Читать книгу Злая память (все книги в одной) - Олег Колмаков - Страница 6

Для лейтенанта Побилата, служба в «горячей точке» или неуправляемый взвод охраны, доставшийся ему в подчинение, равно как и угрозы прапорщика Михайленко – на тот период, были сущим пустяком. Полнейшей ерундой в сравнении с опасностью, исходящей от нового (как заверял Лютый) матёрого боевого командира, прошедшего две войны и который со дня на день должен был появиться на его дальнем объекте.

«Я вряд ли обведу этого вояку вокруг пальца… – предчувствуя определённую опасность, тревожно размышлял про себя лейтенант. – …В непосредственном контакте с ним, то есть, глаза в глаза, мне не устоять. Он расколет меня, как дважды два. Короче весь мой обман, так поначалу удачно складывавшийся, обещает моментально рассыпаться, словно карточный домик. Вот и думай теперь: а стоило ли мне быть столь принципиальным во взаимоотношениях всё с тем же прапорщиком. Быть может, я и вовсе зря с ним поссорился. Как не крути, а Михайленко мужик бывалый. Имелась бы у меня, какая ни какая, а всё ж поддержка. А впрочем, чего я раньше времени паникую? Тот командир, возможно и вовсе не приедет. Предположим, он передумает. Его могут переназначить. Он может не доехать. Вон сколько мин кругом понатыкано».

И, тем не менее, сколь долго не откладывалась та роковая минута, сколь не вилась эта верёвочка, а то, что должно было когда-то произойти, обязательно случиться. И приезд Князева на военные склады, исключением из данного правила вовсе не был.

– Лейтенант, твою мать!.. Ты что же за бардак здесь развел? Проходной двор, а не военный объект… – импульсивно вышагивая из угла в угол, майор отчитывал вызванного в срочном порядке Побилата. – …Я, конечно, могу понять, что ты ещё молодой, что пороха не нюхал.… Да и о том, что с личным составом у тебя возникли определённые напряги… Однако самое элементарное и самое простое. То есть, обеспечение охраны и обороны стратегически важного объекта, ты просто обязан был обеспечить. Ведь это, как таблица умножения для восьмиклассника, которую он должен знать на уровне автоматизма.

В моей голове просто не укладывается: почему? Почему вас до сих пор тут не перебили, к едрени-фени?

Лейтенант, уж если наплевать тебе на свою собственную жизнь, так подумал бы немного о своих солдатах. Им-то за что гибнуть? За твою преступную халатность или, как в анекдоте: за компанию?

И вообще. Какого хера, ты делаешь во внутренних помещениях складов? С какого перепуга, ты суешься не в своё дело? У тебя что ж, товарищ лейтенант, на периметре объекта, всё ладно и складно? Не склады, а неприступный бастион. Только рыпнись, вражина – в мелкий салат покрошим.

«Так, оно и есть. Лютый вовсе не преувеличивал… – мелькнуло в голове Побилата. – …Вне всяких сомнений, передо мной настоящий боевой офицер. Вояка, до мозга костей. Нечета мне, мямле и грёбанному самозванцу. Ведь ему, как профессионалу, было достаточно и беглого взгляда, дабы точно оценить всю убогость нашей внутрескладской обстановки.

Я общаюсь с данным мужиком не более пяти минут, а уж абсолютно уверен в том, что в любой, даже самой затруднительной ситуации, он непременно найдет выход. Он, будьте уверены, своего добьется. Именно такой командир здесь, собственно, и нужен. Этот майор, уж точно «построит» взвод нашей охраны. Тем более найдет управу и на этих чёртовых «дембелей». Юлить или заигрывать перед кем-либо новый командир не будет, и ни у кого не пойдет на поводу.

Пусть и редко, но в своей жизни мне приходилось встречать людей подобных Князеву. Людей обладающих некой харизмой. Пусть они и прямолинейны, зато всегда сумеют назвать вещи своими именами. Такие как этот майор привыкли полагаться на самих себя, на свою точку зрения. Чёткость, честность и исполнительность, непременно ставятся у них во главу угла. И быть может, как раз эти самые качества, для любого военного и должны лежать в основе такого, подчас избитого понятия, как офицерская честь.

