Читать книгу Мгновений кратких вдохновение - Олег Лубенченко - Страница 3
Оглавление* * *
В наше время, в век науки
и технических чудес,
что повсюду повсеместно
преподносит нам прогресс –
от космических просторов
до глубин внутри земли, –
все почти уже загадки
свой ответ давно нашли.
Вот теория, что Дарвин
в своё время, старина,
разработал, и уж если
до конца она верна,
человек – венец творенья
и хозяин всей земли.
И достойных конкурентов
мы пока что не нашли.
Но упорно ходят слухи,
будто в наш двадцатый век
на неведомых тропинках
бродит снежный человек,
что доныне сохранился
с незапамятных времён –
будто где-то поселился
по соседству с нами он.
Будто где-то в Гималаях
кто-то вроде бы видал,
как однажды он из леса
вышел – и опять пропал.
И молва рассказы эти
все хранит из века в век:
мол, живёт у них в Тибете
где-то снежный человек.
А на днях попался в руки
популярный мне журнал –
там статью про это дело
я сегодня прочитал.
Удивительное рядом
вокруг нас уже давно,
просто раньше там в газетах
было всем запрещено
строго-настрого об этом
им статьи свои писать –
чтобы нас, советских граждан,
даром с толку не сбивать.
Но теперь пусть знает правду
обо всём простой народ:
всё как есть понаписали
в той статье они! И вот
на Кавказе год от года
всё хранит из века в век
память устная народа,
что какой-то человек –
здоровенный, волосатый –
всё в лесу глухом сидит,
а поймать его не могут,
так как он не лыком шит.
Больно, сволочь, башковитый
(хоть и с виду неказист):
он в два счёта вас окрутит,
словно иллюзионист.
Если он в глаза заглянет –
ну, хоть раз один, – то вот
тут же к месту, как гвоздями,
в тот же миг тебя прибьёт.
Нападёт на человека
в этот миг такой столбняк,
что он сам тогда не сможет
с места сдвинуться никак!
И потом попробуй где-то
докажи кому чего,
что святая правда это
и что видел ты его…
Или случай под Тамбовом –
просто жуть, скажу я вам!
Двое жуликов картошку
собирали в поле там.
Ночь безлунная стояла,
и мешок картошки свой
наши жулики собрались
унести к себе домой.
Вдруг такой кошмар начался,
описать не хватит слов!
Что-то странное, ребята,
к ним полезло из кустов –
с виду сразу и не скажешь,
обезьяна ли, медведь,
в тот момент никак им было
в темноте не разглядеть, –
и давай у них обратно
их добычу отбирать.
Ну а эти… нет чтоб сразу
свой мешок ему отдать!
Нет, решили супостату
вместе дать они отпор.
Как в ту ночь остались целы,
Непонятно до сих пор.
Удирали без оглядки,
под собой не чуя ног,
а иначе бы обоих
он согнул в бараний рог!
А на Дальнем на Востоке,
говорят, который год
много лет в глуши таёжной
племя дикое живёт.
Где живут, и кто такие,
и откуда взялись там –
до сих пор никто не знает.
Только вот скажу я вам:
что-то держатся подальше
все от них уже давно,
да и это я, ребята,
вам скажу, немудрено!
Волосатые, как черти,
здоровенные… и вот
непонятно как-то что-то…
Да и кто там разберёт,
что за чудо мать-природа
здесь на свет произвела?
Может, вовсе и не люди?
Вот такие вот дела…
И вот едут троглодита
лбы учёные искать
в Гималаях и в Тибете.
Может, и найдут, как знать, –
только я скажу вам прямо,
что уже давно нас он
сам по многим направленьям
обложил со всех сторон.
Так дождёмся мы однажды,
что и в век недолгий свой
не в каких-то Гималаях,
а вот прямо под Москвой
в лес пойдёшь ты за грибами –
ну а там в кустах сидит
волосатый, здоровенный
первобытный троглодит!
Или вот пример конкретный
приведу я здесь сейчас:
дело было в пионерском
летнем лагере у нас.
Здесь когда-то в отдалённых
от больших дорог местах
затерялась деревенька,
что при старых временах
процветала здесь когда-то.
Жил весёлый в ней народ,
что не ведал в своей жизни
ни печалей, ни забот.
Ещё слышал от кого-то
я, что вроде бы она
называлась Комарово
в те былые времена.
И вот в этом Комарово
как-то… правда ли? – как знать,
только вроде бы куда-то
стали бабы пропадать.
