Читать книгу Пилигрим - Олег Ока - Страница 3

Мужичок сидел на бетонном парапете и с видимым интересом смотрел на приближающегося Матвея. Выглядел он, как пугало огородное, в натянутой по уши вязанной шапочке непонятного тёмного цвета, синей рабочей куртке на два размера больше требуемого, такие-же штаны красовались в низу тела, и разбитые кроссовки дополняли образ. Таких людей по стране разбросано миллионы, это просто люди, живущие настоящим моментом, одетые в униформу, не имеющие ничего. И как потерявшие всё, что должно быть у человека, неисправимые, фатальные оптимисты.

«Лучшим доказательством ничтожества жизни являются примеры, приводимые в доказательство её величия.» – приветствовал он подошедшего цитатой Кьеркегора.

«Бетонными аргументами вымощена дорога лжи.» – ответствовал Матвей, ища глазами, куда-бы присесть. Он удивился, увидев выглянувшую из-под руки человека остренькую мордочку лохматой собачонки интересной – пятнами – рыже-бело-чёрной расцветки. Глазки собачонки дружелюбно оглядели его, не задерживаясь на карманах, она проворчала что-то одобрительное и снова спряталась под полу куртки друга.

– Молодец, – сказал мужик, глядя бесцветными, тоже с хитрой рыжинкой, глазами. – Соображаешь. Кто сказал?

– Не помню, – небрежно ответил Матвей. – Пусть будет я. Только с Камю я не согласен. Как и с Кьеркегором. Жить надо. Не нами дадено, не нам отрицать.

– Только нам-ли дадено? Или кому другому, а мы, как инсургенты, незаконно владеем?

– Хорошо, раз об абсурде заговорили, вспомни Камю – «Полная самоотдача и забвение себя.»…

Помолчали. Потом собеседник достал пачку сигарет «NZ», протянул Матвею, и тот вдруг с ужасом ощутил, как ему хочется курить. Дрожащими пальцами, стараясь аккуратно, достал сигарету, пошевелил пальцем, изображая, будто щёлкает зажигалкой, погрузил кончик в поднесённый огонёк, затянулся горьким дымом до головокружения, невнятно промычал слово благодарности.

– Меня звать Гера. Это ты о себе сказал – «забвение себя»? Фигура речи?

– Гера, это от – Герасим?

– Нет. И не от Геры, жены Зевса. Балбесы так слышат «Георгий», Жорж, по-старому.

– А ты что-ж, всерьёз полагаешь, что жизнь не стоит того, чтобы жить?

– Это вопрос относительный. И субъективный. Когда тебе двадцать-тридцать, и впереди вечность, конечно, это бесценно в полном смысле, сопоставить-то не с чем. Единственное у этой штуки неправильное, как Воланд подметил – всё это имеет нехорошую особенность внезапно прекращаться. И чего тогда все сокровища?

– Это субъективно. Для того бедняги уже всё-равно, но если дышишь, и привык это делать часто, как-то неохота отвыкать. Как с курением. Все говорят, что это вредно. Но ведь нравится, иначе не курили-бы. А про забвение – да. Это я.

– «Люди выдумали науку, чтобы скрыть свой страх перед природой.» Есть хочешь? Да и согреться тебе не мешает, под дождём в мокрой обувке – самая болезнь. Только пройтись немного придётся. Здесь недалеко, за Балтийским вокзалом…

– У меня есть деньги…

– Это хорошо! – Гера с интересом посмотрел на Матвея. – Так давай зайдём сюда, в «Ленту», купим чего-нибудь к кофе. Кстати, и кофе у меня кончился. Дня три назад… А на интернет мне не положишь? Хотя-бы пару сотен?

– У тебя есть комп? – удивился Матвей. – По виду не скажешь.

– По статусу, ты хочешь сказать? – Гера не обиделся, шёл рядом, размахивая руками. – Нет, не комп, нашёл как-то в зале ожидания планшет, старенький, незаблокированный. Сдавать в полицию? Я на такие вещи смотрю просто – «Бог дал.», а от Божьих даров отказываться нельзя. Конечно, там сплошное враньё, в интернете, но я его вижу, это просто. А вот прогноз погоды – пока правда. Насколько возможно, конечно…

– Ты можешь различать ложь?

