Читать книгу Истории Навалаара. Полчища морока - Олег Геннадиевич Гаврилкин - Страница 2

Скрип повозки разбавлял тишину и завывание ветерка, который протискивался сквозь ржавые прутья клетки. Они неспешно двигались на восток. Дорога лежала через кукурузное поле, стебли растений были выше человеческого роста.

Узник был настолько худощав, будто его вообще не кормили. Из-за этого его лицо казалось таким сеченым, будто выточено из камня. Впалые щеки и длинный острый как орлиный клюв нос казались одновременно ужасно отвратительными, и в то же время аристократически привлекательными. Второму способствовал и томный, задумчивый взгляд из раскосых глаз. А его лысую голову украшала невероятных размеров коса, которая была скручена на макушке пирамидкой и напоминала некое подобие шапочки. Несмотря на то, что уже холодало и часто шли дожди заключенный был одет очень легко. Хлопчатая рубаха серого оттенка с подогнутыми рукавами по локоть и коричневая жилетка ниже бедер из свиной кожи. На ногах были лосины и закрытые сандалеты. Аек кидая изредка робкие взгляды на пленника заметил его очень сильные руки. «Совсем не дорога им жизнь этого заключенного» подумал он «Отправлять в таком виде в такую дальнюю дорогу, задрогнет да помрет, а я виноват останусь!».

Крамер был выше него ростом, но явно уступал в габаритах. Мышцы и вены на оголенных предплечьях были ярко выражены, хотя он даже не напрягался. Он был сухой как породистая гончая, но даже в таком, казалось бы, неприглядном виде, Аек ощущал как от него веет опасностью.

– Ты мыться не пробовал? – бросил Крамер Ксимун в спину Аеку – Я было дело думал, что хуже, чем в темнице Кассингофа смрада нет, но когда мы выехали из города, я понял, что это вовсе не так.

– Пфф, кто бы говорил. – жалость в мыслях Аека начала меняться на ненависть.

– Оглянись недоделок. Я заключенный! Я три года провел в темнице. И готов поспорить на свой именной меч, что я видел воду с вехоткой чаще чем ты.

– Заткнись!– огрызнулся Аек.

– Моешься, наверное, только тогда, когда дождь идет. Иначе невозможно объяснить почему от тебя такой запашок, что мне аж глаза щиплет. – уже издевательским тоном продолжал он.

Аек развернулся к нему и просунув руку между прутьями решетки схватил за грудки.

– Ну ты сам напросился!

После чего Аек резко дернул заключенного на себя, как следует приложив головой о ржавые железные прутья клетки, от чего второй потерял сознание.

Через какое-то время Крамер открыл глаза и увидел яркое солнце, которое освещало до боли знакомые ему стены. Он был дома, который некогда срубил своими собственными руками, для семьи. Проснувшись в своей тёплой кровати на перине. Уют родных мест так обрадовал его душу, что он даже улыбнулся, чего не случалось уже очень давно. Он чувствовал даже запах. Запах который, казалось, был безвозвратно забыт. Эта Эрида, его жена, стряпала в печи бальвийские булочки. Он втянул ноздрями полную грудь аромата любимого лакомства, доносящегося с кухоньки. «Фух, ну и сон же мне приснился» подумал он. Не успев прийти в себя, в комнату ворвались двое ребятишек. Это были его дочурка Ливиана и сыночек Ен. Они налетели на него как волки на добычу. Окружили и начали скакать по кровати радостно вереща и смеясь. Он был так счастлив видеть их, его глаза просто сияли от безграничной радости, и не сдержав эмоции он даже захохотал в унисон с их звонкими голосами. Затем детишки упали в его крепкие отцовские объятья. В этот момент в спальню зашла Эрида.

– Ен, Ливи, оставьте отца в покое у него еще раны не зажили с прошлого похода. Идите лучше отведайте свежеиспеченных булочек. Там стол уже накрыт. Она отправила детей на кухню и прикрыла дверь, оставшись с любимым мужем наедине. Прекрасная на лицо девушка с волосами, черными как смоль, медленно подошла к Крамеру и присела на кровать рядом с ним.

– Наконец то проснулся. Почти двое суток проспал, я даже испугалась.говорила она, поглаживая его по лицу своей нежной теплой ладонью – Как же хорошо, что ты приехал, я так скучала!

– Я тоже скучал Эридочка моя! – он взял её за шею и наклонил к себе.

Он почувствовал устами губы, которых будто вечность не ощущал. Такие мягкие и сладкие как сахарный кренделек. Крамер готов был съесть свою возлюбленную, так жадно впивался он в её губы. Его рука медленно скользила под её лёгкую льняную накидку.

