Читать книгу Сталин. Жизнь одного вождя - Олег Хлевнюк - Страница 9

После отъезда гостей ранним утром 1 марта Сталин, скорее всего, лег спать. Не исключено, что плохо себя почувствовал[117]. Он был стар и нездоров. Днем Сталин не вышел из своих комнат и не вызывал никого из охраны или обслуги в привычное время, ближе к обеду. В начале 1952 г. в штате охраны сталинской квартиры и дачи числилось 335 человек[118]. Еще 73 человека составляли обслуживающий персонал. Они работали на разных объектах в несколько смен. Сталин проводил в окружении этих людей значительную часть жизни. Они ходили за его спиной, дежурили под окнами его дома, готовили, убирали, а если было нужно, то и развлекали. От помещений охраны и прислуги основную часть ближней дачи, в которой жил Сталин, отделял длинный коридор. В сталинских комнатах были установлены кнопки вызова.

Нарушение обычного распорядка жизни Сталина днем 1 марта встревожило его охрану. Пользуясь своим служебным жаргоном, охранники докладывали непосредственному начальству, что в жилых помещениях вождя нет «движения». «Движение» не наблюдалось до вечера. Охранники все больше волновались, но идти к Сталину без вызова боялись. Только после 18 часов, к облегчению охраны, в комнатах Сталина зажегся свет. Все приготовились к вызову. Однако он не последовал. Тревога вновь усилилась. Охранники препирались, кому идти к Сталину. Идти не хотел никто.

Колебания охранников были вполне объяснимы. Конечно, они привыкли к Сталину, так же как одинокий Сталин (которому обслуга отчасти заменяла семью) привык к ним. Время от времени Сталин вместе со служащими дачи работал в саду, жарил шашлыки в камине. Иногда приходил на кухню, чтобы полежать на русской печи, – лечил больную спину. Однако расстояние между охранниками и Сталиным оставалось намного большим, чем разделявший две части дома огромный коридор. Сталин держал свое окружение в строгости и страхе.

Охраной Сталина и других членов высшего руководства занималось специальное подразделение в составе советских органов госбезопасности. Первоначально, пока сохранялись остатки революционного романтизма, вожди позволяли себе многочисленные вольности. Еще в 1920-е годы жена Сталина могла воспользоваться трамваем, а сам он, хотя и в сопровождении охраны, передвигался пешком по улицам Москвы или ездил в автомобиле без особых мер предосторожности. В июле 1930 г. на отдыхе в Сочи автомобиль, в котором находился Сталин с женой, столкнулся с другой машиной. Вождь повредил левую бровь[119].

В октябре 1930 г. в условиях нараставшей истерии борьбы с врагами Политбюро приняло решение: «обязать т. Сталина немедленно прекратить хождение по городу пешком»[120]. Однако Сталин, принимавший непосредственное участие в изобретении «заговоров», а потому знавший им цену[121], игнорировал запрет. Примерно год спустя, днем 16 ноября 1931 г., он шел по улице в сопровождении охраны от здания ЦК партии к Кремлю. Согласно версии ОГПУ, по дороге на Сталина случайно наткнулся вооруженный агент антибольшевистских организаций, прибывший из-за границы. Встреча была столь неожиданной, что агент не сумел воспользоваться оружием[122]. Вскоре он был арестован. Информация ОГПУ о происшествии была направлена Сталину и другим членам Политбюро. Молотов сделал на сообщении ОГПУ надпись: «Членам ПБ. Пешее хождение т. Сталину по Москве надо прекратить». Подчинился ли Сталин этим требованиям, мы не знаем. Не вполне понятно также, в какой мере в этой истории присутствовал элемент провокации.

Во время отпуска на юге в 1933 г. со Сталиным случилось несколько опасных происшествий[123]. В августе в Сочи автомобиль Сталина столкнулся с грузовиком, который вел пьяный водитель. Сталин не пострадал. В сентябре катер, на котором Сталин совершал прогулку по Черному морю, был обстрелян с берега из винтовки. Пули попали в воду. Проведенная проверка показала, что стреляла пограничная охрана, которую вовремя не предупредили о возможности появления высокопоставленных отпускников в запретной зоне.