– Не ложь, как данность, а враньё в СМИ. Это на самом деле нетрудно. Смотришь, кому данная информация выгодна, и ради чего её сливают. Тут враньё само вылазит. А иногда это дозированная правда… Я «бизе» люблю, – смущаясь, сказал Гера, когда они проходили мимо кондитерских стеллажей. – Забыл уже вкус…

В гигантском зале универмага могло-бы поместиться здание Балтийского вокзала, но в отличие от вокзала, здесь было тепло и уютно. Между высокими стеллажами ходили толпы покупателей, толкали перед собой тележки для товаров. Матвей с блаженством чувствовал тепло, проникающее под сырую куртку, ботинки тоже промокли, но с этим ничего не поделаешь, оставалось надеяться, что ожидаемое гостеприимство Геры позволит просушиться и подумать о будущем. И он чувствовал озноб, по телу иногда пробегала дрожь, похоже на простуду, только этого не хватало!

– Здесь есть аптека? Похоже, приболел я. Надо какое-то лекарство, ты в них разбираешься? Говорят, водка с перцем помогает?

– Враньё! Расхожая мифология. Вот в баньке попариться, другое дело, но нету. Да и сердце здорово тратится. А водку я не пью. В смысле, совсем не пьющий.

Услышав это, Матвей взглянул на нового знакомца уже с интересом и симпатией. Сам он, откровенно говоря, решил, что Гера связался с ним, именно рассчитывая на выпивку… и теперь испытал облегчение, всё упрощалось.

Люди двигались мимо, сосредоточенно глядя на полки с товарами, будто решали кроссворды, что-то брали в руки, разглядывали этикетки, ставили обратно, или ложили в свои корзинки, они были серьёзны, словно делали главный выбор в жизни, чтобы через пару дней снова придти сюда, как в главный храм своей жизни, им это было важно, это составляло один из смыслов существования, здесь не было места шутовству, лёгкости, иронии…

– Возьми Дарье что-то вкусное, – сказал Матвей сквозь пелену, застилающую сознание, собачка осталась сидеть снаружи, у автоматических стеклянных дверей, глядя внутрь в ожидании друга, от дверей дуло тёплым ветром, ей не было холодно, только временами надо было отодвигаться в сторону, чтобы не затоптали спешащие люди, её глаза не отрывались от дверей, и на мордочке было написано терпение.

– Всё хорошее имеет конец, – сказал наконец Гера, когда корзинка стала ощутимо оттягивать руку. – Надо подумать, не забыли чего…

– Аптека, – напомнил Матвей, и Гера внимательно посмотрел на него.

– А ты, кажется, серьёзно попал… Надо лечиться. А у меня условия… Ладно, пойдём…

На кассе народу было не очень много, они расплатились, и Матвей с удивлением почувствовал облегчение кошелька. Всё-таки интересное явление – деньги, эквивалент труда, эквивалент товара… Эквивалент здоровья и жизни…

Провизор за аптечным стеклом совсем не ассоциировалась с жизнью, а тем более со здоровьем…

– Что-нибудь от простуды … – тяжело проговорил Матвей. – Таблетки, порошки, антибиотики, … не знаю.

– Семьсот рублей, в порошках, будешь брать? … – ей это было всё-равно.

– Подожди, подожди, не гони. Ты наши аналоги давай, чего ты эту химию суёшь? – встрял неожиданно Гера. – Диклофенак давай, пару упаковок, флуконазол, азитромицин, ну, и вот эту – антигриппин, пять порошков…

– За ними глаз да глаз нужен, всё стараются, что подороже, сунуть! А разница на порядок, а пользы ноль, только подсластителей намешано, это знать надо, они за это премию имеют, от перекупщиков, хорошо в интернете списки аналогов публикуют, представляешь, заграничные порошки – шестьсот, наши таблетки – тридцать, а действие одно и то-же… Хоть какая польза от интернета, а не знаючи и сдохнуть недолго, никаких денег не хватит. Вот пенсионеры, кто с интернетом не дружит, ведь не едят, всю пенсию отдают за эти микстуры заграничные, а аптекари разве подскажут? Да за это сразу на улице окажутся. Цивилизация! Спекулянты чёртовы миллионы делают на загранице, вместо того, чтобы наше развивать. А зачем? Там они валюту получают, а здесь? Тридцать рублей?