– Эй! Эрида игриво остановила его попытки пробраться дальше под одежду.

– Но…

– Никаких, но. Ты ранен! Или ты уже запамятовал? Не хватало еще, что бы у тебя снова раны открылись. – мило улыбаясь сказал она.

– Прости, ты права, совсем вылетело из головы. Согласился Крамер, хотя боли почти не ощущал.

– Расскажи-ка лучше, мой победитель, что ни будь интересное из твоего последнего похода. Ты же знаешь, как я люблю послушать твои увлекательные истории. – сказала она, прильнув рядом и положив голову ему на грудь.

– Значится так. – И тут в голове Крамера всплывают картинки сражения. Всюду горы трупов. Им нет конца. Кругом кровь и останки тел павших товарищей. Их хладные лица, на которых застыли гримасы боли. Ужасная картина, которую не смогут передать никакие слова и никакие краски художника. Пред ним предстают полчища врагов, с горящими как огонь глазами и оскаленными зубами. Он видит, как перед его лицом пролетают лезвия их оружия, их багряные от крови клинки пытаются достать его. Внезапно он ощущает сильный удар в затылок.

Это был камень, по которому проехала телега. Крамер кряхтя от боли приподнял голову вверх. Над ним по-прежнему было, клетчатое от прутьев решетки, серое небо. И сопровождало эту, и без того не радостную, ситуацию ужасное зловоние конвоира. Молодой березняк вдоль дороги покачивался от небольшого ветра.

– Ну что грубиян, очнулся? – усмехнулся Аек – А то мы тут с Каськой уже заскучали. – прихлебнув между словами что-то из фляги.

Осмотревшись и не увидев никого кроме Аека, Крамер понял, что это он о лошади.

– Ты это. Извиняй! – громко продолжил он – Немного не рассчитал. Зато теперь будешь знать, что бывает с теми, кто меня злит.

Крамер расположился по удобнее в более безопасном дальнем углу клетки. Потирая место удара, он обнаружил небольшую шишку.

– Ты тоже извини, за моё неподобающее поведение. Но, откровенно говоря, горячая ванна тебе точно не повредила бы.

– Хах, твоя правда. – недовольно согласился смердящий – А я ведь тебя сразу узнал, хоть мы и не знакомы лично.

– Не может быть! – иронично подметил пленник, который не единожды слышал эти слова в свой адрес.

– Да, конечно. Сам Крамер Ксимун! Великий воин! Известнейший – снова пригубил фляжку – Дезертир! Который потерял честь и достоинство сбежав с поля боя поджав хвост, как побитая псина.

– Не тебе говорить мне о чести Аек Блаттос. – холодно обрезал он.

Конвоир в пол-оборота посмотрел на заключенного. И молча снова отхлебнул.

– Что удивлен? Да да, я тоже тебя узнал, по твоему характерному ожогу на лбу. И да я знаю ту, известную в наших узких армейских кругах, историю о том, как ты его получил. Для многих рядовых вояк истории с твоими подвигами воодушевляют идти в бой не жалея себя. Они воспитывают в юнцах храбрость и самоотверженность. Да чего уж там, я и сам частенько перед наступлениями ставил тебя в пример, чтобы вдохновить своих боевых товарищей. Но когда я вижу тебя сейчас, мне просто больно. – Аек не на шутку присосался к фляге и молчал – Понимая и зная кем, ты был. Могучий, бесстрашный воин, прошедший столько битв, что все и не упомнить. Мне горько смотреть на то, во что ты превратился, правда. Не тебе говорить мне о чести, свою ты давным-давно утопил на дне бутылки.

Блаттос не поворачивался более к узнику, потому как не хотел показывать ему своих слез, которые настырно не переставали вытекать.

– Пусть я пропойца. – шмыгнув носом всё-таки решил ответить Аек – Пусть я воняю хуже, чем свинарник. И пусть я готов по локоть в дерьме, чистить стойла, за медяк. Но я никогда, слышишь, никогда, разорви тебя Аада, не бежал с поля боя. Я бы умер сражаясь, но такого шанса мне не предоставили мои противники. Да лучше сгнить в канаве, да что угодно лучше, чем стать самым известным трусом в мире!

– Тебя там не было! – не сдержавшись ударил кулаком по клетке Крамер – тебя там не было. И ты не видел того, что видел я – устремив взгляд в свои колени проговорил он.

Скрип колёс разрезал острым ножом тишину молчания. Успокоившись немного Ксимун всё-таки, решил продолжить.

