Читать книгу Прогулки с Данте - Oleg Golubev - Страница 2

Он вдруг предстал

С замашками педанта,

И я спросил: «Ты кто?..»

Спросил в упор.

А он ответил: «Алигьери..

Данте».

«Не вор?» – сказал я.

Он сказал:

«Не вор».

Он было начал

Словом куролесить.

Но я прервал:

«У нас тут не смотрины!..»

И выпили —

Положенные

Двести.

И друг на друга

Молча посмотрели.

Жуя рыбешку

В собственном соку,

«Ты кто?» – спросил я

Снова Алигьери.

Он промолчал,

Уставясь за реку.

«Так что-там говорил

Старик Вергилий

Про Бога ангелов

И гада сатану?..»

Он после долгих

Умственных

Усилий

Рукой махнул

И выдохнул:

«Да ну…»

И через час он был

Обычный Алик.

«Ты уважаешь

Данте?!» —

Он кричал.

И обещал весной

Приехать в Палех.

И я к нему – приехать

Обещал.

Потом к нам прицепились

Две красули.

И мы попали с Аликом

К ним в дом.

С которой был он:

С Томой или с Юлей?..

Мы так с ним и

Не вспомнили потом.

Потом менты

Закручивали руки.

Молили, чтобы Данте

Не наглел.

А он грозил им —

Именем науки – и

Клялся, что устроит

Беспредел.

И вот уж мы

На дне какой-то

Шахты…

Шахтеры кулаками

Били мух.

«Уж лучше б мы

Попали к космонавтам!..» —

Подумал я и

Выругался вслух.

А он пристал

К забойщикам с вопросом.

Мол, кто здесь

Перегаром надышал?!

Те огрызнулись,

Глядя очень косо:

«Слышь, Алигьери,

Ты бы не мешал!»

Мол, сами согласились,

Так и надо.

Пусть – газ, и пыль, и

Лампочек круги.

Но деньги платят,

Значит, бабы

Рады,

А ты и твой Вергилий

Дураки.

Он закурил…

А воздух был,

Как порох.

И, выпучив глаза

И рты раскрыв:

«Огонь гаси!» —

Кричали нам

Шахтеры.

И завершеньем

Криков

Грянул взрыв.

Да нет, не может быть.

Все это глюки!

Невроз, психоз и

Плюс кассетный видик…

Но были голоса,

Шахтеры, стуки…

И Данте утверждал,

Что то же видел.

И вот уж мы

Сидим у космонавтов.

На МКС парим…

Ну как-то так.

Они нам дали

Тюбики на завтрак.

И налили – припрятанный

Коньяк.

Здесь не было

Шахтерской

Черной пыли.

Внизу плыл Каспий,

Дон, а дальше

Рейн…

Мы допили коньяк

И загрустили.

Они достали

Плохонький

Портвейн.

И тут кричал сердито.

Мол, в двигателях

Спирт – ей-ей —

Течет!..

Мы выпили

За красоту орбиты.

Он обещал, что сам

Оплатит счет.

Мы плавали в отсеках,

Как медузы.

Он декламировал

Об адовых кругах!

Потом заснул.

И нас с обратным

Грузом

Отправили на землю

Впопыхах.

Когда же мы

Обратно с ним

Летели,

«Ты кто? – сказал я. —

Признавайся, ну!..»

А он ответил:

«Гений,

Просто гений».

А я сказал:

«Ну, это ты

Загнул!»

И вот мы

В хирургической

Больнице…

Уколов нет,

Таблеток не дают.

А у больных

Такие злые лица,

Что страшновато

Оставаться тут.

У медсестренок

С главврачом проблемы.

Одна из них

Рожает от него.

Грядут в ночных дежурствах

Перемены…

Все в ожидании

Решения его.

А он закрылся

В операционной.

И конфискует у хирурга

Спирт…

Жена его,

Оставшись непреклонной,

На раскладушке

В коридоре спит.

Медсестры бегали к нему

На перепалку.

А он грубил им.

Он был с ними строг.

И почему-то мне

Их было жалко.

А почему?..

Я сам понять не мог.

И были не прожарены

Котлеты.

Был чай не сладкий.

Кислый был омлет.

Никто не знал,

Чем кончится все это.

Страдал в депрессии

Болящий контингент.

Я прочитал,

Набычась, полглавы,

Пока мне чем-то

Натирали спину.

Но ничего не понял там,

Увы.

Главврач мужик был

В общем-то прекрасный.

Жаль – не давал нам

Выйти в интернет…

Зато мы подхватили

Жуткий насморк

И прочитали

Парочку газет.

Все кончилось

Рождением малютки,

Корпоративом

И присловьем

«Блин».

Наутро док

Провел пятиминутку

И выписал нам с Данте

Анальгин.

Медперсонал

Ему, как Богу, верил.

Все были радостны,

Особенно – отец!

«Мы где?!» – спросил

С испугом Алигьери.

А я сказал: «Очнулся

Наконец!..»

И вот мы с ним,

Оправившись от комы,

Направились в ближайший

Ресторан…

И снова были – эти,

Юля с Томой.

И нас лечили

От душевных травм.

Поговорить мешали

Музыканты.

Официантка

С оттопыренной

Губой

Так плохо нас

Обслуживала

С Данте,

Как могут лишь

Сотрудницы

«Райпо».

Вокруг сидели

«Мертвецы»

И ели.

