Читать книгу Забытый дот. «Никто не забыт, ничто не забыто…» - Олег Достовалов - Страница 3

В августе мы с женой Натальей собрались в отпуск, точнее – отпуск был у жены, а я был уже пять лет, как на второй группе инвалидности. Собрав нашу младшую дочь в летний лагерь, и дав наставление старшей, мы рано утром выехали к цели нашего маршрута – городу Сортавала Республики Карелия. У меня там живут все родственники: старший брат с детьми, племянники и разместить нас для них не составит проблемы.

Прав на управление машиной у меня нет, зато у жены есть, она не только водит автомобиль, а еще управляет моторной лодкой и гидроциклом. Я иногда шучу, что у меня прав нет, одни обязанности.

Ехать от дома до города Сортавала четыреста километров, расстояние небольшое для России, но для Натальи многовато, хотя она и закалена десятилетним стажем вождения, но её молодость я тоже учитывал. Разница у нас в возрасте – пятнадцать лет, и в весовых категориях разница тоже существенная. Жена рядом со мною и моими ста килограммами кажется девочкой-подростком. Когда Наталья идет с нашими дочерьми, впечатление такое, что идут три сестры, погодки.

Выехали рано, чтоб проскочить Питер, пока нет сильного движения на трассе. Еще дома решили по дороге в Сортавала пару дней отдохнуть на Ладожском озере. Позагорать, порыбачить, словом, прелюдия к отпуску. Взял с собой купленный недавно металлодетектор «Фишер», поискать войну тоже хотелось, страсть у меня с детства, и с годами она не остывает, а только усиливается. Карельский перешеек и мой родной город как нельзя лучше подходят для поисков. Две жестокие войны прокатились по этим местам, ломая людские судьбы и бросая их в забвение.

Въехав на КАД, мы «помчались» на юго—восток. В кавычках, потому, что водит машину жена спокойно: 80 – 100 км/час, я давно смирился с этим, приняв манеру вождения жены, как неизбежное. Где-то через полтора часа перестали мелькать за окном обгоняющие нас машины, и мы съехали с объездной дороги на трассу «А-129», ведущую в сторону Приозерска. Ехали уже около часа, и природа постепенно стала меняться. Вместо осин и чахлых берез появились сосны и скалы. У меня защемило в груди, мыслями и душой я был уже на родине в Карелии, в Сортавала.

Я то и дело отвлекал жену своими восхищёнными репликами: «Глянь сюда! Глянь туда! Как красиво!» Наталья снисходительно кивала мне на очередное «посмотри».

Супруга у меня родом с Зауралья, из города Курган, а там красота иного рода. Такой, как на Карельском перешейке, нет. Зато есть институт Елизарова, где вытягивают кости, и я, когда шучу над своим ростом, предлагаю в этом лечебном учреждении удлинить мне ноги.

Не доезжая до реки Вуокса, показал жене поворот на трассу «А-120», по которой мы собирались доехать сначала до трассы «Р-33», а там и до Ладоги рукой подать, где ждет нас рыбалка, ужин вдвоём у костра, ночь на природе в палатке.

Мы повернули направо и двинули в сторону озера, по пути любуясь красотами лесных озёр, сосен и скал. Проехали с полчаса, вдруг чувствую – потряхивать стало с моей стороны. Попросил жену остановиться и выглянул в окошко: точно – спустило колесо. Наталья меня, естественно, «уколола» по поводу моего веса, и по поводу того, что спускают колеса всегда со стороны, где сижу я. Чтоб не оставаться в долгу указал ей, что место, где она остановила машину, опасное в плане поворота и узости дороги. Жена ответила, что дальше не поедет, так как диском можно порезать резину, и выключила зажигание. Секундная тишина, следом жужжание слепней, отдалённый крик кукушки, вращение вентилятора в двигателе.

