Читать книгу История Архангельской области. Исторический путеводитель - Олег Евгеньевич Кодола - Страница 4

Наша-то Архангельска область и раньше росла. Это теперь мы больше Франции по размеру, а лет через тышшу, поди, и глобус Архангельской области делать надо будет. А живет Архангельска область-то в трех поясах климатических: в арктическом, субарктическом и умеренном. Оттого по первым двум поясам путешествия-то экстремальными называются. Ну, что для туриста экстремал, для помора самый нормал, а помором быть – надо по морю ходить. Так и мы: знакомиться с областью нашей будем с голомЯной стороны (голОмя – открытое море, морские просторы), откуда сиверИк (любой ветер северных направлений) к нам сполОх (северное сияние) приносит. Это для туриста сполОх северным называется, а на деле он самый что ни на есть архангельский. Еще Сеня Малина его в пучки вязал, чтоб в доме пахло хорошо, а девки-то архангельски его всегда в косы заплетали. С тех пор дети у нас со светлым волосом нарождаются – это сполОх архангельский в них светит.

Хороший улов

С севера-то у нас острова большие. К берегу – Колгуев да Вайгач, а чуть подале – Новая Земля да Земля Франца-Иосифа. Острова-то эти в арктической и субарктической зонах обретаются. А на островах тех земля голая каменная, да лед, да медведь белый, да моржи с тюленями.

Холодно там – аж лед не тает. Лед-то не тает, да. А что холодно – так это от работы да одёжи зависит. В справочниках всяких указано, что температура у нас средняя январская от -12º до -20º этого самого Цельсия, но быват и -200º, а то и -300º – тогда уж мАлицю (традиционная одежда северных кочевых племен из меха оленя с капюшоном и пришитыми рукавицами) одевать надо. Низка температура – поможет тёпла шкура.

Поморы-промышленники

Вот поморы в любу погоду вечно на самые северные острова по морю бегали, с моржами да медведями обменом равноценным меняться: мы им кутило (гарпун для охоты на моржей и белух) да пули, они нам жир, шкуру, да клык моржовый – и все довольны. В последне время, правда, у моржей кутил энтих накопилось – ну просто завались, так мы им теперь все больше туристов возим: моржам-то скучно на островах, и медведи им уже надоели – они друг на друга веками любуются. А турист – моржу само развлеченье: он и одет всегда ярко, и руками машет, как кого увидит, и нам заработок. Вот так и живем, с моржами в дружбе, и они вроде у нас на службе. Еще мы с белухами подружились: это не рыба-белуга, а дельфин такой, длинный, белый и добрый.

Белый кит – белуха

Его в северных морях видимо-невидимо, и он кажно лето тышшу годов к нам в гости ходит – к островам Соловецким, что в Белом море. Мы с ними договор имеем – от злых людей их оберегаем, а они нам туристов развлекают, корабли сопровождают, прыжками да нырками зевак ублажают, нам время для рыбалки освобождают. Турист, он как белуху завидит, так цельный день сам не свой на нее глазеет: видать, водну свою прародину вспоминает – белухи-то всем людям, знать, сродники. А мы тем временем рыбу промышляем – селедочка, треска, наважка – к нам-то в сетки сами прыгают. Это они от-того, что любят на сковороде потрещать, на солнышке провялиться, да в кастрюльке побулькать – ушицу приготовить, поморов с жонками да детишшами поморскими накормить. Так и живем – со всем морем дружим, от того не тужим. А моря-то у нас хоть и северны, но зимой-то не мерзнут. Было дело, мерзли поначалу, но первы поморы наши с батюшкой-окияном договорились – он к нам Гольфстрим-то и завернул. Сперва-то потеплело сильно, финики-бананы заморски из земли полезли, да мы народ боле к прохладе привычный – попросили остудить тот Гольфстрим немного. Теперь у нас климат само то – не холодно, не жарко, а порАто (очень) даже комфортно.