И не то чтобы с концами
человек совсем исчез,
а вернётся, отлежится,
а наутро снова в лес.
Что за бедствие такое
приключилось с ними тут?
Бабы целыми рядами,
как на кассу, прут и прут!
Лезут в лес – ну что поделать,
просто не хватает слов –
и в упор не замечают
деревенских мужиков.
Дальше – больше! Раз под вечер
кто-то как-то заглянул
в дом к соседям, что напротив.
Что такое? Караул!
Волосатый и лохматый
леший на печи сидит.
Ну а может, и не леший,
а тот самый троглодит?
Шум поднялся, и соседи
со всех ног сбежались в дом
кто откуда, с перепугу
кто с дрекольем, кто с ружьём.
Ну а этот леший (или
троглодит) – а что ему?..
Под шумок, пока соседи
разбирались, что к чему, –
шасть в окно и до свиданья,
и ищи его потом!
А потом его, хоть тресни,
не отыщешь днём с огнём.
Сразу там они, наверно,
разобраться не смогли,
отчего у них в деревне
дети странные пошли…
И так долго продолжалась
непонятная напасть –
пока лешие из леса
к ним в деревню шасть да шасть.
Скольких женщин окрутили
и намяли им бока?..
Неизвестно, но в деревне
след остался на века.
И вот как-то пионеры
в летнем лагере своём
утром в лес идти собрались
летним и погожим днём.
Солнце яркое светило,
на ветвях в лесу кругом
звонко птицы щебетали
им о чём-то о своём…
Пионеры по тропинке
шли себе всё дальше в лес,
пока лагерь незаметно
совсем с виду не исчез.
Вдруг, как вкопанные, встали
пионеры: из кустов
на них смотрит тип какой-то…
в общем, просто нету слов –
волосатый и зубастый,
ничего не говорит,
словно в рот воды набрал он,
просто смотрит и мычит!
В общем, страху натерпелись –
на полжизни хватит им…
Но об этом мы в другой раз
как-нибудь поговорим.
Я хочу спросить учёных,
что от скудости ума
весь свой век свою зарплату
проедают задарма:
«Ну и сколько ещё можно
раз, в конце концов, опять,
как в дурацком анекдоте,
вам на грабли наступать?
Факты сами лезут в руки!
Ну так что же нужно вам,
чтоб глаза свои открыли
и задумались вы там?
Ведь давно уж переходит
в рядовой идиотизм
ваш упорный и нелепый
непонятный скептицизм!
Ну а тем кто от науки
далеки, скажу я так:
все однажды капитально
попадёте вы впросак.
Вот пошёл ты в лес однажды –
ну а там в кустах сидит
волосатый, здоровенный
первобытный троглодит!
Может, он в душе хороший
человек, да только вот
половую принадлежность
сгоряча не разберёт.
В общем, я скажу вам прямо,
что большой конфуз вас ждёт,
если он ещё к тому же
вас неправильно поймёт
В общем, вы смотрите сами.
Оставляю вас пока.
Всем до скорого свиданья!
С уваженьем, тчк.
Прощальная студенческая
Я гранит науки грызть
еду в край далёкий,
где для юных школяров
путь открыт широкий –
к знаньям, что так жажду я,
к сказочным вершинам
тайн великих, что не счесть,
к вековым глубинам.
Как однажды слышал я
в анекдоте старом,
«Век живи и век учись» –
сказано недаром.
Просвещенья дух подчас
нас преображает
так, что и родная мать
после не узнает.
Тот, кого ученья свет
по дороге длинной
вёл всю жизнь, на склоне лет
не умрёт дубиной.
Духом твёрд и крепок лбом,
жизнью закалённый,
доберётся он ужом
на стезе учёной
до местечка, где потом
тихо он дождётся,
когда как-нибудь ему
случай подвернётся.
Птицу счастья, что взмахнёт
сильными крылами
в судьбоносный миг за хвост
ухватить руками.
Если вовремя ему
птица подвернётся,
то совсем другая жизнь
у него начнётся.
Среди всех мастеровых
госпожи Науки
много было и таких,
что погрели руки.
Тихо спрятавшись в тени
общей громкой славы,
не спешите их ругать –
будете неправы.
Серый фон, скажу я вам,
как-то оттеняет,
и любой талант на нём
как звезда сверкает!
«Свет возник из темноты», –
слышал как-то где-то
я, и видно без неё
не было бы света.
Да к тому же в наши дни,
если разберёшься,
то Эйнштейнов ну никак
ты не напасёшься!
