Читать книгу Для кого встаёт солнце. Доблестным предкам посвящается - Олег Иралин - Страница 5

Вступивший в свои права цветень зелёным бархатом украсил вырьевскую землю. Озорная Вырь, обретя долгожданную свободу, шумно несла свои воды в даль, повсюду раздавался переливчатый свист птах, и душа Миланы, подобно лесным обитателям, готова была петь. Утром, прослышав от прислуги, что князь созывает бояр на Совет, она подошла к мужу, и взглянув на него как можно ласковее, проворковала:

– Так скучно стало в тереме, милый! Вокруг весна, а мы сидим на месте, словно скобарь в своей мастерской! Поедем за город, прогуляемся в поле!

Как и предвидела княгиня, Милослав отказал, и она сморщила лобик, капризничая.

– Ты, верно, разлюбил меня! – воскликнула Милана – Я давно заметила, что ты всё чаще отказываешь в моих просьбах!

– Голубка моя! – оправдывался князь – Ты несправедлива! Ведь не могу же я отменить совет из-за какой-то прогулки!

– Верно сказал, голубка! – вздохнула жена – Сижу здесь, словно птица в клети, не то что в поле, и в город не выйти запросто!

– Да ведь ты не крестьянка какая, всёж княгиня! – ласково произнёс князь, и не желая более тратить время, предложил – Проедься на рынок, там сегодня купцы товар из Киева подвезли, может, присмотришь что! Возьми только в гриднице дружинника в охрану, какой первый подвернётся!

Князь ушёл, а Милана, едва улыбаясь своим мыслям, поспешила вернуться в гридницу, в которую успела заглянуть накануне разговора. Белояр ещё находился там. Скучая, он продолжал править о точило нож, не зная, чем ещё занять время.

– Пойдём! – позвала княгиня – Князь велел тебе сопровождать меня в город!

Белояр бросил взгляд на сидящего рядом десятника и поспешил вслед за княгиней, радуясь, что нашлось дело до конца смены. Не прошло и часа, как Милана в традиционном сопровождении одной из боярынь, в обществе Белояра оказалась за пределами города. Её вовсе не интересовали столичные товары. Всё самое лучшее уже было представлено ей купцами, и рыночную площадь они миновали, не задерживаясь. Теперь их лошади скакали той же дорогой, на которой так примечательно завершилась зимняя охота. Ярило уже вошёл в полную силу, и с небосклона наполнял благоуханием и светом изукрашенную сочными красками землю. Ехали молча, пока в самой чаще Милана не перевела разгорячённую лошадь на шаг. Её тут же поспешила догнать боярыня.

– Пора возвращаться, княгиня! Что нам в этом лесу …?! – только и успела произнести она, но княгиня не собиралась её выслушивать.

– Не навязывай мне свою волю, Снежана! – прервала Милана свою спутницу окриком – И будь позади, не успели одолеть и двух вёрст, а ты уж успела успела мне опостылеть!

Боярыня нисколько не удивилась взрыву эмоций своей госпожи, и послушна придержала коня. Она отстала сажень на десять и молча озиралась по сторонам, всем своим видом выражая неодобрение столь дальней прогулкой. Но княгиня не долго пребывала в одиночестве. Вскоре она обернулась и поманила рукой дружинника. Белояр поравнялся с ней, но княгиня не спешила начинать разговор. Некоторое время она ехала с отстранённым видом, разглядывая кроны деревьев, и наконец заговорила.

– Никак не припомню, – сказала княгиня – давно ты в дружине?

– Уж десять лет. – ответствовал Белояр.

– А раньше?

– Раньше в других дружинах был.

– Интересно! – усмехнулась Милана, не скрывая лёгкого разочарования – Неужто кого из князей бросил?

Белояр явственно услышал прозвучавшие из уст княгини нотки пренебрежения, и понял, чем они были вызваны. Конечно, любой дружинник обладал личной свободой и мог уйти из дружины помимо воли князя, если в это время не шли боевые действия, или отсутствовала угроза таковых. Но подобные случаи в русских княжествах случались крайне редко и почитались дурными поступками, вызывающие сомнения в верности. Неверные воины не нужны были никому и никогда, поэтому перебежчиков на Руси не жаловали. Обида кровью прилила к вискам и Белояр, вспыхнув, поспешил оправдаться:

– Не бросил, убил! – произнёс он, стараясь подавить вспыхнувший гнев.

Он увидел, что разочарование княгини уступило место удивлению и любопытству.

– Убил?! – воскликнула Милана – Князя?! Какого княжества?

– Тебе он не ведомен, княгиня. И никому на Руси тоже.

Но видя, что Милана жаждет подробностей, дружинник собрался с мыслями и продолжил:

– Я ведь совсем из другой Руси, варяжской! Там, за самой псковской землёй, на полдень от Варяжского моря, простираются наши владения с древних времён. Поляки, саксы с франками, и другие соседние народы зовут нас по разному: полабы, ободриты, варги… Мы же – союзы бодричей, лютичей, кашубов… Много храбрых и сильных народов, входящих в наши военные союзы, не возьмусь докучать твоим ушам, перечисляя их.

