Читать книгу Орех. Роман - Олег Молоканов - Страница 2

Над проспектом Буденного, что в Восточном административном округе Москвы, палило августовское солнце. Воздух на улице плавился, и казалось, превращался в жидкий металл. Наступал вечер. Вернее, вечер в понимании сотрудников завода «Салют», для подавляющего большинства которых рабочий день завершался в 17:00. Так вот: аккурат в преддверии «гудка» Семен Ефимович Кац, собираясь домой, услышал от своих коллег по лаборатории странный вопрос: «Ты когда за пенсию будешь проставляться?» Вопрос этот звучал странно потому, что ни на какую пенсию Семен Ефимович не собирался, хотя ему и стукнуло 60 полгода назад. Во-первых, со здоровьем у него полный порядок, во-вторых, он не представлял, чем будет сутки напролет заниматься дома. А самое главное – он считал, что может принести еще немало пользы родному «Салюту» хотя бы в передаче своего богатого опыта молодым, и в этом был абсолютно прав. Да и справедливости ради надо сказать, что когда пришел срок, свой 60-й день рождения Семен Ефимович не зажал и проставился в лаборатории как положено. «Что им от меня нужно-то?» – досадливо подумал он, услышав сейчас этот совершенно не к месту вопрос, да еще из уст своего хорошего товарища Вовки Карпова. А ведь Кац уже свернул рабочую программу и собрался выключать компьютер. Вопрос о мероприятии, связанном с пенсией, ввел его в замешательство и слегка насторожил: дома ждала жена, а плюс к тому – не очень неотложные, но дела, которыми он намеревался заняться.

Сидя за столом и ожидая, когда погаснет монитор, Семен Ефимович раздумывал, чем бы ответить Карпову. В лаборатории воцарилась тишина и, естественно, развязки ждал не только вопрошавший, но и остальные три человека. Осадить их всех, послав куда подальше? Тактично спросить, с чего вдруг возникла такая идея? Заняться шутливой словесной пикировкой, чтобы в ее ходе подоплека вопроса всплыла сама по себе? Краем глаза – из-за монитора – он наблюдал за Вовкой, чей стол был напротив, надеясь увидеть в его глазах смешинку. Если бы он ее увидел, все можно было расценить как шутку юмора – а юморить у них любили, – и тогда сказать, что вы, ребята, видать, заработались и не помните событий шестимесячной давности, когда я проставлялся. А потом собрать сумку и отчалить домой. Но глаза Карпова были серьезны. Не то чтобы чересчур серьезны, а излучали обычный, ординарный взгляд, такой как в курилке или в столовой во время обеда. «Что-то здесь не того, надо разобраться», – с досадой подумал Кац. Его встречный вопрос вырвался автоматически:

– Что-то я не понял. Это ты о чем?

Вовка переглянулся с коллегами.

– В кадры тебя вызывают, просили передать, чтобы ты в семнадцать ноль-нуль к ним зашел.

Семен Ефимович почувствовал недоброе.

– А в честь чего? И почему через тебя передали?

Он знал, что по всем важным вопросам кадровичка Федосеева лично уведомляла приглашаемого, причем с утра, а не под конец рабочего дня.

– А я курить на улицу выходил и столкнулся с Галиной Викторовной. Знаешь ее?

Кац кивнул. Конечно, Галину Викторовну он знал: зам Федосеевой по кадрам, недавно пришедшая на «Салют». Но они лишь кивали друг другу, если встречались, а вообще Кац с ней еще никогда не беседовал – повода не было. То, что просила зайти именно она, а не Федосеева – хороший знак, потому что после Вовкиных слов про отдел кадров у Семена Ефимовича сразу екнуло, что его хотят уволить. А что? Легко: прислал им резюме какой-нибудь молодой и многообещающий… Или не резюме, а по чьей-нибудь протекции, и это еще хуже… И тогда – давай, Ефимыч, спасибо тебе за все, получай расчет и собирай манатки. Но раз зовет Галина Викторовна – значит, ничего страшного, какая-нибудь мелочь.

– То есть она тебе больше ничего не сказала? Никакой конкретики? – спросил он Карпова.

– Никакой.

– Тогда причем это ваше «проставляться за пенсию»?

– Да мы тут подумали,… – смущенно вступил Леха Васин, как бы ограждая Карпова от допроса, – а по какому еще поводу тебя в кадры могут вызвать? Что ты полгода назад проставлялся – мы помним, но то ведь была формальность, так сказать. Выпили-закусили, отметили событие… А теперь уже все может случиться и де-факто и де-юре.

– А почему вы все в этом так уверены? – завелся Семен Ефимович. Он никак не ожидал подобных гнусных мыслей от коллег, с которыми проработал столько лет. – Если бы меня увольняли, меня бы вызвала сама Федосеева, и не под конец дня, сами знаете.

– Вообще-то да,… – закивали лабораторные.

– Тогда к чему эти дурацкие вопросы с намеками?

– Ну, Ефимыч, мало ли,… – продолжил Васин. – Все может быть. Если нас ждет такое грустное известие, мы могли бы это дело прямо сегодня и обмыть. Чисто символически, завтра на работу…

– А, то есть вы выжрать решили, и вам только повод нужен?

– Ну, повод – не повод, а действительно, мало ли? – продолжил мысль Васина Вовка. – Ты давай сходи, а мы подождем.

Все эти неуклюжие объяснения Семена Ефимовича, конечно, не удовлетворили, но немного облегчили душу. Переживают, наверное, подумал он, хотя все происходящее было обставлено крайне неприглядно. А самое плохое – получалось, что, узнав обо всем от Вовки – причем совсем недавно! – сотрудники уже успели пошушукаться между собой за его спиной.

– Схожу, раз просят, – сказал Кац, меняя металл в голосе на более теплый тембр. – Но вот что я вам скажу, граждане алкоголики, тунеядцы, хулиганы: без меня сейф со спиртом не открывать. Хотите узнать, что и как – ждите.

– Так ведь ключ все равно у тебя! – парировал Карпов, отметая подозрения.

– Тем более.

По дороге в кадры Семен Ефимович предался размышлениям. Гадать, зачем его вызывают, было бессмысленно. Сейчас он будто невзначай освежал в памяти деятельность своей лаборатории и сотрудников, работающих под его началом как отлаженный механизм. Сколько лет они вместе в нынешнем составе? Десять? Или больше?

Ни для кого не секрет, что в научно-экспериментальных центрах и лабораториях при крупных российских предприятиях, да и зарубежных тоже, работает масса евреев. Однако ситуация с Семеном Ефимовичем была нетипичная: в их сплоченном коллективе евреем был только он, причем за все годы работы в лаборатории «Салюте» так ни разу и не появился хотя бы еще один. Семен Ефимович пришел сюда по распределению сразу после окончания МИСиС – Московского института стали и сплавов – и, что тоже нетипично для его братьев-иудеев, сделать карьеру или сесть на денежную должность абсолютно не рвался. Будучи молодым специалистом, он с пяток лет набирался опыта, профессионально рос, а потом как-то сами собой пошли повышения, приведшие в результате к должности начлаба. Семен Ефимович никогда не пытался кого-либо подсидеть или обскакать, а в коллективе пил вместе со всеми и по любому поводу. В советскую эпоху частенько употребляли спирт, который ежемесячно доставлялся по разнарядке в их лабораторию. А при изменившемся общественном строе, когда в изобилии пошли заказы на салютовские движки для истребителей «Сухой», все сотрудники получили значительные денежные прибавки. В результате спирт стал не в почете: народ заточился под дорогой алкоголь. Но Кац считался в доску своим во все времена. Свидетельством тому факт, что Вовка Карпов как-то сказал ему по пьяному секрету, что все сотрудники лаборатории считают Ефимыча «в жопу русским». И Семену Ефимовичу было приятно это слышать. С такими вот обрывками воспоминаний он и подошел к двери отдела кадров. Приоткрыв ее, он увидел профиль стоящей у окна Галины Викторовны Щелкуновой. Федосеевой в комнате не было. Щелкунова – на вид ей было лет сорок, симпатичная – выдержала паузу, всматриваясь во входящего и, скорее всего, профессионально вспоминая, как его звать-величать. И не успел Кац сказать «здрасьте», как услышал ее бодрый голос: «А, Семен Ефимович! Спасибо, что зашли!»

Кац замялся.

– Видите ли, мне поздно сообщили…

– А я поздно обо всем и узнала! – шутливо ответила Галина Викторовна. – Встретила на улице вашего Карпова и, чтобы время не терять, решила через него передать. Вопрос этот можно было бы и завтра решить, но человек придет с утра – и лучше, чтобы вы были подготовлены.

Семеном Ефимовичем тут же овладели старые опасения насчет протекции.

– Какой человек?

– Стажер. Вернее, не стажер, а… На переквалификацию, если можно так сказать. По профилю вашей лаборатории.

У Каца отлегло от сердца.

– А от меня что требуется? Посмотреть, что он из себя представляет?

– Именно. Он на «Агате» работал. Они не наши конкуренты, их клиент морфлот…

– Я знаю.

– Разумеется. Дело не в этом. У него схожая специальность: испытывал новые материалы на возможность применения в продукции ОПК. А здесь уж подлодки или авиация – разница небольшая.

– А, вот оно что! Так от меня требуется…

– Ну да. Поговорите, посмотрите: подойдет – не подойдет… Сами ведь, помнится, Федосеевой на планерке жаловались, что работы завал. Так что если с ним договоритесь – флаг вам в руки, берите на подмогу. А организовать ему рабочее место – не проблема. Компьютер, софт, стол, стул, телефон – все обеспечим.

– И во сколько его завтра ждать?

– Да прямо с утра. Правда, он придет чуть позже вас: я ему на проходной должна буду пропуск оформить. Ну что, тогда до завтра?

– Хорошо. А с кем мне говорить по результату? В смысле: понравился или нет.

– Да Федосеева сама вас найдет. Или мне поручит. Это уже наша забота.

– Ясно.

– Ладно, заранее спасибо – и до завтра!