Вздохнув, вышел из салона, стал искать место где можно поставить машину ближе к обочине. Метров через восемь, обнаружил площадку, поросшую мелким кустарником. Показал жене, куда лучше встать, чтоб не создавать помеху для других водителей. Наталья подчинилась, остановилась так, что колесом задела носки моих сандалий. Хлопнула дверцей выражая, таким образом свой протест мне против не правильной остановки. Оставив меня разбираться с кустами, куда машина въехала, со спущенным колесом, пошла едва заметной лесной тропинкой, по своим женским делам. От жары было лень возиться с кустами. Я просто подсоединил авто-компрессор, накачал колесо, стал ждать: спустит, оно или нет. Минут через пятнадцать вернулась Наташа с синими от черники губами, неся в подоле футболки с десяток белых грибов, их еще называют «Колосовки». Достав из багажника котелок, стал в него перекладывать крепкие грибки, мысленно предвкушая вечернюю грибницу. Жена осмотрела колесо, осталась довольна моей работой. С важным видом изрекла:

– Молодец! Вот плата.

Протянула мне потускневшую от времени монету. На её ладони лежала финская денежка достоинством «1MARKKA». Перевернув её другой стороной, увидал льва с мечом и год «1933».

– Ты где ее взяла, а? – спросил я с удивлением.

– Так там, на дороге, где грибы собирала, гриб вывернула, монетка у лунки от ножки гриба и лежала. Я в лес далеко не заходила, все грибы на дороге нашла.

У меня проснулся инстинкт поисковика, «руки зачесались по прибору». Открыл багажник, достал металлодетектор, лопату. Жене предложил продолжить поиски грибов, дав ей вместо ножа, который я забыл дома, штык от винтовки «СВТ 38», найденный мной на Лужском укрепрайоне. Наталья критически осмотрела штык, длина которого была около пятидесяти сантиметров с рукояткой. Хотела его обратно положить в багажник, но, глянув на меня, зная, как трепетно отношусь к оружию, не стала этого делать. Достав из салона косынку, повязала её на голову. Поставив на сигнализацию машину, мы пошли по едва заметной просеке вглубь соснового леса.

Настроив прибор, стал размашистыми движениями обследовать то, что раньше было дорогой. Наташа шла немного позади меня, держа в одной руке пакет, в другой штык. Видом она была похожа на маленькую пиратку с мечом. Я невольно рассмеялся и предложил ей на один глаз сделать повязку, тогда она точно будет похожа на пирата. Она улыбнулась, погрозила мне штыком.

Пройдя по дороге метров двести, я услышал писк моего прибора, дисплей показал наличие цветного металла. Сняв лопатой верхний слой земли, в корнях травы увидал гильзу от винтовки «Мосина». Их еще зовут «трехлинейками», но не потому, что якобы в стволе три нареза, там их четыре. Название «трёхлинейка» происходит от калибра, который равен трём линиям (устаревшая мера длины), одна линия равна одной десятой дюйма, или 2,54 мм, соответственно три линии равны 7,62 мм. Ну, это так, для информации. Положив гильзу в карман, пошел дальше. Метров через двадцать дорога стала полого подниматься вверх по скале, как бы разрубая её надвое. Меня вдруг охватило чувство беспокойства, чего-то необъяснимого, гнетущего.

Огляделся по сторонам. Слева у подножья скалы увидал уже давно заросшую кустами ржавую машину, чем-то напоминающую автобус. Похожие на этот, ходили в моем детстве – коробка с вытянутой мордой. Автобус стоял ко мне боком, задним колесом в яме и готов был перевернуться, лечь на землю распахнутой дверкой. Подойдя к нему, заглянул внутрь. Сидений почти не было, только в задней части лохмотья напоминали об их наличии. У самого входа лежали деревянные ящики, правда, назвать их так можно было с большой натяжкой, труха одним словом. Зайдя внутрь, смахнул остатки сгнивших досок. Передо мной были противопехотные мины, которые стояли на своих ребрах, слегка наклоняясь, как стоят тарелки в посудомоечной машине или в сушилке. Сразу захотелось поделиться удачей с женой. Крикнул, прислушался: тихо. Тогда я сунул два пальца в рот и свистнул.

