Читать книгу Игра в блюз. Книга стихов - Олег Паршев - Страница 3

Лишь полоса

Когда зимой поутру

на улице мороз, а природа нехожена и свежа,

можно в оконном инее протереть дыру,

проложить от глаза в небо тоннель

и посмотреть на солнце, что похоже на морского ежа.

Улицы все в снегу.

Ты уже что-то лепишь: клёцки, кажется, или кнель.

Я гляну ещё разочек и тебе помогу.

Везде сугробы, дальше крыши и дым.

(Трубы похожи на морских актиний.)

За крышами – пруд,

за ним… ну, там много чего за ним.

Ладно… опять нарастает иней…

А к вечеру надо поставить ёлку. Пожалуй, вон в том углу.

Повесим шарики и гирлянды,

хлопушки и серпантин,

И когда начнут бить куранты,

присядем к столу.

И тогда старый год, сбрасывая свой

бытовой, роговой

хитин,

выпорхнет бабочкой, полетит сквозь тоннель —

в прозрачные небеса;

через метель,

через весну и лето…

А потом и от него останется лишь полоса.

Интересно, какого цвета?

Глянь новым оттенком глаз

Если ходишь во мгле, значит, луна растёт.

Свет, словно зерно, питается талой водой.

Глянь новым оттенком глаз на восходящий год:

Можешь ли ты сказать, который из дней – шестой? —

Когда наступит час открывать слова;

Когда придёт срок оснастить корабли;

Когда ты станешь настолько един, что поделишь себя на два,

И скажешь: Ева, держись, нас ждут за гранью земли!..

Добыть решение дня – всё равно что построить дом.

Для этого нужно запечь в углях луч лекарственных звёзд.

И тогда, оттолкнувшись от дна земли заржавевшим крылом,

Уйдёшь туда, где звёзды вьют свои города из гнёзд.

Искусство движения в тёмной воде

Что нам известно

об искусстве движения в тёмной воде?..

Только то, что будущее отвесно —

Впрочем, это везде.

Вот и рассвет нынче занят собой. Что ж, всё – как всегда.

Я набираю твой номер. Ты говоришь: «Да».

– Доброе утро, моя ненаглядная леди!

Расскажи, как спалось?..

А я вот не спал…

Репейник с головою медведя

строил гнездо

у полуночных скал.

А под утро прямо в моём декабре

наобум, на авось

он трансмутировал ре

до безупречного до;

преображал Аз и Буки

в певчие Веди…

В общем, сон прошёл через меня насквозь,

моя прекрасная леди…

Ты нажимаешь отбой.

Садишься рядом и говоришь:

– Я буду с тобой

пока, отражаясь от крыш,

солнце кипит на небесной плите,

а ночи густы…

Улыбаясь, гляжу на тебя и думаю с недоуменьем:

зачем мне тайны движенья

в застывшей воде,

если со мною ты?..

Год непредсказуемых лун

Никто не знал, чем закончится этот снег.

Сумрак рассвета метался – сер, как 7-е число огня.

Но бобры уже выходили на берег, почуяв ветер подлёдных рек.

И заклинатель солнца сказал: вот и всё… завтра ты заменишь меня…

Он сидел недвижим, ожидая письма от жены.

Его жена ушла к тем, кто забыт; кто остыл, как молчание струн.

И заклинатель за лоскутом лоскут отрывал от чувства своей вины,

Бормоча: вот и начался год непредсказуемых лун…

Чтоб занять время своей беды, он солил светом звёзд верный четырёхмерный нож,

Из опавших лучей выкраивая ремни.

А потом прохрипел: ты и она… каждый из вас друг на друга тайно похож.

Единственно жаль, что в последнее время так участились дни.

Ночь устилала небесное дно плачем перелётных химер.

Заклинатель загружал себе в голову смерть – в час по 1000 бит.

Чуть напитавшись тьмой, он шепнул: когда вы уйдёте в ирисы завтрашних эр,

Уже никто не будет забыт.

Что будет с нами, когда этот новый войдёт во вкус?..

Город толпился, пыхтел, ходил бугристыми ходунами,

вздрагивал от набегающего хлада,

и весь стар до самого зелёного млада

не знал, что делать с наступающими временами.