Дарья у дверей встретила их танцем на задних лапках, и прокрутилась юлой пару раз, выказывая восторг.

– Что, собакина дочь? Пойдём домой, вкусного тебе взяли, праздник живота у тебя сегодня, Дарька… Гостю нашему спасибо скажи… Вот подлечить-бы его ещё.

Мимо мокрого серого Балтийского вокзала они прошли Библиотечным переулком, Матвей предвкушал тепло, прилечь на что-то сухое, скинуть стылые, обжигающие ботинки, мокрые носки, впитать тепло… Они вышли на набережную Обводного канала, пошли навстречу ветру и секущему дождю.

– Здесь уже рядом. Только старайся держаться прямо, не дай Бог, подумают – пьяный, этого нельзя, подвести можем людей. Люди здесь нам навстречу идут, и стоит это дёшево, литр-два в месяц, понимают люди, что нельзя человеку на улице, да в такую мерзкую слякоть.

Матвей ничего не понимал, но уже не удивлялся, верил, что скоро всё будет хорошо, как надо.

– Слышал, наверное – «Красный треугольник»? Вся страна слышала, все в их обувке ходили, и дёшево, и надёжно, и хорошо. А теперь нет ничего. Говорят, признан банкротом, а я думаю – дешевле с Китая да с Европы возить обувь, чем свою делать… И голова за производство не болит… А такой завод был. Сейчас только один корпус арендаторы снимают, тоже спекулянты какие-то. Остальное всё пустое стоит, а свет и отопление есть… Охрана здесь не строгая, входят в положение… Если не хулиганить, конечно, и не высовываться. Так что, мы сейчас быстренько и незаметно прошмыгнём, и всё будет в порядке. Ванной у меня, конечно, нет, но помыться можно будет… Хотя, какая тебе помывка в твоём здоровье! Главное – тепло, плитка есть, сейчас кофе горячего, хотя, тебе лучше-бы какао, кажется, ещё есть немного, и молока мы взяли…

Гера оглянулся, приоткрыл дверь, и они ввалились в тёмный тамбур, под ногами, задрав голову, ждала собачка. Гера повозился в темноте, видимо отпирая какой-то секретный запор, скрипнула дверь, они прошли в темноту, и дверь снова была заперта. Здесь было потеплее и пробивался свет.

– Пойдём вниз, в полуподвал, там безопаснее и меньше вероятность, что кто-то нагрянет – здесь иногда пожарники бродят, на предмет возгораний, и таких, как я, гоняют, и откупиться от них нечем. Но на той неделе были, теперь должны не скоро объявиться…

– Миллениалы, центениалы, зоопарк развели, зато удобно, вроде как на тебе нет ответственности, всё – прогресс…

– Это ты о чём? – борясь с залипанием век и опускающимся сном после сытного ужина, Матвей уже совсем плохо соображал.

– Терминов напридумывали, интернет, эта помойка, ладно, вседозволенность и анонимность, так ещё и язык поганят, чтобы сбивать с мысли. Все эти посты, чаты, словечки поганые – «школота», «годнота», «сисадмины», и это ещё ягодки… Такое сказанут, бывает, а ты голову ломай, то ли что умное сказал, то ли послал тебя на речку Матёру… Мне осталось жить немного, и я имею право сказать: – люди не меняются, меняются технологии. Как Володька пел, царство ему небесное: – Если, говорит, тупой, как дерево, и в новой жизни родишься баобабом, хоть ты блогер благой, хоть сисандминтон, хоть кто, не имеет различия. Вот только на днях прочитал из сочинилки одного наисовременнейшего «властителя дум», из тех, что писателями себя кличут, это мода сейчас такая, как в киноиндустрии, снялась шкурка в мутном сериальчике мыльном, а уже – звезда! И даже более того – она уже «светская львица»! А львица эта только пол-года назад бормотуху по подъездам сосала, и заодно уже ещё что-то там сосала, что подсунут, а теперь она «львица» и сосёт стоимостью в миллионы…

– Гера, – чуть не простонал Матвей, – я уследить за мыслями твоими не в состоянии. О чём ты говоришь?

