Читать книгу Корпоративная ответственность в гражданском праве - Олег Гутников - Страница 4

Деление юридических лиц на виды закреплено непосредственно в ГК РФ[96]. В зависимости от оснований, по которым проводится такое деление, в ГК РФ определены следующие виды юридических лиц:

1) юридические лица, на имущество которых их учредители имеют вещные права, и юридические лица, в отношении которых их участники имеют корпоративные права (п. 3 ст. 48);

2) коммерческие и некоммерческие организации (ст. 50);

3) корпоративные и унитарные юридические лица (ст. 65¹);

4) юридические лица различных организационно-правовых форм.

Первая из названых классификаций проводится в зависимости от того, какие права имеют учредители (участники) в отношении юридических лиц или их имущества. Нетрудно заметить, что в данной классификации нарушено единство основания деления: юридические лица подразделяются по двум совершенно разным критериям: наличие вещных прав на имущество юридического лица, с одной стороны, и наличие корпоративных прав в отношении юридического лица — с другой. При этом имущественная или неимущественная природа корпоративных прав остается в законе неопределенной.

Ранее действовавшая редакция ГК РФ подразделяла юридические лица на три вида:

1) в отношении которых их участники имеют обязательственные права;

2) в отношении имущества которых учредители имеют вещные права;

3) в отношении которых учредители не имеют имущественных прав.

Поскольку вещные и обязательственные права традиционно рассматриваются как имущественные, данная классификация проводилась в зависимости от наличия и вида имущественных прав, возникающих у учредителей (участников) в связи с участием в образовании имущества юридического лица.

Эта классификация определяла права участников в отношении юридического лица в связи с внесением туда своего имущественного вклада:

– либо участники вносят вклад и утрачивают право собственности на имущество с приобретением обязательственных прав к юридическому лицу;

– либо участники утрачивают право собственности без приобретения каких-либо имущественных прав в отношении юридического лица;

– либо участники не утрачивают право собственности и сохраняют его за собой.

Однако после введения в ГК РФ изменений, связанных с признанием корпоративных отношений (и корпоративных прав) в качестве составной части предмета гражданского законодательства, указанная классификация претерпела существенные изменения. Теперь она не связана с имущественными правами или участием в образовании имущества юридического лица, а основана на любых правах, которые имеют учредители (участники).

Вместо обязательственных прав считается, что учредители имеют в отношении юридических лиц корпоративные права[97] и к таким юридическим лицам отнесены исключительно корпоративные организации (ст. 651 ГК РФ).

Другая разновидность юридических лиц сохранилась в неизменном виде – в нее входят юридические лица, в отношении имущества которых их учредители имеют вещные права (государственные и муниципальные унитарные предприятия, а также учреждения).

Наконец, из законодательства исчезла третья категория юридических лиц, в отношении которых (имущества которых) их учредители не имеют имущественных прав.

В результате целый ряд юридических лиц из рассматриваемой классификации «выпал» и оказался ей не охваченным. Речь идет об унитарных организациях, в отношении имущества которых их учредители не имеют вещных прав и в отношении которых они также не имеют корпоративных прав (автономная некоммерческая организация, фонд, религиозная организация, публично-правовая компания). Логично было бы данную категорию юридических лиц обозначать в ГК РФ как «юридические лица, в отношении которых их учредители не имеют никаких прав».

Однако такой подход не соответствовал бы действительности, поскольку учредители автономной некоммерческой организации, публично-правовой компании все же имеют «управленческие» права в отношении созданных ими юридических лиц, в связи с чем законодатель предпочел вообще отказаться от выделения такой сомнительной в данных условиях категории, как юридические лица с не имеющими никаких прав учредителями (участниками). Подобные «классификационные издержки» возникли как раз в связи с тем, что в ГК РФ не уделяется никакого внимания отношениям и правам, связанным с управлением любыми юридическими лицами.

В этой связи крайне сомнительной является введение на уровне закона какой бы то ни было классификации юридических лиц в зависимости от вида прав, которые имеют их учредители (участники) в отношении организации или ее имущества, поскольку любая такая классификация будет неточной и не отражающей реальное деление организаций по видам и единой правовой природе прав, принадлежащих учредителям (участникам) в отношении юридического лица.

Не отличается стройностью и логической последовательностью и вторая из названных классификаций юридических лиц, подразделяющая их на корпоративные и унитарные.

Деление юридических лиц на корпорации и учреждения (или объединения лиц и унитарные организации) известно давно[98]. Достаточно сказать, что еще в ГК РСФСР 1922 г. юридические лица подразделялись на «объединения лиц» (корпорации) и «учреждения» (унитарные организации). Традиционно это деление проводится по признаку наличия или отсутствия членства. Как писал В.А. Рахмилович, «корпоративные организации имеют членов, унитарные членов не имеют»[99]. Однако при всей внешней простоте данного деления оно до сих пор вызывает споры. Нет никакой ясности в соотношении понятий «член», «учредитель», «участник» организации и в чем, собственно, заключается членство. В доктрине гражданского права эти понятия получают самые разные трактовки – от «длящегося правоотношения, возникающего между корпорацией и ее участниками (членами)»[100] до «юридического факта-состояния»[101]. Встречаются и суждения, отрицающие какое-либо значение понятия членства для квалификации тех или иных отношений в качестве корпоративных. Как указывает С.А. Синицын, «понятие членства не обладает искомым гражданско-правовым смыслом и содержанием, не является единственным признаком корпорации в гражданском праве, не может считаться предтечей возникновения корпоративных правоотношений»[102].

Сам термин «корпорация» в юридической доктрине до внесения в ГК РФ соответствующих изменений не отличался единообразным пониманием, которое существенно различалось у разных авторов. В понятие «корпорация» вкладывалось различное по широте содержание[103]. Так, можно назвать следующие основные подходы к определению понятия «корпорация»:

– к корпорациям относятся только коммерческие организации (хозяйственные общества и товарищества), основанные на участии в них членов (участников). Иногда под корпорациями понимают исключительно акционерные общества;

– к корпорациям относятся любые организации (юридические лица), основанные на членстве или участии. Этот подход в настоящее время отражен в нормах гл. 4 ГК РФ. В таком понимании корпорации – это не только хозяйственные общества или товарищества, но также и большинство других юридических лиц, как коммерческих, так и некоммерческих, в том числе кооперативы (потребительские и производственные), а также множество некоммерческих организаций различных организационно-правовых форм (саморегулируемые организации, ассоциации и союзы, некоммерческие партнерства и даже профсоюзы, религиозные организации и политические партии, являющиеся юридическими лицами);

– к корпорациям относятся любые организации, являющиеся юридическими лицами, независимо от того, основаны они на членстве (участии) или нет. В соответствии с этим к «корпоративным образованиям» следует отнести любые организации, являющиеся юридическими лицами, в том числе государственные учреждения (автономные и бюджетные), частные учреждения, унитарные предприятия, фонды, государственные корпорации и т. д.;

– в качестве особой корпорации можно рассматривать государство, которое имеет своих членов (граждане), органы управления и т. д.;

– как любое объединение участников гражданских отношений, основанное на совместном участии в чем-либо (в деятельности или в имуществе), независимо от того, является ли такое объединение юридическим лицом. В этом случае к корпорациям можно относить любые не противоречащие закону группы лиц, объединившихся для достижения какой-либо общей цели (предпринимательской, общественной, политической, бытовой и т. д.), в том числе участников договоров о совместной деятельности (простого товарищества), не являющихся юридическими лицами, союзы, консорциумы, участников отношений общей собственности, иные гражданско-правовые сообщества (сообщество кредиторов при банкротстве, сообщество собственников многоквартирного жилого дома и т. п.).