Ситуация существенно изменилась после убийства Кирова[124] 1 декабря 1934 г. Воспользовавшись этой трагедией, Сталин начал постепенную расправу с бывшими оппозиционерами в партии. Их обвиняли как в организации убийства Кирова, так и в подготовке террористических актов против других советских вождей, прежде всего – самого Сталина. В 1936–1938 гг. волна террора накрыла страну, поглотив многие сотни тысяч человек. Сталин избавлялся от всех, кого подозревал в политической нелояльности. Аппарат госбезопасности был одной из важных мишеней чисток. Наряду с другими под удар попали и сотрудники правительственной охраны. В апреле 1937 г. был арестован и вскоре расстрелян начальник охраны Сталина. После него в 1937–1938 гг. на этой должности побывали еще два человека. Один застрелился, другого расстреляли. Наконец, в конце 1938 г. во главе подразделения, занимавшегося охраной советских лидеров, был поставлен Н. С. Власик[125]. Малообразованный, но исполнительный, он понравился Сталину и оставался при нем более 13 лет. Его карьеру не сломал даже скандальный инцидент, произошедший в Москве 6 ноября 1942 г.

В этот день в центре столицы, на Красной площади, была обстреляна из винтовки выезжавшая из Кремля правительственная машина. В ней находился член Политбюро А. И. Микоян. Никто не пострадал. Стрелявший после небольшого боя был задержан охраной. Террористом оказался солдат московской части противовоздушной обороны. Скорее всего, он был не вполне психически здоров[126]. Для службы охраны, которой руководил Власик, такое происшествие было тяжелым ударом. Неуравновешенный солдат с боевым оружием в руках длительное время стоял на Красной площади у ворот Кремля, поджидая выезд какой-нибудь правительственной машины! Власик был понижен в должности. Однако вождь дал ему еще один шанс. Власик продолжал руководить охраной Сталина[127].

Положение Власика казалось незыблемым. Он всюду следовал за вождем, нередко садился с ним за один обеденный стол, получил право фотографировать Сталина. Главное управление охраны при Власике превратилось в мощную и влиятельную структуру. В начале 1952 г. его штатная численность составляла 14,3 тыс. человек, а бюджет – 672 млн руб. Это была огромная сумма. Ведомство Власика отвечало не только за охрану, но и за содержание квартир и дач советских руководителей высшего ранга, занималось снабжением членов ЦК ВКП(б), приемом и размещением иностранных гостей, руководило строительством новых правительственных объектов. В 1951 г. около 80 млн руб. из бюджета управления охраны уходило на содержание государственных дач и квартир 14 высших советских руководителей (включая расходы на охрану и обслугу). Сталин занимал в этом списке первое место. На его квартиру и дачи в 1951 г. потратили 26,3 млн руб. Причем в эту сумму, скорее всего, не включались некоторые другие расходы, например на автотранспорт.

Служить в управлении охраны было престижно и выгодно. Содержание каждого из охранников, прикрепленных к Сталину, в 1951 г. составляло в среднем 5,3 тыс. руб. в месяц. В целом же по стране средняя месячная заработная плата рабочих и служащих составляла в этот год 660 руб., а среднедушевой денежный доход колхозников в 1950 г. – около 90 руб. в месяц[128]. Власику близость к вождю, помимо материальных благ, давала немалое политическое влияние. Отчасти поощряемый Сталиным, он все больше втягивался в политические интриги. Высокое покровительство и безнаказанность вскружили Власику голову. Он пил, заводил многочисленные любовные связи. Так же нередко вели себя и подчиненные Власика.

В принципе Сталин терпимо относился к подобным «слабостям». Они были залогом послушания и преданности. Однако периодически вождь устраивал разносы подчиненным, особенно если те начинали «брать не по чину». Летом 1947 г. одна из официанток ближней дачи доложила Сталину о том, что комендант дачи и его заместитель в отсутствие вождя устраивали на даче пьянки с проститутками, воровали казенные продукты. Более того, заместитель коменданта и его подружки заглядывали в бумаги, лежавшие на столе у Сталина. По приказу Сталина заместитель коменданта был арестован, его долго допрашивали, избивали и в конце концов расстреляли[129]. Для Власика эта история могла стать предупредительным сигналом, но не стала. Тем более что сам Сталин не слишком требовательно относился к моральному облику своего главного охранника. Правда, в 1950 г., по признанию Власика, Сталин выговаривал ему по поводу «злоупотребления» «отношениями с женщинами»[130]. Однако и после этого Власик остался в фаворе.