…Меня отец научил свистеть еще в детстве, пацаном. С тех пор все мои кореша и подружки знали, кто свистит, он не раз выручал нас, когда лазали мальчишками по чужим огородам. Наташа познакомилась с моим свистом, когда лежала в роддоме со старшей Анной. Как-то пришел в роддом к жене в очередной раз, но меня не пустили, сказав, что только вечером, после восемнадцати часов, смогу увидать свою благоверную. Тогда ждать не стал, обойдя больницу, стал высчитывать окно ее палаты на третьем этаже. Потом сбился, плюнул на это занятие и свистнул. Да так, что самого оглушило. Во всех окнах третьего этажа появились мамочки и будущие, и уже родившие. Они подходили по очереди к окнам и разочарованно уходили. Одна задержалась и вдруг стала открывать створки рамы. Это была Наташа. Помахав мне, она ушла вглубь палаты и через несколько секунд показала мне нашу дочь. С тех пор я просто подходил под окна и свистел, всегда хватало одного раза, жена, да и все «мамки» знали на сто процентов, что пришел я, и если Наталья была в коридоре, всегда звали её.

Свист опять помог: жена отозвалась. Крикнул, чтобы шла на мой голос. Сначала увидал ее косынку, потом и ее, прыгающую вниз по камням гривы, куда я еще не успел подняться. В одной руке она держала пакет на треть заполненный грибами и штык, другая была согнута в локте, пригоршней кверху, в ней горкой лежали крупная земляника, редкая черника смотрелась синим вкраплением в красное. Жена протягивая мне руку, сказала:

– Попробуй, какая вкусная, я уже наелась, там ее много на скалках.

Я послушно протянул руки, сложенные лодочкой, и сразу почувствовал запах ягод, у меня даже скулы свело, как от лимона. Не стал тянуть удовольствие и сразу отправил дар Натальи в рот. Против моего ожидания они были сладкие, только небольшую кислинку, придавала черника. Не успел всё это сесть, как Наталья была уже в автобусе, крикнул только, чтобы нечего не трогала – опасно. Жена постояла немного, дав понять, что не очень-то ей и страшно, и вышла из машины. Поинтересовалась, что там внутри круглое, железное. Что в тех коробках, лежащих под деревянной трухой. Я ответил: – Похоже это мины. Коробок там не заметил.

Снова залез в автобус, предварительно отправив Наталью за большой валун метрах в двадцати, от греха подальше. Взяв одну из мин, стал рассматривать ее. Вес небольшой, граммов четыреста, сталь тонкая, снизу отверстие, закрытое эбонитовой пробкой, то, что оно для взрывателя, определил сразу. Форма похожа на тонкую перевёрнутую сковородку. Под кучей листвы увидал металлические коробки. Сердце сразу дало знать – что-то интересное. Потянул одну из коробок, это была лента с патронами к пулемету «Максим». Дальше, потихоньку снимая деревянную труху, достал дюжину противопехотных мин (без взрывателей), на самом низу лежали оцинкованные коробки с патронами для винтовки «Мосина», и рассыпанные по полу двадцать ручных гранат «Ф-1» (лимонка), с полной жестяной коробочкой для хранения запалов.

Этому я рад был как ребенок, не часто найдешь патроны в цинках через семьдесят три года после боев. Когда достаешь оттуда патроны, они блестят, как будто вчера сошли с конвейера, а если потрясти у уха, то слышно, как внутри порох шуршит. Осечку такие патроны дают очень редко. Гранаты в поиске попадаются часто, то в котелке находишь, то в каске, а то и просто на бруствере траншеи, но все они нерабочие. Запалы от времени и сырости приходят в негодность и взрываются только в костре. А тут такая удача! Вскроешь такую жестянку, там двадцать штук рабочих запалов, обёрнутых в пергамент, даже номер упаковщика прочитать можно. Вывинчивай пробку «заглушку» из гранаты, вставляй запал, все – граната готова к бою. Бой у нее хороший, достанет и за двести метров. Я как-то их взрывал, ну так нормально «чпокают», не так – как в кино обычно показывают.