Безусловно, большинство цивилистов, особенно в свете последних изменений ГК РФ, к корпорациям относят юридические лица, имеющие членов (участников). Впрочем, унитарные организации, в которых нет членства, по целому ряду вопросов имеют сходное регулирование. Вся разница сводится в основном к тому, что в корпорациях полномочия собственника в экономическом смысле принадлежат нескольким субъектам, а в унитарных организациях – одному субъекту. Однако в «классических» корпорациях возможно участие одного лица, и тогда все правомочия в отношении юридического лица будут принадлежать этому лицу. В то же время в организациях, которые не имеют членов, возможны отношения, возникающие между несколькими лицами («квазиучастниками»). Например, фонд – это организация, не имеющая членства. Однако учредителями фонда могут быть несколько лиц, которые по существу являются участниками (членами) отношений, возникающих в связи с созданием фонда.

Условность деления юридических лиц на корпорации и унитарные организации в последнее время все больше подтверждается существованием различных «смешанных» или «пограничных» форм юридических лиц, в которых одновременно присутствуют признаки каждого из рассматриваемых видов организаций. Достаточно сказать о компаниях (корпорациях) одного лица (хозяйственные общества с одним участником); религиозных организациях, которые могут иметь членство, но являются при этом по ГК РФ унитарными организациями, государственных академиях наук, которые, являясь унитарными организациями (госучреждениями), имеют членство и т. д. В зарубежном праве в последнее время также распространены различные «переходные» формы юридических лиц между корпорациями и учреждениями. Так, Е.А. Суханов указывает на существование в Австрии не имеющих членства частных фондов, которые «с начала 90-х годов прошлого века широко учреждаются и используются несколькими лицами, главным образом физическими, для различных совместных целей на основе специального законодательства и в силу этого рассматриваются здесь в качестве особого вида корпоративных юридических лиц, «подобных учреждениям»[104].

Небезынтересно отметить, что в историческом плане деление юридических лиц на корпорации и унитарные организации (учреждения или институты) всегда вызывало споры в доктрине и не отличалось особой четкостью.

Основоположник органической теории юридического лица Отто фон Ф. Гирке рассматривал и корпорации, и унитарные организации (институты) как союзные лица, с той лишь разницей, что корпорация – это союз с личностью, происходящей из самой корпорации, обладающей имманентной единой волей, которая может со временем меняться, а институт – союз с личностью, насажденной в него извне учредителями, волю которых органы института уже изменить не могут и люди продолжают служить этой учредительной трансцендентной воле[105]. В этих умопостроениях нельзя увидеть никаких существенных различий между корпорацией и институтом, кроме количества лиц, учредивших юридическое лицо. Очевидно, что в современных юридических лицах возможность или невозможность изменения учредительной воли относительно предмета и целей деятельности юридического лица в равной степени может иметь место как в корпоративных, так и в унитарных организациях, и зависит это в первую очередь от организационно-правовой формы юридического лица, но никак не от того, является ли оно унитарным или корпоративным.

Единая природа всех юридических лиц (и корпораций, и институтов) отмечалась и Регельсбергером, который считал, что основу любого юридического лица «образуют общественные организмы, и оживляющие их элементы – суть люди, и поскольку эти люди как члены организма действуют на служение ему, в пользу его целей, они порождают союзную жизнь, отличную от их индивидуальной жизни» [106].

Об отсутствии каких-либо кардинальных различий между корпорациями и институтами писал и Н.О. Суворов, отмечая, что неправильно проводить такие различия по признаку того, что волю корпорации образуют ее члены, а волю института – раз и навсегда учредитель, поскольку субстратом института являются не люди, а имущество. В обороте, как правильно отмечал Н.С. Суворов, действует не учредитель, а администрация, точно так же как от администрации зависит прием бедных и больных в богадельни или в больницы[107]. Управление делами в корпорациях, как отмечал Н.С. Суворов, ведется таким же порядком, как и управление делами институтов. При этом «о некоторых обществах можно даже сказать, что они имеют вполне институтный характер, так что получается ясно распознаваемый тип корпоративного института… И вообще уставы, которыми нормируется жизнь даже и частных союзов, показывают, что отстаиваемое многими цивилистами противоположение между корпоративной волей как имманентной союзу и институтной волей как трансцендентной в действительности сильно ослабляется. Наконец, и история засвидетельствовала близкое соприкосновение институтов с корпорациями, представляя нам примеры перехода одного типа юридических лиц в другой»[108].

При этом сам Н.С.Суворов проводил различие между корпорациями и институтами по двум основным признакам[109]. Во-первых, по наличию у корпорации кроме органов администрации членов, которые имеют корпоративные права управления и контроля и одновременно являются дестинаторами (выгодоприобретателями) корпорации[110], в то время как у институтов есть только администрация, контроль за которой осуществляют правительственные органы, а дестинаторами институтов являются исключительно третьи лица, никак не связанные с администрацией. Во-вторых, по целям деятельности корпораций и институтов (корпорация действует в интересах своих участников, а цели института носят альтруистический характер, и члены администрации не преследуют эгоистических интересов)[111]. В то же время следование этой логике приводит к тому, что у организаций унитарного типа вообще нет никаких лиц, которые управляют действиями администрации (назначают органы управления, освобождают от должности и т. д.), что на практике не соответствует действительности. Кроме того, очевидно, что и корпоративные организации могут образовываться с альтруистическими целями, деятельность которых не направлена к выгоде участников. Поэтому и Н.С. Суворов, проводя указанное различие, делал оговорку о том, что существуют и переходные формы.

Несмотря на известные сложности в строгой классификации юридических лиц на корпоративные и унитарные, действующий ГК РФ тем не менее пошел по пути легального закрепления такого деления непосредственно в кодексе, при этом в качестве главного основания деления был выбран формальный признак наличия или отсутствия права членства (участия) в юридическом лице.

Так, корпоративными являются юридические лица, учредители (участники) которых обладают правом участия (членства) в них (абз. 1 п. 1 ст. 65¹ ГК РФ). Еще одним признаком корпорации в законе названо формирование учредителями (участниками) высшего органа корпорации в виде общего собрания участников (п. 1 ст. 653 ГК РФ).

Унитарными являются юридические лица, учредители которых не становятся их участниками и не приобретают в них права членства (абз. 2 п. 1 ст. 65¹ ГК РФ).

Важно отметить, что в основе этого деления согласно ГК РФ лежит не количество учредителей (один или несколько), а обладание учредителями (участниками) корпоративными правами и обязанностями в отношении юридического лица, которые согласно Кодексу отождествляются с правами членства (п. 2 ст. 651, ст. 65¹ ГК РФ).

В то же время подобный подход небесспорен, и данное деление в том виде, в каком оно закреплено в ГК РФ, является весьма условным и носит больше доктринальный, чем практический характер.