Так что полноправный ты
двигатель науки,
если уж лежит душа
и доходят руки.
В общем, еду я, друзья,
грызть гранит науки.
На прощание пожмём
мы друг другу руки…
Ценных знаний свой багаж
там я понемногу
день за днём, за годом год
соберу в дорогу.
И пополним мы тогда
молодое племя –
славный перечень имён,
что и в наше время
день за днём, за годом год
рук не опускают
и передний край наук
всё вперёд толкают.
До свиданья, отчий дом
с нашей старой школой,
где прошла моя пора
юности весёлой!
Меня поезд унесёт
в голубые дали,
где повсюду, что мы здесь,
в жизни не видали.
Величавою своей
красотой державной,
как наследье лучших дней
и эпохи славной,
удивляют нас кругом
Росси и Растрелли,
что потомки превзойти
так и не сумели.
Гений, что изящных форм
статью величавой
увенчал свои труды
вековою славой!
Здесь, когда наперекор
воле злой враждебной
вырос, словно создан вдруг
силой он волшебной,
среди леса и болот
город, как виденье,
рук российских мастеров
и Петра творенье!
Где-то там давно нас ждёт
славный храм науки,
птица счастья, что сама
не даётся в руки.
Я сейчас навстречу ей
в путь свой отправляюсь!
С вами, старые друзья,
здесь я попрощаюсь.
Поезд дал гудок, и вот
он неторопливо
в дальний путь меня несёт.
Что ж, вам всем счастливо!
Под колёсами бежит
вдаль стальная лента.
Вспоминайте иногда
вашего студента…
Сон в летнюю ночь
Шептала мне тихо: «Я в дальнюю даль
гоню с глаз долой и тоску, и печаль –
когда появляюсь, как сказка, во сне,
лишь только ты вспомнишь на миг обо мне…»
Прекрасная фея из сказочных снов,
что в гости являлась ко мне по ночам, –
куда исчезала под утро она,
откуда являлась – не знаю и сам.
И сны уносили нас в дальнюю даль,
в таинственный край, где в лесу у ручья
поляна раскинулась, словно ковёр.
На этой поляне всю ночь ты и я
кружились вдвоём на зелёной траве,
друг друга взяв за руки, чтобы опять
надолго припасть головой к голове,
а после опять всё сначала начать…
А кроны деревьев, сомкнувшись шатром,
надёжно укрыли нас здесь до утра –
когда мы упали, забыв обо всём,
в траву, и настала ночная пора.
И мрак твоих чёрных волос, что волной
упали на голые плечи и грудь…
Что сделала фея ночная со мной!
Эх, если бы эти мгновенья вернуть…
Исчезла под утро она, как всегда,
но (словно похмелье от встречи ночной)
надолго ещё в этот будничный день
какое-то чувство осталось со мной.
Всё снова и снова, весь день напролёт,
среди деловой городской суеты
мне чудился голос подруги ночной –
как будто тихонько шептала мне ты:
«Мы снова увидимся ночью с тобой
в лесах неизвестной прекрасной страны,
и это не просто обманчивый сон,
ты каждую ночь видишь вещие сны.
Однажды ты так же под вечер уснёшь
и сразу окажешься в мире ином,
где феи лесные живут наяву
и сон станет явью, а явь станет сном.
Там чистые реки с прохладной водой,
что вдаль сильным, быстрым теченьем несёт,
и чудо-цветы расцветают весной,
что вслед за зимою однажды придёт.
Под деревом каждым, за каждым кустом –
ковёр из густой изумрудной травы,
и на ночь легко мы найдём себе дом.
Как жаль, что пока что не знаете вы
о нашей далёкой чудесной стране,
куда попадёшь ты однажды, и там
с тобою мы встретимся, и навсегда
и жизнь, и любовь – всё тебе я отдам.
Там будем мы вместе с тобою всегда!
Пока же являюсь тебе я во сне,
чтоб ты среди всей этой жизни совсем,
мой милый, совсем не забыл обо мне…»
И голос беззвучный подруги ночной
я слышал так ясно, как будто она
стояла сейчас у меня за спиной,
прислав мне привет из далёкого сна.
Я ждать до конца своей жизни готов
тот миг, когда тихой порою ночной
из царства далёкого фей и цветов
вот так же однажды придёшь ты за мной!
Огонёк в ночи
В окне, где на короткий миг
зажёгся свет свечи,
из темноты возникло вдруг
лицо твоё в ночи.
Смотрела, голову склонив,
сквозь зимнее окно,
держа в своей руке свечу,
ты, как в немом кино.