Не ошибусь, если предположу, что именно за таким командиром солдат готов идти на верную гибель. И именно на таких майорах, пожалуй, всё ещё и держится наша многострадальная российская армия.

Нет, этому командиру я, уж точно, не посмею солгать. И даже если прогонит он меня в три шеи, мне вовсе не будет обидно.

Эх, мне бы хоть капельку его самообладания и напора. Кто знает, быть может и жизнь, как и моя нынешняя служба, сложились бы совсем по-иному».

– Товарищ майор, позвольте возразить. В настоящее время, я произвожу ревизию внутрискладского армейского имущества, в соответствии с приказом подполковника Лютого… – потупив взор, совсем уж неуклюже Побилат попытался объяснить свои действия. Ведь он должен был, хоть что-то ответить.

– Вот только не надо пугать меня погонами и чинами. Пуганные. Лютый, где? Далеко. А враг, можно сказать: у твоих ворот. Считай, за тем самым деревянным мостом. А посему, ты в первую очередь обязан был обеспечить боеспособность личного состава и безопасность данного объекта. И уж после: хоть в домино играть, хоть коробочки пересчитывать. Старшим по званию, здесь был именно ты. Более того, лишь ты единственный был здесь офицером. С тебя и весь спрос.

Лейтенант опустил голову. По сути всё, о чем говорил сейчас Князев, Побилату было известно без каких-либо акцентов и дополнительных напоминаний. Однако поделать он, увы, ничего не мог. Причина скрывалась в его взаимоотношениях с караульным взводом, которые были, не просто натянуты, по большей части, они вовсе отсутствовали. Более того. Как чёрт ладана, Побилат чурался сейчас своих же подчинённых, ограничивая контакты с солдатами, лишь составлением недельного графика караульных нарядов.

– Ну?.. Чего молчишь? Онемел, что ли?.. – жестко прикрикнул на Побилата Князев. – …Лейтенант, какое военное училище ты окончил? Уж больно хочется мне узнать ту «кузню», где готовят для нашей армии столь «чудесные» кадры.

– Восемь месяцев назад я был выпускником Новосибирского политеха.

Вот, похоже, и наступил для Побилата момент истины. Тот самый час, когда следовало ему говорить правду, какой бы жестокой она при этом ни была.

Заслышав ответ лейтенанта, Князев от неожиданности, даже поперхнулся. После чего, уставился на Побилата, как на некое аномальное явление.

– Постой-постой. Так ты что ж, вовсе не военный? – слегка откашлявшись, в недоумении поинтересовался Валерий.

– Отчего ж? У меня за плечами военная кафедра. Мои погоны и воинское звание вовсе не «липа». Я такой же офицер, как и вы.

– Какой, на хрен, офицер? Ты «пиджак», и не более.

– То есть? – Побилат растерянно глянул на Князева.

– Вот видишь. Ты даже не знаком с самой элементарной терминологией. По-вашему, сленгом. «Пиджак» – это и значит, что ты сугубо гражданский.

Марш-броски ты не бегал. Пять лет в казарме не жил. По три пары сапог в год не изнашивал. Гимнастёрку свою, от пота не выжимал. Так какой же ты, к чёрту, военный? Одно слово: «пиджак»… – сделав акцент на концовку предложения, майор выразил своё нескрываемое пренебрежение к данному слову. После чего, будто спохватился. – …Обожди. А сюда-то ты, как попал? Ведь после института, тебе же прямая дорога в народное хозяйство.

– Да я и сам, толком, ни черта не понял… – тут-то лейтенант и перешел к заученному и тысячу раз повторенному тексту. – …Вызвали повесткой. Отправили. Очевидно, с документами какая-то путаница вышла. Подполковник обещал разобраться. Ну, а меня, до вашего назначения, попросил проверить складскую отчётность. И, по возможности, поработать с солдатами. Уж два месяца прошло, а от Лютого: ни ответа, ни привета. Может он и вовсе забыл о моем существовании.