Дело в том, что корпоративные права, если проанализировать их перечень[112], могут принадлежать и учредителям унитарных организаций, не имеющим членства. Фактически учредители унитарных организаций обладают правом на управление (или участие в управлении, если их несколько) во многих унитарных организациях. Очевидно, что учредителю (собственнику) унитарного предприятия или учреждения принадлежат все корпоративные права, перечисленные в п. 1 ст. 65¹ ГК РФ: он назначает и освобождает от должности органы управления[113], утверждает устав[114], оспаривает сделки, может требовать возмещения убытков, причиненных управляющими[115], и т. д. Учредителям автономной некоммерческой организации также принадлежат все корпоративные права, так как они осуществляют управление деятельностью юридического лица в порядке, установленном уставом, создают коллегиальный орган управления, назначают единоличный исполнительный орган[116]. При этом ГК РФ допускает как выход из состава учредителей автономной некоммерческой организации, так и прием в состав учредителей новых лиц, что фактически является аналогом установления и прекращения отношений членства в корпоративных организациях. Учредители религиозной организации утверждают ее устав, могут выполнять функции органа управления[117], могут требовать возмещения убытков, причиненных органами управления, и т. д.[118] Учредитель фонда не только утверждает устав фонда при его создании (ст. 50¹ ГК РФ), но может иметь полномочия по изменению устава (п. 1 ст. 123¹⁰ ГК РФ)[119].

Однако Кодекс, определив корпоративные отношения только как связанные с управлением корпоративными организациями (п. 1 ст. 2 ГК РФ), исключил возможность признания таких корпоративных прав также за учредителями унитарных организаций, что, на наш взгляд, является системной ошибкой ГК РФ. Между тем правильнее было бы говорить о корпоративных правах на управление любыми юридическими лицами (и имеющими членство, и не имеющими такового)[120], и формулировать общие положения о таких корпоративных правах для всех видов юридических лиц. Что касается деления юридических лиц на корпоративные и унитарные, то его следовало бы проводить не по признаку наличия или отсутствия корпоративных прав, а по признаку количества субъектов единого корпоративного права на управление юридическим лицом (один субъект – унитарные юридические лица, множество субъектов – корпоративные юридические лица). В таком случае можно было бы выделять корпоративные отношения и права, связанные с управлением, общие для всех юридических лиц, и членские отношения и права, связанные с управлением корпоративными организациями несколькими лицами. Специфика последних заключалась бы во множественности лиц, обладающих корпоративными правами и обязанностями в отношении организации, следствием чего является появление особой группы отношений между этой множественностью лиц, связанных с осуществлением корпоративного права несколькими лицами и основанных на особом порядке согласования воли несколькими субъектами корпоративного права (голосование на общих собраниях, подчинение меньшинства большинству и т. д.).

Однако и подобная классификация по количеству лиц, обладающих корпоративными правами, была бы условной и не соответствовала в полной мере имеющемуся в делении юридических лиц на корпоративные и унитарные. Такие унитарные по ГК РФ организации, как автономная некоммерческая организация, фонд, религиозная организация, должны были бы относиться к корпоративным организациям, поскольку право на управление ими по существу принадлежит (или может принадлежать) нескольким учредителям. По этому поводу А. В. Габов справедливо отмечает, что «строго говоря, такие учредители будут (как минимум могут) иметь права, аналогичные некоторым членским правам (правам участия) участников корпорации. Между тем никаких особенностей осуществления таких «протокорпоративных» прав Кодекс не устанавливает, что с неизбежностью рано или поздно приведет к конфликтам»[121]. Вместе с тем в классических корпорациях, таких как хозяйственные общества, все корпоративные права могут принадлежать одному лицу (компании одного лица), и в них отсутствуют «членские отношения и права» в собственном смысле слова, а взаимоотношения между единственным участником и корпорацией по своей природе практически ничем не отличаются от взаимоотношений учредителя и унитарной организации. Это косвенно признается и на законодательном уровне, поскольку законы о хозяйственных обществах предусматривают, что их положения распространяются на общества с одним участником лишь постольку, поскольку законом не предусмотрено иное и поскольку это не противоречит существу соответствующих отношений[122]. Однако проблема как раз и заключается в том, что существо отношений, связанных с управлением любыми юридическими лицами, ни в ГК РФ, ни в других законах не определено и фактически игнорируется, а все эти отношения отождествляются исключительно с организациями, имеющими корпоративное устройство. В таких условиях на практике определить, в какой части применяются положения корпоративных законов к унитарным по своей сути хозяйственным обществам, представляется крайне затруднительным.

Разграничение унитарных и корпоративных юридических лиц иногда пытаются проводить не только и не столько по количеству лиц, образующих юридическое лицо или являющихся его членами, обладающими членскими или корпоративными правами. В основе такого деления также указывают на признак единства и неделимости имущества в унитарных организациях и отсутствие такового в организациях корпоративных[123]. В унитарных организациях, в отличие от корпоративных, имущество (капитал) не делится на паи или доли участников, а составляет единую и неделимую между учредителями имущественную массу[124]. При таком подходе, независимо от количества субъектов корпоративного права, юридические лица, обладающие неделимым на паи (доли) имуществом, должны относиться к унитарным организациям, а юридические лица, в которых имущество делится на доли (паи) между участниками, относились бы к корпоративным.

Такого подхода, по существу, придерживается Е.А. Суханов: «В отличие от корпораций унитарные организации представляют собой объединения (общности) имущества, или имущественные союзы, точнее, обособление имущества учредителем (учредителями) путем создания соответствующего юридического лица – собственника. Но такие унитарные общности имущества, даже созданные несколькими лицами, никогда не предоставляют своим учредителям каких-либо долей участия или иных прав на свое имущество, поэтому им неизвестны отношения членства»[125]. Однако последнее утверждение небесспорно, поскольку с рассматриваемых позиций имущество, например, общественной организации также не делится на паи либо доли участников (является «унитарным»), однако отношения членства при этом в таких организациях присутствуют. Отношения фиксированного членства в принципе могут быть и в унитарной организации. Например, учредители автономной некоммерческой организации, имущество которой не делится на паи или доли, могут быть членами органа управления этой организации. Более того, как указывалось выше, сами они (учредители) являются фиксируемыми «членами» сообщества учредителей автономной некоммерческой организации, состав которого может меняться[126]. Поэтому отношения членства (или участия) сами по себе в принципе никак не связаны с делением имущества организации на паи (доли) или отсутствием такового.

Деление юридических лиц на корпорации и учреждения многими в теории давно проводится еще по одному признаку – по наличию у участников (учредителей) права получать выгоду от деятельности юридического лица. К корпорациям (независимо от количества участников, один или несколько) относились бы тогда юридические лица, в отношении которых их участники (учредители) имеют какие-либо имущественные права и являются «выгодоприобретателями» от деятельности корпорации. Именно на таком подходе основаны представления о том, что корпорации по большей части являются коммерческими организациями (распределяющими прибыль или выгоды между участниками). Если же юридическое лицо осуществляет деятельность в пользу неопределенного круга третьих лиц, являющихся выгодоприобретателями (пользователями, дестинаторами), то оно считается учреждением. При этом его учредители (участники) имеют в отношении юридического лица корпоративные «управленческие» права (управлять и контролировать деятельность юридического лица), но не имеют прав на получение какой-либо выгоды от деятельности корпорации.