Щелкунова улыбнулась, взяла с подоконника свою сумку, застегнула ее и набросила на плечо. Кац кивнул и отправился к своим.

– Ну что? – вытянулись в его сторону лабораторные головы, когда он вернулся.

Кац молча подошел к сейфу, достал из кармана брюк ключ, открыл дверь и вытащил на свет канистру со спиртом.

– Ты хоть скажи что-нибудь, – несмело пробасил Вовка.

– А чего говорить-то? По мелочи вызывали. Завтра надо мужичка одного пощупать.

– И все?

– И все.

Коллектив переглянулся.

– Так что повода проставляться никакого нет, – продолжил Кац, но канистру, тем не менее, на ближайший стол водрузил. – Значит, вы думали, меня вызывают, чтобы попросить отсюда?

– Честно говоря, думали, – ответил за всех Вовка. – И переживали. А ты бы не переживал? Уйдет начальник такого… топ-уровня, душа-человек – а кто придет? И во что это выльется? Подумай! Сколько лет мы вместе? Вот то-то и оно!

Семен Ефимович почесал затылок.

– Значит, вы все переживали…

Воцарилась пауза. В лаборатории был слышен только гул кондея. Карпов, Васин и еще двое коллег Ефимыча – Овечкин-Портнов и Зиден – бросали обреченные взгляды то на спирт, то на начальника, а сам Кац, прекрасно понимая, что люди остались специально из-за него, уже прощупывал в уме, что скажет жене, объясняя задержку и «факел» изо рта. И, как уже бывало не раз, принял решение в пользу дорогого коллектива. Кивнул на канистру и сказал:

– Тогда поехали, хули. Только по чуть-чуть. Мне – так вообще с наперсток.

Я машину здесь оставлять до утра не собираюсь. Закусывать-то чем будете?

И сразу в лаборатории начался предпраздничный ажиотаж. Витя Зиден, немец, чьи предки обрусели еще в начале прошлого века, взял с полки пять одноразовых стаканов и стал наливать в них воду из кулера, чтобы запивать спирт; Овечкин-Портнов открыл ящик своего стола, выудил оттуда несколько крупных яблок и начал нарезать дольками; Васин вытащил из лотка принтера с десяток листов бумаги и быстро разложил их на столе, где стояла канистра, чтобы не заляпать рабочую поверхность.

– Кому помочь? – спросил Вовка.

– Из чего спирт пить будем? – ответил Овечкин-Портнов, занятый яблоками, вопросом на вопрос.

– Так на полке же стаканы одноразовые были.

– Были да сплыли, один только остался, – сказал Зиден. – А из этих – он показал на те, что наполнил водой – только запивать.

– Да вы что, на светском рауте, что ли? – вмешался Кац. – Из чайных кружек выпьем. Или вы здесь светских репортеров ждете?

Он подошел к входной двери и запер ее на ключ.

– На всякий пожарный.

Когда все уладилось, сплоченный коллектив расселся вокруг стола. Гудели недолго, причем Кац строго дозировал содержимое канистры. Расход спирта у них никто не проверял, просто завтра все должны появиться на работе в нормальном состоянии, да еще этот новенький… Не хотелось дышать на него со всех сторон перегаром, и вообще в таких случаях надо держать марку. Разговаривали ни о чем: подчиненные порадовались, что их опасения насчет вызова Ефимыча в кадры не подтвердились. «Я, ребят, честно говоря, слегка перебздел», – лаконично прокомментировал этот случай Кац. «Короче, ложная тревога, пацаны! Будем жить!» – резюмировал под конец сборища слегка забалдевший Вован.

Было полседьмого вечера, жена позвонила и спросила, где он. Кац сослался на занятость. Пришло время расходиться. Миновав проходную, Кац поручкался со всеми на прощание и пошел на заводскую автостоянку, где с утра оставил свой стареющий «пежо».

Разблокировав сигнализацией двери и открыв свою, водительскую – «Выбрать время – и поменять этого „пижона“ до зимы, – в который уже раз крутанулась у него в голове мысль. – Башли ведь есть, надо сделать», – Семен Ефимович собирался бросить сумку вправо, на пассажирское сиденье – и тут его взгляд застыл. На пассажирском месте, бросая по салону блики от солнечных лучей, лежал предмет, по форме похожий на миндальный орех, только большего размера – с косточку манго. Кац нагнулся, пролез вправо и взял орех в руки. Да, идеальная миндалевидная форма. Металлический отлив, идеально отполирован. Для своих габаритов тяжелый, словно из свинца, но пока непонятно, из чего сделан. Как он сюда попал? Семен Ефимович проверил все пассажирские двери: никаких следов взлома. Осмотрел стекла – тоже полный порядок. Может, кто из салютовских пошутил? Да, но как они могли подсунуть в салон эту штуковину, не имея ключей? Кац поднес орех к лицу, понюхал даже. Нет, из таких материалов у них на заводе ни одну деталь не выпускали, это он знал абсолютно точно как начальник лаборатории по исследованию свойств металлов, сплавов и композитов. Чувство было неприятным: ясно, что в машину кто-то проник извне и оставил – или выронил – этот странный предмет. Кац залез в бардачок: все, что там лежало, осталось нетронутым. Да и брать-то было нечего: китайский фонарик размером с ладонь, отвертка и початая пачка сигарет. Кац не поленился, вылез и открыл багажник. И здесь все на месте: запаска, электронасос, щетка для стекол и тряпки разного предназначения, чистые и грязные. «Вот херня!» – негромко ругнулся Кац, завел машину и поехал домой.

Ольга Валентиновна после двадцати с лишним лет совместной жизни давно уже каким-то подсознательным чувством прочитывала причины задержек мужа на работе, какой бы характер они ни носили. Семен Ефимович, если случался аврал, сам загодя звонил ей по телефону и предупреждал. Если неожиданная пьянка и его нет дома до шести – она трепетно звонила сама, и он докладывал, что к чему и по какому поводу сборище. Если день рождения у кого-то из подчиненных – он предупреждал ее накануне, и утром отправлялся на работу на общественном транспорте. Сегодняшний случай не подпадал ни под какой из вышеперечисленных. Муж сказал, что задерживается по делам, а сам вернулся с запахом перегара, причем выпивши сел за руль!

Ольга и Семен познакомились при весьма пикантных обстоятельствах в ту пору, когда у обоих за плечами уже было по одному неудачному браку. Это произошло в Серебряном бору в разгар купального сезона. Выходной, жуткая жара: не мудрено, что зона отдыха, где оказались обе их компании, буквально кишела народом. Семен приехал туда с двумя друзьями, единственными, с кем он поддерживал отношения после МИСиС, а Ольга – как член большой разношерстной компании, куда ее чуть ли не силком затащил ее тогдашний бойфренд, можно даже сказать – жених. Накануне она категорически не хотела ехать, потому что это были его знакомые, которых она вообще не знала, – а компании, где она никого не знает, Ольга не любила и старалась всячески избегать. Но Вадик в конце концов ее уговорил и, как выяснилось, себе во вред.

Если Семен и его друзья находились у самой воды, попивая бутылочное пиво и время от времени охлаждаясь в водоеме, то компания Ольги подготовилась к поездке капитально: с мангалом, шашлыками и крепкими напитками, – и потому расположилась в зоне лесопосадок. Пока разжигался костер и делались угли, события для Ольги развивались еще туда-сюда: она знакомилась, стараясь запомнить новые имена, поддерживала краткие беседы ни о чем и два раза сходила окунуться. Мясо приготовилось быстро, и с момента, когда выпили по третьей-четвертой, начался кошмар. Друзья и бабы, прибывшие с ними, стали в открытую обсуждать внешность Ольги, спрашивать Вадика о том, как они познакомились, кто Ольгины родители и давать ему советы – большей частью идиотские – насчет развития отношений. К тому же Вадик, быстро захмелев, всерьез впрягся в разговор, кому-то поддакивал, кому-то возражал, – одним словом, вел себя так, будто Ольги рядом и не было. Закончилось все тем, что она психанула, собрала вещи и покинула теплую компанию. А пьяный Вадик, решив показать, что он тоже крут, не стал ее удерживать. Так она и оказалась рядом с Семеном и его друзьями. Оставив неподалеку от них верхнюю одежду и босоножки, Ольга решила напоследок искупаться. Собственно, никто из бывших мисисовцев и внимания на нее не обратил: троица беседовала о чем-то своем. Всполошились все вокруг только тогда, когда Ольге свело в воде ногу и она истошно завыла. Семен первым подоспел на помощь, и с тех пор они не расставались.

Ольга, эффектная блондинка, оказалась младше Семена на пять лет и работала главврачом районной поликлиники, что для ее тогдашнего возраста считалось огромным, почти нереальным достижением. Во время их букетно-конфетных отношений данный факт подстегнул Каца работать еще упорнее и хотя бы немного приблизиться к ней по статусу; при всем при том следует еще раз заметить, что за руководящими постами он никогда не гнался. В любом случае тогдашние ее успехи сыграли положительную роль. Несколько лет спустя у пары родился сын Сергей, который на момент настоящих событий проходил службу в армии.

Ольга только-только вышла на пенсию, и пребывание в новой ипостаси оказалось для нее необычным. Она еще не свыклась с тем, что по утрам не надо больше вставать на работу, а вернувшись домой, нахрапом браться за готовку, стирку, глажку, уборку и так далее. Дни потянулись медленно, под аккомпанемент бесчисленных телесериалов, и единственной настоящей радостью для нее теперь стало дождаться вечера, встретить мужа, узнать, как у него дела на работе и провести с ним время после ужина. Вот почему она реагировала крайне болезненно на его задержки. Ну а сегодняшняя просто ввела ее в ступор. Претензий она высказывать не стала, но ей было неприятно осознавать, что муж ей наврал, сославшись на то, что занят. Тем временем Семен Ефимович, молча повесив в шкаф свои брюки, пиджак и рубашку, накинул домашний халат и проследовал на кухню ужинать.

