Читать книгу Петербургские рассказы - Олег Копытов - Страница 3

Летом 2006 года почти пятидесятилетнему уральскому инженеру Юрию Красину вроде бы привалило неслыханное счастье: ему засветила командировка в город его альма-матер – Питер, на сегодня преуспевающий, хотя в годы перестройки «лежавший» лицом в грязи завод, и именно на тот, где работал его однокашник по институту Славик!

Начальник, отягчённый опытом нескольких свежих сли-и-ишком уж боевых командировок инженеров в цвете лет, наконец-то вырывавшихся от цепких жен и детей на недельку-другую в подзабытые за пустой финал века производственные походы, вызвал и строго предупредил: «Начинаем ответственное и оч-чень выгодное для нас сотрудничество, поэтому, Юрий Ильич, – ни капли!»

«Да что вы, Степан Аркадьевич, клянусь чем угодно! Да ты же знаешь, Аркадьич: я спиртного почти не употребляю».

«Вот, брат, и не употребляй», – подуставший титан расчетов и схем ослабил галстук и командировку подписал.

Славик жил в ближайшем к Питеру городке и по телефону сделал Юрию заманчивое предложение: «Слушай, старик! Я тут недавно развелся, ну это присказка, а во-вторых и главных: живи все три недели у меня, а? Столько лет не виделись – по письму в год всего-то, сколько вспомнить можно! А юность-то наша студенческая – ох, какая интересная была! Да и о взрослых годах сколько друг другу рассказать можно! Чего тебе в гостинице с тремя храпящими мужиками маяться?

– Нет, Славик, неудобно, я как-нибудь в гостинице.

– Обижаешь! А ведь друзьями считались. Я же по-дружески приглашаю.

Это был аргумент.

Но в Пулково Славик встретил Юрия кислым и расстроенным.

– Юра, даже не знаю, как тебе сказать…

– Да говори уж как есть.

– Понимаешь, тут совсем недавно, ты еще через полстраны летел, а на самолет е-мэйл не пошлешь…

– Да уж…

– …Меня перебросили на совсем другой узел проекта, и теперь на работе нам с тобой совсем нельзя будет видеться. У нас даже пропуска будут разные.

Лицо Юрия разрослось в широкой улыбке:

– Какая ерунда! Дома у тебя наговоримся. Нам ведь главное молодость вспомнить. Вот что главное!

Слава совсем скис, и даже приобрел вид какого-то слишком нашкодившего ребенка.

– Ну теперь самое неприятное: одна начальница, дальняя родственница, попросила посторожить ее квартиру на Московском проспекте и кормить кота, пока они с семьей в отпуск смотаются в Прибалтику. Ну не мог я ей отказать, Юра, не мог!

– Конечно, не мог. Дело житейское.

Хотя Юрий был плохим актером: на его лице читалась и подавленность и чуть ли не то, что он успел мимолетные подозрения в обмане превратить в…

– Но, знаешь, Юра, я всё помню. И вот что тебе скажу: ты был самым порядочным и умным на курсе. Сейчас таких людей ну просто нет! Помнишь, когда еще на первом курсе выгоняли Людку, только ты смог её спасти, только тебе поверили. А как ты Алишера от «дынного скандала» спас! Да мало ли! А самый справедливый командир стройотряда, а капитан футбольной команды факультета!

– Да брось, Славка, я поселюсь в гостинице, а ты приходи ко мне, наговоримся.

– Нет, Юра, обещанное должно быть выполнено при любых форс-мажорах! Иначе ничего никогда и обещать не стоит. Я предлагаю, может, и не Соломоново, но всё же решение. Один день у меня есть. Я отвезу тебя к себе, поговорим, выпьем по рюмашке, а потом оставлю тебе ключ до конца твоей командировки. Живи и властвуй. И даже сделаю тебе документы, что ты не «жил у частного лица», а в заводской гостинице, чтоб ты расчет за командировку сполна получил. А чтобы у тебя не возникло ощущения, что я оставляю тебя сторожем, вроде как меня на Московском проспекте оставляют… Тут две вещи, Юра: твой собственный выбор, и – вот… – Славик твердо протянул Юрию руку и преданно посмотрел ему в глаза.