О таком делении юридических лиц на корпорации и учреждения Д.Д. Гримм писал: «…ходячее разграничение между корпорациями и учреждениями, заключающееся в признании одних союзами лиц, а других имущественными комплексами, пользующимися самостоятельной правоспособностью, не может быть признано правильным. Следует признать, что как корпорации, так и учреждения суть союзные образования. Различия же между ними сводятся к тому, что корпорация есть такое союзное образование, которое существует и действует в интересах лиц, непосредственно связанных между собою и с корпорацией в качестве членов ее… Напротив, учреждение есть такое союзное образование, которое существует и действует в интересах третьих лиц, не связанных непосредственно между собою и с учреждением в качестве полноправных членов его. Дело в том, что при корпорациях функции управления и контроля не отделены принципиально от функции пользования, – одни и те же лица в качестве полноправных членов целого участвуют в управлении делами корпорации, если не непосредственно, то через избираемых ими делегатов, контролируют деятельность этих делегатов и вместе с тем пользуются выгодами, которые доставляет корпорация. Напротив, в учреждениях функция пользования совершенно обособлена от остальных функций, – лица, пользующиеся услугами учреждений, так назыв. дестинаторы, не участвуют в управлении ими, не имеют права контроля над распорядителями»[127].

В таком случае к корпоративным организациям следовало бы относить все коммерческие организации независимо от делимости их уставного капитала на доли (паи), включая унитарные предприятия[128], а также большинство некоммерческих (корпоративных или унитарных по ГК РФ) организаций, учредители которых имеют право пользоваться (удовлетворять свои потребности, материальные или духовные) результатами деятельности этих организаций. К учреждениям (унитарным организациям) относились бы по этому признаку лишь фонды[129], учреждения и автономные некоммерческие организации.

Видимо, по причине известных сложностей при разграничении корпоративных и унитарных организаций в ГК РФ появился еще один, дополнительный признак корпоративных организаций: формирование участниками корпорации высшего органа управления корпорацией в виде общего собрания участников. Тем самым фактически признано, что участие (или членство) в корпорации заключается не просто в наличии у участников права на управление или членских (корпоративных) прав, а в формировании конкретного высшего органа управления – общего собрания, непосредственными членами которого являются участники (члены) корпорации. При этом правильнее было бы говорить не о «формировании»[130] участниками общего собрания, а о «составлении» или о непосредственном участии членов корпорации в высшем органе управления (общем собрании). При таком подходе одним из существенных признаков корпорации является, по сути, непосредственное участие членов (участников) в коллективном формировании волеизъявления высшего органа юридического лица, который они собственно и составляют. Однако и при таком уточнении трудно сказать, чем корпорации по этому признаку будут отличаться от унитарных организаций, поскольку в них единственный участник (учредитель) фактически осуществляет функции высшего органа управления юридическим лицом и тем самым также формирует его волю и его составляет (в учреждениях, унитарных организациях, хозяйственных обществах с единственным участником).

Неудивительно, что и этот признак последовательно в ГК РФ не выдерживается. Например, такие корпоративные организации, как полные и коммандитные товарищества, вообще не имеют никакого высшего органа в виде общего собрания, а участники непосредственно ведут дела от имени товарищества, формируя и изъявляя его волю. Кроме того, правом «формировать» высший орган управления могут обладать также учредители унитарных организаций (автономной некоммерческой организации, религиозной организации).

Как было показано выше, существование различных признаков деления юридических лиц на корпорации и унитарные организации или учреждения, непоследовательность или некорректность оснований деления, наличие «переходных» или «смешанных» форм создают известные сложности при квалификации тех или иных организаций в качестве корпоративных или унитарных. Иногда такое деление встречает крайне негативную оценку.

Так, Д.И. Степанов писал: «Еще одно деление юридических лиц, нашедшее отражение в новой версии ГК РФ, а именно деление всех организаций на корпоративные и унитарные (ст. 651 ГК РФ), является сугубо доктринальной, т. е. бессодержательной с практической точки зрения, классификацией, более уместной в учебнике гражданского права, но мало чего дающей участникам оборота. Видимо, подобное деление нашло отражение в ГК РФ лишь для того, чтобы удовлетворить персональные амбиции отдельных академических ученых, долго ожидавших увидеть, наконец, в тексте закона фразу «в связи с участием в корпоративной организации ее участники приобретают корпоративные (членские) права и обязанности в отношении созданного ими юридического лица», однако что эта запись даст судам или практикам – совершенно неясно»[131].

Вместе с тем, несмотря на очевидные недостатки в делении юридических лиц на корпоративные и унитарные, согласиться с такой оценкой нельзя. Закрепление в ГК РФ этого деления в целом следует рассматривать как положительный шаг, поскольку следствием его явилась унификация и систематизация общих положений о корпоративных правах участников хотя бы определенной части юридических лиц, признаваемых ГК РФ корпоративными. Это не отменяет необходимости искать более совершенные критерии разграничения юридических лиц и способы построения общих норм о них более корректно, в соответствии с фактическим состоянием корпоративных отношений. Очевидно, что корпоративные организации отличаются от унитарных прежде всего множественным составом участников (учредителей), имеющих определенные права в отношении юридического лица. И в этом смысле появляется дополнительная «ось» отношений, возникающих не только между юридическим лицом и его участниками, но и между несколькими участниками, которая немыслима в унитарных организациях.

Такие координационные отношения, безусловно, имеют свои особенности и нуждаются в правовой регламентации, в том числе путем установления для них общих положений, которые сегодня уже начали появляться в Гражданском кодексе (в виде общих норм о решениях собраний). Как писал А.В. Габов, «наличие соучастия всегда требует специального регулирования, главным образом, потому, что возникает проблема соотнесения интересов меньшинства и большинства, проблема, которая не актуальна для унитарных организаций»[132]. В этой связи следует согласиться с И.С. Шиткиной в том, что «классификация организаций на корпоративные и унитарные организации для адресного специального регулирования является целесообразной» [133].

Представляется, однако, что ошибка законодателя заключается не в том, что он ввел деление юридических лиц на корпоративные и унитарные, а в том, что придал этому делению жесткий характер, определив, какие конкретно организационно-правовые формы юридических лиц относятся к корпоративным, а какие – к унитарным, не учитывая наличие переходных форм и трудности такого разграничения на практике. Правильнее было бы не разграничивать все организационно-правовые формы юридических лиц на «корпоративные» и «унитарные», а формулировать общие положения о корпорациях, которые применялись бы к юридическим лицам любых организационно-правовых форм, фактически имеющим корпоративное устройство.

С другой стороны, «корпоративные» права и обязанности между учредителями (участниками) и самими юридическими лицами имеют совершенно особую правовую природу[134], и общие положения о них применительно к любым организациям также следовало бы урегулировать в ГК РФ. Представляется, что система юридических лиц должна быть построена исходя из единой природы корпоративных «управленческих» отношений в любых организациях. Общие положения о корпоративных правах (связанных с управлением юридическим лицом) должны быть сформулированы применительно к любым юридическим лицам. При этом можно вести речь о едином корпоративном праве управления юридическим лицом, состоящим (по аналогии с собственностью) из нескольких корпоративных правомочий (на управление, на получение информации, на обжалование решений органов юридического лица, на предъявление требований о возмещении убытков, на оспаривание сделок юридического лица).

Деление юридических лиц на корпоративные и унитарные должно производиться по количеству субъектов этого единого корпоративного права.