– Что, за базар? «Посмотреть», «попросил», «поработать»?.. – Князев не знал, плакать ему сейчас или смеяться. Тяжело вздохнув, он продолжил. – …Более чем уверен… Для рядового состава ты уж давно успел стать полным посмешищем. Ты б хоть погоны офицерские не позорил.

– Товарищ майор!.. Так я, это… Мне же подполковник обещал…

– Прекрати гундосить. Не забыл про тебя подполковник… Причём, говорил он о тебе, кажется, как о выпускнике «военки»… – совсем уж рассеяно добавил Валерий. Он с трудом припоминал подробности беседы с Лютым, относительно Побилата.

«Либо преднамеренно «старый жук» умолчал о таком вот «подарочке», дабы посмотреть на мою реакцию. Либо сам я, чего-то упустил или недопонял…»

– Вот видите. Вы и сами сомневаетесь, – осторожно улыбнулся лейтенант. Похоже, ему удалось ввести майора в некоторое замешательство.

– А ну, постой… – вдруг спохватился Князев. – …Ты что ж, Побилат?.. Вещь безголовая или пьян был вусмерть, когда тебя на протяжении нескольких суток везли на Кавказ? Гор вокруг себя, что ли не видел? Или харь нерусских, по пути своего следования вовсе не замечал? Образование высшее, выходит, должен был понимать, что здесь и к чему.

– Так нас самолётом, прямо в Ханкалу. Три часа, и мы на месте… – похоже, лейтенант вновь сумел удачно оправдаться. Вот только бестолку это было. Из ранее сказанного, Князев уже успел сделать соответствующие выводы.

– Ох, и гонишь ты, братец. Правда, понять не могу, в чем твой умысел. По-хорошему, тебя следует немедленно передать в армейскую контрразведку, как крайне подозрительного элемента. Вдруг, ты чеченский лазутчик. Однако я поступлю несколько гуманней. Уже завтра, первым же транспортом, мы отправим тебя в штаб. Чтоб духа твоего здесь не было. Сами там наворотили, так пусть, после себя сами же и разгребают. Разбираются: кто ты, откуда и что с тобой делать?..

– Товарищ майор, ну пожалуйста… Позвольте остаться… – взмолился Побилат, быстро сообразив, что «песенка» его уже спета.

– Зачем?.. – рявкнул Князев. – …Вовсе не вижу: ни смысла, ни необходимости держать посторонних на стратегическом объекте.

– Да будьте же вы, в конце концов, человеком. Поймите… У меня свой счёт к чеченцам имеется. Брат мой, где-то здесь погиб. Нас усыновили, когда мне было три года. Мы с ним были из одного детдома, потому и держались всегда вместе. А потом. Я в институт, а он в автосервис. Чуть позже, в армию.

Вы поймите. Легально я бы на Кавказ ни за что б, ни попал. Да, и родители поперёк дороги готовы были лечь. А тут, такая удача. Меня вдруг нашёл мой однофамилец. Признайте, что фамилию Побилат встретишь не так уж и часто. Ко всему прочему, он ещё и оказался моим ровесником. Да, и «фотографии» наши, оказались несколько схожи. Не воспользоваться данной, предоставленной мне возможностью, было бы просто преступлением.

В отличие от меня, именно мой однофамилец и был кадровый офицер, окончивший «военку». У него семья, дочери два года. Жена имеет свой бизнес. В общем, ехать ему, ну, никак. Потому и нашел он меня. Предложил неплохие деньги. Уверял, будто в армейском бардаке, шесть месяцев предстоящей командировки, мне запросто удастся как-нибудь перекантоваться.

А я и без денег, был готов мчаться на Кавказ. Надо полагать, что того парня мне сам Бог послал. Короче, поднатаскал он меня малость. Придумали мы с ним и легенду, о якобы возникшей путанице с документами. После чего, мы обменялись с ним своими «мандатами».

– Ах, вот оно что… – присвистнул Князев. – …Выходит ты, сучёнок, эту кашу сам и заварил. И где же сейчас тот?.. Ну, второй Побилат.

– Не знаю. Возможно, жене своей помогает. Однако, товарищ майор. Прошу учесть и тот факт, что по прибытию в расположение части, я во многом признался Лютому. Да и от вас, ничего не скрыл. Посему и вины за собой, я особо не чувствую.