Ольга Валентиновна вошла, когда Кац уже закончил трапезу. В руках он держал странный предмет, похожий на железный орех, и крутил его так и сяк, изучая блики, которые орех отбрасывал в свете кухонной люстры. «Вишь, какая хрень!» – раздались первые его слова после появления дома. Ольге Валентиновне, несмотря на обиду, стало интересно. «Что это? Из лаборатории спер?» – спросила она. «В машине нашел – на правом переднем сиденье. Ума не приложу, как она там оказалась». «Может, из ваших кто пошутил?» «Исключено, – жестко сказал Кац. – Во-первых, у нас на заводе такой материал не используют. Я даже не понимаю, металл это или что-то еще. А во-вторых, чтобы эту штуку подбросить, надо попасть в салон. Я проверял: все замки были закрыты, никаких следов взлома».

Ольга Валентиновна взяла со стола пустые тарелки мужа и поставила их в раковину.

– Ты бы хоть сказал, по какому поводу гуляли.

– Да, ты меня извини, как-то спонтанно все случилось, – начал объяснять Кац. – Меня в конце дня в кадры вызвали: наши подумали, да и я тоже, что хотят на покой отправить, а оказалось – ерунда. Завтра новый спец придет, просили посмотреть, что он умеет. Ну, когда все выяснилось, я дал команду потревожить запасы. Они же все меня ждали, так что…

– А зачем за руль пьяный сел? Оставил бы машину на стоянке.

– Я ее никогда не оставляю, ты знаешь. Да и не пьяный я.

– А запах? Если б тормознули – не отмазался бы.

– Что теперь рассуждать? Как получилось, так и получилось. Главное – продолжаю работать. А эту херовину я завтра нашим покажу. Очень мне интересно, из чего она сделана.

Так обсуждение событий этим вечером и закончилось.

По утрам, собираясь на работу, Семен Ефимович не будил жену. На завтрак ему никаких особенных блюд не требовалось. Он ограничивался чашкой кофе и бутербродом, вот и кулинарные изыски ни к чему – это раз. А два – это то, что он любил посидеть на кухне один, поразмышлять за первой сигареткой, как сложится день, перечислить в уме дела, ждущие в лаборатории… Присутствие жены в такой ситуации просто неуместно. Вот и на следующий день он проснулся по расписанию, сделал несколько приседаний и отжиманий от пола. Неприятных последствий от вчерашнего употребления спирта не ощущалось, да и выпил-то он всего ничего. Итак, дела на ближайшее время. Сегодня он ждал новенького с «Агата», после чего надо бы показать сотрудникам орех – или как там его – и услышать их мнения. «Где я его вчера оставил?» – подумал Кац, шагая по коридору. Орех лежал на кухонном подоконнике и, что странно, цвет его изменился. Если вчера он был металлический и отражал солнечные лучи, то сейчас превратился в красноватый матовый. Семен Ефимович взял его в ладонь. Орех был теплый, чуть ли не горячий. В голову сразу полезли мысли об инопланетянах и внеземных технологиях, и вместе с этим вдруг ниоткуда появилось раздражение, хотя в кухню Кац входил в очень благодушном настроении. Семен Ефимович бросил орех на стол и начал готовить завтрак.

Перед выходом из дома Кац положил орех – тот так и не поменял ни цвета, ни температуры – в правый карман брюк. Когда он сел в машину и выехал на дорогу, то понял, что эту штуковину лучше было убрать в сумку: орех стал еще горячее и чуть не жег ногу через карман. Доставать его сейчас уже поздно: правая рука, которой он только и мог это сделать, постоянно манипулировала с переключателем скоростей из-за утренней пробки – двадцать-тридцать метров вперед, и стоп. Еще двадцать-тридцать метров – опять стоп… «Ладно, доеду как-нибудь, – напряг волю Семен Ефимович, – а как доберусь, первым делом покажу ребятам». В течение всего пути его подводило самообладание: он пару раз обложил матом водил, которые слишком сильно приближались к его машине сбоку, а подрезавшую его на светофоре бабу, как зажегся зеленый, обогнал и показал ей левый средний палец, высунув его в окно. Все это казалось крайне странным, ибо Кац всегда вел себя за рулем на редкость спокойно. На заводской стоянке его любимое место было занято. «Блядство!» – опять выругался Кац, припарковался в дальнем – невыгодном – углу и переложил, наконец, орех в сумку.

Из-за огромных размеров территории «Салюта» шагать до лаборатории приходилось по меньшей мере десять минут. Раздражение не покидало Семена Ефимовича и, когда встречные знакомые ему улыбались и поднимали руки в дружеском приветствии, Кац на их жесты отвечал лишь сухим кивком. Несмотря на ранний час, солнце уже припекало. Кац понял, что день будет такой же жаркий, как вчера. Дверь в лабораторию была еще заперта. «Надо хоть видимость порядка создать, а то придет этот… с „Агата“ – подумает, что тут одни алкаши работают», – поставил для себя галочку Семен Ефимович. Из головы вылетело начисто, убрали они вчера со стола стаканы с кружками или нет. Он достал ключи и открыл дверь. В лаборатории было прохладно, хоть кондей и не работал, а на столе чисто, и листы бумаги, что они стелили, убраны. «Слава богу», – сказал сам себе Кац, врубил кондей и сел за свой стол. Тут же дверь отворилась, и в проеме появился Вовка Карпов: «Здоров, Ефимыч! Ну что, где твой новенький?»

– Новенький… Ах, да, чуть позже будет. Ему, наверное, сейчас на проходной пропуск оформляют разовый. Со стола вчера кто убирал? Что-то я не помню.

– Из нас никто, – сказал Вовка. – Уборщица, небось. У них же вечерняя смена в полвосьмого, кажется.

– Ну и отличненько. Слушай, Вован, я вчера в машине такую херовину обнаружил… Смотри.

И Кац достал из сумки красноватый горячий орех и протянул его дружку. Вовка взвесил орех в ладони, посмотрел на него с разных углов и тихо вымолвил, почти прошептал:

– Ни хуя себе… Это где ж такое делают?

– Да я и сам бы хотел узнать. Как понимаешь – не у нас, это точно. Принес вот вам показать, выслушать мнения.

– А откуда взял?

– В машину кто-то подбросил. Или не подбросил – сам не знаю… Вчера, когда все по домам пошли, дверь открываю – а там на сиденье вот это.

Вован вернул орех Ефимычу и цокнул языком:

– Главное, горячий, сука… По мне – так понятия не имею, что это такое и с чем едят.

– Ладно, покажем остальным.

В последующие десять минут подошедшие Васин, Зиден и Овечкин-Портнов передавали орех из рук в руки, мотали головами, присвистывали, восхищенно матерились, но никто из них даже отдаленно не понимал, что это за штуковина и из чего она сделана. Дверь отворилась еще раз, и в нее просунул голову незнакомый мужик. «Это лаборатория по исследованию материалов?» – несмело спросил он. Кац сразу смекнул, что это и есть тот самый новенький.

– Она, – небрежно ответил Кац. Вы от Галины Викторовны?

– Да…

– Заходите, заходите. Я – Кац Семен Ефимович, заведующий. Берите стул, присаживайтесь ко мне.

Кац внимательно разглядывал мужика, пока тот искал свободный стул и прикидывал, куда деть свой портфель, чтобы взять стул в обе руки. «Какой-то хлипкий и суетливый», – было первое впечатление, а оно, что общеизвестно, считается самым верным. На вид мужику было не больше сорока. Когда он наконец присел, Кац спросил:

– Ну, а вас как звать-величать?

– Андрей Егоров.

– А отчество?

– Да я по отчеству как-то не привык… Леонидович.

– Хорошо. Щелкунова говорила, вы с «Агата»?

– Да.

– Сколько там проработали?

– Девять лет.

– А ушли почему? Хотя можете не отвечать: этот вопрос, думаю, вам в кадрах зададут. Если уже не задали.

Кац, слушая себя со стороны, недоумевал: куда делась его обычная доброжелательность? Почему он так агрессивен по отношению к этому человеку, который ничего плохого ему не сделал, да к тому же, возможно, подходящий специалист? Он понимал, что здесь что-то не так, но успокоить себя не мог: на него будто давил кто-то извне.

Егоров, услышав эти слова, еще больше стушевался. Втянув голову в плечи, он сидел перед завлабом словно школьник. Коллеги, делая вид, что работают, замерли за компьютерами, ожидая, что будет дальше. Усилием воли Кац перевел разговор в профессиональное русло.

– Практика РФ-анализа у вас есть?

– Рентгенофлуоресцентного?

– Ну, а какого же еще?

– Безусловно.

– И что на «Агате» конкретно исследовали?

– Свойства композитов и возможности их применения в корабельных системах.

– Что в этом смысле знаете про авиадвигатели?

Новенький ненадолго задумался и сказал:

– В общем, тема крайне актуальная… Я ее изучал, прежде чем сюда прийти…

– Ну да, не с пустой же головой, – иронично заметил Кац.

– Верно, – несмело улыбнулся новенький. – Например, могу сказать, что высокотемпературные композиты, в смысле керамические, которые сегодня применяются в самолетных двигателях… в турбинах… имеют удельный вес 3 – 3,4 грамма на кубический сантиметр, а металлические – порядка 7,5 – 8. То есть с ККМ массу изделия можно снизить в два раза.

– Ну, это уже кое-что. А вот именно по нашим двигателям, российским, имеете какую-нибудь информацию в смысле композитов?

– Имею, но для вас, экспертов, ее будет недостаточно, скорее всего…

– Это ясно. Я спрашиваю, потому что хочу понять ваш общий кругозор. Ну, и…

– На нашем ПС-90 из композитов есть только небольшие несиловые элементы. На ПД-14 – мотогондола и передний корпус. Силовых элементов до сих пор нет, а почти все западники-конкуренты делают движки с лопатками вентилятора из углепластика. Первой была «Дженерал Электрик» с лопатками для движка пятого поколения GE90.

– Неплохо! – похвалил Кац. – Так давайте их догоним. В чем у нас проблема?