Если корпоративным правом обладает одно лицо, то организация должна признаваться унитарной и к ней следует применять общие нормы об унитарных юридических лицах, которые должны быть сформулированы в ГК РФ. Это одно лицо по общему правилу должно наделяться функциями и компетенцией высшего органа управления юридического лица со всеми вытекающими последствиями (назначение других органов юридического лица, утверждение устава и т. д.). Соответствующие общие нормы применялись бы к любым юридическим лицам, имеющим одного учредителя (участника), в том числе к унитарным предприятиям, учреждениям, а также к любым традиционно «корпоративным» юридическим лицам в тех ситуациях, когда фактически они имеют одного участника (хозяйственные общества с одним участником и т. д.).

Если же корпоративным правом обладают несколько лиц (множественность лиц на стороне субъекта корпоративного права), то организация должна признаваться корпоративной. В таких организациях функции высшего органа управления одновременно выполняют эти несколько лиц, непосредственно составляя высший орган управления. При этом для корпоративных организаций должны быть сформулированы общие нормы о порядке согласования воли нескольких субъектов единого права корпоративного управления (голосования на общих собраниях, созыв и проведение собраний и т. д.) и о порядке формирования единой воли высшего органа управления, т. е. собственно о «членских» правоотношениях, или отношениях «участия».

Таким образом, признание юридических лиц корпоративными или унитарными в указанном выше понимании не должно носить характера жесткого присвоения статуса «корпоративной» или «унитарной» организации определенным организационно-правовым формам юридических лиц. Такое признание должно иметь фактический характер и в зависимости от наличия или отсутствия множественности лиц на стороне субъекта корпоративного права влечь за собой применение к тем или иным организациям общих норм о корпоративных или унитарных юридических лицах.

Наше предложение устанавливать «унитарный» или «корпоративный» статус юридических лиц в зависимости от фактического состояния дел было подвергнуто критике. Так, И.С. Шиткина отмечает, что «при сложившихся в правовом регулировании подходах «фактическое» (по наличию членов) признание или непризнание организации корпоративной не будет соответствовать легальному пониманию корпоративных и унитарных организаций»[135]. Кроме того, такой подход «может создать правовую неопределенность и не будет эффективным – всякий раз будет необходимо изыскивать правовые нормы, подлежащие применению в том или ином случае, и зачастую применять их по аналогии к юридическим лицам с другим правовым статусом»[136]. Однако легальное понимание корпоративных и унитарных организаций, как показано выше, является неудовлетворительным и последовательно не выдерживается самим законодателем, а также является причиной того, что уже сегодня правила о корпоративных организациях (например, о созыве и проведении общих собраний участников (акционеров) должны применяться к хозяйственным обществам, состоящим из одного участника, лишь постольку, поскольку это не противоречит существу фактически «унитарных» отношений в таких обществах. Поскольку никаких общих положений об управлении в унитарных организациях, в отличие от корпоративных, ГК РФ не содержит, это приводит как раз к тому, что уже сейчас существует правовая неопределенность как в отношении компаний одного лица, имеющих «унитарное» устройство, так и в отношении изначально унитарных организаций. Введение общих положений об унитарных и корпоративных организациях позволит применять их к разным юридическим лицам в зависимости от ясного и простого фактического критерия – имеются ли в них один или несколько участников (учредителей), не привязываясь к организационно-правовым формам, и как раз будет способствовать преодолению правовой неопределенности, существующей в настоящее время. Количество же участников (учредителей) в разных видах юридических лиц сегодня легко устанавливается по данным ЕГРЮЛ и вряд ли вызовет сложности при соответствующей классификации.

Кроме того, такой подход может быть обоснован как теоретическими, историческими, так и сугубо утилитарными и политико-правовыми соображениями.

Во-первых, этот подход основан на стремлении отойти от жесткой «юриспруденции понятий» и догматических конструкций, широко применяемых сегодня в гражданском праве, и переключиться на приоритет содержания фактически складывающихся отношений, которое и должно определять их правовую форму и влечь те или иные гражданско-правовые последствия. Как указывают сторонники более активного использования юриспруденцией методологии других наук, включая экономику, философию и социологию, «увлеченность многочисленными систематизациями полезна при составлении пропедевтических пособий и в процессе обучения студентов, но на практике они порой уводят сознание правоприменителей в дебри формалистики»[137]. Приоритет содержания над правовой формой позволяет последовательно применять функциональный подход, основанный на пандектных началах, когда те или иные правовые конструкции в качестве общих положений «накладываются» на конкретные правоотношения в зависимости от наличия у них определенных фактических признаков, отвечающих целям правового регулирования соответствующих общих правовых норм. Например, вне зависимости от того, как в разных видах юридических лиц называется и как формируется имущество, передаваемое учредителями организации при ее создании (уставный фонд, уставный капитал, паевой фонд и т. д.), оно призвано выполнять единую функцию – минимально гарантировать интересы кредиторов, и поэтому его регулирование должно подчиняться общим правилам в любых юридических лицах (при сохранении тех особенностей, которые могут быть в разных их разновидностях). Исходя из этого, законодатель ввел в ГК РФ положения о минимальном размере имущества, гарантирующего интересы кредиторов, также для некоммерческих организаций, осуществляющих приносящую доход деятельность (п. 5 ст. 50 ГК РФ).

Похожий подход уже давно известен в налоговом праве, где применяется принцип приоритета экономического содержания над гражданско-правовой формой. В сфере корпоративного права, например, такой подход известен тем правопорядкам, которые признают так называемые юридические лица де-факто, когда правосубъектность того или иного объединения устанавливается не в связи с регистрацией его в качестве юридического лица определенной организационно-правовой формы, а в связи с наличием у него определенных фактических признаков юридического лица (обособленного имущества, выступлением от своего имени в гражданском обороте и в суде, организационного единства и т. д.). В частности, юридические лица де-факто признавались в США, в нашей стране также был период, когда свойства юридической личности признавались за организациями, имеющими фактические признаки юридического лица.

Кроме этого, не исключено дополнительное деление юридических лиц и по другим признакам (например, по «делимости» имущества на доли или паи, или по наличию права использовать результаты деятельности юридических лиц для удовлетворения собственных материальных или духовных потребностей), однако при условии, если от такого деления будет практическая польза в виде наличия неких общих положений, которые имеет смысл включать в закон.

Еще одной классификацией, давно закрепленной в ГК, является деление юридических лиц на коммерческие и некоммерческие. Это деление проводится по двум признакам:

1) в зависимости от наличия цели извлечения прибыли в качестве основной цели деятельности;

2) в зависимости от возможности распределять полученную прибыль между участниками.

Коммерческими признаются организации, преследующие извлечение прибыли в качестве основной цели своей деятельности.

Некоммерческими являются организации, не преследующие извлечение прибыли в качестве основной цели своей деятельности и не распределяющие полученную прибыль между участниками.

Некоммерческие организации по ранее действовавшему законодательству наделялись также правом осуществлять предпринимательскую деятельность лишь постольку, поскольку это служит достижению целей, ради которых они созданы, и соответствующую этим целям. В настоящее время такого права у некоммерческих организаций нет, а вместо этого им предоставлено право осуществлять приносящую доход деятельность, если это предусмотрено их уставами, лишь постольку, поскольку это служит достижению целей, ради которых они созданы, и если это соответствует таким целям.

Еще одно отличие между коммерческими и некоммерческими организациями заключается в разном объеме правоспособности. Коммерческие организации, за исключением унитарных предприятий и иных видов организаций, предусмотренных законом, обладают общей правоспособностью, т. е. могут иметь гражданские права и нести гражданские обязанности, необходимые для осуществления любых видов деятельности, не запрещенных законом.