– Отчего же, мне всё интересно! – поспешила заверить Милана и воин увидел в её глазах совсем другое выражение.

– Как бы ни звали нас соседи и недруги, все мы – вары или варны, или, как звались когда-то наши прадеды, венды или венеты. Ныне саксы, по имени предков наших, союз лютичей на свой манер вельтами или велетами кличут. Ещё по названиям рек, у которых проживаем, называть принялись, да только по крови мы все едины – всё те же варны да ререги, что по вашему – рюрики, то есть соколы.

– Знаю, имя варяги – от варнов, коих саксы неверно зовут варгами! – бросила княгиня.

– Верно! – подтвердил воин – Давно закрепилось за нами то название, но ведь не в нём одном дело, а в смысле, что вкладывают, произнося его!

Говоря последнюю фразу, Белояр вдруг поймал себя на мысли, что слишком уж разсловоохотился при княгине, и замолчал.

– Продолжай! – вынудила прервать молчание Милана, одарив чарующей улыбкой.

– Что продолжать? – замялся он – Ты об убитом мною князе спрашивала. Так вот там он такой властью, как здесь, не владеет. Никаких вотчин и особых привелегий, в мирной жизни они мало чем от остальных сородичей отличны. Скажу больше – часто князьями называются даже те, кому под своё начало дружину для набега собрать удалось.

– Как половцы?

– Почти. Половцы всёж таки своей ордой во главе ханов наскакивают, а варяги на время похода кого угодно набирают!

– И на кого походы? – продолжала засыпать вопросами Милана.

– По разному. Деды наши тех жаловали, кому рядом жить не посчастливилось: и саксов с франками, и англов с норманами, всех перечислять долго. Всё больше морем ходили на ладьях. В наше время уже нет той силы: народы славянские во вражде, земли варгов, что ближе всех к врагу, с трудом отбиваются от германцев, от вендов одно название осталось, а лютичи от смертельных раздоров к Пскову бегут.

В словах Белояра прорвалась горечь и он поймал себя на мысли, что совсем не о том ведёт разговор с женщиной. Зачем этой разодетой княгине слышать рассуждения мужчины о войнах, предательстве и злосчастиях народов, о которых она толком и не ведает! Но плохо знал женщин суровый воин. Милана, как и все представительницы княжеских семей, сама принадлежала к русскому роду и, вполне естественно, достаточно знала о Родине своих знатных предков, хотя и не столь много, как выходец оттуда. Ей действительно интересно было всё, что касалось малой, так называемой варяжской Руси, но больше того по сердцу был сам голос дружинника, что сейчас растекался мёдом по её трепещущей душе.

– Что, так всё плохо? – округлила она синие озёра выразительных глаз.

– Зачем же плохо?! – ухмыльнулся дружинник – Есть в море остров, его по всякому гости зовут: кто Рюгеном, кто Руяном, но для нас, варягов, он Русь. В нём Аркона – самый главный город и величайший храм. Народ со всего побережья морского стремится побывать в нём, цвет жречества служит родовым Богам, а золота и драгоценных камней в том храме столько, что своим блеском затмевают они и листву, и траву, и камень. Много жителей на острове, и все они есть народ русы – самый известный и сильный среди всей варяжской земли. Много богатств в полуденной от моря земле – леса переполнены дичью, озёра кишат рыбой, и сама земля щедро дарит урожаем. Купцы италийские, франкские и прочие, приходя к тамошним славянам, дивятся тому богатству и спешат выменивать свой товар на пушнину и злато, но нет предела дарам той земли! Больше всего богатств скопилось на острове – ведь нет воинственнее народа, чьи дружины бороздят просторы морей! Вот и я, как и товарищи мои, жил походами. Однажды, в очередной раз собрались мы навестить данов – островных норманнов, что осели к западу от нас. Как водится, выбрали на время набега князя, набрали ладей, и пустились в путь! Даны, хоть и пребывали настороже, но нам заслон дать не смогли, перебили мы тех, кто навстречу вышел. Досталось нам несколько селений, набрали мы злата-серебра разного да полона, и в обратный путь. Причалили к родному берегу, и добычу делить. Смотрю – а князю-то нашему разложенные на песке богатства разум помутили. Забыл он о мере, себе да ближним своим доли крупные, а прочим – что останется от того! Ну я и напомнил ему, что есть правила. Он вспылил, обидное слово высказал, я за меч, он тоже… За мной обделённые, за князем одарённые сверх меры да те, кто расположения его ищет! Одни кричат, что доля по заслугам каждого, мол, князю всегда больше положено, да и другие мечи крови попили неравно, но те, что со мной, не согласны. И как согласиться, когда иной обделённый в бою сталь обагрил, а ближние князя всё больше при грабежах! Закончилось поединком. Дружина порешила, что кто жив останется, за тем и правда.