– Проблема в том, что у нас нет своих материалов с нужными свойствами, например, по стойкости к удару. У западных углепластиков предел прочности на сжатие – 350 мегапаскалей, а у нас до недавнего времени было только 240.

Сотрудники за столами многозначительно переглянулись.

– Если говорить о той же лопатке, – продолжил новичок, – то, думаю, нам по силам достичь таких же результатов, но только если мы значительно увеличим число испытаний. Вот в 787-м «боинге», например, композиты дали уменьшение массы на 50 процентов, но при этом число испытаний материалов у них дошло до ста тысяч, а раньше было пять.

– Значит, металл теперь в утиль? – впервые улыбнулся новенькому Кац.

– Ну, если у металла 30 миллионов летных часов – предел, то с углепластиком можно достичь 150. Этим ваша лаборатория и занимается, насколько я понял.

– В том числе. Из чего это сделано, можете определить? – и он протянул мужичку орех.

Тот повертел его в руках, потряс и поднес к глазам. Потом обернулся, вгляделся в один из приборов и сказал:

– Здесь у вас хороший спектрометр стоит. Можно на нем попробовать.

– Знаете, как им пользоваться?

– Знаю.

– Тогда вперед! Если определите состав, хотя бы приблизительно, считайте, что вы приняты, Андрей… э-э… Леонидович.

Новенький встал, отодвинул стул и подошел к прибору вместе с орехом.

– Он в сети? – спросил Кац.

– В сети.

Андрей уверенно включил спектрометр, посмотрел на панель вывода данных и прижал орех к считывающему окошку планкой штатива. Семен Ефимович и все остальные сотрудники, которым было интересно, как новенький управится с навороченной техникой, приблизились и замерли в ожидании. Прибор, который всегда работал бесшумно, на этот раз заунывно загудел, потом в нем что-то пискнуло, панель погасла – и он вырубился.

– Что за параша, еб вашу мать? – Кац впервые в жизни обложил матом незнакомого человека. – И как нам работать теперь?

На новенького было жалко смотреть.

– Да я все делал правильно… Это эмиссионный МСА, я работал с ним…

– Да, эмиссионный! И что теперь нам прикажете делать?

– Подожди, Ефимыч, – вмешался Вовка. – Тут дело не в спектрометре, похоже…

– А в чем?

– В этой штуковине твоей. Что-то с ней не так. Прибор, кажись, из-за нее-то и отключился.

Вовка вытащил орех из-под планки.

– И смотри: она остыла и цвет у нее поменялся.

Действительно, теперь орех опять приобрел серебристый цвет, точно такой же, какой был вчера в машине. Взяв его из Вовкиной руки, Кац почувствовал, что он стал прохладным или, пожалуй, нет – комнатной температуры. Внутреннее раздражение сразу куда-то испарилось. Взгляд Семена Ефимовича потеплел, и он, глядя на новенького, сказал уже примирительным тоном:

– Вы, Андрей Леонидович, не обижайтесь. Просто утро какое-то суматошное. Вывод я делаю один: вы в теме. И доложу об этом Галине Викторовне. Хоть с завтрашнего дня оформляйтесь.

Новенький, не ожидавший такого поворота событий, просиял:

– Значит, я вас устраиваю?

– Да. В принципе, у нас здесь работы не сказать, чтобы много, но бывает, зашиваемся. Теперь с вашей помощью, надеюсь, обойдемся без авралов. Если есть время – знакомьтесь с ребятами, а мне надо к руководству. Щелкунова, кстати, после нашей встречи не просила вас зайти?

– Нет. Сказала, что все узнает через вас.

– Ясно. Я ее скоро увижу. А с какого числа выходить – вам скажут. Либо она, либо Федосеева, наша завотделом кадров.

– Спасибо!

Как только Андрей начал ручкаться с Вованом, Васиным, Зиденом и Овечкиным-Портновым по части знакомства, Семен Ефимович убрал орех в ящик своего стола и покинул помещение.

Плановое собрание у руководства прошло быстро. Рапортовать о каких-либо супердостижениях начальникам подразделений «Салюта» – в том числе и Кацу – было нечего, острых проблем на повестке дня тоже не стояло. Летучка прошла буднично. Когда все разошлись, Семен Ефимович остановил в коридоре Щелкунову и сказал, что уровень новенького его устраивает и взять его в лабораторию он не против. «Оформляйте хоть с завтрашнего дня», – сказал он в заключение. Галина Викторовна обрадовалась:

– Вы не пожалеете, он хороший специалист. Я его давно знаю.

– А что у него на «Агате» не срослось?

– Трудно сказать. Сам он не рассказывал, а мне спрашивать как-то неудобно. Но такое случается сплошь и рядом, не мне вам говорить.

– Это точно. Ладно, тогда прошу уведомить заблаговременно о дате его выхода.

– Безусловно. Я рада, что все получилось.

И Щелкунова, приподняв ладонь и помахав ему на прощание, пошла к выходу. Кац, бросив взгляд на ее выпирающие ягодицы, сказал про себя по-доброму: «Симпатичная, сучара»… Ему вдруг стало любопытно, откуда могут знать друг друга Щелкунова и этот новоприбывший. Родственники? Нет, непохоже. Муж и жена? Исключено. Да, Щелкунова замужем, носит обручальное кольцо. Но своего дорогого супруга она бы тогда продвигала более напористо. Любовники? Черт их знает. «Да что ты себе всякую муру воображаешь? – сказал ему внутренний голос. – Возвращайся к ребятам».

В лаборатории новенького уже не было. «Семен Ефимович, а спектрометр-то опять фурычит! – огорошил его прямо на входе Овечкин-Портнов. – Глядите, вот!» Кац подошел к прибору, и действительно: тот как раз делал анализ по содержанию титана в болванке, только что принесенной из цеха обработки. «И хоть бы хны!» – добавил Овечкин-Портнов, наблюдая за боссом.

– А я повторяю: дело тут не в приборе и не в том, что Андрей якобы не знает, как на нем работать. Наверное, что-то в этом твоем орехе содержится, что вырубает спектрометр. Может, еще раз попробуем? – вмешался Вовка со своего места.

– Нет уж, – сказал Кац. – Мне хоть и интересно, но я же не мудило, чтобы дорогим оборудованием рисковать. По шапке-то в результате мне дадут!

– Да, пожалуй, – кивнул Вован. – Ладно, придумаем что-нибудь. Ты куда его дел, кстати?

– Да у меня в столе лежит. Понадобится – скажи.

– Понял.

Остаток дня прошел спокойно и без происшествий. Занявшись своими непосредственными обязанностями, Кац напрочь забыл об орехе, и только без чего-то пять, когда коллектив засобирался по домам, открыл ящик стола, чтобы убрать туда степлер. Орех лежал на месте, опять изменив цвет – на малиновый, даже более насыщенный, нежели был с утра. Кац потрогал его пальцем – опять горячий. «Ах ты сволочь! – подумал он. Ну и лежи тут, хоть расплавься». Непонятный гнев опять обуял Семена Ефимовича. Он хотел было выкинуть орех в мусорное ведро, чтобы уборщица, когда придет, отнесла его вместе с остальным мусором в большой контейнер, который дежурный грузовик ежедневно увозит с территории «Салюта» на свалку – и в деле была бы поставлена точка. Но профессиональный интерес – «Из чего же он сделан?» – взял-таки верх. «Хер с ним, пока оставлю, посмотрим, что будет утром». С такими вот мыслями начлаб запер на ключ лабораторию и направился к стоянке. Сегодня вечером он твердо решил сделать то, что не получилось вчера – а именно повесить на кухне недавно купленные алюминиевые жалюзи. Ольга его уже несколько дней пилила: товар, мол, лежит без применения, а как раз сейчас, когда солнце садится поздно, жалюзи чрезвычайно нужны ей во время готовки. Пока он вспоминал, где у него дома лежит дрель, на балконе или под сиденьем кухонного уголка, на глаза показался «пижон», скучающий по хозяину в том самом углу стоянки, откуда неудобный выезд. И по мере того как Кац приближался к своему постаревшему служке, готовому доставить его домой, внутри у него безотчетно росло какое-то недоброе чувство. Кац пикнул пультом сигнализации, чтобы разблокировать замки, и взялся рукой за ручку двери. Ручка настолько раскалилась от жары, что трогать ее было больно. «Да-а, а внутри-то, поди, вообще…» – успел подумать он, открывая дверь. Но додумать не успел, так как заглянул внутрь и опешил: на пассажирском сиденье лежал… орех. У Семена Ефимовича даже задрожали руки. Он четко помнил, что перед тем как запереть комнату, оставил орех в столе. И что в сухом остатке? Он здесь, и орех тоже здесь – теледепортировавшийся из только что закрытой лаборатории! Семен Ефимович просто рассвирепел. Он открыл правую дверь, что ближе к ореху, и собрался смахнуть его рукой на асфальт. Но орех был малинового цвета, раскаленный и грозил подарить ожог. Тогда Кац вытолкал его наружу дном своей сумки: орех выпал наружу. Кац закрыл дверь и осмотрел сиденье из синтетической кожи, где лежал орех, проверяя, не испорчено ли оно от высокой температуры. Странно, но на нем отсутствовали даже малейшие признаки ущерба.

Чертовщина какая-то, размышлял Семен Ефимович по дороге домой. Как он опять оказался в машине? И почему сиденье цело? Значит, он обжигает только меня? А Вован? Кац вспомнил, что утром Вовка Карпов взял в руку орех и сказал, что он горячий. Нет, это не версия… Мысли путались и не доходили до логического завершения.

– Что это ты такой взвинченный? – встретила его на пороге вопросом Ольга Валентиновна.

Кац сообразил, что он дома, но как приехал и как поднялся на свой этаж – можно сказать, не заметил.

– Я взвинченный?

Кац подошел поближе к зеркальному шкафу-купе в прихожей и взглянул на себя. Внешность как внешность, только глаза бегают.

– На работе что-нибудь не то?

– Да нет, все нормально. Утром новенького смотрел, а так больше ничего.

– И что новенький?

– Подкованный малый. Но разговаривать – одно дело, а как он в работе – посмотрим.