Особенностью некоммерческих организаций является принцип специальной правоспособности, т. е. они могут иметь гражданские права, соответствующие целям деятельности, предусмотренным в их учредительном документе, и нести связанные с этой деятельностью обязанности (п. 1 ст. 49 ГК РФ). Цели деятельности некоммерческих организаций перечислены в п. 2 ст. 2 Закона об НКО: они могут создаваться для достижения социальных, благотворительных, культурных, образовательных, научных и управленческих целей, в целях охраны здоровья граждан, развития физической культуры и спорта, удовлетворения духовных и иных нематериальных потребностей граждан, защиты прав, законных интересов граждан и организаций, разрешения споров и конфликтов, оказания юридической помощи, а также в иных целях, направленных на достижение общественных благ. Несмотря на то что по смыслу приведенной нормы перечень целей деятельности некоммерческой организации является открытым, тем не менее такие цели не могут быть произвольными: они должны быть направлены на достижение общественных благ.

Отличия между коммерческими и некоммерческими организациями заключаются также в определении судьбы имущества, оставшегося после расчетов с кредиторами при ликвидации юридического лица. Коммерческие организации, как правило, распределяют оставшееся имущество между участниками (учредителями). В некоммерческих организациях общим является правило, согласно которому при ликвидации некоммерческой организации все имущество, оставшееся после расчетов с кредиторами, должно направляться в соответствии с уставом на цели создания организации и (или) на благотворительные цели (п. 8 ст. 63 ГК РФ). Если это не представляется возможным, имущество ликвидируемой некоммерческой организации направляется в доход государства (п. 1 ст. 20 Закона об НКО).

Между тем, несмотря на кажущуюся очевидность приведенных выше положений, нельзя сказать, что действующее законодательство проводит четкую грань между коммерческими и некоммерческими организациями. Последние изменения в ГК РФ, направленные на более четкое разграничение коммерческих и некоммерческих организаций, включая замену «предпринимательской» на «приносящую доход» деятельность, существенно не изменили ситуацию. Наоборот, добавилась проблема разграничения «предпринимательской» и «приносящей доход» деятельности, которая в законодательстве не решена.

Пи этом могут быть два подхода:

1) приносящая доход деятельность – это деятельность, направленная на получение прибыли, но отличающаяся от предпринимательской тем, что она не является систематической, а осуществляется эпизодически в качестве дополнительной деятельности юридического лица;

2) приносящая доход деятельность – это вообще не направленная на получение прибыли деятельность, ее целью является не получение прибыли, а получение минимального дохода, который покрывает лишь расходы на оказание услуг (выполнение работ, поставку товаров).

Верховный Суд РФ в своих разъяснениях о применении части первой ГК РФ указал, что «на некоммерческую организацию в части осуществления приносящей доход деятельности распространяются положения законодательства, применимые к лицам, осуществляющим предпринимательскую деятельность»[138]. По существу, это означает, что приносящая доход деятельность некоммерческих организаций является разновидностью предпринимательской деятельности, осуществляемой, однако, некоммерческими организациями и при этом не в качестве основной цели своей деятельности.

Однако независимо от указанных подходов законодатель и после внесения последних изменений в гл. 4 ГК РФ о юридических лицах не выдерживает разграничения коммерческих и некоммерческих организаций ни по целям их деятельности, ни по признаку возможности осуществлять предпринимательскую (или приносящую доход) деятельность, ни по правовому режиму использования принадлежащего им имущества.

Прежде всего, по-прежнему допускается, что целями деятельности некоммерческой организации могут быть не только цели, направленные на достижение общественных благ, как это предусмотрено в п. 2 ст. 2 Закона об НКО, но, как это ни парадоксально, направленные на извлечение прибыли. В соответствии с п. 1 ст. 2 этого Закона некоммерческой организацией является организация, не имеющая извлечение прибыли в качестве основной цели своей деятельности. Иными словами, по смыслу закона следует, что извлечение прибыли в принципе может быть одной из целей деятельности некоммерческой организации, но не основной, а дополнительной. Тот же смысл заложен и в новой редакции ст. 50 ГК РФ, где сказано, что некоммерческими являются организации, не имеющие извлечение прибыли в качестве такой (т. е. основной) цели деятельности.

Однако если это так, то вообще не имеют никакого правового значения ни запрет на осуществление предпринимательской деятельности, ни ограничение возможности осуществлять приносящую доход деятельность, установленное в п. 4 ст. 50 ГК РФ. Если одной из целей деятельности некоммерческой организации может быть извлечение прибыли, следовательно, она может осуществлять предпринимательскую деятельность, направленную на извлечение прибыли.

Но даже если понимать «приносящую доход деятельность» не как предпринимательскую, а как особую деятельность, направленную на извлечение прибыли, осуществляемую не систематически и не в качестве основной цели деятельности, то все равно ограничение на ведение такой деятельности, предусмотренное в п. 4 ст. 50 ГК РФ, лишено какого-либо смысла. Согласно этой норме, «некоммерческие организации могут осуществлять приносящую доход деятельность, если это предусмотрено их уставами, лишь постольку, поскольку это служит достижению целей, ради которых они созданы, и если это соответствует таким целям». Нетрудно заметить, что в данной норме не делается никаких различий между основными и дополнительными целями деятельности некоммерческой организации, и если среди дополнительных целей создания некоммерческой организации значится извлечение прибыли, то прочтение цитируемой нормы приводит к тому, что такая организация «вправе осуществлять приносящую доход деятельность лишь постольку, поскольку это служит извлечению прибыли» (т. е. фактически без ограничений!).

Но даже если не придираться к формулировкам и считать, что в п. 4 ст. 50 ГК РФ имеется в виду все-таки основная цель деятельности, ради которой собственно создана организация и которая не связана с извлечением прибыли, практическое применение данной нормы остается труднореализуемым, на что уже давно обращалось внимание в литературе.

Так, еще В.А. Рахмилович по этому поводу писал: «Когда извлечение прибыли является основной целью организации, а когда – побочной, в реальной жизни определить бывает довольно трудно; одна цель может специально прикрывать другую, поэтому данный признак остается малопригодным для отграничения некоммерческих организаций от коммерческих. С другой стороны, неясно, что может означать разрешение «осуществлять предпринимательскую деятельность лишь постольку, поскольку это служит достижению целей, ради которых организация создана, и соответствующую этим целям». Речь здесь, по-видимому, должна идти просто об ограничении свободы распоряжаться полученной прибылью и праве использовать ее только в соответствии с уставными целями некоммерческой организации. Таким образом, признаком, отличающим коммерческие организации от некоммерческих, по ГК РФ, практически остается право первых распределять полученную прибыль между своими участниками и отсутствие такого права у вторых»[139].

Подобное положение вещей приводит к тому, что в гражданском обороте по целям деятельности практически невозможно отличить коммерческие организации от некоммерческих. Множество некоммерческих организаций сегодня в России фактически занимаются предпринимательской деятельностью. Доходит до того, что при покупке продуктов в супермаркете на чеке можно обнаружить не ООО или ЗАО, а какую-нибудь общественную организацию ветеранов войны или труда. Как отмечается в литературе, «в настоящее время предпринимательская деятельность ставится во главу угла многими некоммерческими организациями, и на практике порой весьма сложно определить, когда деятельность, нацеленная на извлечение прибыли, является основной, а когда – второстепенной» [140].