– И что потом? – поспешила с вопросом Милана.

– Как видишь, правда за мной! – едва улыбнулся Белояр – Поделили честно, но родичи князя и те из воинов, из чьих рук я княжеские милости вырвал, мне смерть его не забыли. Известили меня добрые люди, что готовятся они смерть мою приблизить, причём не раз упреждали. Знал я, что уж и разные волхвы против меня склонены, и если не от меча, так от какой напраслины на костре суждено сгинуть. Поразмыслил я, да и подался на Большую Русь, к вам.

Дружинник замолчал и продолжать разговор не спешил. Княгиня ехала, задумавшись о своём, и в полной тишине они вскоре приблизились к тому месту, в котором зимой была устроена разбойничья засада. Княгиня остановила лошадь и бросила взгляд на спутника. Ей вдруг расхотелось продолжать путь. Так и казалось, что вот там, на полянке за поворотом, за густыми ветвями распустившего листву дуба, до сих пор лежат тела крестьян и туша добитого воеводиного коня. Весенний ветер потревожил деревья, и они зашелестели листвой. Женщина помрачнела лицом и Белояр, поняв её состояние, повернул коня.

– Возвращаемся. – сказал он – Ещё обратный путь предстоит. В тереме хватятся, а тебя нет!

Княгиня не стала спорить. К вящей радости следовавшей поодаль боярыни, она послушно потянула рукой повод. Выехали из чащи, и солнце снова осыпало дорогу снопом лучей. Исчезли мимолётные страхи, и в душе снова поселилась безмятежность. Милана поманила к себе прощённую уже Снежанну и теперь болтала с ней, наслаждаясь всеми прелестями весеннего дня. Уже приближаясь к городу, она вдруг вспомнила о сопровождавшем их дружиннике:

– Подъедь ближе, Белояр! – крикнула она, обернувшись.

Тот подъехал, польщённый тем, что княгиня среди сотен других воинов помнит его имя.

– Правда говорят, что тебе воевода жизнью обязан?

– Правда! – подтвердил дружинник.

– Где же тот злодей, которого ты в поединке одолел, ведь он твой теперь?

– У тёщи моей, в селе, в работниках. Чай, зажили раны, теперь крепкие руки на пахоте в самый раз!

– Какой же из половца работник! – рассмеялась Милана – Не сбежит?

– Конечно сбежит! Вот только с весенними работами поможет, и пусть уходит!

– Отчего ты так уверен, что поможет?

– Я просил.

– Послушает?

– Не знаю? Вот только тёща с ребятнёй столько над его ранами выкорпели, что у него теперь выхода нет!

– Нет выхода?! – рассмеялась княгиня – Высокого же ты мнения о пастухе!

– Не пастух он, но воин! – поправил её дружинник и замолчал, полагая, что сказанного предостаточно.

Некоторое время они ехали молча. Милана прекрасно поняла то, что имел в виду Белояр.

– Ты поэтому не дал его продать? – спросила она и задержала взгляд на его лице – Потому, что он воин?

Белояр ответил не сразу. Он какое-то время сомневался, стоит ли откровенничать с знатной, но всё же женщиной, и наконец ответил:

– Не пристало воину в рабах. Если не смерти достоин, так свободы!

Они проехали городскими воротами и весь остальной путь следовали молча. Уже во дворе, у самого крыльца, княгиня жестом остановила бросившегося к ней слугу и, оставаясь в седле, обратила властный взгляд к Белояру.

– Помоги сойти! – приказала она.

Её слова удивили дружинника, но раздумывал он не долго.

– Прости, княгиня! – произнёс он смущённо – Моя служба мечом помахивать, стремя поддерживать не умею!

Тогда княгиня, осознав неуместность выбранного ею тона, настояла, но теперь совершенно другим голосом.

– Ты всё не так понял, Белояр! – проворковала она и, потупивши взор, продолжила – Мне без твоей помощи не обойтись. От долгой скачки свело ногу, а слуга неуклюж, боюсь, на руках не удержит…

Других слов больше не требовалось. Дружинник уже спрыгнул с коня и торопился к ней, обходя фыркнувшую в лицо морду лошади. А ещё через миг, протянув крепкие руки, он принимал в свои объятия раскрасневшуюся лицом княгиню.

Милослав так и не заметил позднего возвращения своей жены. Все его мысли были заняты совершенно другим, тем, что всецело захватило его с утра, когда заезжие купцы принесли вести об удаче Святополка и Владимира. Таких потерь половцам не удавалось нанести никому из князей, а размеры полона и добычи просто поражали воображение. И конечно, через неделю – другую слава о ратном подвиге этих князей достигнет всех уголков Руси, и на каждом пиру последний гусляр станет воспевать хвалебные песни, воздавая почести их доблести и отваге!