…Имел удовольствие в прошлом году, «подогнал» мне знакомый пяток рабочих запалов. Приехал в лес, снарядил одну «лимонку» прилег возле ёлочки. В одну руку взял телефон с включенной камерой, ну, чтобы снять взрыв да в Ютуб потом выложить. В другую взял гранату, разогнул усики у «взрывака», вытащил кольцо. Бросать лежа неудобно, да еще телефон держать надо наготове. В общем, лег на живот, с одной стороны ёлки, держу телефон, с другой руки кидаю «эфку». Она же зараза метров через пятнадцать полета ударяется о ствол березки и падает на землю. Видя это и понимая, что накроет меня осколками, лихорадочно, передвигаясь как гусеница, прячу тело за ель. Взрыв, звон в ушах. Выглядываю, березка срублена под корень, черный дым, как от резины, только запах другой. Глянул на ёлку, за которой прятался – пару осколков покарябали её ствол чуть выше того места, где лежал только что. С тех пор стараюсь кидать подальше, чтобы не ближе тридцати метров от меня они рвались.

Вытащив все из автобуса, принялся рассматривать, соображая, что можно забрать с собой, не рискуя нарваться на статью уголовного кодекса. Мины, гранаты и пулеметные ленты придется спрятать здесь, до лучших времен, когда приедем на неприметной, не нашей с ребятами машине, лучше зимой и заберём все спокойно «домой». Цинки с патронами и запалами можно забрать. Даже если при проверке на дороге их найдут сотрудники полиции, скажу: «Не знал что внутри цинков, думал – клад». Надписи на них не сохранились, только герб царской России с двуглавым орлом был виден.

Подошла Наталья, поинтересовалась, что дальше буду делать с найденным. Она точно знала, что здесь оставлю мелочь, а все остальное загружу в машину. Перспектива везти запрещенные законом вещи в отпуск не радовала. Как смог успокоил жену, сказав возьму только запечатанные цинки. Остальное припрячу здесь, на месте. Вроде, поверила. Пошла в сторону горки, продолжать поиски грибов. Я продолжил осматривать автобус, и место водителя. Домкрат, несколько ключей да «кривой стартер», вот и все, что нашел в кабине.

Чтобы скорей закончить с патронами, перенес их поближе к дороге, прикрыл ветками.

Вслед за женой поднялся на гриву. Это была покатая скала, идущая с севера на юг, шириной около двадцати метров, с вросшими в камень соснами, только дорога разделила скалу неглубокой трещиной надвое. Впереди увидал пологий спуск к высохшему болоту, по которому шла дорога. Она отличалась от болота только более высокими березами и зеленью травы на ней. Запищал детектор, осторожно стал лопатой убирать камни. Первое, что увидал, была железная проволочная ручка, как у оцинкованных бачков для кипячения белья. Следом за ней показался высокий бок противотанковой мины с сохранившейся темно-зеленой краской. Крышка корпуса в нескольких местах пробита ржавчиной. Осторожно выкопав её, отнес с дороги подальше к скале. Они, мины, особой опасности не представляют сейчас, когда прошло более полувека, но меры предосторожности соблюдать нужно. Это я усвоил ещё пацаном.