Не привносит ясности в разграничение коммерческих и некоммерческих организаций также «отставание» специальных законов от ГК РФ в регулировании соответствующих отношений. Так, по новой редакции гл. 4 ГК РФ некоммерческие организации могут осуществлять лишь приносящую доходы деятельность, а предпринимательскую деятельность не могут. В то же время специальные законы, и в частности Закон об НКО, до сих пор оперируют как понятием «приносящей доход», так и понятием «предпринимательской» деятельности некоммерческих организаций.

Нормы о запрете на осуществление некоммерческими организациями предпринимательской деятельности и ограничение ведения приносящей доход деятельности в итоге не «работают».

В законодательстве содержатся некоторые попытки исправить это положение, введя прямые нормы, дополнительно ограничивающие возможность для некоммерческих организаций заниматься предпринимательской или приносящей доход деятельностью. Однако эти попытки нельзя признать удачными.

Например, согласно п. 5 ст. 123²⁴ ГК РФ автономной некоммерческой организации предоставлено право «заниматься предпринимательской деятельностью, необходимой для достижения целей, ради которых она создана, и соответствующей этим целям, создавая для осуществления предпринимательской деятельности хозяйственные общества или участвуя в них». Возникает вопрос, чем отличается эта предпринимательская деятельность от приносящей доход деятельности, которую некоммерческая организация в силу п. 4 ст. 50 ГК РФ может осуществлять самостоятельно? Какую приносящую доход деятельность автономная некоммерческая организация может осуществлять самостоятельно, а какую, уже «предпринимательскую», деятельность – лишь через создаваемые ею коммерческие организации? Другой вопрос: если создание коммерческих организаций или участие в них считается «занятием предпринимательской деятельностью», то могут ли иные некоммерческие организации, которым законом предоставлено право участвовать в создании коммерческих организаций, «заниматься» такой предпринимательской деятельностью, не нарушая общий запрет на ее осуществление для некоммерческих организаций?

В п. 2 ст. 24 Закона об НКО содержится попытка ввести перечень видов разрешенной «предпринимательской и иной приносящей доход» деятельности некоммерческих организаций: «Некоммерческая организация может осуществлять предпринимательскую и иную приносящую доход деятельность лишь постольку, поскольку это служит достижению целей, ради которых она создана и соответствует указанным целям, при условии, что такая деятельность указана в его учредительных документах. Такой деятельностью признаются приносящее прибыль производство товаров и услуг, отвечающих целям создания некоммерческой организации, а также приобретение и реализация ценных бумаг, имущественных и неимущественных прав, участие в хозяйственных обществах и участие в товариществах на вере в качестве вкладчика» (курсив мой. – О.Г.).

По буквальному смыслу данной нормы никакими иными видами предпринимательской или иной приносящей доход деятельности некоммерческая организация заниматься не вправе. Например, некоммерческим организациям нельзя заниматься предпринимательской деятельностью в виде выполнения работ, хотя не совсем понятно, чем выполнение работ «хуже» производства товаров или оказания (по терминологии закона – «производства») услуг. С практической точки зрения также непонятно, каким образом (и кем) должно устанавливаться, отвечают ли производимые товары или услуги целям создания некоммерческой организации или не отвечают (и каким целям – основным или дополнительным, среди которых, как указывалось выше, может быть и извлечение прибыли).

Также нетрудно заметить, что товары и услуги, «производимые» некоммерческими организациями, должны отвечать целям создания организации. Что же касается остальных видов предпринимательской деятельности (приобретение и реализация ценных бумаг, имущественных и неимущественных прав, участие в хозяйственных обществах и участие в товариществах на вере в качестве вкладчика), то подобного требования закон не содержит.

Обращает также на себя внимание и тот факт, что проводимый в п. 2 ст. 24 Закона об НКО раздел между различными видами предпринимательской и иной приносящей доход деятельности весьма близок к разграничению видов предпринимательской деятельности на «активные» и «пассивные», известному налоговому законодательству. Так, налогообложение в Российской Федерации доходов иностранных юридических лиц всегда зависело от того, получены ли такие доходы от «активных» или «пассивных» источников доходов. При этом к «активным» источникам доходов относились те виды предпринимательской деятельности, для получения доходов от которых сам налогоплательщик должен прилагать определенные усилия (производственная деятельность, деятельность по выполнению работ, оказанию услуг и т. п.). Ведение в России соответствующих видов деятельности, как правило, приводит к образованию постоянного представительства иностранного юридического лица. К «пассивным» же источникам доходов (видам деятельности) относились те виды предпринимательской деятельности, для получения доходов от которых не требовалось прилагать собственных систематических усилий, вести какую-либо активную деятельность: доход образуется либо от усилий третьих лиц (при получении дохода в виде дивидендов от участия в других организациях либо процентов по договорам займа), либо от сдачи в аренду собственного имущества, либо от разовых сделок по продаже собственного имущества, находящегося на территории Российской Федерации, либо от роялти (лицензионных платежей, отчисляемых правообладателю за пользование исключительными авторскими правами)[141].

В настоящее время данный подход, хотя и без употребления соответствующей терминологии, по существу сохранился в Налоговом кодексе РФ. Так, в соответствии с п. 2 ст. 306 Налогового кодекса РФ под постоянным представительством иностранного юридического лица понимается место, через которое иностранная организация осуществляет предпринимательскую деятельность, связанную с осуществлением работ, оказанием услуг, пользованием недрами, продажей товаров и т. п. В то же время согласно п. 1 ст. 309 Налогового кодекса РФ к доходам иностранной организации от источников в Российской Федерации (т. е. к «пассивным» доходам, не приводящим к образованию постоянного представительства) относятся дивиденды, процентный доход от долговых обязательств, доходы от использования в Российской Федерации прав на объекты интеллектуальной собственности, доходы от реализации акций, недвижимого имущества, от сдачи в аренду имущества и иные аналогичные доходы.

Исходя из этой логики, производство товаров и оказание услуг, упомянутые в п. 2 ст. 24 Закона об НКО, следует относить к «активным» видам предпринимательской деятельности, а приобретение и реализацию ценных бумаг, имущественных и неимущественных прав, участие в хозяйственных обществах и участие в товариществах на вере в качестве вкладчика – к «пассивным».

С этих позиций возможен еще один подход к определению понятия «приносящей доход деятельности» как «пассивной» предпринимательской деятельности, связанной с получением дохода от сдачи имущества в аренду, получением дивидендов, процентов и т. п.

Однако ввиду неопределенности правового регулирования предпринимательской и иной приносящей доход деятельности идея, которая, возможно, и закладывалась в п. 2 ст. 24 Закона об НКО, на практике не реализуема и сегодня мало кто помнит о соответствующей норме Закона.

Еще одна попытка законодательно ограничить возможность некоммерческих организаций осуществлять предпринимательскую или приносящую доход деятельность содержится в Федеральном законе от 30.12.2006 № 275-ФЗ «О порядке формирования и использования целевого капитала некоммерческих организаций»[142]. В соответствии с ч. 2 ст. 6 этого Закона некоммерческая организация – собственник целевого капитала[143], за исключением специализированной организации, вправе осуществлять только определенные Правительством РФ виды платной деятельности.