Перед собранными на Совет боярами князь поставил один вопрос: время выхода в Степь! Причём, горя желанием обойти Святополка и Владимира в славе, Милослав затеял поход не в приграничье, а далее, в глубину степей, дерзостью своей снискав ещё больше удачи. Как он и ожидал, мнения разделились. Одни утверждали, что поход в глубину мало изведанного поля сулит неминуемое поражение. Что, как бы ни были ослаблены кочевья скудностью зимнего корма, половцы сильны и по прежнему непобедимы на открытом со всех сторон пространстве. Другие, и их, к вящей радости, оказалось большинство, горячо поддержали своего князя. Выступать нужно, заявили они, и выступать именно сейчас, не медля ни дня! Кочевья только что совершили длительный переход из приморских зимовок, половецкие кони вымотаны скудным подножным кормом и не успели откормиться на молодой, едва пробившейся траве. Больше того – из Степи от надёжных людей поступают сведения, что ханы Тугоркан и Боняк, разорив предместья Киева и Переяславля, по возвращению в Степь столкнулись с недовольством ряда других, тоже влиятельных среди половцев ханов. Те ханы не хотят большой войны и настаивают на мире, считая, что Русь достаточно заплатила за предательство своих князей. Известно также, что оба хана, перессорившись со всеми остальными, увели своих воинов из Степи, направляясь на соединение с ордой Атрака, воюющего за грузинского царя. С ними за добычей и славой ушло множество могучих воинов из других орд и сейчас Степь слаба, как никогда! Князь внимал этим речам и радовался всем сердцем, предвкушая скорый поход и выгоду, извлекаемую из него. Единственным обстоятельством, омрачившем общее впечатление от Совета было то, что Вышата примкнул к несогласному меньшинству. При всей скрытой неприязни к нему князь отчётливо сознавал, что воевода в военном деле весьма сведущ и своих противников изучил достаточно хорошо, но прислушиваться к его словам не стал. В самом деле, сколько можно идти в поводу этого старика! Словно прочтя его мысли, с места поднялся сводный брат Родион.

– Я с тобой, брат! – заявил он с жаром – Настала пора преломить копьё о степь половецкую!

По залу пронёсся гул одобрения. Почувствовав, что пора, Милослав встал и объявил о заранее принятом решении. Оставалось уточнить вопросы, сопутствующие любому походу, но на них ушло гораздо меньше времени. Князь отдал необходимые распоряжения и покинул зал. Он долго ещё бродил по терему в тяжёлых раздумьях, пока не вышел во двор. Лёгкий ветерок толкнул в лицо поток свежего воздуха, и Милослав вдохнул его полной грудью. Сомнения оставили его и он прошёл несколько шагов, благодушно взирая на суетящуюся челядь. Князь поднял голову и посмотрел на безоблачное небо, и взгляд его упал на крытый переход между жилой и хозяйственной постройками. Меж кровельных опор он заметил двоих – княгиню и воеводу, о чём-то увлечённо беседующих. Милослав не слышал разговора, но отчётливо видел выражение лиц беседующих. Вышата стоял, смущённо потупив взор, и что-то говорил, тщетно стараясь спрятать улыбку. Свою жену и вовсе было не узнать. Такой Милослав не видел её давно. Он успел позабыть это умиление в её лице, возбуждённый блеск глаз и совсем девичью порывистость в движениях. Они перебросились ещё парой фраз и разошлись, а князь долго ещё стоял терзаемый подозрениями. Ему припомнились частые капризы жены, её холодность во взгляде и уже столь привычное безразличие в лице. Что до воеводы, то смущение, как таковое, для него совсем не было характерным явлением, по крайней мере, до сегодняшнего дня. Вдруг всплыло в памяти недавнее нежелание Вышаты поддержать предложение князя о походе и его нескрываемое раздражение, когда Милослав озвучил своё решение. «Неужели опечалился тем, что предстоит расставание с чужой женой? – подумал князь – Видать, правду говорят: седина в бороду…»

Тем временем Милана вбежала к себе в горницу и схватилась за зеркало. На неё смотрело довольное лицо уже не юной, но молодой ещё женщины, с упругими щёчками и задорными, обведёнными сурьмой небесно голубыми глазами. «Да ведь я ещё хороша, и даже очень! – подумала она – Должно быть, не только я замечаю это, иначе на что ему глаза …!» Княгиня вспомнила серые, словно сталь, выразительные глаза Белояра, и сердце её затрепетало сильней. Расставшись с ним, она столкнулась в переходе с воеводой. Увидев её, Вышата облегчённо вздохнул. «Наконец-то, княгиня! – произнёс он – Я уже было заволновался о вас!» Конечно, Милана догадалась, что прежде всего он беспокоился о своей дочери. Снежана, её боярыня, хотя и вышла недавно замуж, всё же оставалась любимицей Вышаты, и он, зная о затянувшейся прогулке, успел изрядно встревожиться.