А поюжнее-от островов северных сама мАтёра идет – в наш день-то ее материком кличут, в мужском вроде роде. А на самом деле-то она в женском, по-поморски. И земля поморска обширна да равнинна. Уклон по той равнине слабый идет, в сторону морей северных – Белого и Баренцева. Говорят, так в древни времена землю нашу ледник всхолмил, да мы не знам, был ли ледник, не был – то дело не наше. О том пусть ученые спорят – им на то языки и дадены. Холмы-то, правда, есть. Мы-то их горами называм – люди мы равнинные, все, что выше мельницы ветряной, горами зовем. На северо-западе равнины нашей Ветреный пояс стоит, на востоке – Тиман, на самом севере – Канин камень, на юге Коношско-Няндомская возвышенность расположилась, а уж хребет Пай-Хой – тот и вовсе выше самой высокой Джомолунгмы будет. (Ветреный пояс – высоты до 344 метров, Тиман – до 303 метров, Канин камень – до 242 метров, хребет Пай-Хой – до 467 метров, Коношско-Няндомская возвышенность – до 250 метров). Ни один помор в таку верхоту без нужды не полезет, если только к соседу сбегать, байку каку послушать.

Тиманский кряж. «Белый город»

А между горами нашими поморскими много всяких низин расположено. На западе области, например, где водораздельные плато – там, по ученому выражаясь, ближе всего к поверхности подходят палеозойские известняки (осадочная горная порода, состоящая преимущественно из кальцита СаСО₃) и мергеля (от лат. Marga, нем. Mergel – осадочная горная порода, состоящая из кальцита или доломита и глинистых минералов), карстовые явления широко распространены. Сами низины-то западные у нас толщами морских, озерно-ледниковых и аллювиальных (от лат. alluvio – нанос, намыв) отложений исполнены. А вид земли нашей меняется из века в век. Тут эрозия виновата (это процесс такой разрушения поверхности земной). Ну, сам погляди: ежегодно в река главная – Двина Северная – смывает до 660 килограмм почвы с 1 гектара, а еще морской и озерный прибой, карстовы разны процессы (из-за них целы участки у рек Кулой да Пинега в дурные земли превращаются), болот образование, на озерах да реках льдов деятельность аккумулирующая – в общем, сколько по ученому не говори, а только ученому и понятно будет. Для нас же эрозия та – напасть одна – фарватеры на реках меняет, земли пахотны отгрызает, завсегда с ненужной стороны залезает.

Зато полезных копаемых у нас полно. Разны умны люди говорят, что они у нас осадочного происхождения. Осели, значит, когда-то, после мути, ледником поднятой. Но полезны те копаемые – до жути! Каки у нас месторождения гипсов, известняков да ангидридов! Взять хоть одно из крупнейших в стране месторождений – Звозское: там таки запасы самых лучших гипсов, что совсем неисчерпаемы – сколько черпают, а все вычерпать не могут. Известняков у нас много у Плесецка да Орлецов, а бокситов – тех опять же у Плесецка видимо-невидимо. И соли у нас много – поморская соль давно по всей России славится – в долине реки Онеги, на Онежском полуострове, да в других местах многочисленны наши запасы солевые. И на юге области соли полно – в Сольвычегодске, Коряжме, Шангалах. Там таки пласты каменной соли, что мощность их (толщина, значит) до 16 метров доходит. Есть месторождения разных строительных материалов (там можно кирпичи, шифер, да сетку-рабицу готовыми добывать), огнеупоры всякие, глины красящие. Только вот с энергетическими видами полезных ископаемых у нас природа-то подкачала. Окромя торфа, ничего-то у нас больше нет. Все мы, по простоте своей душевной, в годы перекройки-перестройки ненцам отдали, в Ненецкий автономный округ, стало быть. Там у каждого ненца скоро нарты из золота будут. Правда, чего у нас просто завались – так это алмазов. Монополист-то мировой – Де Бирс – тот оченно не рад был, когда мы завод алмазоперерабатывающий представляли. Вот таки у нас копаемые. Очень даже ничего себе – копаем, не жалуемся.