…Выплавляли мы тогда с ребятами в костре тротил из «лимонок», делали гранаты «пустышки». Бросили как-то одну в костер, без взрывателя, сами же дальше искать пошли, то чего не теряли, тыкая проволочными прутьями по брустверам траншей. Взрыв прогремел так неожиданно, что мы даже сначала не сообразили, что произошло, но свист и шлепки осколков о дерево я запомнил на всю жизнь. Пацаны, которые были старше нас, потом объяснили нам «салагам», что «ф -1» в годы войны иногда снаряжали дымным порохом, что в костре они взрываются почти сразу.

Теперь, чтобы выплавить тол, просто кладу находку в ведро с кипятком, тол при кипении и вытекает. Многие коллекционеры заказывают нам те или иные «холощенные» военные изделия. Да и платят обычно нормально. Это только музеи боевой славы все норовят «на халяву» получить.

Прошел по дороге почти до болота, пусто. Вернулся назад к проходу в скале. Огляделся, справа на гребне гривы увидал моток колючей проволоки. Стал подниматься наверх, цепляясь за выступы камней и корни сосны, росшей у самого края, сильно мешали мне карабкаться вверх лопата и миноискатель. С трудом поднял на гриву свои сто килограммов. Их за сильной отдышкой присел на ствол поваленного ветром дерева. Справившись с дыханием, закурил. Моток проволоки был передо мною, а конец ее уходил дальше по вершине холма. Почти у самых ног увидал траншею, которая была прорублена по гребню скалы на глубину сантиметров девяносто – метр. Закончив отдых, осторожно ступая по щебню пошел вперед. Почти сразу запищал детектор, показывая на экране наличие цветного металла, сразу определил по звуку – «настрел». Если стреляные гильзы есть, значит – здесь был бой, и поиск должен быть удачным.

Двинулся вперед по дну траншеи, размахивая, как косой, детектором. Не обращая внимания на слабые сигналы от винтовочных гильз, ждал громкого сигнала от железа.

Вдруг удар и громкий «лай» моего миноискателя, я даже опешил. Впереди, воткнутая дулом вниз, стояла винтовка, точнее не вся, а ствол с рамой. Приклад сгнил, затыльник приклада лежал на земле рядом, ржавые шурупы торчали из его отверстий. Вокруг ствола «трехи» остатки дерева от ложа, их держали обжимные кольца, да в прогнившей стенке магазина виднелись латунные бока патронов. Чуть в стороне лежала каска с гребнем, у нас такие зовут «Халхинголками».

Попытался выдернуть винтовку, но не получилось одной рукой. Прислонил миноискатель и лопату к брустверу окопа, присел на корточки возле неё. Сразу в глаза бросились маленькие тонкие косточки рёбер, они как бы обхватывали ствол винтовки. Мелькнула мысль: «Чей боец?» Потихоньку разгребаю руками хвою, щебень гранита. Почти сразу рядом с позвонками вижу смертный медальон. Форма его такая, ну, если у вареного яйца срезать округлости вдоль с обеих сторон, середина будет очень похожа на жетон. Металл с отверстиями для шнурка и цифрами. Такие встречал раньше, но они были «гансовскими». От парней слышал, что во время «Зимней войны» у финнов были похожие жетоны. Значит, боец – финн, один из пропавших без вести в 1939 году.

Очищаю потихоньку руками насыпавшийся мусор, нахожу ремень. Пряжка застёгнута. На нём подсумками с патронами. Из-под осыпавшегося песка торчат сапоги. Нитки на швах сгнили, но кожа добротная даже после стольких лет. Из голенища вместе с берцовой костью торчит финский нож «пуукко». Очень редкая находка. Примерно такой формы нож, будучи «шпанюком» я носил за спиной на поясе. Правда, это была обыкновенная «финка», выточенная из плоского напильника с наборной из цветного пластика ручкой. У этого ножа ручка была аккуратно вырезана из витой или карельской березы, любовно отшлифована хозяином. Ножны из грубой кожи, по краю заклепанные, с деревянными пластинками внутри. Я вынул нож, глянул: сам клинок без ржавчины, но по режущей части налет в виде дегтя.