– Что ты, воевода! – воскликнула княгиня – С твоим Белояром гуляй хоть до самого вечера, никакой разбойник не страшен!

Она запнулась, решив, что сказала лишнее, но воевода, казалось, не заметил её оплошности.

– Что, моя Снежанна не наскучила болтовнёй? – только и спросил он.

– Не наскучила! – рассмеялась княгиня – Хорошую ты дочь вырастил, умницу! Будет мне ближайшей помощницей.

Милана заметила, как от похвалы раскраснелся от удовольствия воевода. Она сама, недавно расставшись с мужчиной, к которому обнаружила в себе страсть, душой парила в облаках. Все и всё вокруг было милым и прекрасным, и она, объятая нахлынувшими чувствами, продолжила:

– И сын твой толковый, по всему видать, дружинник! Только не долго ли он в младшей дружине задержался?

Вышата, совершенно смутившись, потупил взор.

– Да какже, княгиня! – только и сказал он – Ведь пойдут разговоры…

– А ты не слушай глупых речей! – повысила голос Милана – Раз отец воевода, так что же, теперь сыну всю жизнь в простых дружинниках маяться?! Сегодня же попрошу мужа за него! Как только начальная должность освободится, вспомнит о твоём сыне.

Оба настолько увлеклись разговором, что не замечали взирающего на них князя. Воевода благодарил за заботу, хотя и не надеясь на благосклонность Милослава, но всё же польщённый вниманием княгини. Он пошёл к себе, пряча довольную улыбку в усах, а Милана поспешила к себе, согревая сердце приятными воспоминаниями.

Совсем противоположные чувства испытывала в этот самый миг свекровь Миланы. Узнав о намеченном походе в Степь и непременном желании её родного сына присоединиться к нему, Ярина не находила себе места. Она только что возвратилась из покоев Родиона с ощущением надвигающейся беды. Её подросший мальчик совершенно отказывался внимать её доводам и слезам. Закончилось тем, что он порывисто обнял её и тоном, не допускающим возражений, произнёс:

– Мама, я давно уже взрослый мужчина! Милослав задумал благое дело, и я не прощу себе, если ты сможешь удержать меня от участия в нём! Накажем поганых половцев, и я вернусь к тебе, живой и невредимый. Ты же, гордая за своего сына, скажешь «Вот, вернулся настоящий князь, достойный своего отца!»

«Настоящий князь! – вспомнила его слова княгиня, смахивая набежавшую слезу – Едва семнадцать исполнилось, а торопится ровняться со здоровенными воинами!» Она прекрасно знала, что в дружинники набирали уже с четырнадцати лет, и что под началом Вышаты таких юных, как её сын, было предостаточно, но ведь это были совсем чужие ей, грубые дети простолюдинов! И хотя Родиону, как княжичу, совсем не обязательно окунаться в гущу боя, сердце Ярины продолжала точить тревога. Снова припомнились слова сына и она вдруг услышала в них то, о чём сама думала неоднократно. Ну конечно, её Родион, довольно не глупый юноша, имел в виду то же! Хватит ему ходить в тени своего сводного брата, пришла пора заявить о себе. А где же ему не сделать этого лучше, как не на поле брани! Княгиня немного успокоилась, впустив в сердце сомнение: «А может, и прав мой повзрослевший сын?» – думала она, усаживаясь в резное кресло.

– Плед мне подай! – бросила она ожидавшей рядом служанке – И Ровду ко мне пригласи, быстро!

К советам боярина Ровды прислушивался не один только князь. Ярина прежде него уже имела возможность довольствоваться помощью столь мудрого мужа. Он, после смерти мужа, был одним из немногих, кому она доверяла, и со временем их отношения стали ещё теснее. Настолько, что их продолжение приходилось скрывать от посторонних глаз и ушей.

– Скажи мне, Ровда, – спросила княгиня вошедшего в комнату советника – насколько опасен затеянный Милославом поход?

– Не больше, чем все остальные, моя княгиня! – ответствовал тот, подходя всё ближе.

Боярин приблизился вплотную и, пользуясь тем, что они наедине, приобнял её за плечи.

– Что заботит мою радость? – спросил он, заглядывая в лицо – Али привиделся плохой сон?

Ярина повела плечами, стряхивая руки своего любимца.

– Пусть сны заботят древних старух! – сказала она в раздражении – Я же спрашиваю о походе в Степь, понимаешь?! Наши воины у себя дома едва от них отбиваются, а там эти половцы хозяева!

– Не вижу причин для беспокойства! – настаивал Ровда – Святополк с Владимиром доказали, что этих разбойников можно бить и в их Степи, причём с большой выгодой для себя.

Последние слова советник произнёс, понизив голос и в совершенно другой интонации, давая понять их значимость.