– Значит, взял его?

– Да, сказал, пусть оформляется в кадрах и выходит.

– Понятно. Ужин греть?

– Хорошо бы.

– Тогда переодевайся, через пять минут будет готово.

Когда Кац, вытерев руки, выходил из ванной, жена спросила:

– Что же ты игрушку-то свою забыл?

– Какую игрушку?

Кац прошел в кухню.

– Да вот, – кивнула Ольга на подоконник. – Говорил, на работе надо проверить, из чего она сделана.

На подоконнике лежал орех. Как и в машине, он был малинового цвета.

– Садись, ешь.

Кац мельком взглянул на стол, где стояли овощной салат и тарелка с горячим, но все его внимание, конечно, приковал этот непонятно что сулящий «подарок».

– Откуда он здесь? – резко спросил Кац.

– Как откуда? Ты же сам его вчера здесь оставил.

– Я брал его утром на работу. Состав проверяли – не получилось.

Ольга растерянно посмотрела на мужа.

– Как же… Я весь день дома была… Только на полчаса в магазин выходила, но это давно…

– И что, он весь день пролежал здесь?

– Да я не обращала внимания. Прямо перед твоим приходом посмотрела – а он на подоконнике. Я и подумала, что…

– То есть днем ты его не видела.

– Говорю же – не обращала внимания…

– Ах, ты не обращала! – разъярился Семен Ефимович. – А надо было!

– Да что с тобой такое?

Тогда Кац рассказал, сбиваясь и вставляя ругательства – хотя последнего он при жене раньше никогда не делал, – о том, что произошло в лаборатории, а потом в машине. – …так вот, когда я отъехал от стоянки, эта дрянь лежала на асфальте», – закончил он.

Ольга с сомнением покачала головой.

– Ты уверен?

– Я так и думал, что не поверишь! – опять начал распаляться Кац. – Что мне, на видео надо было все заснять?

В это время зазвонил телефон, и Ольга сняла с базы трубку.

– Алё, – сказала она, а потом, закрыв микрофон рукой, шепнула Кацу: «Мама» – и ушла в комнату. Семен Ефимович остался наедине со своим ужином. Захватив пару раз вилкой салат, он отставил тарелку в сторону. Мысли об орехе жгли мозг и внутренности и, хотя проклятый предмет лежал на расстоянии вытянутой руки, смотреть на него, а тем более трогать не было никакого желания. «Эх, выпить бы сейчас, – подумал он. – Интересно, дома у нас что-нибудь есть?»

Из комнаты доносилось щебетание жены. Семен Ефимович поднялся и открыл холодильник: ни в дверце, ни в отсеках спиртного не было. Он прошел в гостиную, где в одном из шкафов стенки имелся бар, и открыл дверцу. Слава богу! Перед глазами предстала почти полная бутылка молдавского бренди. Сопровождаемый удивленным взглядом жены, продолжавшей телефонную беседу, Кац вернулся на кухню, налил себе полный стакан, одним махом выпил и только тогда принялся за ужин. На орех он больше не смотрел, но присутствие этого предмета где-то рядом все равно ощущалось.

Когда вошла жена, Кац наливал себе уже второй стакан. «Сеня, может, ты скажешь, что с тобой происходит? – спросила она. – Ты никогда не пил в одиночку и без повода. И вообще: последние два дня я тебя совершенно не узнаю». Разговаривать с ней не было никакого желания: слишком долго пришлось бы объяснять вещи, в которых Кац и сам еще не разобрался. Ясным становилось одно: орех непостижимым образом появляется вновь и вновь в разных местах, словно собака, не желающая терять своего хозяина. Но собаки не проходят сквозь стены, а этот… Мало того, он еще и привязывает к себе Семена Ефимовича, явно влияя на его настроение, когда обретает малиновый цвет, – а именно вызывает безотчетный гнев. Как он оказывается в местах, куда предмету невозможно попасть без помощи извне? Как он, например, очутился здесь, на кухне, если был выброшен на стоянке из машины? Ответов на возникшие вопросы не было, однако все это время жена, что его сильно раздражало, стояла у плиты, подбоченясь и вперив в него вопрошающий взгляд. Стараясь говорить спокойно, Семен Ефимович объяснил как мог:

– Не знаю. Захотелось выпить – и всё. Устал. Я ведь для тебя хотел жалюзи повесить. Вот, настраиваюсь морально.

– Так что же ты мне тут понавешаешь, пьяный-то?

– Никакой я не пьяный. Сейчас вот остатки добью – и за работу.

Жена покачала головой и, удаляясь в глубь квартиры, бросила:

– От мамы тебе привет.

– Спасибо.

Кац допил бренди, доел горячее и поставил грязные тарелки вместе со стаканом в раковину. Теперь, чтобы хоть как-то задобрить жену, надо найти дрель и повесить эти чертовы жалюзи. Приподняв сиденье уголка, он увидел знакомый пластиковый ящичек с ручкой. «Здесь она, отлично! – подумал Кац. – И не надо на балконе рыться». Там же, рядом с дрелью, лежала еще не открытая картонная упаковка с новыми жалюзи. «Там и саморезы должны быть, – подумал Кац, взрезая упаковку. – Точно, вот они». Обнаружив саморезы, Кац обрадовался, так как это экономило время. У него был свой пакет с саморезами самых разных размеров, но он-то точно хранился на балконе, и чтобы его найти… В общем, целая история. А сейчас все складывалось наилучшим образом. Кац повеселел и даже проверил взглядом орех. Цвет у непрошеного гостя поблек и приблизился к серебристому, как было в самом начале их «отношений». Насвистывая, Семен Ефимович вошел в комнату, где перед телевизором сидела жена. Показывали очередной сериал-новодел.

– Оль, жалюзи с какой стороны крепить?

– Что значит – с какой?

– Ну как… Можно с внутренней прикрутить, а можно и с внешней – на лоджии.

– А, вот оно что… Пойдем тогда посмотрим, как лучше.

Она встала с кресла, и супруги прошли в кухню. Семен Ефимович поднял жалюзи на вытянутой руке и прислонил к месту, где собирался крепить.

– Вот смотри. Вроде все удобно. Но если ты опускаешь – эта толстая штанга ложится прямо на твои цветы.

Кац продемонстрировал, как опускается система. Концевая штанга действительно ложилась на хрупкие побеги, а переставлять горшки с цветами было некуда.

– Да-а… А если с обратной стороны?

Кац проследовал на лоджию и показал все еще раз. Теперь штанга аккуратно села на внешний подоконник кухни, ничему не мешая.

– Конечно, давай снаружи, – сказала Ольга. – Хотя придется все время на лоджию выходить… Но по-другому ведь никак. Сколько это у тебя займет?

– С полчаса. Ты ведь все равно телек будешь смотреть?

– Пока да. Если сериал дрянь – приду посуду мыть.

– Ясно.

Семен Ефимович принялся за дело. Выйдя на лоджию, он сделал карандашом метки для отверстий, включил дрель в розетку и начал сверлить. Кирпич над оконными рамами подавался легко, но по той же причине после двух просверленных отверстий все волосы у него покрылись рыжей пылью. «Надо было шляпу из газеты соорудить, теперь башку придется мыть, – с досадой подумал Кац. – Тем более еще четыре дырки сверлить». Он бросил взгляд на орех, лежащий на внутреннем подоконнике кухни: его «спутник» тоже окрасился в рыжий цвет. Окно было закрыто, и кирпичная крошка могла падать только на сверлящего. Почему же и орех поменял цвет? В кухне появилась жена. Сняв с крюка передник, она подошла к раковине и начала завязывать за спиной тесемки.

– Оль! – крикнул Кац с балкона. – Ты не посмотришь – орех какого цвета?

Ольга Валентиновна взяла орех в руки и поднесла к глазам.

– Оранжевый.

Кац почувствовал нарастающее сексуальное возбуждение.

– Странно. На меня тут крошка кирпичная просыпалась, но стою-то я через стекло. Как она на него могла попасть?

Жена еще раз осмотрела орех и сказала:

– Это никакая не крошка. Он гладкий. Просто цвет такой.

Потом пригляделась к Семену Ефимовичу и расхохоталась.

– Ну прямо клоун! Закончишь – сразу в ванную: голову мыть.

– Он не горячий?

– Теплый. На солнце нагрелся, наверное.

Положив орех на место, Ольга подошла к раковине и включила воду. Семен Ефимович хотел было продолжить работу, но что-то его остановило. Как завороженный, он смотрел на жену, занятую мойкой посуды, – вернее, не на нее саму, а на ее ходящие влево-вправо ягодицы. Наступила сильнейшая эрекция. Семен Ефимович, не соображая, что делает, бросил дрель, прошел быстрым шагом на кухню, задрал Ольге Валентиновне халат, проник в нее сзади и тут же кончил. Жена даже поначалу не сообразила, что произошло.

– Что с тобой, Сеня? – испуганно спросила она, поднося намыленную посудную губку к ногам, по которым стекала сперма.

Семен Ефимович промямлил:

– Прости, Оль. Сам не знаю, что на меня нашло.

– Ты случайно умом не тронулся? Я тебя совершенно не узнаю. Зачем было пить? Нет, нам надо поговорить.

Кац виновато посмотрел на нее, а потом на орех. А тот уже сменил свой цвет на первозданный – серебристый. У Семена Ефимовича вспыхнула догадка, обретающая все более явные доказательства: этот сплав влияет на его настроение. Нет, не влияет даже, а создает.

– Знаешь, Оль…, – неуверенно начал он. – Я понимаю, как выгляжу со стороны. Да, давай поговорим, но только перед сном. Мне надо сделать кое-какие выводы.

– Да когда угодно. Если тебя что-то сильно беспокоит, лучше поделись. Я пойму. Только соберись и не волнуйся.

