачей имени Николая Островского открыли детское кафе «Островок».

И вот стали люди замечать, что через два дня на третий ходит в кафе чужой человек. Придёт часу в шестом, сядет за столик у окна, закажет водки сто грамм и пирожок с печёнкой. Потом стопку пирожком прикроет, достанет книгу в чёрном кожаном переплёте, да не открывает, а всё сидит, в окно смотрит.

Целый месяц так продолжалось. Народ в посёлке терпеливый, тихий. Разное видел. Наконец Фёдор-официант не выдержал. Подошёл к чужому и говорит в пол:

– Чего сидишь? Сам, – говорит, – розовый, а книга у тебя чёрная. Шёл бы ты наружу.

Чужой рукою по окну провёл медленно, потом к Фёдору-официанту повернулся и палец ему показывает.

– Стёкло, – говорит, – у вас грязное. Закоптилось. Помыть надо.

– А ты, – отвечает Фёдор, – санэпидстанция, что ли? Чего тебе стекло? Наружу иди, говорю.

– Не кипятись, Фёдор, – чужой ему улыбается. – Лучше присядь, водочки со мной выпей.

И из-за толстой своей книги вторую стопочку выдвигает.

– Глумишься, что ли? – Фёдор спрашивает. – Если я с тобой водки выпью в рабочее время, меня отсюда навсегда выставят. Хозяин у нас суровый.

– Ты ведь, парень, обидеть меня собирался. А не вышло. Я не обидчивый. И откажешься – не обидишь. Да только холуйским местом ради живого человека не рискнуть – это ж как себя не уважать надо? Смотри, потом стыдно будет.

Взял чужой Фёдора на слабо. Сел тот за стол, стопку покрутил между пальцами.

– Как хоть звать тебя? – спрашивает.

– Зовут меня Митя-бизнес, – отвечает чужой. – Митя-бизнес, даритель предвечных радостей.

– Ну, будь здоров, Митя, – Фёдор сказал, махнул стопку, поднялся да и рухнул на пол.

Думали, мёртвый – нет, просто пьяный вусмерть. Вытащили Фёдора на плечах, уложили на скамеечку, а он хохочет да орёт – «под вечерок путь недалёк! под вечерок путь недалёк!» – а после что-то уж совсем неприличное.

Хотели люди чужому морду набить. Но побоялись.

Два дня Фёдор пропадал. Хозяин, понятно, не искал его, нанял нового, Фёдора же обещал по стенке размазать, как увидит.

А на третий день останавливается у кафе бордовая «девятка», выходит из неё Фёдор, с волосами напомаженными, в костюме с искрой, всем говорит «здравствуйте» и улыбается довольно.

– Откуда ты, Фёдор? – спрашивает народ.

– Из Ярославля, – тот отвечает. – Ресторан у меня там. Большие всё люди обедают. Отцы города. Европейская кухня, отдельные кабинеты, цены в скв. Не абы что.

Потом рукою всем помахал, сел в «девятку» и уехал навсегда.

С тех пор повелось – кого чужой за свой стол посадит, водкою угостит, у того жизнь повернётся так, что и не мечтал прежде. Милицейский сержант Егоркин стал начальником областного ГАИ. Огородник Николай Ильич – лётчиком на международных авиалиниях. А безымянная учительница русского языка и литературы победила на конкурсе «Мисс Европа». Тут её, понятно, все по имени узнали – да поздно.

Ну, порадовались за учительницу и обратно забыли. Все забыли, только жених её бывший не забыл. А жених у неё заведовал отделом происшествий в газете «Ленинское знамя». Не последний человек был в посёлке. Журналист.

«Разоблачу, – думает, – прохвоста. Отомщу за разбитую любовь и материал в газете напечатаю. На две полосы».

Стал журналист следить за чужим. Сядет в кафе за колонною, кофе попивает и глядит на предмет всего подозрительного. Две недели следил – ничего путного не выследил.

Решил тогда – пойду, мол, в лобовую атаку. И не такие передо мной раскрывались. Напою и секрет его выпытаю.

Приходит чужой в кафе, книгу достал, а журналист к нему шасть за столик.

– Здравствуйте, – говорит, – уважаемый. Вот вы всех нас, жителей, угощаете, а я решил, отчего бы и вас не угостить. Не откажите в любезности.

– С удовольствием, – отвечает чужой. – Угощусь.

Заказал журналист поллитру, потом вторую и давай чужому подливать. Беседу завязал степенную. Политическую. У самого привычка – едва только ветер в голове забродил. А чужой вроде уж и лыка не вяжет.

Ну, думает журналист, настал момент.

– А вот ещё, – говорит, – я интересуюсь, как это у вас получается нашим людям предвечные радости дарить? Что за секрет такой? Не расскажете ли?

– Расскажу, – отвечает чужой. – Обязательно расскажу.

И голову на стол уронил.

Журналист его посадил обратно, по щекам легонько похлестал. Тот вроде очухался.

– Всё дело, – говорит, – в книге. Если в эту книгу чьё имя записать задом наперёд – всё самое заветное у того человека сбудется. До самой последней смерти. А сейчас, – говорит, – извините, малость проветриться надо мне.

Поднялся чужой и ушёл, шатаясь.

Журналист книгу со стола дёрнул. Всё, думает, моя теперь книга. И счастье моё теперь.

А книга будто привинчена. Не отрывается.

Журналист в азарт вошёл. «Ну, ничего. Сейчас имя своё туда впишу. А чужому пожелаю, чтоб немедленно под машину попасть. Да насмерть. И все дела».

Распахнул книгу наугад. Думал, будут чистые страницы – а там жирными буквами неясные слова напечатаны. Одну только фразу успел взглядом выхватить:

«Он не знал, что делать, и бежал, оставляя позади себя огороды и задворки усадеб».

Журналист обратно книгу захлопнул. Зажмурился, в ладони лицо сунул, будто маленький. Страх его взял отчего-то.

«Может, – думает, – и правда убежать».

Пересилил он страх, открыл глаза – нет книги. Пропала.

На скатерти ж будто северное сияние гуляет. А под ним – Райская Москва живёт. Девушки с косами вокруг головы сидят по бульварам, сложив руки на коленях. В метро люди друг другу стихи читают. Фонтаны красным вином бьют.

До утра глядел журналист на скатерть, не мог оторваться.

Вечером после работы опять в кафе пришёл, сел за столик – да, искрится Райская Москва.

Так с тех пор и ходит. Спился совсем, людям в глаза смотреть не может, а ходит.

Чужой же и вправду из посёлка насовсем исчез.