– Выгодой! – хмыкнула княгиня – Давай хотя бы оставаясь вдвоём называть вещи своими именами! Этим двум неудачникам, до недавнего времени постоянно битым теми разбойниками, только и остаётся гордиться тем, что под родными стенами едва отбились от врага, уступающего им числом! И весь их успех в разгроме приграничных веж только в том, что смогли предать доверчивых степняков!

– Никогда не сомневался в твоём уме! – восхитился боярин, но княгиня отмахнулась, словно от назойливой мухи.

– Не лести от тебя жду, Ровда, но совета!

Боярин молча взглянул на неё совершенно другими, вдруг посерьёзневшими глазами, и Ярина продолжила:

– Тебе, верно, ведомо, что с Милославом в поход собрался князь Родион?

– Ведомо. – подтвердил советник.

– Мы оба знаем, что в случае гибели Милослава вотчину, согласно древней традиции, наследует его брат.

Ровда кивнул, и княгиня продолжила:

– Полагаю, что Милославу закон известен не хуже нашего! Кто знает, не использует ли он удобную возможность убрать брата с пути своего сына? И что предпринять, чтобы не допустить гибель князя Родиона от стрелы – половецкой либо своей?!

– Нет нужды сомневаться в намерениях князя Милослава, княгиня! – заверил боярин – Смерти твоего Родиона он не желает хотя бы по той причине, что не верит в скорое наступление своей. Если бы хотел погубить юного княжича, то не стал бы отговаривать его от участия в прошлом походе в Переяславль! Но скажу ещё: сейчас, когда по дошедшим вестям, в кочевьях остались жалкие остатки их сил, никакого серьёзного сопротивления не предвидится, и слава падёт в руки без лишних усилий и крови!

Ровда заметил, как в глазах Ярины мелькнул ужас при произнесённом им последнем слове, и поспешил её успокоить.

– Душа моя! – произнёс он со всей нежностью – Знаю, как страдаешь от тревоги за сына! Поверь, всё отдам за покой в твоём сердце! Хочешь, отправлю с княжичем своих сыновей? Верой и правдой будут заслонять его от меча и стрелы днём и ночью, клинком и телом!

– Да справятся ли двое? – усомнилась женщина.

– Отправлю ещё надёжных слуг, что с клинками управляются, и верность имеют. Самых лучших отдам, себя не пожалеют, а княжича уберегут!

Ярина заметно успокоилась и теперь, ласково взглянув на любимца, вздохнула.

– Что же делать, видно, такова судьба княжеская! Пусть идёт!

Между тем судьба сводного брата в этот день менее всего заботила Милослава. Мрачнее осенней тучи он вошёл в горницу жены и властным жестом выдворил двух боярынь, что-то оживлённо обсуждавших с княгиней.

– Что случилось? – вскочила с места Милана – что-то с Боруславом?

– С сыном всё в порядке, надеюсь! – заверил князь – Верно, как и всегда, с мамками да няньками!

– С мамками?! – переспросила княгиня так, словно услышала в словах мужа что-то новое – Да ему пора уже с дядьками заниматься! Кстати, я присмотрела для него одного…

– Вышату? – грозно спросил князь, в охватившей ревности не в силах дослушать жену.

– Почему Вышату? – удивилась Милана – разве мало…

– О чём с ним давеча беседу вела? – тем же тоном спросил Милослав.

– Так, о пустяках каких-то! – непринуждённо произнесла княгиня – Ах да, вспомнила! О детях его. Ведь не сыскать вернее людей и смышлёней! Подумай сам: сын его который год в простых дружинниках! Не пора ли чести удостоить в начальные люди?

Она так непринуждённо и искренне озвучила просьбу, что князя охватили сомнения. «Наверное, я напрасно заподозрил их! – подумал он, раскаиваясь в выказанном жене гневе – Она так молода и красива, а он почти старик. Какие чувства могут их связывать?!»

– Я подумаю. – заверил он жену, шагнул к ней и крепко обнял – Прости за… если чем обидел. Пришлось важное решение принимать: скоро пойду в Степь, к половцам. Расставание терзает сердце, но зовут стоны да слёзы жён и матерей, всей земли русской, по которой, собирая полон, скачут поганые!

Милослав отстранился и взглянул в помрачневшее лицо Миланы. Её синие, широко раскрытые глаза подёрнулись влагой, и она, коротко всхлипнув, отвернулась. «Как я был неправ! – укорил себя князь – Разве можно ревновать этого ангела!» Благо, что не знал князь о том, кто послужил причиной набежавшей слезы и заполыхавших щёк!