Рука была принята, пожата.

А скоро и приехали: путь от Пулково до Питера близкий.

В принципе, для питерской, точнее «подпитерской», пусть однокомнатной, квартиры у нее была неплохая кубатура – большая кухня, сама комната примерно 20 квадратов. Высокие потолки с наивной советского образца лепниной. Медный трехрожковый светильник под потолком. Правда, мебели маловато. Людка Свистунова, бывшая жена Славика, так в своих нежных панцирях и не победившая физику и сопромат, инженером так и не ставшая, но компенсировавшая сей недостаток железной бытовой хваткой, год назад просто выкинула Славика из хорошей питерской трехкомнатной квартиры, почитай голого как сокола, оставила себе всё – от прищепок и щеток до мебели и новомодного LCD-телевизора. Но, видать, так достала за годы семейной жизни, что Славик отнесся к этому спокойно. Теперь в скромненьком Славкином жилище стоял бэушный, им самим чиненый телевизор (чай, инженер!), шкафчик типа «гей, славяне!», поролоновый диван тысяч максимум за семь и два кресла, похоже, новодельно обтянутые Славиком и им же пришитыми изогнутыми ножками. Вообще Славик, даром, что в молодости был парнем пижонистым, руки имел золотые, да и голову не пустую. На полу, – книжный шкаф он еще не домастерил, – лежали груды книг, а самочинно сооруженному столу на кухне, а также двум стульям был придан даже некий вид «псевдомодерна».

Ели жареную картошку, салатик, тонко резаную колбаску. На столе стояла «Русская» со старой классической бело-красной этикеткой. «Р» и «у», а также обе «с» – как водится, почти что допетровским полууставом. Пили мало, говорили много. Уже за полночь, а успели вспомнить только стройотряд, любимых профессоров, с десяток парней и девчонок с курса. О Людке ни Юре, ни Славику говорить не хотелось…

Наконец, перешли к тому случаю. Последнему перед их с Юркой расставанием…

– Слушай, а почему именно до тебя те урки докопались? – первым спросил Красин, хотя знал почему…

Слава был сыном ныне покойного, но тогда большого ученого, работавшего на «оборонку». Сына баловал. Славик любил кремовые финские костюмы, желтые ботинки и толстые кожаные бумажники с облупившейся кнопкой. Таких беспечных «богатеньких Буратин» за версту чуяли две категории людей – девчонки на выданье и ночные грабители.

– Да элементарно! Как до первого встречного на темной улице. Иду с вечеринки от одной девчонки, ленинградки, на другую вечеринку, в общагу, слегка пьян, весел. Подходят трое. «Дай, – говорят, – закурить. – Не курю. – Тогда подкинь деньжат! – Может, тебе еще ключ от квартиры, где деньги лежат?» Ну, они мне в рыло, нож к горлу и по карманам шарить… Лучше ты скажи, почему ты почти мгновенно оказался в то самое время в том самом месте и, собственно говоря, меня спас? Ты все годы молчал. Но, согласись, и я не спрашивал!.. Сейчас скажешь?

– Скажу. А ты поверишь?

– Поверю.

– Я был у Лёвы Зайцева, ленинградца, который жил в доме рядом с общагой института, и его окно выходило в тот самый переулок. Он жил на втором этаже.

– Ну и?

– Ну и Лёва, как всегда о чем-то болтал, что ему одному интересно, и жарил капусту. А я по какому-то наитию, сам не знаю почему, в какой-то момент почувствовал сильную тревогу и встал у окна. И стал смотреть в ночь. И в какой-то момент всем нутром почувствовал, что сейчас по этому переулку пойдет Слава Алексеев, и с ним может случиться что-то худое. И только я, Юрка Красин, смогу ему помочь. В общем… стоял у окна.