– Знаешь, студент?.. А ведь ты меня вовсе не убедил. Народные мстители, здесь тем более не требуются. Наломаешь ты сгоряча дров, а мне потом отвечать. Да и нет у меня никакого желания, брать на душу лишний грех. Не поверишь?.. Но тут иногда стреляют… – усмехнулся Валерий. А после, с предельной серьёзностью добавил. – …Пацан, ты хоть чуть-чуть представляешь, что такое: настоящая война? Поговорил бы, для начала, со своими подчинёнными, солдатами, участвовавшими в боевых действиях…

– На эту тему, они предпочитают помалкивать… – с грустью пробурчал под нос Побилат.

– Ты, случаем не задумывался: почему? А впрочем, даже то, что видели эти ребята, чепуха в сравнении с настоящей войной или с тем, что ждет этих парней после службы. Потому как война ломает; засасывает; приучает к определённой, самой страшной зависимости. И, в конечном итоге, медленно и совсем незаметно уничтожает человека изнутри.

– Не понял… – похоже, Побилат действительно, не сразу сообразил, к чему это клонит Князев.

– Давай-ка, парень…. Чтоб не выглядеть в твоих глазах «тупым солдафоном», живущим исключительно по уставу, я попытаюсь тебе (человеку с высшим образованием) кое-что сейчас разжевать… – Валерий усадил лейтенанта за стол напротив себя, после чего продолжил. – …Надеюсь, ты не станешь спорить с тем, что на войне легко приобретаются навыки выживания в экстремальных условиях? В то же время, напрочь исчезает умение жить нормальной человеческой жизнью. Для многих пацанов, война не закончится Чечней или Кавказом, она будет продолжаться до самой смерти. Потому как психология войны необратимо перестраивает наши мозги. Здесь, как с алкоголем или табаком. Легко сделать первую затяжку, выпить первую рюмку и практически невозможно отказаться от последней сигареты или последних ста граммов. Солдаты, прошедшие пекло (за редким исключением), вернутся домой уже другими. Слышал что-нибудь, об «афганском синдроме»?

– Ну, вроде как.

– Уверяю тебя, что «чеченский синдром» обещает быть намного страшнее. Афганские моджахеды остались там, за границей Таджикистана. В определённой степени о них можно и забыть. Тогда как чеченские боевики, могут объявиться где угодно. По сути, они граждане России. А, кроме того, большинству россиян, как впрочем, и многим военнослужащим, до сих пор не понятно, за что и против кого мы здесь сражаемся. Потому, и домой мы вернемся, в определённой степени, непонятыми.

Если попытаешься возразить мне: дескать, в отличие от многих, у тебя имеется конкретная цель: отомстить за брата. При этом ты всерьёз намереваешься ввязаться во всё это дерьмо. Тогда будь готов и к тому, что на Родину ты вернешься с особым жизненным опытом. Опытом хищника, а быть может, и с напрочь свёрнутой башкой. Опять же, если ещё повезет вернуться. В чем я весьма сомневаюсь.

Парни, прошедшие войну, образно выражаясь: подчас, так и не могут выйти из боя. Это о них говорят: пришел с войны, но с войны не вернулся.

Ну, чего ты всё время лыбишься? Не веришь?.. – Князев заметил едва мелькнувшую ухмылку, на губах Побилата. В ней читалась конкретная мысль: дескать, не учи меня жить, лучше сразу дай автомат. – …Считаешь себя исключительным? А ведь я встречал мужиков и покрепче тебя. И поумнее, и повыносливей…. Кому-то из них и на «гражданке» казалось, что вокруг одни враги и каждую минуту ожидали нападения. Другие напротив, уходили в себя. Уходили ото всех и от всего, что могло бы напомнить им о военном прошлом. Замыкались в своем внутреннем мире, заполненном страхом и ужасом пережитого.

Ну, а тебя, парень. Исходя из твоего ранимого характера, попытаюсь предположить, наверняка, в последствие будут мучить угрызения совести. Ты будешь винить себя за то, что выжил, тогда как твои боевые товарищи или подчинённые погибли. Дескать, не сумел ты сделать всё возможное для их спасения.