Наступившим утром Милана проснулась с гнетущим чувством. Весна разливала тепло, и каждый приходящий день становился всё краше, но он приближал разлуку с любимым. Княгиня, сама не своя, терзалась мыслями половину дня, пока вдруг не поняла, что из сложившейся ситуации можно извлечь выгоду! Что, если получиться убедить мужа оставить Белояра в Вырьеве, в числе тех, кому доверена будет охрана княжеской семьи и горожан? Тогда она сможет ещё чаще видеться с ним, и никто не помешает их встречам! Милана дождалась обеда, и, зная, что после трапезы Милослав находится в благом расположении духа, поспешила к нему. Она прошла распахнутыми дверями в комнату и застала у князя воеводу. Они, прервав беседу, обернулись к ней, и Милана, не желая мешать, сказала:

– Вижу, у вас небольшой Совет?

– Что ты, лебёдушка моя! – ответствовал князь, расточая ласку напоказ – Вышата вот просит сына своего в составе той дружины оставить, что остаётся в городе. Не верит, видать, воевода в успех!

– Что ты, князь! – поспешил с оправданиями воевода – Моё ли дело сомневаться в победе! Как лучше хочу, чтобы княгиня с сыночком, и матушка твоя под верной защитой были. Кому, как не моему сыну доверить?

– Надо же! – изумлённо протянул Милослав – А княгиня мне вчера иное утверждала. Мол, пора твоему Пересвету в старшую дружину, в начальные люди перебираться! А где, как не на ратном поле, командиру о себе заявлять? Болота в Вырьеве воеводствовать оставляю. На вторую сотню толкового десятника назначай, ну а на его место, так и быть, своего сына ставь. Пойдёт с нами, славу стяжать и…

Ингвар взглянул на Милану и, не желая при ней вспоминать о желаемой добыче, продолжил фразу иначе:

– И опыта командного набираться.

Во всём Вырьевском войске, вплоть до последнего ратника, царило ожидание скорой победы и, как следствие, богатой наживы. Повсюду только и слышались разговоры об удачном походе Святополка и Владимира. Старшая дружина традиционно расчитывала на довольно весомую долю, и никто не хотел попасть в число гарнизона, оставляемого для защиты города. Болот не имел знатной или богатой родни. Больше того, кроме вышедшего за крестьянина сестры, у него вообще никого не было, и в силу независимости его характера, за плечами никто из влиятельных людей не стоял. Кроме того, оставляя сотника, князь высвобождал место в старшей дружине, имея хороший предлог, идя наперекор просьбе воеводы, вовлечь его сына в поход. По хмурому лицу Вышаты было заметно, что решение князя не привело его в восторг, но на возражения он не решился. Воевода поклонился и вышел, и княгиня приступила к исполнению задуманного.

– Как не хочется с тобой расставаться, милый! – сказала она, печально вздыхая – Что будет с тобой там, вдали от дома, и с нами без тебя?

– Не беспокойся, моё золотце, врагу не устоять! Я разбил их у Переяславля, разобью и в степи. Знай, что в самой жестокой сече я буду думать о тебе! Под тучей стрел и стеной копий, разя половца мечом, я буду помнить о тебе и Боруславе!

– Но что будет с нами? – спросила княгиня с тревогой – Вдруг, пользуясь твоим отсутствием, к нам пожалует враг?

Услышав её, Милослав расхохотался от всего сердца.

– Какой враг?! Все боеспособные половцы грузин защищают, а среди соседей врагов у меня нет! Разве Андрей Рыльский, так у него силёнок не хватит на осаду, да и кто из князей после этого его поймёт: идти войной на того, кто сейчас за всю Русскую землю стоит!

– Одному Господу ведомы наши пути. – сказала Милана, подняв глаза к потолку – Всё может измениться в одночасье, а все сильные воины с тобой. Оставь и в Вырьеве кого-то! Взять хотя бы Белояра, ведь нет в дружине умелее и храбрее его! С ним нам всем спокойнее будет твоего возвращения дожидаться!

– Оставить Белояра? – удивился князь и снова рассмеялся.

В этот раз смех выдался другой, какой-то натужный и скорее похожий на кашель. «А вдруг она видела, вдруг успела очнуться тогда, в зимнем лесу? – кольнула мысль в самое сердце – Может, в её переменчивости причиной вовсе не воевода, а этот дружинник?!»

– Что в том смешного? – спросила княгиня и надула губки.

– Ты права, душа моя, Белояр лучший мечник, но именно поэтому его место в бою. За свою безопасность не волнуйся – я сам позабочусь о ней.

Милана поджала губы, но поняв, что разговор окончен, с каменным лицом вышла, шурша складками платья. Хлопнула дверь, и Милослав задумался. Он вдруг вспомнил битву под Переяславлем и ту схватку, в которой Белояр спас воеводу. Он поймал себя на мысли, что ему вовсе не хочется, чтобы, случись что-то подобное в степи, этот дружинник снова спас Вышате жизнь. «Надо отдалить его от воеводы на поле боя, чтобы ни по какой случайности его не оказалось рядом с этим наскучившим стариком! – решил он – А определю-ка я его в телохранители к Родиону! Он воеводе не подвластен и в бою будет особняком, вместе с тем, по юности своей, на месте не усидит, в гущу кинется!» Милослав улыбнулся своим мыслям. Он широкими шагами подошёл к окну, взглянул на стаю летящих к лесу птиц и подумал: «А не кинется, так надоумим!»