Логика законодателя, по всей видимости, при принятии данного Закона была примерно следующей: некоммерческая организация, создавшая целевой капитал, все дополнительные доходы должна получать только от целевого капитала (для этого ей и дозволяется создавать целевой капитал). Никакими иными видами предпринимательской или приносящей доход деятельности она заниматься не вправе, за исключением прямо разрешенных Правительством РФ. Такая организация должна сосредоточиться на основной, некоммерческой деятельности, ради которой она создана. Если же некоммерческая организация не формирует целевой капитал, то она может получать пожертвования, а также осуществлять приносящую доход деятельность на общих основаниях без ограничений, установленных данным Законом.

Поэтому смысл рассматриваемого закона остается в целом неясным. Ведь если целевой капитал не создан, то некоммерческая организация может заниматься любыми видами приносящей доход деятельности, если они служат достижению целей, ради которых организация создана, и извлекать из этих видов деятельности доход, в том числе создавать специализированные денежные фонды за счет пожертвований и передавать эти средства в доверительное управление кредитным организациям[144], а полученный доход направлять на достижение основных целей деятельности. Если же целевой капитал создан, то некоммерческая организация не может заниматься никакими видами приносящей доход деятельности, кроме извлечения дохода от целевого капитала посредством деятельности специализированной организации, управляющей целевым капиталом, а также кроме осуществления тех видов платной деятельности, которые устанавливаются Правительством РФ. Совершенно очевидно, что при таком «регулировании» случаи создания некоммерческими организациями целевых капиталов являются единичными.

По сути, Федеральный закон от 30.12.2006 № 275-ФЗ «О порядке формирования и использования целевого капитала некоммерческих организаций» существенно ограничивает правоспособность некоммерческих организаций, создающих целевой капитал. Причем правоспособность ограничивается даже не законом, а подзаконным актом Правительства РФ, носящим по своей природе ненормативный характер, так как Перечень соответствующих видов разрешенной платной деятельности для некоммерческих организаций – собственников целевого капитала был утвержден распоряжением Правительства РФ от 13.09.2007 № 1227-р [145]. Некоммерческая организация может осуществлять очень узкий круг видов платной деятельности. Так, некоммерческая организация – собственник целевого капитала может осуществлять различного рода издательскую деятельность (за исключением рекламной), производство медикаментов, покупку и продажу собственных нежилых помещений или земельных участков, сдачу внаем собственного нежилого недвижимого имущества, научно-исследовательские и испытательные работы, образовательную деятельность, медицинскую и театрально-концертную деятельность, предоставление социальных услуг, услуг библиотек, деятельность спортивных объектов (за исключением сферы профессионального спорта) и услуги в сфере любительского спорта. Торгово-посреднической деятельностью, производственной деятельностью (за исключением производства медикаментов) некоммерческая организация – собственник целевого капитала по смыслу данного перечня заниматься не вправе[146].

В законодательстве также имеются случаи, когда законом устанавливается прямой запрет на ведение предпринимательской деятельности отдельным видам некоммерческих организаций, или запрет некоммерческим организациям заниматься отдельными видами предпринимательской деятельности.

Например, по смыслу ст. 184 ГК РФ коммерческим представителем может быть только коммерческая организация. Некоммерческая организация не может быть финансовым агентом по договору о финансировании под уступку денежного требования (ст. 825 ГК РФ), участником договора простого товарищества, заключаемого в целях ведения предпринимательской деятельности (ч. 2 ст. 1041 ГК РФ) и др.

Однако все эти запреты носят эпизодический характер и, учитывая по существу общее дозволение некоммерческим организациям осуществлять предпринимательскую или приносящую доход деятельность, выглядят абсолютно нелогичными. Как, например, можно объяснить, что некоммерческой организации, с одной стороны, нельзя быть участником договора простого товарищества, направленного на извлечение прибыли[147] (в котором некоммерческая организация в принципе может ограничиться лишь внесением имущественного вклада в общее дело, а все дела товарищества и собственно «активную» предпринимательскую деятельность может вести другой участник совместной деятельности – профессиональный предприниматель), а с другой стороны – можно заниматься производством товаров или услуг (п. 2 ст. 24 Закона об НКО), платной деятельностью по производству медикаментов, деятельностью санаторно-курортных учреждений, организацией концертов или деятельностью цирков (Перечень видов платной деятельности, которую могут осуществлять собственники целевого капитала)?

Как видим, по действующему законодательству невозможно четко провести грань между коммерческими и некоммерческими организациями ни по целям деятельности, ни по правовому режиму осуществления предпринимательской или иной приносящей доход деятельности. Соответственно, имущественный статус некоммерческих организаций в гражданском обороте и особенности реализации правомочий собственника в отношении принадлежащего им имущества также слабо выражены в отечественном правопорядке. По существу, порядок использования имущества некоммерческих организаций во внешнем обороте мало чем отличается от порядка использования имущества коммерческими организациями.

Как ни странно, российское законодательство не содержит общей нормы об обязанности некоммерческой организации использовать имущество лишь в целях, ради которых она создана. Такое правило установлено лишь в отношении некоторых видов некоммерческих организаций.

Так, ГК РФ в ст. 213, посвященной праву собственности граждан и юридических лиц, устанавливает лишь одно отличие в режиме права собственности некоммерческих организаций, применяемое только в отношении отдельных их разновидностей – общественных и религиозных организаций (объединений), а также благотворительных и иных фондов. Согласно п. 4 ст. 213 ГК РФ «общественные и религиозные организации (объединения), благотворительные и иные фонды являются собственниками приобретенного ими имущества и могут использовать его лишь для достижения целей, предусмотренных их учредительными документами» (курсив мой. – О.Г.).

Имеются и другие примеры применения рассматриваемого правила в отношении отдельных видов некоммерческих организаций. В частности, в соответствии с ч. 2 ст. 7¹ Закона об НКО государственная корпорация может использовать имущество лишь для целей, определенных законом, предусматривающим создание государственной корпорации[148].

Не усматривается никакой разницы между коммерческими и некоммерческими организациями также в видах имущества, которыми они могут обладать на праве собственности, а также в источниках его формирования. Так, в ст. 25 Закона об НКО говорится о видах имущества, которое могут иметь в собственности некоммерческие организации, при этом каких-либо видимых отличий от видов имущества, которое могут иметь в собственности коммерческие организации, в этой статье не содержится. Статья 26 Закона об НКО среди источников формирования имущества некоммерческих организаций называет в том числе «выручку от реализации товаров, работ, услуг», дивиденды, доходы от собственности, любые другие не запрещенные законом поступления.

Если обратиться к такому признаку некоммерческих организаций, как запрет распределять полученную прибыль между участниками, то и здесь при ближайшем рассмотрении законодательные отличия коммерческих от некоммерческих организаций проведены непоследовательно. Казалось бы, в некоммерческих организациях учредители (участники, члены) должны лишь отдавать свое имущество некоммерческой организации и не получать от этого никакой материальной выгоды. При этом неважно, идет ли речь о корпорациях или об учреждениях (организациях «унитарного» типа).

С одной стороны, некоммерческие организации не вправе распределять между участниками (учредителями) прибыль и имущество, остающееся после расчетов с кредиторами при ликвидации организации (п. 1 ст. 50 ГК РФ, ч. 1 ст. 20 Закона об НКО). Запрет на распределение прибыли некоммерческими организациями многие рассматривают как практически единственный надежный критерий разграничения организаций на коммерческие и некоммерческие [149]