То, о чем я сейчас говорю, вовсе не выдумки или некое запугивание. Многое я пережил на собственной шкуре. Уже в мирное время, на моих глазах гибли друзья и сослуживцы, прошедшие по две-три войны. Потому как психические недуги и отклонения у многих бывших фронтовиков, с течением времени, становятся всё более и более очевидны. И порой, они опасны для окружающих.

Редкий военный, может самостоятельно обуздать свою исковерканную войной психику. У многих, враждебность к внешнему миру, постепенно перерастает на отношение к самому себе. Тут-то и поджидают нашего брата: запои, увлечение наркотой и всевозможные суициды. Случаются и более коварные варианты, когда насилие выплескивается вовне. И хорошо, если бывший «вояка» вновь рвется на войну. Отчасти, и я вернулся на Кавказ именно по этой самой причине. Хуже, когда врагом становятся соседи, коллеги по работе или, насолившие ему официальные лица.

Не обессудь, если говорил я несколько спонтанно и сумбурно. Зато выложил я тебе, всю самую, что ни есть правду. Причём, это ещё цветочки.

Ну, и как тебе подобные перспективы? Хотя, о чем это я?.. О твоем будущем? Совсем упустил, что без необходимой подготовки, его у тебя просто не будет, этого самого будущего. Боюсь, но скорее всего, ты навсегда здесь и останешься.

Потому как на войне нужно быть не просто злым, а ещё и остервенелым. Добрые и романтичные студенты, в Чечне не выживают. Отсюда и мой тебе самый дружеский и отеческий совет. Укладывай чемоданы, заказывай обратный билет и, пока ещё не поздно, беги без оглядки.

– Позвольте мне, хотя бы складскую ревизию закончить. Обидно, знаете ли, бросать на полпути почти месячную работу. Да и, похоже, наклевывается у меня там кое-что, – тихо поинтересовался Побилат. Кое-как ему удалось сдержаться от того, чтоб не сболтнуть Князеву о некой тайне Михайленко. Уж очень хотелось лейтенанту самому во всем разобраться, а уж после, доложить о результатах проверки Лютому. Именно от него, от подполковника, и хотелось Побилату услышать первые слова благодарности. От него же, лейтенант и рассчитывал заручиться неким маломальским покровительством. По разумению Побилата: супротив мнения подполковника, не попрет даже Князев.

В свою очередь Князев был абсолютно уверен в том, что его долгий и пламенный монолог относительно обратной стороны войны, произведет-таки на Побилата должное впечатление. Однако после первых же ответных слов лейтенанта, майору и стало окончательно понятно, что парня он не переубедил, не заставил того одуматься, так и не достучался до его души и сердца.

– Эх, и врезал бы я тебя, идиоту, по-мужски… – безнадёжно махнул рукой Валерий.

– Товарищ майор, поверьте. Не подведу. От меня обязательно будет польза. И надеюсь, не малая.

А вот эта, пожалуй, действительно выстраданная просьба: «поверьте, не подведу» произвела на Князева определённый эффект. Она вдруг напомнила Валерию, о его собственных заверениях, адресованных военкому Жадаеву.

– Чёрт с тобой. До завтра останешься на складах. Однако, за территорию объекта, чтоб ни шагу. Переговорю на счёт тебя с Лютым… Там и определимся, что с тобой делать.

– То есть, определённый шанс останусь на складах, вы мне всё же оставляете?

– Ты посмотри, каков наглец. Ведь я, кажется, русским языком сказал: в отношении тебя вопрос решен, окончательно и бесповоротно, – отрезал майор.

– Разрешите идти! – Побилат и не думал скрывать своей радости. Улыбка с его лица, уже не сходила. Пусть и до завтра, но его всё же оставили на объекте. Данное согласие, лейтенант расценил, не иначе, как свою первую, маленькую победа. Оптимизма в благоприятном для Побилата исходе добавляло ещё и то обстоятельство, что новый командир был чрезвычайно крут, а значит и быстро отходчив.

«Авось, послужу я ещё вместе с майором. Поднаберусь от него, так необходимых мне навыков и опыта».