Милана возвратилась в горницу в слезах. После разговора с мужем ей ничего не оставалось, как страдать в ожидании предстоящей разлуки. Каждый день она старалась увидеться с влекущим её дружинником и переброситься с ним парой фраз, но ей никак не удавалось остаться с ним наедине.

– Что это княгиня наша к тебе зачастила? – спросил как то один из дружинников у Белояра.

– Ко мне… княгиня? – удивился тот – Ты что, белены объелся? Кто я и кто она! Так, общаемся при встрече!

– Ну да! – хмыкнул сослуживец, но озвучивать свои мысли не стал.

«Зачастила княгиня! – вспоминая услышанное, усмехнулся Белояр, уже направляясь в конюшню кормить своего коня – Скажет тоже! Как будто она к нам с моей Златой в гости зачастила! Просто помнит, что зимой жизнь спас, ну и не обходит вниманием! Хорошо хватило ума перед дружиной не признаться! Князю, поди, итак не ловко!»

Застоявшимся скороходом бежало время, и вот наступил отведённый Милославом срок. Назавтра предстоял выход дружины и собранной из горожан рати. Прослышав о готовящемся выступлении, пришёл охочий люд из других городов и сёл, даже князь Андрей, призвав забыть все обиды, решил присоединиться со своей дружиной. «Не слишком ли много народа? – думал князь Милослав – Эдак, и добычи на всех не достанет! Да ведь не гнать же их!» Весь оставшийся день Милослав пребывал в возбуждении. «Завтра начнётся моя слава!» – думал он, и приятные мысли сладким вином дурманили голову. Он вспомнил прошлогодний поход и те почести, что щедро разносились ему, обоз захваченного добра, табуны коней и скот… Выход в Степь обещал принести намного больше, настолько, что у князя захватывало дух в ожидании столь богатой, но лёгкой добычи.

Совсем в другом состоянии находилась Милана. Печалясь, она закончила вышивать узорами рубаху, предназначенную Белояру, и теперь задумалась, каким образом передать её и объясниться наконец, открыв ему своё сердце. И вот, надумав предлог, она решительно шагнула к порогу. Спеша, чтобы не раздумать от обуявшей её робости, княгиня миновала ряд просторных комнат и вышла к гриднице. Как раз ей навстречу, торопясь по своим делам, вышел Белояр. Он скользнул по женщине взглядом и ещё больше ускорил шаг, не обнаруживая желания задерживаться.

– Постой! – позвала Милана и, нарочито возвысив голос, спросила – Я слышала, ты к княжичу Родиону переведён? Зайди, у меня к тебе поручение.

– К тебе, княгиня? – переспросил Белояр, не представляя, как возможно войти в горницу к такой женщине простому дружиннику.

– Али робеешь? – усмехнулась Милана, задержав взгляд.

Белояр проследовал за ней, но шагнув в комнату, обнаружил, что они совершенно одни, и смутился.

– Всё же оробел! – сказала княгиня с неожиданной лаской в голосе и приблизилась так, что дружинник разглядел каждую ресничку над её синими, словно весенние озёра, глазами.

– Что за поручение? – спросил он, не горя желанием задерживаться ни минуты.

Милана помолчала, задумавшись, но, решившись, произнесла:

– Болит душа за князя. Береги его там, в степи. Но ещё пуще береги себя, ибо знай, что жду тебя и…

Княгиня, зардевшись, опустила глаза, но когда подняла их, то воин прочёл в них немой вопрос.

– Спасибо за заботу, княгиня! – сказал он и запнулся, подбирая слова – За то, что нас с князем ждать будешь и за ласку твою… Только вот, есть ещё кому ждать меня: жена моя Злата и сын наш, Яробор, встречать выйдут. Я как завижу их, так душой млею, и не надо мне в те минуты…

Дружинник замялся, подбирая слова, но княгиня остановила его:

– Не продолжай, в том нет нужды! – произнесла она сухо, и отвернулась.

Белояр, решив, что разговор завершён, повернулся к выходу, но Милана окликнула его. Он развернулся и увидел в её руках свёрток.

– Возьми! – сказала она с прежней нежностью – Пусть будет на тебе. Говорят, если обереги с любовью вышиты, то человек неуязвим. Я же буду молиться и ждать!

Дружинник потянулся к свёртку и ладонь его коснулась нежной руки. От прикосновения его кинуло в жар, и сердце молотом застучало в груди. Он поднял взгляд и увидел заблестевшие глаза на побледневшем лице женщины. «Всё! Теперь так не уйти… Невозможно! – подумал он – Эти глаза, и руки, и вздымающаяся грудь …!» Белояр шагнул вперёд и решительно притянул ждущую женщину к себе.