Да и жаловаться не на что. Взять вот хоть климат наш. На матерой земле-то он у нас оченно даже умеренный. Потому и зима у нас короткая. На северном побережье – всего-то дней 200 отрицательна температура держится, а уж южнее – так и вовсе 160 деньков. Заснуть-проснуться не успеешь – а и весна пришла. Правда, спать зимой некогда стало: готовимся к туристам перелетным: они, говорят, скоро косяком к нам попрут, даже зимой. А чего? Снег у нас самый что-ни на есть чистый, мороз не морознее московского – от того лыжи всяки, санки – само хорошее зимне гульбище. Зимушка-то у нас длинна, так что возможности для зимнего туризму тож больши. Особливо для лыжного. Зима-то все болота, реки да озера льдом сковыват, оттого оне в дороги превращаются – в любу сторону по ним бежать можно. Да таки ровны да гладки! Я, бывало, по такому зимнику да по гладухе (гладкий лед) до обеда в Москву бегал и обратно вертался. Так что мы теперь курорты зимни готовим – скоро с самого Куршавеля к нам швейцарцы приезжать будут, потому как у нас экологично очень. Взял, к примеру, сани-буран какой, али бомбардье, как нажал газу – за день с ту Швейцарию и промчишь. У нас же Швейцарий этих можно штук 10 по области раскидать – никто и не заметит. (площадь Швейцарии – 41,3 тыс. км²) Одна напасть – погода у нас неустойчива, потому как приходят к нам циклоны атлантические да потоки воздуха холодного арктического. Да мы и к ним приспособились. Мы-то знаем, что циклон к потеплению да дождику, а воздух арктический – к морозу да холоданию. Как циклон к нам – мы его тепло собираем да в амбарах прячем, а дожди сами в реки да озера текут. Тепло-то мы в приход холодов пользуем – потихоньку выпускаем, мороз понижаем. А воду дождеву про запас копим – скоро везде по миру воды чистой не станет, а у нас ее полны реки да озера – пей-не хочу, купайся-не буду.

Осадков атмосферных у нас по-среднему падает – как в каком-нибудь Воронеже, али Курске – от 300 до 500 миллиметров за год. Осадки-то, в основном, зимой да осенью. Зимой – снег припорошит, осенью – дождик поморосит. Потому и влажность у нас от количества этих самых осадков зависит – сколько нападает, столько натает. За зиму-то снега падает немного – до 60—70 сантиметров. Ну, это там, где ветер дует. В лесу-то, быват, столько снегу наметет, что мы его в айсберги пакуем, да в море сталкиваем – а то совсем землю продавит, выползет с той стороны. А там, где снега не много – мы его не трогаем: лежит-полеживает с конца октября до середины мая, а потом в воду превращается.

Вода же наша стекает в реки да озера, которых в области Архангельской видимо-невидимо. Большую часть воды-то мы в болотах храним. Там она грунты насыщает, подземные воды наполняет. А избыток-то ее мы в море отпускаем – реками. Наши реки-то недаром полноводными зовут – воды-то у нас полным-полно. А они еще и длинноводные – Северная Двина 744 километра течет, прежде чем в море упасть, Пинега 799 километров свои воды до Двины несет, Мезень до океана 966 километров стекает. А уж сколько у нас рек поменьше будет – речушек, ручейков, протоков – тех никто и не считал никогда. Так с самого ледникового периода и повелось. И поморы всегда у рек селились.

А расскажу-ка вам про некоторы селения наши по тем рекам. Вот Пинежье, к примеру. Места эти древни! Ну, об истории в исторической части читать будете, а сейчас сказ про другое. На Пинеге-то у нас чудес много. Там этих чудес – как в сказке: от одного чуда не отошел, а уж другое пришло. Взять, хотя, чудь белоглазую. Ученые эту чудь днем с огнем не сыскали, и легендарной ее объявили – дескать, легенды да выдумки все, чудь, мол, всем почудилась. Еще говорят, что чудь – то племена бывшие, которые новгородцам первым чуднЫми показались. Да только учены те дальше носа-то свово и не видели. Чудь-то она жива по сих пор. На Пинеге живет. Мало их, одна деревенька и осталась, но так себя и зовут – чудь пинежская. Вот таки чудеса с чудью. А еще на Пинеге колдуньи по сю пору живут. Зовут их икОтницами. Так и говорят – икотницы пинежские. Только их икота – это не когда икать охота. Икотницы те заговоры знают. От всего. Могут от С₂Н₅ОН заговорить, могут и на удачу. По-разному быват – как ей глянешься, так и заговорит. Тут давеча мужика одного повстречал – его икотница от выпивки заговорила. Он теперь как к рюмке, али другой какой таре потянется, так у него из утробы, при закрытом-то роте, голосок такой кричит: «Кашки! Кашки!». Страшно слушать – от этой кашки по спине мурашки. Так вот: икотниц тех пинежских сейчас шибко изучают. Говорят, будут школы икотницкие создавать. Новых-то икотниц обучат, да пустят их на чиновников вороватых. Честных чиновников трогать не будут, ежели найдут. Икотницы-то чиновников заговорят, да так, что как только заговоренный задумает взятку брать, так сразу икота будет ему номер статьи из уголовного кодекса кричать. Изобрели и самый страшный для чиновников икотницкий заговор – правду говорить. И не хочешь – а правда наружу лезет. Одного чиновника для примеру заговорили, так он сразу всех партнеров-подельников и сдал. Теперь в том городе (не скажу пока в каком) чиновников-то и нет совсем – лживых посадили, а правдивых так и не нашли.