– Не спеши… – притормозил Побилата Князев. – …Напоследок, я бы хотел услышать от тебя (от постороннего и вовсе не армейского человека) хоть какое-то мнение о состоянии дел в моем нынешнем подразделении. За два месяца проведенных на объекте, кое-что в твоих светлых мозгах, наверняка, успело отложиться… – даже из самой негативной ситуации, Князев был приучен извлекать максимальную пользу. – …Вот и давай, студент, выкладывай. Что меня ждет? С кем или с чем будет особенно тяжко?

– Не понял?.. – в удивлении переспросил Побилат. – …Я не собираюсь стучать на кого-то.

– Твою ж мать… – в очередной раз, выругался Валерий. – …Да что же вы, гражданские, за народ-то такой?.. Во всем видите подвох, какую-то провокацию. Повсюду вам мерещатся заговоры, тотальный обман и тайные агенты НКВД. Парень, коль назвался ты «груздем», так изволь сдать свои полномочия, как положено, кратко изложив ситуацию, в вверенном тебе взводе.

Со слов лейтенанта, сводное подразделение охраны состояло из двадцати пяти человек рядового состава. Большинство солдат уже имели боевой опыт. Кое-кто из них был даже представлен к государственным наградам. Перевод в «караулку» рассматривался этими бойцами, как понижение в ранге, как показатель потери к ним доверия со стороны прежних командиров. И хотя каждый из них, в глубине души прекрасно понимал и осознавал, что эти самые перемены в службе, мера вынужденная и необходимая, тем не менее, аура некой несправедливости незримо витала над дальним объектом. Выражалась она в нередком пренебрежении солдатами к уставным нормам, и даже открытом выражении своего недовольства к нынешним служебным обязанностям.

По совершенно иным причинам и размышлениям на склады были отправлены шесть новобранцев. «Дабы уберечь их, не шибко физически крепких пацанов, от случайной пули».

«Молодые» держались на объекте несколько обособленно, армейскую лямку тянули исправно и с нескрываемой завистью посматривали на старослужащих. Однако и они, по мнению Побилата, частенько подпадали под дурное влияние дембелей.

О прапорщике Михайленко, лейтенант говорил скупо, ограничившись лишь тем, что свои складские корпуса тот покидает не часто. С территории объекта, он выбирается крайне редко. «В лучшем случае, один раза в два месяца». И вообще, прапорщик замкнут и малообщителен. Редко кого запускает и в свой внутрескладской мир. При этом, и сам старается не вникать в чужую сферу. «Короче живет, словно рак-отшельник».

По интонациям Побилата было понятно, что Михайленко он вовсе не жалует. Кроме того, как-то вскользь лейтенант вдруг заикнулся о возможной «теневой» отчётности прапорщика, в которой Побилату ещё предстояло, якобы, разобраться.

Здесь следует отметить, что версию лейтенанта, относительно неких махинаций прапорщика, Князев посчитал отчасти надуманной. Целью данной выдумки, что называется, лежала на поверхности: подольше удержаться на дальнем объекте. Потому и не придал ей Валера особого значения.

Ближе к вечеру офицеры осмотрели прилегавшую к складам территорию, караульные посты и хозяйственно-бытовые помещения.

Даже неискушённый в военном ремесле Побилат, отчётливо понимал, что рубежи складской территории чрезвычайно уязвимы. Они и вовсе могли оказаться беззащитны, перед грамотно организованным штурмом противника. К тому же связь со штабом, как позже выяснилось, обещала желать лучшего. Нередко она давала сбой, причём, в самый неподходящий момент.

В процессе обхода в голове майора уже зрел план будущего переустройства дальнего объекта. Князев предполагал возведение двух (а ещё лучше, трех) вышек с установкой на них мощных ночных прожекторов; усиление караульных постов, а так же создание небольших, но надёжных укреп сооружений по периметру базы.

На общем построении личного состава, новый командир был предельно краток. Он представился и поставил перед взводом первоочередные задачи. Ропотом тихого раздражения военнослужащие восприняли новость оглашённая Князевым о том, что уже со следующего дня в подразделении вводятся обязательные занятия по физической и боевой подготовке, которые майор намеревался проводить лично.