Звезда Власика закатилась только тогда, когда стареющий Сталин решил провести очередную общую чистку в органах госбезопасности. Дело дошло и до Главного управления охраны МГБ. 19 мая 1952 г. Политбюро утвердило постановление, в котором руководители Главного управления охраны во главе с Власиком подверглись критике за «преступное расточительство и бесконтрольность в расходовании средств». Штаты управления, его функции и бюджет были значительно сокращены. Несколько работников предали суду. Власика исключили из партии и отправили на унизительную для него должность заместителя начальника одного из лагерей на Урале[131]. В декабре 1952 г. он был арестован. Новым начальником управления охраны по совместительству стал сам министр госбезопасности СССР С. Д. Игнатьев[132].

Аресты, реорганизации, растущая подозрительность Сталина, несомненно, нервировали сотрудников правительственной охраны. Каждый боялся за свою должность и жизнь. Никто не хотел проявлять инициативу, грозящую непредвиденными последствиями. Именно поэтому охранники Сталина так долго не решались идти к вождю, хотя и понимали, что происходит что-то из ряда вон выходящее.

Органы госбезопасности, и охрана Сталина как их важное подразделение, были лишь вершиной огромной машины, которую историки называют «сталинской партией-государством». Ее стержнем и несущей опорой была партия большевиков, доставшаяся в наследство от Ленина, но перекроенная Сталиным под нужды своей диктатуры. Партия при Сталине была жестко централизованной организацией. Главная сила партийного аппарата заключалась в безусловном праве производить кадровые перестановки. Карьера и судьба каждого чиновника в стране зависела от определенного партийного комитета. Никто, включая самих партийных функционеров, не мог миновать это партийное сито. За многие годы сформировались списки («номенклатура») должностей, которые находились в ведении различных партийных комитетов, от райкома до ЦК. В Москве в аппарате ЦК партии утверждали ключевых руководителей. Номенклатура должностей ЦК постоянно расширялась, что отражало стремление центра к ужесточению контроля. В сентябре 1952 г., за полгода до смерти Сталина, она составляла около 53 тыс. человек. Это были «сливки» советского общества – партийные и государственные чиновники высшего уровня, генералитет, руководители «творческих союзов» и т. д. Ступенью ниже располагалась категория работников, осуществлявших руководство важнейшими низовыми структурами, – номенклатура должностей обкомов, крайкомов и ЦК компартий союзных республик. На 1 июля 1952 г., также постоянно увеличиваясь, она составляла более 350 тыс. должностей[133].

Эти сотни тысяч функционеров составляли костяк аппарата и опору режима. Конечно, с подавляющим большинством из них Сталин никогда не встречался. Более того, аппарат партии-государства в определенной мере жил своей жизнью, на которую высшее руководство страны оказывало лишь относительное воздействие. В борьбе за выживание и карьерный рост чиновники искали пути обхода строгих правил централизации и занимались приписками. Нередко они злоупотребляли властью. Важным элементом политической практики сталинского периода были явления, которые на политическом жаргоне назывались «перегибами». Это был выход чиновников за рамки предписаний центра, радикализация ими тех или иных директив Москвы. Сильно преувеличивая значение этих процессов, ряд историков доказывают, что сталинская диктатура была неустойчивой, а многие приписываемые Сталину деяния (прежде всего массовые репрессии) на самом деле были стихийными, провоцировались и проталкивались снизу. Некоторые из этих историков полагают даже, что в отдельные моменты Сталин в силу обстоятельств вообще отстранялся от власти[134].