Мороз январский расписал
стекло в окне твоём
хрустальным, зимним, кружевным
прозрачным серебром.
И робкий свет свечи мерцал
в узорчатом окне,
скакали тени на снегу
в полночной тишине…
Я губ твоих привет немой
пытался угадать:
о чём ты в этот час ночной
хотела мне сказать?
О том, что в гости по ночам
не принято ходить?
И что о встречах никаких
не может речи быть?
А может быть, наоборот –
давно меня ждала,
хотя душевных тайн своих
открыть ты не могла…
Смотрел я молча на тебя
и думал об одном:
как много нужно мне сказать
пока мы здесь вдвоём!
Ведь этих нескольких минут
давно уже я ждал,
и встречи я с тобой уже
который день искал.
Но, как нарочно, нужных слов
никак не мог найти,
а, не сказав тебе всего,
не мог же я уйти!
И ты, должно быть, угадав,
зачем визит ночной
нанёс тебе я в этот час,
кивнула головой.
Открыла дверь, и я шагнул
с мороза, где в ночи
в окне твоём сейчас горел,
мерцая, свет свечи,
тебе навстречу.
И потом
в полночной тишине
сидели долго мы вдвоём,
и, как казалось мне
при свете робком, что свеча
роняла со стола, –
ещё прекраснее, чем днём
сейчас ты здесь была!
А всё, что я хотел сказать,
без слов ты поняла,
но всё молчала. Ну а я,
о краешек стола
рукой опёршись, в тишине
твой взгляд на миг поймал.
И он намного лучше слов
мне сразу всё сказал…
И эта ночь для нас с тобой
вдруг раз и навсегда,
всё в жизни круто изменив
на долгие года,
осталась в памяти как сон,
что снежною зимой
январским вечером одним
приснился нам с тобой…
Первый снег
Первый снег тихо лёг на дорогу,
что кружит среди голых берёз.
Ветер северный, злой и холодный,
что прошедшее лето унёс,
оборвал пожелтевшие листья –
словно сдёрнул небрежной рукой
обветшалое платье, что лето
принесло ненадолго с собой.
Сколько раз ты дарила нам, осень,
расстелив красно-жёлтый ковёр
из опавших разбросанных листьев,
что повсюду кружат до сих пор,
облака, что грибными дождями напоили тот лес за рекой,
где однажды волнушки с груздями
собирали мы вместе с тобой…
И туман, что с утра на рассвете
над рекою стелился дымком,
пеленою накрыв нас с тобою
над недавно остывшим костром.
А теперь всё затихло – как будто
в ожиданье зимы. И молчат,
среди веток попрятавшись, птицы,
и деревья уныло стоят,
растопырив корявые ветки,
словно пугала птичьи кругом,
разводя удивлённо руками:
«Вот те раз, ну и что же потом?»
А потом снегопады и вьюги
заметут первым снегом кругом
лес, и поле, и эту дорогу,
и метель будет петь за окном…
Белоснежные лягут сугробы,
и морозы ударят кругом,
заискрится серебряный иней
зимним ясным и солнечным днём.
И деревья, что сжавшись стыдливо,
вдоль дороги построились в ряд,
словно зимнюю шубу, наденут
белоснежный роскошный наряд.
Год за годом сменяют друг друга
лето, осень, зима и весна,
отшумит в полях зимняя вьюга,
и деревья проснутся от сна.
Ветви к солнцу протянут, как руки, и покроются первой листвой,
оживая под солнцем весенним
вместе с первой травой луговой.
«Ну а как же ещё? – шепчут листья,
шелестя на осеннем ветру. –
Как любой человек засыпает
по ночам, и встаёт поутру,
всё кругом умирает на время,
обездолено стужею злой,
но лишь только растают сугробы,
оживает весенней порой.
А природы венец, да к тому же
наделённый бессмертной душой,
разве может исчезнуть бесследно,
словно снег, что растаял весной?
Разве семя, что брошено в землю
среди осени чьей-то рукой,
по весне не даёт новых всходов,
прорастая зелёной травой?»
Зимний сон пролетит незаметно,
как проходит мгновенье одно,
и, под солнцем весенним согрето,
оживёт майским утром оно.
Первый снег тихо лёг на дорогу,
и кружатся метели кругом.
Пролетела волшебница-осень –
словно клин журавлей за окном…
* * *
На стихотворение А. С. Пушкина
«Как ныне сбирается вещий Олег
отмстить неразумным хазарам…» –
писал Александр Сергеич, и он
тот казус припомнил недаром.