Мы, между тем, подливая себе напитки,

размышляли о пранаяме,

о Чаадаеве, Шнитке,

энцефалитных клещах,

в общем, о всяких интересных (и не очень) вещах,

таких, как гейзеры на Нептуне…

Но всё это было втуне,

Поскольку Future Perfect уже сидел рядом с нами —

вот, прям, за нашим столом.

– Знаете, – закурив трубку, – произнёс, наконец, он, —

тендер

на новый год опять выиграл этот старый чудак

с посохом и бородой.

Он скоро придёт, нажмёт Enter,

покачает, как всегда, головой,

скажет своё банальное: «так-так-так…»,

и мир покатится дальше за Вифлеемской звездой.

Нет, этот бренд: 20—1… если не ошибаюсь, 4 —

в нём нет ничего плохого…

Будьте любезны, плесните-ка мне ещё немного сухого…

Но если посудить шире,

то отчего бы году не быть, например, снова две тыщи девятым?

Нет, он не был, конечно, облит шоколадом…

Или вот, скажем, вторым от Рождества Христова?

Так, чтоб начать всё, как говориться, ab ovo…

Откровенно сказать, мне несколько надоел этот Perfect,

равно как и его болтовня.

Я взял сигарету, вышел во двор.

Новый год, как пока совсем неопознанный нами объект,

уже заходил на посадку. Издали он был вылитый Кохинор.

Сделав ещё пару кругов, он неуклюже сел подле меня.

Ты подошла, встала рядом.

Проследив за моим взглядом,

прошептала: «что будет с нами,

когда этот новый войдёт во вкус?..

Дай мне, пожалуйста, руку».

Мы стояли обнявшись. Округа

покрывалась слоистыми временами.

А в темноте открывался шлюз.

Мы когда-то здесь шли

20—14… от Его Рождества…

Никто из нас раньше тут не был.

Кто-то шепнул: тут есть обычай любовь умножать на два.

Другой, что-то прикинув, буркнул: это место немного левее неба.

Но ты сказала, что в этом году точно так, как везде.

Впрочем, легко говорить, когда за спиною крылья,

А ещё – на любую комету билет, чтоб летать от звезды к звезде.

А тут… каждый из дней рвёт кожу, как бандерилья.

Прости! Прости… Я снова не то говорю!..

Я, конечно же, видел твои следы на разбитых ножах зеркал.

И теперь, когда мы ищем замену минувшему календарю,

Мне сложно поверить, что я тебя прежде не знал.

20—14… от Его Рождества…

Никто?.. Но вот – наш костёр. Вот – зола и угли.

Небо смыто дождями, земли стёрты песком, тропы приметны едва,

Но я знаю точно: мы когда-то здесь шли…

Апрель – ангел календаря

Тень, обожженная солнцем, уползает в норы —

Робкий взъерошенный крот.

Выдавленные за ночь рабы прячутся на сайте Пандоры,

Но утром уходят в сброд.

Гравитация ведёт себя из рук вон…

Без перекуров и пауз.

На одном башмаке – Ефрон,

На другом – Брокгауз.

И не очень-то побежишь

В сорокотомных гэта.

Одно утешает лишь —

Скоро лето.

Всё уже расцвело:

Абрикосы и яблони, улитки в аквариуме и книги.

Глядя недоумённо на радужное крыло,

В небе остановились МиГи.

«Это прекрасно!», кричит им апрель —

Ангел календаря. (Он ещё не медь, но уже не латунь).

И нужно заметить: одной из своих недель

Он так похож на июнь…

Будто карамельки он разгрызает лёд.

Что с него взять?.. Озорник, фантазёр и плут!

Жаль, мало кто видит, как он идёт.

Уставились в землю… Жуют фаст-флуд.

Ветер на льду

Ты заварила глубоководный чай

полной луны.

Ты прошептала: не отвечай

на призыв тишины.

Эти призывы непредсказуемы,

мало ли чем закончится тьма?..

И если не образумимся,

под наши шторы вползёт война.

А война – это глобальный системный сбой.

Об этом поёт сосед – шёпотом, на урду.

Но чтобы там ни было, я буду рядом с тобой.

Хотя, я – не больше чем ветер на льду.

К чему?..