– О чём? А вот послушай: – Аркадий МАРАКОВ, «писатель» из Воронежа такие слова пишет, литература называется – «Ну, материя, – пусть будет материя, это я понимаю, сукно одним словом, а как тогда быть с нечистой силой? Молчишь. А я сатану в глаза видел, вот так же, как тебя – напротив. Не смиись, не смиись, – вы все такие. А я, после того случая, чуть ног не лишился, спасибо – моя баба спасла, а то бы хана была… Нечистый, как посмотрел на меня, так я и захолонул весь. Он с лица то чёрный, а глаза…, как, ну, как это сказать?.. Ну, как две цигарки – дед сунул мне под нос свою обсосанную самокрутку. Я что-то стал ему возражать, и предложил выпить ещё…". И это РОССИЙСКИЙ ПИСАТЕЛЬ, так его газетёнка Союза писателей России рекомендовала. Российские писатели были, помнится, Есенин, Шолохов, Булгаков, Ефремов, хотя этого я не понимал, но «Час Быка» он выдал здорово, вот только коммунисты, видно, ещё больше меня его не поняли… Не смиись… Тьфу на этого писателя! А вот чего я хотел сказать, что вот такие писатели, и заодно интернет этот проклятый, это ведь не прогресс, это наоборот, регресс, духовное обнищание, и страна наша полностью, сверху донизу – тому пример. Только то, что сверху – оно виднее, а значит, лицо наше, «идея национальная»! А получается, мурло натуральное…

В помещении становилось сумрачно, сквозь грязные шторы проникало всё меньше света, и в глазах Матвея колыхалось непонятное, чадное облако :

– Дай сигаретку, Гера, только прикури, – язык еле шевелился, стал толстым и неповоротливым.– Я покурю немного, и, кажется, отключусь на какое-то время. А ты продолжай, тебя слушать хорошо, мозги тяжелеют, успокаиваются, хоть и говоришь непонятно чего…

– Что-ж, слушай, раз успокаивает. Вот постоянно нам вдалбливают, рост ВПК, интенсификация, стабилизация… Прогресс, в общем, идёт и набирает обороты. Только вот какой-же это прогресс, если всё добиваемся стабилизации, а оно всё никак, на словах только. В Европе, да, прогресс, всё какие-то новшества, какие-то законы принимают – работающие законы! А у нас, что ни закон – для ради латания дырок в бюджете. И законы эти курям на смех, ни один не работает. А зато вот как инициативу какую скандальную пропиарить – так всем миром поднимаются, вплоть до президентского аппарата и патриотов всея Руси! С фильмами этими анекдоты, будто других проблем нету! А я вот что скажу, если государство нацелено сохранить то, что было, это не прогресс, это регресс и стагнация! С космосом вот смех и грех, ведь впереди планеты всей семимильными шагами! Не семикилометровыми, заметь, а семимильными! Это чтоб запад понимал и боялся. А сейчас? Перед частниками-аферистами заграничными пасуем! Это прогресс? Да никому это уже не нужно. Вот стабильность им нужна, это да, только на это и молятся, чтоб всё тихо и как прежде, никаких переворотов, никаких революций. Дожить хотят до звёздного часа своего, это когда от страны камня на камне не останется. Вот тогда вздохнут отдохновённо, … Думаешь, долго это продержится? А давай на спор – только эта администрация трон освободит, так следующая белый флаг выкинет. Потому что кроме страны ничего уже не останется, и придёт время территорию делить и продавать. Это уже началось, только глаза умело замазывают скандалами разными, валютой этой виртуальной, проститутками, в президенты рвущимися, шаманами, теледраками, кто кого оттрахал, и кто после этого народился… Ан, оказывается, кто может от двух мужиков родиться?

И власть новая разгонит весь институт государственный, и порвут страну на куски, потому-что так продавать сподручнее. Слышь, Матюха? Оглянуться не успеем, треть страны под Китаем, треть – под Японией, а треть под Абрамовичем каким, который сдаёт её в аренду, кому не лень…

– А народ? – с натугой поинтересовался Матвей.