Когда жена ушла в ванную, чтобы привести себя в порядок, Кац продолжил работу. Из-за рыхлости материала дырки в кирпиче получились шире, чем нужно, и пришлось копаться в коробках с инструментами и всякой мелочью, чтобы найти дюбеля. «Иначе все выпадет к чертовой матери», – подумал Семен Ефимович. Вогнав дюбеля молотком, он без труда завернул в крепеж саморезы, навесил жалюзи на их шляпки, а потом намертво зафиксировал конструкцию отверткой. Подняв и опустив несколько раз створки с помощью шнурка, Кац удовлетворенно крякнул и отправился за женой. Показав ей, как управлять подъемом, опусканием и фиксацией створок, и выслушав слова благодарности, он сложил инструменты, смел кирпичную крошку с балкона и уселся в комнате в кресло.

Уже почти девять вечера, а солнце и не думает садиться, подумалось ему. Может, она все-таки не будет приставать с расспросами? Как бы ее пораньше спать уложить? В комнате было светло, и Кац, не любивший читать при лампах, решил воспользоваться моментом и полистать бесплатную окружную газету, которую им каждую неделю клали в почтовый ящик. Газета лежала на столике еще с выходных, но руки до нее никак не доходили. «Если читать тут нечего, порешаю хотя бы сканворд, всё себе занятие», – решил он. Подспудно Семен Ефимович сделал попытку проанализировать поведение ореха и вспомнить, в какие цвета он окрашивался, когда ему передавалось чувство гнева или вот как сейчас – сексуальное возбуждение. Ясно было одно: все цвета относились к красной полосе спектра. Но в красном немало оттенков… Голова после бренди была тяжелой, и вспоминать, а тем более систематизировать события отказывалась. Кац понял, что если он хочет избежать объяснений с женой, то лучше не ее уговаривать лечь пораньше, а брякнуться в постель самому, чуть ли не сейчас. Пойти в душ, отмыть голову – и спать! Когда он так решил, жена, судя по скрипу ящиков комода, находилась в спальне. «Белье сортирует», – подумал он и направился на кухню проверить орех. Цвета предмет не поменял – серебристый. Довольный, будто речь шла о живом питомце, больше не демонстрирующем признаков заболевания, Кац прошлепал в ванную.

В спальне, куда Кац вошел с чистыми и причесанными волосами, Ольги не было. Хотя по утрам на работу Ольга теперь не вставала, спать она все равно ложилась раньше мужа. На сей раз ситуация выглядела иначе, хотя, правда, и время было детское. Прежде чем лечь, Кац положил на прикроватную тумбочку мобильник с включенным сигналом побудки, а затем, чтобы не раздражать жену отсутствием такта, зашел в гостиную пожелать ей спокойной ночи.

– Ты что, уже спать? – удивилась Ольга, увидев мужа раздетым. – Десятый час только!

– Да голова что-то тяжелая. И жалюзи эти еще…

– Скажи лучше, что перебрал.

– Не без этого. Пойду я, Оль. Спокойной ночи.

– Завтрак в холодильнике, как всегда.

– Спасибо. До завтра.

«Вроде правда – забыла. Или неохота напрягаться на ночь глядя», – с облегчением подумал Семен Ефимович и лег спать. И только он начал уплывать от реальности – в постель юркнуло человеческое тело и накрыло его теплой рукой.

– А ты надеялся, наивный, что я все так оставлю? – язвительно спросила жена. – Давай, колись.

Кац вздохнул и повернулся спиной к жене.

– Это всё орех.

– Что-о?

– Орех, орех.

И Кац рассказал ей о своих опасениях, пока еще смутных. После всех сегодняшних событий он думает, что это орех, меняя цвет и температуру, задает ему настроение и манеру поведения, – причем и то и другое в агрессивной форме. Особенно он укрепился в этом мнении после нападения – «Да, я считаю это сексуальным нападением!» – на свою жену на кухне, когда орех изменил цвет на рыжий.

– На оранжевый, – поправила Ольга.

– Да какая разница! Как только он стал такого цвета, я почувствовал, что не могу сдержать желания. Хорошо, что ты оказалась рядом.

– Значит, получается, если тебе приспичит где-нибудь на улице – ты на первую же бабу и кинешься?

Кац задумался.

– Хороший вопрос. Нет, это исключено. Но захотелось мне очень сильно.

Ольга Валентиновна повернулась к мужу.

– Знаешь, все это похоже на бредни. Но беда в том, что я слишком хорошо тебя знаю. Поэтому все, что ты рассказал, заставляет меня волноваться. Я не могу ощущать то же, что и ты, и не могу судить, правдивы твои догадки или нет. Давай-ка спать. Завтра будет новый день – там и поглядим.

– Давай, – обреченно согласился Семен Ефимович.

Утром, встав по будильнику, Кац тут же прошлепал на кухню и проверил орех. Никаких изменений после вечера: серебристый цвет и комнатная температура. «Слава богу, подумал он, – и пятница сегодня, наконец-то». Нельзя сказать, чтобы неделя выдалась трудной, но появление ореха, конечно, перевернуло все с ног на голову. Позавтракав и выкурив сигарету, Кац, не тревожа спящей жены, пошел в ванную, чтобы побриться и принять душ. Включив воду и покрыв щеки и кадык пеной, задумался: брать с собой орех или нет? Вчерашние события пока не укладывались в четкие рамки: если он оставит орех дома – не окажется ли тот по собственной прихоти в машине или в лаборатории? В лаборатории еще куда ни шло, а поездка в машине в состоянии неуправляемого гнева, как вчера утром, совсем не вписывалась в его планы, – так по дороге и дров наломать можно. Завершив водные процедуры, Семен Ефимович неспешно оделся и взял-таки орех с собой, только положил его не в карман брюк, а в сумку. Всю дорогу за рулем он провел в размышлениях, насколько различаются по времени перемена цвета ореха с резкими перепадами в его настроении. За прошедшие сутки он не зафиксировал эту разницу, так как просто не успел уловить взаимосвязь. Если настроение меняется раньше, чем цвет, то тогда, может, и орех здесь ни при чем. А если позже, то очень даже при чем. Через какой промежуток времени ожидать прихода агрессии или неконтролируемого сексуального желания? Он ведь вращается в коллективе, который все видит, – и к любой из этих неприятностей надо быть готовым загодя. Впрочем, все можно будет выяснить сегодня, – только орех должен постоянно находиться под его контролем.

В лаборатории Кац положил орех на стол прямо перед глазами – рядом с карандашницей. Как только подтянулись Карпов, Васин, Зиден и Овечкин-Портнов, завлаб запросил у каждого данные о текущих проектах и, получив их, принялся изучать. Орех вел себя смирно, и благодаря этому Кац, как он думал, пребывал в благодушном настроении, хотя и нашел у подчиненных кое-какие нестыковки в замерах – а за это не мешало сделать втык. Ближе к обеду зазвонил внутренний телефон. «Кого еще черт несет? Все ведь на собрании вчера обкашляли», – поморщился Семен Ефимович и снял трубку.

– Лаборатория.

– Семен Ефимович, это вы? Здравствуйте, – прощебетал женский голос.

– Добрый день. Кто говорит?

– Это Щелкунова. Я по поводу…

– А, Галина Викторовна! – обрадовался Кац, потому что звонок от нее не сулил никаких неприятностей. – Чем могу?

– Я относительно Егорова. После нашего вчерашнего разговора.

– Какого Егорова?

– Ну, Андрея… Андрея Леонидовича. Он был у вас вчера.

Семен Ефимович сообразил, что речь идет о новеньком, просто он начисто забыл его фамилию.

– А, ну да! Помню, прекрасно помню. Что вы решили с датой выхода?

– Мы без окончательного согласования с начальством, а в данном случае начальство – это вы, ничего не решаем, мы только оформляем, – ответила Щелкунова вкрадчивым голосом. – Если вы не против, давайте вместе сходим на обед и определимся с датой.

Семену Ефимовичу было абсолютно все равно, с какого дня выйдет на работу новенький, и он мог бы сейчас назвать любую дату. Но перспектива пообщаться с этой смазливой бабенкой в неформальной, можно сказать, обстановке его остановила.

– Нет, я не против, хотя дал это дело вам на откуп. Минут через двадцать вас устроит?

– Более чем.

– Тогда… э-э… в половине первого у входа в столовую.

– Отлично, до встречи.

Кац повесил трубку.

– Ефимыч, ты что, не с нами сегодня? – спросил со своего места Вован.

– Подслушиваешь? Нехорошо, – беззлобно заметил завлаб. – Вопрос тут насчет этого новенького…

– Андрея?

– Ну да. В кадрах хотят, чтобы я решил, когда ему выходить.

– А ты что?

– Согласился обсудить – а что еще?

– То есть мы на обед без тебя идем?

– Выходит, так.

Это был редчайший случай, когда Кац ходил обедать без своих. Он помнил, что около года тому назад посещал столовку с главным проектировщиком по зданиям, и тогда именно перед обедом встал вопрос, требовавший срочного решения. Его пытались уломать переехать в другой корпус, а лабораторию отдать под какие-то неведомые нужды. Другого места для встречи не нашлось, да и время было подходящее – обеденное. В тот раз Семен Ефимович уперся рогом и лабораторию свою отстоял. Сегодняшний вопрос, конечно, не стоил и выеденного яйца, но раз уж просят…

Вован оглядел коллег.

– Во сколько двинем, мужики?

– Да хоть сейчас!

Зиден, Васин и Овечкин-Портнов быстро собрались и присоединились к Карпову, который уже ждал в дверях.

– Приятного вам! – бросил на прощание Кац.

– И тебе приятного! – ответил за всех Вован. – Тем более с дамой, приятной во всех отношениях.