– Их было слишком много. Не было ни шанса на победу. Вот скажи мне Блаттос. У тебя когда-нибудь, бывало, такое ощущение что, убивая своих врагов их количество не уменьшалось, а построения не редели, а скорее даже наоборот. Знаешь как в старых приданиях, отрубаешь голову, а на её месте вырастает две. И так до бесконечности.

– Да нет. Я за раз разрубал топором по трое, и они уж точно более не поднимались. – хихикнул Аек продолжая терроризировать флягу.

– А мне в тот момент было вовсе не смешно. Тогда, в битве при реке Кельме меня поглотило это ощущение. Я резал и сёк всякого кто приближался ко мне, но они будто бы вырастали из-под земли, снова и снова.

– И что даже? Самый лучший фехтовальщик не смог совладать с ними. Тебя ведь, на сколько я знаю, признали первым мечом западных земель. Даже ходили слухи, что ты одолел в дуэли непобежденного ни кем на тот момент принца Зе’Эрда третьего.

– Его и пять его лучших учеников – едва скрывая гордость поправил Крамер.

– Что? – Поперхнулся Аек после очередного глотка.

– Это правда была не совсем дуэль. Я спарринговал с Зе’Эрдом и пятью его лучшими мечниками, одновременно. Они пытались даже нападать разом, но так и не смогли поразить меня. И да, сколь бы я не был мастеровит, в тот момент этого было недостаточно. Не важно, как ты хорош в искусстве убийства, прежде всего ты остаёшься человеком. Я не жалуюсь на свою выносливость. Но в тот день, мне казалось, сражение не закончится никогда. Подкрепление противника всё прибывало и прибывало, в то время как ряды моих сослуживцев таяли на глазах. Нас осталось совсем мало. Я бился столь долго, насколько позволяло моё тело. Сбился со счета убитых мною после того, как перевалило за вторую сотню. Я сражался до тех пор, пока мог поднять свой меч. Но силы покидали меня. Руки уже не слушались. И когда поймал себя на мысли, что рука не может уже держать клинок, не то чтобы поднять его. Я вспомнил Эриду, Ливиану и Ена. Это мои жена и дети. Меня хуже меча ранила мысль о том, что больше никогда их не увижу. Что вот так просто сгину здесь и всё. Даже не попрощавшись с ними. Никогда больше не обниму своих малышей, не поцелую свою ненаглядную. Руки безвольными плетьми висели и отказывались слушаться, уронив свой именной меч я, что осталось сил побежал к реке. Я слышал, как позади кричали мои товарищи. Они выкрикивали моё имя, а потом захлёбывались собственной кровью. Да я бросил их там умирать, но я никак, никак не мог им помочь. Вот так из выдающегося фехтовальщика я превратился в выдающегося труса, сбежавшего с поля брани.

– Складно поёшь. – снова опрокинул флягу Аек.

– Это чистая правда. Хотя, кому какая теперь разница. Я дезертир и трус, и этого уже ничто не изменит. Расскажи ка лучше, как ты докатился до такой жизни дружок.

– Ну знаешь. Семья – это святое. И отчасти я даже могу тебя понять и оправдать твой поступок. Я тоже любил свою семью. Может быть даже больше, чем ты свою. И однажды, сотворил непоправимое. Я пропадал годами на воинах. Жену и сына видел не чаще чем горячую ванну сейчас. В какой-то момент это одиночество мне это надоело, и я договорился с командиром, что буду брать в военный лагерь свою семью. В общем куда я, туда и они. Высокие чины, естественно, не желали терять такого бойца и были согласны на любые мои условия. Тем более я чувствовал, что точно смогу защитить своих близких, когда они будут рядом. А уж как были рады мои, это не передать словами. И вот в очередной раз из осадного лагеря мы отправились на штурм одной небольшой такой крепости, название сейчас и не вспомню. – прихлебывая рассказывал Аек. – Штурм прошел успешно. Мы ликовали от одержанной победы. Но тут со стрелой в плече прискакал наш часовой из лагеря с ужасающими вестями. Оказалось, что союзники той крепости что мы штурмовали ждали в засаде пока основная часть войск уйдет из лагеря. И когда мы были уже далеко они напали. Вырезали всех, не пожалели никого. Можно сказать я собственноручно убил свою семью, притащил их с собой на погибель, дурак! – уже не скрывая того что плачет продолжал Аек – С тех пор я больше не воевал. Ну и в принципе со временем стал тем, кого ты сейчас видишь.

– Соболезную друг. – не наигранно сказал Крамер.

– Да ничего страшного, много лет уж минуло с тех пор. Просто все знают истории о том каким я был, но мало кто знает историю о том, как я стал вот таким.