Но само главно пинежско чудо – пещеры пинежские, провалы карстовые.

Зимой в пещерах

Красотишша в них – старасть кака! И сталактиты со сталагмитами, и реки да водопады подземны, и гномы, само собой, с потерявшимися спелеологами бродят. В эти пещеры народу приезжает – мильён. А пещеры те еще до конца не доследованы – говорят, конец у пещер тех на самых островах Пасхи будет. На самом деле пещеры-то энти чудь белоглазая вырыла, когда от новгородцев убегала. А чудь пинежская теперь те секреты пещерные хранит, да никому не говорит. А как срок придет – из пещер выйдет чудь старая, легендарная, но это время будущее, а наступит оно после того, как пинежские икотницы всех чиновников заговорят. То есть – никогда: на всех чиновников икотниц-то не наберешься. Вот таки чудеса у нас на Пинеге. Да и без Пинеги чудес хватат.

Взять хотя растительность нашу. По области-то у нас больше тайга растет – по поморски тАйбола. А по-ученому наша тайбола на подзоны распределяется: в районе 64—65 параллели средняя тайга растет, севернее – северная, а уж южнее – южная. Во как по-ученому-то! У нас, правда, с детства все поморы знают, где юг, где север, но ученым оно виднее. А растительность таежная на западную да восточную делится. На восток подале – там сибирской пихты да лиственницы много, а в центре области да к западу – ельничков поболе будет.

А граница смешения-то ельников этих по Онеге-матушке проходит, да по островам Соловецким – там сибирский ельник с европейским мешается. И все равно больше всего у нас елей растет – целых 65% всей тайболы. Лучшие ельники – это зеленомошники, где ягодников много – черничка да брусничка, смородинка-малинка, морошка-прыг-в-лукошко.

Лесная трапеза

Где болотца есть – там ельники-долгомошники, а мох тот «кукушкин лен» зовут; а уж где совсем болото – там ельник сфагновый (опять, по мху, значит). Вот при сфагновых-то мхах, значит, болотные да водяные живут, а при кукушкином льне – лешие всякие. Мы-то тайболу не по мхам, а по жителям лесным делим. Это сейчас их нечистью кличут, как они с попами-священниками поссорились. До этого-то их чистью звали – чистые они очень, у воды же постоянно, да и лес в чистоте блюдут. А с попами-то они поссорились из-за евангелия от Матфея. Там в стихе 23.8 написано, что отцом своим никого называть нельзя – ни на небесах, ни на земле, а попы требуют чтоб их отцами кликали. Чисть-то хотели народу об этом рассказать, да попы власть взяли, и нечистью их нарекли. Вот-така история, об ней сейчас уже никто и не помнит, а мне-то еще мой пятижды-прапрадед рассказывал, он помнил.

А еще мы леса наши по другим признакам делим. На сухом месте «суходолом» кличем, а суходол тот делим так: «холмовая ровнядь» – это ельник, «бор-остров» да «жаровый лес» – сосняк высококачественный, «бор-смолье» – суковатый сосняк с примесями, «новина», «чащоба» да «пильник» – это вторична береза, ольха, осина да лес выгоревший. Тот лес, что по «сырникам» растет… Да нет! Сырник – это не еда, это место сырое в лесу! Так вот: по «сырникам» – «сорга» стоит – это смешанный заболоченный лес, «конкурник» – редкая корявая ель по кочкам, «кукольник» – густой мелкий ельник, «рада» – болото моховое с редким сосновым древостоем, а уж «сурадок» – так это переход от болота к сосняку. Ну, и лугов у нас много, особь по долинам рек крупных – например, Черевковские да Холмогорские луга по Северной Двине с богатым травостоем. Там осока, канареечник, луговая чина, клевер красный, пырей да лисохвост. Так что травами нас матушка-земля также не обидела. И в лесах да на лугах наших живности всякой – тьма-тьмущая. Уж насекомых перечислять не буду, а братьев наших меньших всех скажу: лось да олень – рога здоровенны, медведь – мед ведает, рысь-охотница да росомаха-нахальница, волк серый да лиса рыжая, белка-стрелка да куница-сестрица, норка-на-шапку да бобр-на-шубу, крыса-ондатра да бурундук – ореховый сундук, заяц – от лисы убегаец да песец – меховой промышленности венец.