«Братва» ушла, а Семен Ефимович бросил прощальный взгляд на орех – его он с собой решил не брать – и тут же встрепенулся: на предмете появился рыжеватый налет, едва-едва заметный. Тронув орех пальцем, Кац ощутил, что температура его никак не изменилась: она была не больше той, что выдавал кондиционер, установленный на 20 градусов по Цельсию. Но почему вдруг этот цвет? Сразу вспомнились вчерашние события: кирпичная крошка из-под сверла, оранжевый орех, жена у кухонной раковины, – одним словом, в памяти промоталось все. Главное, что поделать с собой вчера он ничего не мог: словно неведомая сила управляла его членом и им лично. Сейчас подобный сценарий совершенно недопустим, потому что у него будет спутница, а что самое страшное – спутница эта весьма привлекательна. Кац еще раз изучил окрас ореха, на сей раз самым придирчивым образом. Да, рыжеватость наблюдалась, но еле уловимая. Может, это от солнца? Он подошел с орехом к окну. Теперь, в лучах дневного света, предмет выглядел вроде бы естественно, без оттенков. «Да что я в самом деле! – подумал Семен Ефимович. – Зассал из-за какой-то хероты. Вперед и с песней, не хватало еще на встречу с опоздать». Он бросил орех на стол и вышел из лаборатории.

Щелкунова уже ждала у входа. Когда Кац приблизился, она, покачивая головой, наигранно пожурила: «Ах, Семен Ефимович, нехорошо на свидание с девушкой опаздывать!»

– Начальство не опаздывает, а задерживается, – улыбнувшись, нашелся Кац. – Просто мои ушли раньше, а я пока дверь запирал, то да се…

– Ах, да, я видела только что, как они вошли.

– Ничего ведь страшного?

– Нет, конечно. Пойдемте обсудим нашу тему.

И Кац, увлекаемый Щелкуновой под локоток, оказался в заводской столовой. Народу было – не продохнуть: самое ходовое время. Кац со своими, чтобы избежать столпотворения, обычно приходил позже. Тем не менее, когда он и Щелкунова отошли от кассы с полными подносами, им почти не пришлось ждать, когда освободятся места. Семен Ефимович заприметил, как какие-то два незнакомых мужика – из работяг, наверное – стали приподниматься со своего стола буквально в пяти метрах. Чуть тронув подошвой ботинка туфельку своей спутницы, он показал подбородком в их сторону. Для делового разговора стол оказался что надо: на два места, а не на четыре, как большинство, и у самой стены.

Когда расставили тарелки с едой, Кац спросил:

– Так в чем проблема, Галина Викторовна?

– Да особо ни в чем. Просто он мне сегодня звонил, Егоров, и сказал, что готов выйти с понедельника. Это вас устроит? Сможете обеспечить его объемом работы?

– Обеспечим, разумеется. Иначе бы вчера я не оставил решение за вами.

– Вот и прекрасно. Тогда я его уведомлю сегодня же.

– С понедельника?

– С понедельника. Место найдете, куда посадить?

– Найду. Вы еще, помнится, говорили, что доставить ему компьютер, мебель и телефон – не проблема?

– Абсолютно.

– А вот насчет софта я хотел бы поговорить с сисадмином. Сам.

– Хорошо. Прислать его к вам сегодня?

– Нет, в понедельник утром. Как появится Егоров, пусть приходит – и мы все обговорим втроем.

– Значит, я могу быть уверена, что в тягость он вам не будет?

– Да что вы об одном и том же? Будет он просиживать штаны или нет – это должно меня беспокоить. А я уже сказал: не будет. Или…

– Или что?

– Или у вас к нему личный интерес?

Щелкунова покраснела. Хотя в столовой было жарко и заметить это не представлялось простым делом, Семен Ефимович заметил.

– Вы, помню, после летучки обмолвились, что давно его знаете. Откуда, можно полюбопытствовать?

Галина Викторовна, не найдя что сказать – или не желая этого, – дала настолько уклончивый ответ, что Кац ничего не понял.

– Вы очень дотошны, Семен Ефимович. Помните, как в «Криминальном чтиве» герой Траволты допытывался в баре у Мии Уоллес, за что Тони по кличке Страшила был выброшен из окна и пролетел четыре этажа?

– Я не смотрел этот фильм.

– Так вот: герой Траволты хотел узнать, делал тот «черный жирный брат» ей массаж ног или нет. И спросил об этом в первый подвернувшийся момент.

Семен Иванович уставился на Щелкунову. Что-то притягивало его к ней, и он четко понял это только сейчас, после нескольких месяцев шапочного знакомства. Фильма он видел, поэтому суть ее фраз не раскусил, но в данную минуту ему было приятно наблюдать ее смущение и легкую растерянность. Вот так она выглядит, когда ее раздевают перед половым актом, почему-то подумал он. Поймав взгляд Каца, Галина Викторовна собралась и выдала:

– С ним я потеряла девственность. Он был моим одноклассником.

Семен Ефимович никак не ожидал такой откровенности.

– И вы это так спокойно говорите?

После признания Щелкунова обрела прежнюю уверенность.

– Никому другому не сказала бы. А вот вам говорю… И даже не знаю, зачем.

– Не знаю, заслужил я или нет, но… я признателен.

Ворошить эту тему дальше было бы бестактно, но домыслов откровенность Щелкуновой давала множество. Если бы речь шла о любой другой женщине, Кац бы и ухом не повел, услышав то, что услышал, но зам по кадрам в своей новой окраске, появившейся буквально за двое суток, теперь вызывала его живейший интерес.

– Вы только не думайте, что между нами что-то есть, – словно предупреждая его мысли, быстро проговорила Щелкунова. – Я замужем, и счастливо, а сообщила вам это просто… просто по-честному. Ведь его трудоустройство происходит с моей подачи. Не поверите, но после школы – а прошло уже двадцать с лишним лет – мы до сих пор встречаемся всем классом. Конечно, чем больше проходит времени, тем меньше людей приходит, и вот… Этой весной на последней встрече в кафе он мне сказал, что ищет работу.

– Ясно, ясно. Я все понял. Можно закрыть тему.

Остаток обеда прошел в молчании. Когда вставали, Кац сказал:

– Я провожу вас до кадров?

– Хорошо.

По пути обратно тоже ни о чем не говорили. Прощаясь у дверей, Щелкунова почему-то заявила:

– А вы при близком общении совсем другой человек.

– Вы тоже, причем в самом положительном смысле, – не растерялся Кац. – Ну что ж, приводите своего Егорова в понедельник, все организуем, как договорились.

– Он не мой.

– Прошу прощения. Это слово «свой» – оно как паразит.

– Прямо с утра?

– Прямо с утра.

В этот момент дверь открылась изнутри, и собеседников едва не сшибла Федосеева.

– Ох, Семен Ефимович, здрасьте! Какими судьбами?

– Да вот… Обсуждали выход нового сотрудника.

– А-а, Егоров! К вам в лабораторию!

– Точно так.

– Договорились?

– Да. Жду его в понедельник.

– Ну, вот и прекрасно. Галочка, я на обед: если будут спрашивать, скажите, что я через часик.

– Хорошо, Римма Сергеевна.

Когда главная кадровичка повернулась к ним спиной, Кац легонько пожал ладонь Щелкуновой и, ни слова не говоря, отправился к себе. По дороге он пытался разобраться, что нового открылось для него в этой женщине. Что он знал о ней раньше? Да, симпатичная, да, за словом в карман не полезет. Работает по принципу «сказано – сделано». Теперь, после столь неожиданного признания, все изменилось. Кац чувствовал к ней нечто среднее между отцовской любовью и стремлением к инцесту. У него даже возникла эрекция, хотя в его уже почтенном возрасте после вчерашнего фактически изнасилования Ольги Валентиновны, с интервалом лишь в полсуток, новая не могла наступить ни в коем случае. Это было проверено временем. «Ну и дела!» – удивился Семен Ефимович, засовывая руки в карманы и пытаясь изнутри сдвинуть член вбок, чтобы не топорщились брюки. Когда он вернулся на место, орех был окрашен в оранжевое.

По пятницам рабочий день на «Салюте» заканчивался в 16:00. Шел уже четвертый час, когда Семен Ефимович после тягостных раздумий о грядущих последствиях для их отношений с женой шага, который он задумал, все-таки решил угостить коллектив спиртом в честь завершения рабочей недели и пополнения штата. Конечно, по гамбургскому счету это был вовсе не повод, но уж больно он в душе настрадался. Голове требовался отдых от роя мыслей, да и «братва» обрадуется. Конечно, была альтернатива снять стресс дома. Но он знал, что Ольга, если принести домой бутылку, расслабиться не даст. Начнет пилить, с какой, мол, стати ты вздумал портить мне пятничный вечер и тому подобное. Он дождался, когда в лаборатории воцарится полная тишина – Овечкин-Портнов, зараза, долго распечатывал какие-то бумаги на принтере, – и, ни на кого не глядя, вынес предложение куда-то в потолок:

– Ну что, спрыснем конец недели?

За всеми столами ажиотажно заерзали, и первым, конечно, ответил Вован:

– Честь и хвала тебе, Ефимыч! Да и повод железный – новенького взяли…

– Новенький – это не повод. Вернее, повод, но только при его непосредственном участии. Причем он сам проставиться должен. Кстати, интересно, дотумкается он до этого в понедельник или нет?

Члены коллектива задумчиво переглянулись.

– Это ценное замечание, опять ответил за всех Карпов. – Но, понимаешь, все покрыто мраком: первый день ведь, может застрематься. И потом он вообще не в курсах, как у нас тут с этим делом.

– Верно, – ответил Кац. – Значит, этот повод ждет до понедельника. А сегодня мы по-простецки, без всяких поводов. Прошла неделя – и…

– …и хер бы с ней! – негромко отчеканил хором свою фирменную шутку коллектив.

– Тогда сейчас, как и в среду: пьем спирт. Или кто-нибудь за благородным пойлом побежит?

– Да нет, нет… А какой смысл? Вернешься – уже пятый час! – раздались ответы.

– Значит, у нас есть все, кроме закуски. Овечкин, у тебя яблоки на сей раз…

– Нету. Я брал с собой пару, да днем съел. Если б знал…

– Тогда вот тебе мелочь, сбегай в буфет за бутербродами, пока он не закрылся. Ну, а мы здесь, пока то, пока сё… Стол бумагой накроем, водички нальем из кулера. Тебя дождемся – вот уже и четыре.