Лишь после отбоя, Князеву удалось-таки добраться до приготовленной ему жилой комнаты с металлической кроватью, тумбочкой, небольшим столиком и парой стульев.

Разбирая и выкладывая из своей походной сумки личные вещи, майор наткнулся на уже подзабытую семейную фотографию.

Снимок, который держал в своих руках майор, был сделан много лет назад, когда Валерий (будучи ещё старшим лейтенантом) вернулся из одной из своих первых поездок на Кавказ.

Обращаясь памятью в те далёкие дни, майор вспомнил долгожданную минуту, когда он ступил на землю родного города. Как прямо на вокзале встречали его: супруга Лариса, вместе с пятилетним сыном. Как подхватив самых близких и родных ему людей, отправился в близлежащий фотосалон, дабы запечатлеть на долгую память те незабываемые мгновения настоящего семейного счастья.

Припомнил он, и вечер того же дня, когда собрались в их квартире друзья. В тесном кругу, как и положено, выпили за возвращение главы семейства.

А уже на следующее утро, во время завтрака, Лариска вдруг посмотрела на Князева каким-то иным взглядом. Будто бы увидела она его впервые в жизни.

– Валера, ты помнишь, что было накануне?.. Какую чушь ты вчера нес?.. Как, едва не подрался с Сашкой?.. Как, в буквальном смысле, от нас убегали гости. Ни разу в жизни, мне не было так стыдно. За тебя, за себя…

– Подумаешь, слегка погорячился… – в своё оправдание буркнул Князев. Он и вправду, с трудом припоминая события вчерашнего вечера. – …Не хрен было хватать тебя за задницу во время танца.

– Валера, какой «танец»?.. Какая «задница»?.. – со злости Лариса громыхнула посудой. – …Ты сам-то в это веришь? Князев, ведь ты никогда таким не был. Я всю ночь не спала…

– Тут-то я, чем тебе не угодил?.. – возмутился Валерий. – …Ведь я сразу вырубился. Проспал без задних ног до самого утра.

– Это ты, так думаешь. На самом деле, ты дико орал всю ночь; бормотал какую-то ерунду; метался; вскакивал; пытался куда-то бежать; стремился кого-то убить. Валера, мне было страшно. Как за себя, так и за нашего сына.

Сейчас майор вспомнил и о том, как спустя какое-то время, супруга выдала ещё более жестокий и обескураживающий монолог.

– Князев, за прошедшую неделю я дико вымоталась и просто до смерти устала. Ты вернулся оттуда совершенно иным. Не поверишь. Но я, будто бы сама побывала на фронте. Ты приблизил мое сознание к некоему помешательству. Полное, причём реальное ощущение, будто бы я нахожусь в окопах, где-то на передовой. Вокруг меня рвутся мины, стреляют военные. Рядом кто-то кричит, падает раненым, погибает.

Как думаешь, почему в последнее время я и вовсе не покидаю квартиру? Почему не хожу на работу или не отправляюсь по иным своим делам? Возможно, считаешь, что я хочу быть с тобой рядом, хочу слушать весь этот бесконечный бред?.. Быть может, я разочарую тебя, Князев, но это вовсе не так. Просто, я очень переживала за наше жильё.

Пойми, Валера. Ты в непрерывном стрессе. И это напряжение, хочешь ты этого или нет, постепенно передается мне. А от меня к сыну. Ещё раз повторю: моя психика на пределе, на уровне срыва. И как бы мне ни было сейчас больно за наш дом, я всё же решила покинуть эти стены. Точнее, не саму квартиру. А этот: ни то туман, ни то кумар, в который ты меня загнал. Я уже договорилась с Сашкой. На пару недель он отвезет нас к маме. А ты, Валерочка, делай все, что хочешь. Воюй, обороняйся, иди в атаку, взрывай газ, сжигай квартиру…

А впрочем, где-то в душе, я всё же надеюсь на то, что мужик ты сильный. Что временное одиночество пойдет тебе лишь на пользу. Успокоишься, возьмешь себя в руки. Ну, и самое главное, прекрати пить.