В российской истории нашей подчас
такие моменты бывали,
что их летописцы на все времена
в скрижали свои записали.
Теперь мы гадаем: а что же тогда
там было на самом-то деле?
И что в этих древних своих письменах
сказать наши предки хотели?
К примеру, собрались однажды мужи,
что дел в государстве вершили
весь ход, и устроили тайный совет
и вместе на нём порешили:
«Богата земля, работящий народ
живёт здесь, но хрен его знает –
не ладится всё, хоть ты тресни! Видать,
чего-то нам здесь не хватает…
Начальство толковое из-за бугра
мы выпишем, чтоб был порядок.
Настанет тогда процветанья пора,
а этот бардак и упадок
мы здесь прекратим навсегда!
Нам нужно найти вариант подходящий,
чтоб был выдающихся качеств мужик –
король или принц настоящий…»
Нашёлся тогда кандидат (впрочем, все
об этом, наверно, читали.
Давно уже ни для кого не секрет,
что все его Рюриком звали).
Навёл он порядок здесь или же нет –
наука о том умолчала,
но целой династии русских царей
тогда положил он начало.
Ну, это к примеру. Мы речь о другом
ведём сейчас. Кто же не знает:
в истории нашей во все времена
достойных примеров хватает…
Так вот, собирается вещий Олег
отмстить неразумным хазарам.
На долгие сборы в военных делах
не тратил он времени даром.
Собрал он дружину, и вышли в поход
по старой проезжей дороге,
но тут появился какой-то старик
и – лошади прямо под ноги!
Конечно, мы знаем: старик не простой
тот был, а колдун и кудесник,
покорный Перуну лишь он одному,
заветов грядущего вестник.
«Скажи нам старик, – обратился Олег, –
раз мы тебя здесь повстречали,
удачным ли будет наш долгий поход?
Чтоб всё мы заранее знали –
кому доведётся вернуться назад,
кто сгинет в чужбине далёкой,
оставив детей сиротами навек,
жену же вдовой одинокой.
А главное вот что: добудем ли мы
в далёком походе победу?
Скажи всё как есть, если знаешь,
старик, и я с лёгким сердцем уеду».
«Поход твой победу тебе принесёт,
об этом сказали мне боги.
Однако совсем не для этого, князь,
я встретил тебя на дороге.
Под стать тебе конь, что сейчас под тобой, –
промолвил старик через силу, –
но только я чувствую, хоть ты убей,
что вгонит тебя он в могилу!»
«Да ну, ты чего? – удивился Олег
(не ждал поворота такого). –
Чудные дела! Предсказаньем своим
меня удивил, право слово!
Ну что же, заменим коня, если так,
не зря же сказали нам боги…»
Коня заменили, и войско вперёд
отправилось в путь по дороге.
Хазарам в тот раз Вещий князь наложил
по полной программе, как надо,
но путь его славный лежал далеко
к высоким стенам Цареграда.
А слава о нём прогремела в веках
до самых окраин далёких –
неслась впереди, обгоняя его
на русских просторах широких.
И вот воротился обратно домой
Олег из походов военных
и вспомнил однажды тот случай с конём
в одной из бесед откровенных.
«А где он сейчас, тот мой конь, что тогда
остался стоять у дороги?
Должна была с ним приключиться беда,
и смертью грозили мне боги…»
«Давно уже умер, – сказали ему, –
тот конь, ну а кости истлели
в земле. В общем, ловко с тобою в тот раз
судьбу обмануть мы сумели!»
«Взглянуть бы хоть раз, где сейчас он лежит –
тот конь, что назначен судьбою
вогнать меня в гроб. Ну а я всё живой,
а конь тот в земле подо мною».
Отправился князь на могилу коня,
что некогда был предназначен
для дальних походов, сражений и битв,
чей жребий был так неудачен.
На холмик могильный ногой наступив,
сказал он: «Не ждал, право слово,
когда уходил в тот далёкий поход
я, братцы, финала такого.
Прощай! Не свершил ты в тот раз приговор,
что был мне назначен судьбою…
Да будет земля тебе пухом, мой друг,
не властна судьба надо мною».
И надо же – выползла в этот момент
из тёмной норы на дорогу
гадюка, что ядом смертельным полна,
и цапнула князя за ногу!