Во время приготовлений Семен Ефимович, которому уже черти казались там, где их и быть не может, бросал косые взгляды на орех: он уже знал, что малиновый цвет – это цвет его, Каца, необъяснимого гнева, а оранжевый – цвет его же, Каца, сексуального возбуждения. А ведь употребление спиртного – тоже вещь, которую моралисты и богобоязненные люди не приветствуют. В среду и в четверг, когда баловался алкоголем, Кац не обращал внимания на орех, – ведь тогда он еще не понимал, что почем. Сейчас ему стало интересно: может, в преддверии пьянки или во время нее орех окрасится во что-то новенькое? Пока же он был серебрист, и свой первозданный цвет приобрел почти сразу после встречи Семена Ефимовича с Щелкуновой.

Вернулся Овечкин-Портнов с бутербродами. «Последние взял! – объявил он. – Буфетчица уже закрываться собралась. Решила, говорит, еще пару минут подожду: может, кто зайдет и купит, что осталось. Тут-то я и нарисовался!» Коллеги согласились, что здесь не обошлось без везения, ибо в случае неудачи пришлось бы идти на крайние меры – чуть ли не рукавом занюхивать. Когда все расселись и налили из канистры по первой, Семен Ефимович по заведенной традиции произнес начальный тост. Достижений, о которых стоило говорить особо, не было, поэтому волей-неволей пришлось упомянуть приход нового человека и пожелать, чтобы он достойно вписался в коллектив. Выступивший со стороны подчиненных Вован высказал мысль, что новенького надо включать в работу без раскачки, по полной, и для начала пусть, сука, доведет начатое дело до конца, – а именно предоставит им всем подробные данные о составе ореха. Ну да, ну да, загалдел коллектив: раз уж с самого начала маху дал, так пусть доводит до конца. А вдруг – новое слово в науке? Семену Ефимовичу эта мысль показалась чрезвычайно интересной, ибо орех все больше и больше проникал в его внутренний мир и уже вовсю, можно сказать, лепил его поведенческий образ. Он так и объявил: первое, чем займется в понедельник Егоров – исследует свойства ореха, но не с кондачка, как в день визита, а по всем дотошным правилам.

Разговор за столом шел динамичный, поднимались и обсуждались самые разные темы, что было, в общем-то, в диковинку для давным-давно сложившейся рабочей группы. Именно по этой причине Кац решил не звонить сейчас жене, тем более что никто здесь сегодня не планировал засиживаться. «Еще пару-тройку раз дерябнем – и по домам. А то позвоню – начнет плешь проедать насчет машины: мол, даже не думай за руль садиться. А на кого я здесь „пижона“ до понедельника оставлю? Что я, больной, что ли?» – вот что обмозговал он для себя, и после этого вернулся мыслями и эмоциями к пьющим.

Ничего особо запоминающегося во время мероприятия не произошло, как Семен Ефимович и предполагал. Провели за столом всего около часа, и народ потихоньку засобирался по домам в предвкушении выходных. Кац положил орех в сумку, предварительно убедившись, что, несмотря на предосудительное поведение, то бишь пьянку, предмет сохранил свой обычный металлический отлив. И вновь Ольга Валентиновна была недовольна его ездой «под газом». Это произошло уже второй раз на неделе, чего за их совместную жизнь не происходило вообще никогда, и к тому же была пятница, конец рабочего дня накануне двух дней отдыха: гаишники, по ее словам, на дорогах в это время просто лютуют. «Ты что, хочешь лишиться прав?» – спросила она вместо приветствия, мгновенно оценив состояние появившегося на пороге мужа. Что ответить, Кац не нашелся, да и не мог он найти объяснений. Он подумал было, как накануне, провести и этот вечер в относительном одиночестве, но осознавал, что на сей раз жена на его поведение обидится, и сильно.

– Ты ужинала? – спросил он, когда вошел в кухню в домашнем.

– Нет еще.

– Тогда, может, вместе?

Кац положил на стол орех.

– Сам принес или… опять? – покосилась жена.

– Сам, сам. Зачем себе неприятности создавать? Когда я его ношу с собой, он спокоен. Так вместе будем ужинать или как?

Жена странно посмотрела на Семена Ефимовича, потом на камень и сказала:

– Вместе. Только я и есть-то не хочу по такой жаре. Сейчас тебе разогрею, а сама чаю попью.

Пока Ольга возилась с микроволновкой и расставляла приборы, Кац прикидывал, стоя у окна, какую программу отдыха выбрать на завтра. Он знал, что жена поддержит любое его предложение, – главное, чтобы они провели время вместе. Семен Ефимович отдавал себе отчет, что за время сидения дома одиночество ей порядком надоело. Вот почему даже такие его короткие задержки на работе, как сегодня, она встречала в штыки. «В парк с ней, что ли, сходить? – подумал он. – С весны там не были, а его вроде собирались благоустраивать. Посмотреть хоть, что там сделано».

Когда Кацу было велено сесть за стол, он озвучил свое предложение. Ольга Валентиновна с удовольствием согласилась, сказав, что ей было бы интересно посмотреть на перемены, тем более что в такую жару прогуляться в тенистом парке – это совсем другое дело, это не по уличным тротуарам шастать.

– Вот и порешили, – заключил Кац. – Значит, проснемся, выпьем кофейку и не спеша начнем собираться.

Утром Ольга еще спала, когда Кац вышел в кухню, чтобы выкурить свою первую сигарету. Первым делом он метнул взгляд на орех, и тот показался ему рыжим. Что находка вновь изменила цвет, Семен Ефимович не был уверен, потому что кухню заполняло солнце, и орех мог просто бликовать. То, что это не блики, Кац понял, вернувшись в спальню, чтобы просто проверить, проснулась жена или нет. Нет, она спала, и, видимо, во сне, подсознательно спасаясь от жары, скинула с себя одеяло. Семен Иванович почувствовал мощнейшую эрекцию, подлег к жене и вошел в нее, даже не будя. Ольга Валентиновна зашевелилась, опять не понимая, что происходит. Но на сей раз оргазм, в отличие от случая в четверг, она испытать успела.

– Сеня, что это было? – спросила она, отдышавшись и открыв глаза.

– Извини, что разбудил. Ты так аппетитно лежала, я просто не сдержался, – начал смущенно оправдываться Кац.

– Опять орех? – посмотрела она на него немигающим взглядом.

– Он самый…

– Ну что же, это лучше, чем спирт на работе лопать.

Ольга Валентиновна как-то очень сердечно вздохнула, встала и быстрым шагом удалилась в ванную, придерживая ладонью вытекающую из нее сперму. Пока она принимала водные процедуры, Семен Ефимович анализировал происходящее. Теперь все ясно как божий день. Интенсивный рыжий цвет ореха – или оранжевый, какая разница? – сулил ему сильнейшее половое возбуждение, и хвала судьбе, что пока два происшествия случились дома, где «под рукой» оказалась близкая женщина. А если что-то подобное случится на работе? Кац тут же вспомнил вчерашнюю откровенность Щелкуновой, которой никак не ожидал. А ведь вчера случилось, когда он возвращался с обеда в лабораторию, правда, не до такой нестерпимой степени. И поджидавший его орех тоже был рыжим. И вот только что эта необъяснимая сердечность Ольги, хотя вчера перед сном она даже не пожелала ему спокойной ночи… Не толкает ли орех женщин на близость и откровенность с ним? Вот что кровь из носу предстояло проверить. Но как – большой вопрос. «Хорошо еще, что он перестал „злиться“ и краснеть, и я больше не чувствую гнева, – подумал Кац. – А то ведь в таком состоянии…» В этот момент жена вышла из ванной с перемотанной полотенцем головой. Подойдя к мужу и ласково взъерошив ему волосы, сказала:

– А ты все валяешься, ничего себе!

– А куда мне? Душ-то ты заняла.

– Мог бы и присоединиться. Вместе, как раньше, помнишь? – кокетливо ответила Ольга.

– Помню, конечно. Но я как-то не решился.

– Ладно, сейчас высушу голову, а ты давай собирайся.

В парке, находящемся в километре от их дома, было немноголюдно: горожане в этот жаркий августовский день разъехались по дачам. Действительно, территорию за несколько месяцев их отсутствия значительно благоустроили: появились новые велосипедные дорожки и столы для пинг-понга, а допотопные тропинки одели в керамическую плитку. Походив с час и полюбовавшись под конец прудом и плавающими утками с потомством, пара повернула к дому. На обратном пути стало припекать, и пока супруги отмеряли по асфальту тот самый километр, Кац изрядно вспотел.

– Сейчас бы пивка холодненького, – озвучил он жене свою мечту, подходя к дому.

– Что, от спирта голова бо-бо?

– Да нет, жарко просто.

– Ладно, зайди в магазин и возьми, а я, пока тебя не будет, душ приму. Жарко, действительно. Во что положить-то у тебя есть?

– Да я на кассе пакет куплю.

Когда Семен Ефимович зашел с тремя бутылками пива в квартиру, Ольга болтала по телефону. Не обратив на данный факт внимания, он переобулся и, прежде чем открыть на кухне первое пиво, проверил орех. Он опять порыжел. «Вот дела! – удивился Кац. – А эрекции вроде нет»… Глотки из кружки его освежили, стало не так жарко. «Подожду, пока она договорит и сходит в душ, а потом уж и я», – подумал он. Вошла голая жена.

– Серега звонил из части.

– Ну, как он там?

– У них сегодня парко-хозяйственный день. Убирали территорию, а сейчас, говорит, отдыхают.

– Все нормально, значит?

– Ну да. Ладно, я в душ.

Обернувшись у двери в ванную, она опустила глаза и сказала полушепотом:

– Хочешь – заходи.

У Каца от этих слов заныло в паху, и он оказался под потоком воды тут же вслед за ней. Уже когда вытирались, Ольга Валентиновна, задержав на нем взгляд, неожиданно спросила:

– Тебе не кажется, что мы вернулись в молодость?

– Возможно, – буркнул Семен Ефимович, а про себя подумал: «Только неизвестно, сколько это будет продолжаться. Она думает, к нам вернулась острота чувств. Если бы! Ох, не кончится добром вся эта поебень».