Наверно, мне ни стоило этого говорить. Уж ты прости… Но, по-моему, со своей войной, ты уже на гране окончательного сумасшествия. Это паранойя. Послушай, что я прочитала по этому поводу в медицинской энциклопедии. Паранойя – хроническое, психическое заболевание. Слышишь, хроническое. Хроническое, то есть, навсегда. Заболевание характеризуется навязчивыми идеями, овладевающими сознанием больного и обуславливающими его действия. Князев, ведь это о тебе…

Удерживать жену Валерий не стал. Тогда это показалось ему бесполезной затеей. Он хорошо знал характер Лариски. Если она что-то для себя решила, то ни на шаг не отступит от намеченного ранее плана. А, кроме того, Князев и сам понимал, что происходит с ним нечто неладное и ему, как воздух, необходим некоторый тайм-аут. Ведь в душе его творился полный беспорядок. Словно оставил он незавершённым, что-то очень важное и весьма значимое.

Ну, а предупреждения супруги, он посчитал тогда, чересчур преувеличенными и отчасти высосанными из пальца. Лариске всегда были свойственны гиперболы. Дабы лишний раз перестраховаться, она была готова найти в любой мелочи вселенскую проблему.

Валерия действительно досаждали ночные кошмары, однако источник их возникновения, по мнению самого Князева, находился вовсе не в его голове. Причина ужасных сновидений была намного глубже. Если хотите, в его истощённой и выжатой как лимон душе. Слишком много нечеловеческих сил и эмоций, было отдано ею совсем недавно, во время штурма дудаевского дворца.

Со своим подразделением Валерий вошел в центр Грозного пятого января 1995-го. Когда дворцовая площадь уже была сплошь завалена трупами российских военных. Их было так много, что казалось, невозможно было сделать и шага, чтоб не наступить на чье-либо мёртвое тело. Что ж тут говорить о молодых бойцах, расположившихся совсем рядом с князевской разведротой, если самого Валерия (успевшего повидать, казалось бы, всякое) от подобной картины едва не вывернуло наизнанку. Короче, настроение командира было хуже некуда.

В те дни столица Ичкерии состояла целиком из руин. Горело всё, что могло гореть. Чёрный смог напалма сравнял день с ночью. Трудно было ориентироваться не только на местности, но и во времени суток. Ощущения, пожалуй, были схожи с теми, если б на землю опустилась бескрайняя ночь ада.

Беспрерывная стрельба тяжёлых орудий, перекрёстный пулемётный огонь, чеченские вопли и русский мат – слились в один общий, бесконечный гул. У выживших в той мясорубке бойцов, осталось устойчивое мнение, что видели они воочию начало конца света.

Подразделение Князева закрепилось в развалинах одного из жилых домов. Здесь уже не было привычного разделения на роды войск, федералы занимали один общий фронт. И цель была у всех едина – Президентский Дворец. Казалось бы, он был тогда, как на ладони, в каких-то пятидесяти метрах. Однако шквальная стрельба с обеих сторон полностью блокировала любые попытки прорыва.

И только на третий день бесконечных атак, взрывов и бесчисленного множества потерь, совершенно не ориентировавшийся ни в реальности, ни в пространстве, пропитанный потом и въедливым трупным запахом, одной разночинной и разноголосой «живой лавой», Валерий всё же ворвался на первые этажи злополучных апартаментов генерала Дудаева.

Потом, примерно сутки шел ожесточёйнейший бой внутри здания. Боевики сопротивлялись до последнего патрона, до последнего человека, до самого конца рассчитывая на поддержку извне.

И вот она, казалось бы, столь долгожданная победа, достигнутая неимоверными усилиями и несоизмеримым количеством человеческих жертв.

Минута триумфа, минута запредельной эйфории. Дворец взят!

Пили; произносили тосты за мир во всем мире; братались; обменивались домашними телефонами и адресами. Абсолютно все, были тогда уверены в том, что война окончена.

В действительности, в те январские дни, ОНА – многолетняя, жестокая и многострадальная для всей России; не имевшая определённых границ – фактически, только и началась.

До настоящей победы была ещё целая вечность…