– Наро-о-од? А народу в лучшем случае повезёт под интервентом оказаться. Ведь мир уже не тот, что было сто лет назад, сейчас за всем мировое мнение следит. И права аборигенов уважает. Придёт цивилизованный хозяин, он за своим скотом ухаживать будет, кормить, игрушки разные подсовывать… Тёплая постелька, крыша, калории на обед. Хозяин думает о хозяйстве, это временщикам наплевать на всё… Они ведь рассчитывают расхапать последнее, и исчезнуть в иностранной дали, где пляжи и виллы. А страну отдадут криминалитету. Нет предела человеческой глупости: это одна из бесконечных вещей, на которые у людей всегда найдётся и время и вдохновение. Маврикийского дронта, или додо (Raphus cucullatus), неизменно считают символом двух явлений: мертвости и глупости.

– Дай… сигарету…

От вкуса никотина стало ещё противнее, вспыхивали круги, тошнота подступала к горлу. Матвей пощупал рядом, ощутил колкость грубого одеяла и завалился на бок, не выпуская сигареты…

– Я полежу немного… Холодно… Сыро, – пробормотал он, и с благодарностью ощутил упавшую сверху теплоту ещё одного одеяла. Гера стягивал с ног ботинки, снимал мокрые носки, осторожно забрал из пальцев сигарету… Матвей не отключился, витал где-то между мирами и через пелену дрёмы слушал объяснения :

– Физики для объяснения нашего простого, трёх-мерного пространства используют математику десяти измерений. Так им проще, а иначе их гипотезы не совпадают с наблюдениями, вникаешь? А пространство, тем паче десяти-мерное, имеет свойство прогибаться, это ещё Эйнштейн понял и взял на вооружение, иначе не получалось у него. Только на картинках его пространство вовсе не десяти-мерное, а вовсе двух-мерное, плоскость, попросту говоря, он ведь и для примера брал, скажем, бильярдный стол… Смешно? И значит, пространство прогибается, изгибается, прямо как лист Мёбиуса, а ведь система пространств образовывается в любой пространственной системе координат, а это такая штука, что её можно построить в любой точке пространства, особенно в квантовой физике, и получается, что пространства любой системы координат, а их бесконечное множество, изгибаясь и прогибаясь образуют такие лабиринты в десяти измерениях, что человек вполне может встретить самого себя со спины, и даже изнутри… А учитывая, что квантовая физика существует только строго в нефиксируемом состоянии, то есть, когда ты её хочешь измерить, она исчезает… может быть в какой-то системе координат, где нас нет, а будем мы там только, например, через десять тысяч лет …, а это в свою очередь означает, что и меня и тебя в любом виде, хоть выпотрошенном, хоть вывернутом в девятом измерении, может быть бесконечное количество дублей, и главное тут тебя не принять за меня и наоборот…

Кто-то тряс его за плечо, легонько хлопал по щекам, теребил за нос, и Матвей, с трудом сконцентрировавшись, разлепил веки и увидел склонившегося Герасима, или Георгия? В каком измерении? Потом он увидел перед глазами кружку с напитком :

– Выпей, может быть горячим, ничего страшного, не ошпаришься. Только залпом выпей, а потом поспать тебе надо будет… Я тебя укрою поплотнее, чтобы пропотел, болезнь и выгонит…

– В какой системе координат? А ты здесь?…

– Понятно, друг. Все мы здесь, как огурчики. Ну, давай, пей. Сразу, залпом… И спи. Крепко спи…

Жар пролился внутрь тела, расползаясь по конечностям, зажегся в голове, в желудке. Стало совсем хорошо, Матвей ещё хотел спросить про кванты, которые исчезают, когда на них смотришь, а потом его несло какими-то пространственными улитками и спиралями, бросало по измерениям и кротовьим норам, и он удивлялся, как раньше люди не знали всего этого, ведь это начальное, элементарное знание…

– «Не существует ничего, кроме атомов и пустоты; все остальное – лишь мнение.» – Демокрит из Абдер.