«Коварна судьба, – кто-то скажет, – и ты
так просто её не обманешь,
ведь разных в запасе не счесть у неё
уловок. И если ты станешь
играть в кошки-мышки с судьбой, то она
с тобой злую шутку сыграет
и, словно слепого котёнка, тебя
тотчас в свои сети поймает!»
«Поменьше бы слушал он, – скажет другой, –
что разные типы болтают!
Ну, кто вам сказал, не могу я понять,
что будто бы всё они знают?
Что будет, и с кем, и когда наперёд
узнать поскорее хотели –
да только с размаху, на полном ходу,
в большую галошу вы сели!
И этот вот, как его… вещий Олег…
Ну, ехал себе по дороге,
не слушал бы он, что ему тот старик,
что лошади прямо под ноги
откуда-то вылез. Наплёл он ему
с три короба бреда такого!
А ехал бы дальше в свой этот поход –
и жил бы тогда, право слово,
до старости он до глубокой. Но вот
зачем-то он уши развесил,
и сам себе смертный тогда приговор
как камень на шею повесил!»
Когда из истории нашей мораль
извлечь случай нам выпадает,
ломаем мы перья, чернила мы льём…
Но, как это часто бывает,
и рифма нам катит, и дело идёт,
но только вот… чёрт его знает…
прочтёшь это всё – что-то вроде не так,
чего-то нам здесь не хватает.
Чего же нам здесь не хватает, друзья?
Порой божья искра сверкает
и перлы рождает один за другим!
Увы, это редко бывает.
И всё же мы слово сказали своё –
негромкое пусть и простое,
но, может, потомки запомнят его?
А в общем и то и другое.
На этом я с вами прощаюсь, друзья.
До встречи! – когда выпадает
мне случай заветный взять в руки перо.
Надолго ли? Кто его знает…
К царице Тамаре
Как гений чистой красоты,
при жизни ты легендой стала.
Тебя мудрейшей из цариц
молва народная назва́ла.
Твой строгий лик, что на века
причислен был к святым канонам,
теперь глядит он свысока
на тех, кто молится иконам.
Тамара, сколько до сих пор
людей тебе свои возносят
молитвы? Что хотят они,
о чём в своих молитвах просят?
Хотя небесная любовь
для нас загадочная сила,
но, уж прости, не верю я,
чтобы на всех её хватило!
А может, кто-то и сейчас
ждёт в заблуждении печальном,
что будто где-то до сих пор
ты спишь в гробу своём хрустальном?..
Жестокой смерти вопреки,
её законам неподвластна,
как ландыш утренний свежа,
как роза белая прекрасна…
Когда очнёшься ты от сна?
Хотя чудес и не бывает,
и уж никто не верит в них.
А впрочем, мало ли… Кто знает?
Ведь неспроста исчезла ты,
загадку вечную оставив,
о чём народная молва
из века в век, тебя прославив,
гласит, что только ты и ждёшь,
чтоб время войн и бед настало,
и вновь страну свою спасёшь,
как прежде ты её спасала.
Ну что ж, пора тебе восстать
и колыбель свою оставить,
пора страну свою спасать!
Теперь твоей страною править
давно уж некому: кругом
и безраздельно миром правит
коварство подлое и ложь.
Вовек умолкнуть не заставит
никто продажных болтунов,
что все за звонкую монету
и честь, и душу продадут…
Да кто их призовёт к ответу?
…Но крепок сон твой, и туда
молитвы наши не доносит –
где ждёшь ты много лет, когда
тебя народ спасти попросит
страну, что в век твой золотой
с тобой жила и процветала
и много лет подряд тогда
ни бед, ни горестей не знала.
А может, просто дело в том,
Что, как и в сказке той, где тоже
принцессу, что волшебным сном
сто лет спала на смертном ложе,
принц, что проник к ней во дворец
и прикоснулся к ней губами,
он к жизни вновь её вернул
(о чём мы все читали с вами)…
Так, может, нужно и к тебе
в обитель тайную пробраться?
Да где искать её?.. Вовек
никто не сможет догадаться…
Да ты, наверно, и сама
давно бы обо всём узнала –
что сон волшебный твой прервать
уже давно пора настала,
уж если б правдою была
легенда эта в самом деле…
Да что там! Очень уж мы все,
Наверно, верить не хотели
Что больше нет страны твоей:
давно то время миновало,
всё по-другому здесь теперь,
и тех людей уже не стало,
что славу Грузии своей
в трудах и подвигах стяжали
и в книгу памяти времён
навечно новые вписали
страницы, что теперь хранят
тех, что давно уж миновали
забытых всеми славных лет
преданья, что легендой стали.
* * *