Лиса на Соловках

Птиц у нас тоже тучи: тетерев, глухарь, рябчик, дятел, синица, снегирь, пищуха – по лесам свистят, пищат, токуют да песни поют. И морских птиц множество – крачка к нам на Соловки прилетает – так говорят, самая крупная семья в мире – тридцать тыщ голов да шестьдесят тыщ крыльев.

Стая

Рыбы-молчуньи в море да озерах с реками живут: сельдь, навага, корюшка, треска, камбала (это морские были) да речные еще – щука, окунь, налим, язь, лещ, ерш. Но сама главна рыба у нас – семужка. Это она пока до магазейнов дойдет, до семги сокращается, а так она длинна да жирна – век бы ел, да много не влезет. И все это само в добычу просится: в лес войдешь, так только и слышно – меня возьми! Нет, меня! Даже рыбы-молчуньи и те в рыбалку говорить начинают: к людям на столы просятся.

А для чего я все это вам рассказываю? А вот для чего: мы ж теперь не только леса рубим да полезны копаемые копаем. Мы и туристов созываем да им все это показывам – туристу радость, нам прибыток, да животны с рыбами целы-невредимы. А по своеобразию наших условий природных да богатству историко-культурных памятников мы любой туристский вкус обслужим. Вот взять, к примеру, туристов-водников. Они ж у нас могут путешествия свои водные совершать по разным рекам – а значит и скорость потока разная, и режим путешествия тако ж. Новички-то могут по таежным речушкам пойти: Тегра, Калажма, Пиньгиша, Военьга, Юнга. Али выйти на просторные плесы Северной Двины, Пинеги, Мезени, Вашки, на спокойные участки Онеги. Те, кто не новичок, но и старичком себя не считает, тот может пройти по Иксе, Ундоше, Пукшеньге, Покшеньге, Пижме – там перекаты, шиверы, пороги, завалы, заломы, таежные волоки – мало ль слов, любезных воднику? А уж кто себя покруче гор да вареных яиц считает, тот может на Кожу да Сывтугу пойти – там некоторые падуны, переломы да железные ворота оцениваются по высокой категории сложности. А многочисленные наши озера, как жемчуг, на нитки рек нанизанные – любого красотой своей восхитят да порадуют. Да и по морю походить на байдарах да катамаранах не лишним будет – например, по Онежскому заливу – там взмОрьё (побережье) глаз радоват, заливы-шхеры страсть каки красивы, а по морю луды да островки целыми гроздьями лежат – приставай к любому. Ну, а самы ленивы, те, кто веслами махать не хочет, могут яхту себе каку заказать – в архангельском яхт-клубе али северодвинском. А под парусом ходить – так все море избродить. На яхте-то и Соловки близко.

Соловецкая регата

Кто ж вообще воду не любит, ну, предположим, в пустыне родился да вырос, те пешим ходом могут гулеванить – почти вся область Архангельска проходима. Главно, проводника взять, что б не заплутать с непривычки – область-то огромна: я, бывало, у Мезени в тайболу уйду, а у Котласа выйду – и ни одной души человечьей не встречу. А ходить-то как приятно! Мшаники, чащи, боры – нога человечья много еще где не ступала! Ягоды-грибы опять же, рыбалочка, охота… В лес зайдешь, так и выходить не охота… Только помнить надоть: самый страшный зверь у нас – комар. В него из ружья не попадешь, а он в тебя – завсегда. Потому в лес ходить – сетки-накомарники, да крема всякие брать надо. Только не для загара, а от комара. Ну, еще и сапоги резиновы – в лесу асфальта нет, туфли с кроссовками не в подмогу. А лучшая ходьба, оно конечно, в Кенозерье будет. Там сейчас национальный парк Кенозерский открыли – любая национальность отдохнуть может. Про Кенозерье разное говорят, да мне вот что запомнилось: мол, парк этот – «…истинная жемчужина Европейского Севера. Здесь до наших дней сохранились древнейшие традиции – живые свидетели великой русской культуры». Во как! У нас, правда, в области жемчужин этих – ожерелье целое, но Кенозерье ближе к середке ожерелья будет, рядом с Соловками. Самый приветный памятник в парке том – рощи священные. Эти рощи-то росли еще до принятия веры Христовой, но до сих пор священными считаются. А ученые зовут их «языческими капищами».