«Хм, трупы

Любят трупы

На обед!» —

С усмешкой говорил

Мне Алигьери.

А уж ему

Я верил как себе.

И пела «караочная»

Певица,

Пытаясь выглядеть

Взрослей и сексапильней.

Стреляли глазками

Невинные блудницы.

Базарили «крутые»

На мобильный.

А Данте, заказавший

К пиву крабов,

Ругал науку,

Крабов

И прогресс…

И защищал

Евреев от арабов.

Я думал: «М-м,

В политику полез!»

Он философствовал —

О сразу двух

Кореях.

О войнах, странах

И задачах стран.

И защищал арабов

От евреев…

И от грехов

Последних христиан.

Потом переключился

На поэтов.

Но суперлаконично,

В двух словах.

«Все это уже было

С кем-то, где-то!..» —

Мелькнула мысль,

Пробив дыру

В мозгах.

Мелькнула мысль

И улетела пулей.

Упал на скатерть

«Красного» бокал.

Куда-то подевались

Тома с Юлей.

А Данте плел

Про женский

Идеал.

Про меру и

Божественность

Таланта.

Кричал, что было сил,

Мне – прямо в ухо.

«Пойдем! – сказал я: —

Алигьери Данте!..»

«Пойдем!» – сказал мне

Алигьери сухо.

И вот мы на реке.

И удим рыбу.

Каким нас ветром

Занесло сюда?!

Я так ему и выпалил:

«Спасибо!..»

А что я мог еще

Сказать тогда?

Скучней, казалось,

В мире нет занятья,

Хоть и поймали

Пару пескарей.

Как вулканическую лаву,

Все проклятья

Я извергал

На Данте и червей.

Спокойствие других

Себе дороже!..

Но понемногу

Все же я размяк.

И хоть хотелось

Скорчить Данте рожу,

Так не со зла,

А как бы просто

Так.

И комарам, и разным

Липким мошкам

Зловредно – я

Был рад

Как на духу.

Потом уж мы

В золе пекли картошку

И ели горяченную

Уху.

И так мы с ним

Смотрели на

Цветочки,

Как будто верили —

Трава заговорит!

По одуванчикам,

По белым их

Комочкам,

Был путь в Божественное

Ярок и открыт.

Он говорил

Про ангелов и небо.

Я говорил

Про наш земной

Устой.

Он говорил, что

Лучше там,

Где не был.

А я – что лучше то,

Что под рукой.

Он жил в своем,

Придуманном им свете.

И утверждал,

Что он насквозь

Всех видит.

А я ему – так сразу

И ответил,

Так и сказал:

«Пошел бы ты,

Овидий!..»

А впрочем – мне

Все было безразлично…

А он, он нервничал,

Ругая насекомых!

И вдруг вскочил

И вскрикнул:

«Беатриче?!»

Но это снова были

Юля с Томой.

И все испортили

Смешливые девчонки,

Хоть и дополнили

Изгибами телес.

Их шутки

У меня сидят

В печенках!..

А Данте проявлял

К ним интерес.

И углублялся с ними

В темный лес.

И декламировал стихи

О Беатриче…

И под купальники,

Смеясь,

К обеим лез.

И земляникою лесной

Обеих пичкал.

Потом – он стал нырять

И утонул…

Все бросились за ним,

Его спасая!..

Спасли и откачали.

Он заснул.

Я прочитал над ним

Главу из «Рая».

В двенадцать дня

У речки незнакомой

Я не читал

Заумней вариантов!

Уснули сном младенцев

Юля с Томой,

Но был разбужен

Своим «Раем»

Данте.

Сказал он нервно:

«Слышишь, никогда

Не смей – меня

Мне приводить

В пример!..»

Мол, «Рай» его

Такая лабуда!..

А я сказал: «Ну да уж,

Не Гомер».

Тут мы расстались…

А столкнулись снова

Так месяцев примерно

Через десять.

«Ты как?» – спросил я.

Он сказал: «Хреново!..»

И выпили

Положенные – двести!

Я вспомнил почему-то.

И плюнул трижды через

Левое плечо.

Мы помолчали,

Кажется – минуту

И по стакану

Выпили еще.

Он рассказал,

Уткнувшись мне

В жилетку,

Что зря не утонул он

Там, в июле…

Что он женат,

Но бегает к соседке.

А тут еще рожают

Тома с Юлей!

Да от него…

«Проведать их

В больнице?!

Или поздравить,

Как-нибудь по почте?!»

Что исписался он…

Осуетился…

Что жив-здоров,

А жить

Как бы не хочет.

Что он – кретин!

Сухие вина – бяка!

Что знает он – лишь то,

Что каждый знает!

«Жизнь удалась!» —

И он почти заплакал.

А я подумал

И сказал:

«Бывает».

«А помнишь! —

Он кричал мне

После третьей, —

Как мы взорвали ту

Каменоломню!!!

А сколь Божественного

Было – в прошлом

Лете?!»

А я сказал,

А я сказал:

«Не помню».

И через час

Он был все тот же

Алик!..

«Ты уважаешь Данте?!» —

Он кричал.

И снова обещал

Приехать в Палех!

И я к нему

Приехать обещал!

Потом – он громко пел

«Лючию Санта»!..

И я спросил:

«Ты кто?!»

Спросил в упор.

Ответил он,

Мол, Алигьери!..

Д-Данте!..

«Не вор?» – сказал я.

Он сказал:

«Не вор».