Все это увлекательно, но несерьезно. Документы совершенно не подтверждают теории «слабого диктатора». Мы не знаем ни одного решения принципиального характера, принятого помимо Сталина. Мы не знаем ни одного, даже короткого периода, когда Сталин терял бы свою власть диктатора. Диктатура выработала вполне действенные методы контроля, социального и аппаратного манипулирования и принуждения, позволявшие добиваться реализации ключевых решений. Постоянные репрессии и кадровые чистки держали в неослабевающем напряжении общество и аппарат. Архивы позволили историкам оценить масштабы этого насилия в достаточно точных количественных показателях[135]. По официальным секретным отчетам, за 1930–1952 гг. было расстреляно около 800 тыс. человек. Однако количество фактически уничтоженных людей было гораздо больше, поскольку в сталинских органах госбезопасности широко применялись приводившие к смерти пытки, а лагеря в отдельные периоды по условиям содержания заключенных фактически превращались в лагеря массового уничтожения, пусть и непреднамеренного. Около 20 млн человек за 1930–1952 гг. были осуждены к лишению свободы в лагерях, колониях и тюрьмах. По оценкам специалистов, не менее 6 млн человек (в основном «кулаки» и представители «репрессированных народов») в 1930–1952 гг. стали жертвами депортаций. Расстрелам, заключению в лагеря и ссылке каждый год сталинского правления подвергался в среднем один миллион человек.

Конечно, среди расстрелянных и направленных в лагеря было немало обычных уголовных преступников. Однако важно учитывать, что чрезвычайная жестокость законов и криминализация всех сфер социально-экономической и политической жизни приводили к тому, что в разряд «уголовников» нередко зачислялись обычные граждане страны, допускавшие незначительные проступки или попадавшие под удар различных политических кампаний. Более того, помимо 26 млн расстрелянных, заключенных и ссыльных, десятки миллионов человек были направлены на принудительные работы, арестовывались и содержались длительное время без суда в тюрьмах, изгонялись с работы и выселялись из своих домов как родственники «врагов народа» и т. д. Можно полагать, что различным «жестким» и «мягким» репрессиям за двадцать с небольшим лет сталинской диктатуры подверглись не менее 60 млн человек.

Важным дополнением к этому являются жертвы периодических голодовок и голода, от которого только в 1932–1933 г. погибло от 5 до 7 млн человек. В значительной мере вызванный политическими решениями, голод, как будет показано далее, способствовал подавлению сопротивления крестьян коллективизации.

Подводя итоги этим необходимым для понимания сути сталинской системы расчетам, можно утверждать, что под удар различных репрессий и дискриминационных мер в 1920-е – 1950-е годы попадала значительная часть населения страны[136]. Без особого преувеличения можно утверждать, что речь шла о подавлении большинства привилегированным меньшинством, которое, впрочем, и само нередко попадало под удар террора.

Для достижения своих целей, в том числе для проведения массовых репрессий и выкачивания хлеба из голодающей деревни, режиму вовсе не был нужен аппарат, действовавший четко и ритмично по принципу часового механизма. Ограниченность централизации в огромной стране вполне компенсировалась широким применением метода кампаний, составлявших основу политической практики сталинизма. Внимательное изучение таких кампаний позволяет выявить их общий, многократно отработанный алгоритм. Все начиналось (и это важно подчеркнуть) с выдвижения центром (чаще всего Сталиным) целей кампании и распределения конкретных заданий. Затем происходила мобилизация аппарата на выполнение поставленных задач чрезвычайными методами, что предполагало широкое распространение «перегибов». В результате кампания доводилась до уровня кризиса, в высшей точке которого определялись пределы отступления – преодоления «перегибов». Отступление было задачей контркампании, своеобразного выхода из террора. На этом этапе репрессиям подвергались некоторые исполнители террора, превращенные в «козлов отпущения», и провозглашались формальные лозунги «восстановления законности». Ситуация стабилизировалась, цели кампании объявлялись достигнутыми. Такие методы приводили к уничтожению огромных материальных ресурсов и многочисленным человеческим жертвам. Однако в контексте сталинской системы кампании были вполне эффективным способом мобилизационной централизации.

Сам Сталин также не нуждался в жестком контроле над всеми звеньями партии-государства. Достаточно было держать в руках основные рычаги. Раньше других советских вождей Сталин понял, какие неограниченные преимущества в политической борьбе и укреплении единовластия дает личный контроль над органами госбезопасности. В значительной мере поэтому Сталин одержал победу и с тех пор никогда не выпускал рычаги управления карательными структурами из своих рук. Как будет показано в этой книге, непосредственному управлению органами ОГПУ-НКВД-МГБ Сталин уделял значительную часть своего времени, а в отдельные периоды, например во время террора 1937–1938 гг., – большую часть. Он лично инициировал все основные репрессивные кампании, разрабатывал их планы и тщательно контролировал выполнение. Он непосредственно направлял фабрикацию многочисленных политических судебных процессов и «дел», а в ряде случаев был автором их сценария. Он вдумчиво и внимательно, как свидетельствуют пометы, читал протоколы допросов арестованных, которые присылались ему в огромных количествах. Он лично санкционировал расстрелы множества людей – как незнакомых, так и тех, с кем был лично знаком.