Священные рощи

Роща священная – она всегда на возвышенности растет: издревле люди знали, что так к небу ближе, и ко всем, кого человек на небе поселил – богам, анделам всяким да архангелам. Сколько рощ этих – сами ученые спорят: одни говорят – 29, другие – 45. А рощам от этого не хуже, а только лучше. Те, которые бесспорно (промеж ученых) священными признаны – у деревень Шишкино, Екимово, Захарово, Немята, Карпово. Самая известная роща – у Шишкино. В роще той сухо, светло, стоят древние деревья-красавицы. В глубине рощи на полянке часовня стоит, на лесную избушку похожа. И подходить к рощам тем всегда приятно – издали видно этих стражей вечности на пригорках. А посоветую вам здесь громко не разговаривать, не петь, цветы не рвать, да, упаси вас бог ваш – деревья не рубить. Священная-то оно не важно чья – а в святом месте и ведите себя пристойно. Как христиане сюда пришли – так и они рощи рубить не стали. Только часовен своих построили – хорошо их вписали в пейзаж, стильно. И часовни те строили из деревьев, срубленных в другом месте – уважали тоже, значит.

Кенозерские часовни

А еще люди до сих пор поклоняются и отдельно стоящим деревьям да камням. У дороги на Почозеро сосна одинокая – лентами разноцветными разукрашена. Сосне той лет двести. Быват, что и можжевельник, увешанный полосками ткани белой, встретить можно – к примеру, у деревни Телицыно. У тех деревьев да в рощах тех до сих пор голоса невидимой чисти звенят – дома это их. А если чисть ту обидеть – она вас быстро с Кенозерья вычистит.

А с тех времен, как предки-новгородцы здесь ходили, веру православну на Север несли, селища строили да дороги топтали – так все и осталось. А само красиво, что осталось – это небеса церковны. Порядок такой был – внутри в храме крышу-то расписывали всяко, как богов своих представляли. И такой коллекции «небес», как в Кенозерье – больше нет нигде.

Расписные потолки-то были не только в часовнях, но и в больших храмах – церквях. Особо уникальны небеса в деревне Филлиповской – там в церкви-то неба два – в алтаре да храме. И как засмотришься на них – так и на землю не охота. А как вспомнишь, что жить-то еще лет двести, так и спустишься – дел-то много. И как пойдешь, пойдешь… Особо хорошо, если по мосту ряжевому – також памятники уникальны – только здесь и сохранились. Строили их на речках с дном каменистым – клали на дно сруб деревянный, камнем бутовали, а поверх – настил бревенчатый для ходьбы. Как в Кенозерье как приедете – перво-наперво буклет какой купите – я-то не мастак слова про красоту складывать, умны люди всяко уж лучше меня вам все и расскажут. Ну, что-то я вас на Кенозеро увел, а говорили-то мы про туризм по всей области Архангельской.

А и оглянулся – про весь туризм-то, окромя лечебного, и выложил все. Лечебный-то туризм хорош. Пока не болеешь – так он в профилактический превращается. Вон, на урочище Куртяево приезжайте: воды там – самые что ни на есть наилечебнейшие. Их еще царь Петр жаловал, оттого в два метра с вершком и вымахал. А воды те бьют поблизости древнего вулкана – на его вершинке церковка стоит, святым местом почитается. Там таки места есть, где на одной поляне по пять источников разного вкуса – где такое увидишь да попробуешь? До революции еще, к нам в область на Соловки ехали – помолиться, а уж потом сразу в Куртяево – святых источников напиться. У нас сейчас и линию розлива той воды сделали, льют по бутылкам, да по стране отправляют. Вода-то страсть кака лечебна!

Куртяевские источники

А на бутылках тех про нее мудрено-длинно написано: лечебно-столовая сульфатно-гидрокарбонатно-хлоридная натриевая с нейтральной-слабощелочной реакцией среды – во как! Она все органы внутренни лечит. Я все думаю, может водой-то куртяевской МВД российское поить?

А если не поможет, так можно на другой курорт поехать – у нас под Сольвычегодском таки грязи да соли! Грязь-то как обмажешься, воды опять же профилактически-полезной выпьешь, потом ванную в воде такой же примешь – сразу анделом себя ощущаешь. Туловище легшее становится, и ветром его домой по воздуху и приносит. Так что приезжайте, вместе помажемся, попьем, профилактику наведем, а у кого каки вопросы будут – там увидимся – порасскажу. Таперь же, кому сказки этой мало – тому часть втору читать пристало.