– Мистика какая-то!

– Если хочешь, мистика.

– А Зайцев ничего не чувствовал?

– Я же говорю: Зайцев жарил капусту.

– Я серьезно!

– Я тоже.

– А ведь так всё и произошло.

– Ну так именно! Зайцев жарит капусту, я стою у окна и вижу, что идет по ночному переулку расфуфыренный Слава Алексеев, а к нему подходят какие-то сутулые и начинают вроде как приставать. Тогда я в три пролета через пять ступенек выскочил на улицу.

– Без ножа!

– Но ведь им Зайцев резал капусту.

– А дальше?

– А дальше ты уже лежал на земле, а я врезал одному сходу в нос, второму боковым в печень и уже думал, что дело сделано, даже стал над тобой нагибаться, но тут откуда-то сбоку из темени выскочил третий и саданул меня «бабочкой». Нож-«бабочка» вообще подлая штука, до последнего мига не поймешь, как из ниоткуда вылезает острое железо… Славик, подожди, а как ты меня так быстро и на какой машине в больницу отвез? Ведь тогда ж, поди, одни случайные водители, да и мало их. И кто ж любит окровавленных возить?

– А-а! Здесь была такая военная хитрость. Схватил я тебя, поднял, обнял, поддерживаю, будто пьяного, тормознул такси, благо быстро рядом зеленый глазок оказался. Уговариваю тебя, как пьяного, а водиле сразу пятёру в руки, вези говорю, командир, на Лесной. Тот и кивнул. Но быстро смекнул, что никакой ты не пьяный, а порезанный, весь в крови. «Ну, чуваки, – говорит, – знал бы, ни за что не посадил. Вылазь, а то как я буду обивку отмывать?»

– Довези вначале, – говорю. – Я те сам отмою.

Прежде чем тебя вытащить, сунул ему целый полтинник.

– Заедь в фирму «Заря», – говорю, – отмоют твою лайбу, будет, как новенькая… Ну а потом, известно: санитары с каталкой, бегом в операционную. Через пару часов, а может, и больше, вышел хирург и говорит: легкое задето, это плохо, но не смертельно. А вот шрам на спине всю жизнь будет носить. Носишь?

– Ношу.

– … Ладно… Жена, дети как? Про них-то ты не особо в письмах…

– Знаешь, Славик! А Людку то я любил. Наверное, и сейчас…

– А знаешь, Юра – знаю! Всегда знал…

Картошка давно съедена, вся водка выпита, и тут Славик встает и ведет Юрия к шкафчику типа «гей, славяне!». Открывает большой гардеробный отсек.

– Это тебе.

– Что?

– Это тебе подарок, – говорит Славик.

В платяном шкафу под двумя пиджаками, тремя рубашками на нижней деке большого гардеробного отдела аккуратными рядами стоят ровно семьдесят пять бутылок «Русской водки», старой, классической, с красно-белой этикеткой. Р» и «у», а также обе «с» – как водится, почти что допетровским полууставом.

– Все до единой – семьдесят пятого года разлива.

Славик берет первую попавшуюся, переворачивает вверх дном, там выбито – 1975.

– Это что? Ты хочешь, чтобы я спился?

– Я хочу, чтобы ты увез это домой и еще семьдесят пять лет вспоминал тот семьдесят пятый год. Чтобы ты помнил меня, всех нас, моего отца, наших профессоров, Лёву Зайцева, Алишера, братьев-близнецов из третьей группы. Всех!.. Людку… В общем, это тебе привет из тех лет…

Через две недели, домой на Урал, в город Пермь из города Санкт-Петербурга, из командировки, инженер Юрий Красин возвращался уже не самолетом, а поездом. У него было два чемодана. Один маленький, точнее – обычный, с ним он сюда приехал. Второй чемодан он купил уже здесь.

Это был очень большой чемодан, огромный.

Таких не бывает.