Помимо многочисленных «обычных» функций, чекисты выполняли для Сталина особую, «деликатную» работу.

5 мая 1940 г. специальная группа госбезопасности похитила при выходе из дома жену заместителя наркома обороны СССР маршала Г. И. Кулика[137] Кулик-Симонич. Ее тайно перевезли в тюрьму, долго допрашивали, а затем тайно расстреляли. Жена Кулика происходила из семьи высокопоставленного царского чиновника. Многие ее родственники были расстреляны, некоторым удалось скрыться за границей. С одним из предыдущих мужей, обвиненным в валютных операциях, Симонич провела некоторое время в ссылке. Чекисты, сообщавшие все эти компрометирующие материалы Сталину, приписывали Симонич многие другие грехи, в том числе связи с иностранцами. Сталин посоветовал Кулику развестись с женой. Однако маршал уперся. Тогда Сталин отдал приказ ликвидировать Симонич без лишней огласки. Обнаружив пропажу жены, Кулик позвонил наркому внутренних дел Берии. Тот отрицал причастность своего ведомства к исчезновению Симонич, однако Кулик не поверил Берии и начал добиваться правды. Тогда его вызвали в ЦК партии и в ходе трехчасового допроса строго предупредили, чтобы он не «клеветал» на органы госбезопасности. Более того, Кулику было заявлено, что его жена, возможно, шпионка, сбежавшая под угрозой разоблачения[138] Кулик сдался.

В настоящее время известно несколько тайных убийств, организованных в тех случаях, когда Сталин не считал возможным прибегать к открытым арестам. За год до убийства Кулик-Симонич, в июле 1939 г., были ликвидированы советский посол в Китае и его жена. Специально подобранные чекисты разбили им головы молотками, а потом инсценировали автомобильную катастрофу[139]. Аналогичным образом был уничтожен в начале 1948 г. один из лидеров еврейской общины С. Михоэлс[140], человек известный и популярный на Западе и в СССР. Сотрудники МГБ задавили Михоэлса грузовиком и представили это как несчастный случай. Существуют достоверные доказательства того, что убийство Михоэлса было санкционировано Сталиным[141]. Этим не исчерпывается ряд подобных актов индивидуального террора[142]. Спецубийства совершались не только внутри страны, но и за рубежом. Самое известное из них – ликвидация Троцкого в Мексике в 1940 г.

В архивах сохранилось множество документов, отражающих роль Сталина в репрессиях. Они создают устойчивое впечатление, что он участвовал в организации террора не просто в силу «служебной необходимости». Эта наиболее темная и кровавая сторона власти явно притягивала его, вызывала огромный интерес, соответствовала душевному состоянию. Погружение в мир террора, провокаций и убийств питало и усиливало патологическую подозрительность Сталина. Движимый страхами и уверенностью в вездесущности врагов, он с легкостью применял насилие в самых значительных масштабах. Несомненно, эти сталинские качества были важнейшим фактором карательной политики государства в 1920-е –1950-е годы[143].

Опираясь на карательные органы, Сталин, однако, не превращался в их заложника. Поручая госбезопасности самые грязные дела, Сталин не питал иллюзий относительно этого обоюдоострого «меча революции». Основным методом удержания чекистов в узде были периодические кадровые чистки и репрессии. У Сталина на этот счет была своя теория, однажды в порыве откровенности высказанная им министру госбезопасности Игнатьеву: «У чекиста есть только два пути – на выдвижение или в тюрьму[144]. Этот принцип последовательно и постоянно использовался на практике. В 1930-е – 1950-е годы чекистское ведомство неоднократно подвергалось кровавым чисткам. Новые палачи уничтожали старых, чтобы затем самим попасть в пыточные камеры.

Уже многие десятилетия продолжается спор об истоках сталинской диктатуры и ее невероятной жестокости. Многие не без оснований находят первопричину в большевистской революции 1917 г., открывшей перед Сталиным путь к единоличной власти.