Как бы не желая остаться не погребённым, из щебня показываются ребра, кости еще одного бойца. Быстро разгребаю осыпавшийся гравий, нахожу ключ от замка, расческу, огрызок химического карандаша, несколько монет СССР. Вот он! Черный пенал (в таких раньше продавали грифели для карандашей) – это смертник советского воина. Откручиваю крышку с мыслью, что вот сейчас увижу тонкую полоску бланка, узнаю фамилию бойца, откуда он родом, и воин перестанет быть пропавшим. Цепляю ногтями бумажную трубочку, осторожно чтоб не порвать, вытаскиваю её, начинаю раскручивать бланк. Меня ждал сюрприз: через весь бланк смертного медальона была жирная надпись химическим карандашом – «ПОШЛА ПРОЧ», без мягкого знака. Обидно, конечно, что нет данных. Но бойцу в тот момент было виднее, как заполнять «последний документ», так он надеялся от себя ту смерть прогнать, что ходила с ним рядом.

Продолжил осмотр. Вот ботинки, а поверх них накручена колючая проволока. Такого «ремонта обуви» я еще не встречал. От наклона заныла спина, распрямился, глянул на бойцов. Воины лежали как бы галочкой, но их черепов не было видно. Поискал взглядом вокруг: каска с «гребнем», перевернул её, в ней голова воина РККА. Где же финн? Стал разгребать щебень выше торчащего из камней ствола винтовки. Поднял взор выше, и стало неприятно, когда почти в самое лицо с бруствера, глянули пустые глазницы черепа, поднятого наверх корнями молодой сосенки.

Чтобы как-то отвлечься от увиденного, стал расшатывать ствол «трехи». Не сразу понимая, что штыка на конце нет. Ствол с мушкой застрял в трещине скалы. Придя в себя от шока понимаю, финн был проткнут просто стволом винтовки, да с такой силой и злобой, что заклинил в камне. Мороз прошел по коже, когда представил эту последнюю в их жизни схватку.

Присел рядом на камень, закурил. Пошли мысли: поднимать бойцов запрещено, должны это делать специалисты, тем более один из воинов финн. Надо связываться с консульством. Финляндия официально, уже лет пять, как прекратила поиск своих бойцов, поисковыми отрядами. Им нужно сообщить номер жетона, сделать снимок бойца с привязкой к местности. Проблем, короче, море. Наших бойцов, если находишь без жетона или с таким, как этот, просто собираешь в пакет, роешь ямку и хоронишь в ней, сколотив крест из березы. Потом говоришь координаты кому-нибудь из официальных поисковиков. Но проку мало, из года в год встречаешь эти сделанные тобой «времянки».

Не нужны Родине безымянные воины. Военкомату в наше время вообще нет дела до павших, да и в войну не было. Сколько погибших поднимают сейчас, через семь десятков лет на «Невском пятачке», у «Рамушовского коридора». Как будто все эти годы государство не знало о павших защитниках Отечества? Вот если пушку поднимешь на бывшей переправе, или тягач, они тут как тут: «Это наше!.. На балансе, учете стоит!..» А ежели немецкое, кричат, что трофеи тоже Министерству обороны принадлежат. Отбирают, и сами торгуют уже теперь принадлежащими им раритетами войны.

Бывало так: находишь ящиков двадцать с минами или снарядами. Звонишь в военкомат: – так мол и так, в лесу на таком-то километре шоссе (координаты места даешь) лежат мины, снаряды.

– Приезжайте, уничтожьте их. Отвечают: – нет бензина, нет тротила, чтоб подрыв сделать, да и саперы только что уехали на большОООе разминирование. А вам, если нетрудно, бросьте это все в болото или озеро. А если рванет, то они не при делах. А рвутся они за милую душу, особенно снаряды с донными взрывателями, и мины полтинники прошедшие катал ствола, да и другие сюрпризы войны тоже не хуже взрываются.