Всё продвигалося вперёд.

Шёл к процветанию народ.

А впрочем, может, к обнищанью.

Весь мир качался, но качанью

Мы не давали укорот.

И всё вокруг пило и ело,

И мы – восторженно и смело —

Хотели двинуть на врага.

Да и враги того ж хотели.

(Там тоже что-то пили-ели.)

И мы, сближая наши цели,

Кричали: жизнь не дорога!..

К чему враждуют племена?

Увы, ответа нет поныне…

Но если канет мир в пучине,

Вина —

Всем поровну она…

Морок

Диагональный мир. Багровый туман.

Разбитое небо – внизу. По бокам – океан.

Над головою – нечто пустое…

Время проснуться! Мгла простёрла крыла.

Смерть больше не пьёт из рюмок. Пьёт со ствола.

Морок ползёт в плаще с кровавым подбоем…

О девяти хоботах и тридцати головах…

Вырублен лес, из пней – тысячи плах…

Стоит ли жить у морока под пятою?

Навылет

Шагала жизнь и время шло.

И проходило всё навылет.

Добро, проросшее во зло,

Шептало: мрак напрасно вылит.

Темнели тени мелких тем,

Без всяких поводов к рожденью.

Все уезжали насовсем —

Затылок их служил мишенью.

И справедливости на всех,

Чем дальше – чаще не хватало.

Но тьму взрезало лучше всех

Из перьев кованное рало.

Аминем бесов не избыть

Аминем бесов не избыть,

Глаголом сердца – не измерить.

У них особенная прыть

И смрад исчисленного зверя.

У них три тысячи голов.

И самомненье за шкалою.

Их гимны – стоны кандалов.

Их стяги – тени надо мглою.

Но мы безмолвны. Тишина…

А время – как маньяк с заточкой…

Друзья, воспрянем ото сна!

Чтоб не угаснуть в одиночках.

Что будет дальше…

День хмур… И тикают часы

Лишь понукаемы привычкой.

Из точек утренней росы

Пьют осы. Спам гнездится в «личке».

Неспешно крутит фуэте

Прохладный ветерок понурый —

В кромешной гладкой высоте.

Включу ТВ. Прет-о-порте…

Не нужно… Дальше… На «Культуру»…

Тут Чацкий – злом уничижён —

Кричит: карету мне, карету!

Хочу немедля в Лиссабон!

Не откажусь и от Толедо…

А, впрочем, можно в Фамагусту!

Не знаю, прав ли в этом он…

Переключаю… пусто… пусто…

А вот и дерзкий Колобок —

Пример отважного скитальца.

(Он по-английски – просто «ок»,

Вот – демонстрирую на пальцах…)

Так день бредёт. А мне твердят,

Что ты вне зоны. СМС-ки

Идут куда-то наугад…

Заходит дождь в громах и блеске…

Что будет дальше – не узнать…

А можно лишь «pourquoi pas`ть».

И, забывая про свои – пока грядущие могилы,

Мы мчим вперёд что было силы.

Вперёд и вверх! Летим! Летим мы!

Но шар земной, бегущий мимо,

Нас не желает отпускать…

На кинематическом вираже

Держи меня под руку. Пожалуй, пройдём здесь рядом.

А далее – ночь. Я пойду впереди.

Осень разлита сладким душистым ядом,

но завтрашний день неудержим взаперти.

Те, кто ушёл по тропе, передают, что там – за углом – зима;

будьте настороже;

не потеряйте контроль на кинема-

тическом вираже.

Но – вот парус, а вот и – борд.

Скользим…

Поёт розовощёкий норд

теперь нам. Не им.

Во имя

Вот – годовые кольца.

Направь микроскоп – так виднее.

Записано всё. Скажем, вот Ной пировал и спасённые нойцы,

А здесь разжигали томами дома во имя великой идеи.

А тут – ну, так, между делом

(Во имя всего человечества в целом) —

Кого-то распяли… Жаль, неразборчиво имя еретика…

Впрочем, нет… повесили просто на рее,

Когда вместо года бежал мимо нас час быка.

А здесь шли дождями ночные века,

А тут вот опять же… кого-то – всё ради детей, и

Мира для всех, и всеобщего блага.

А здесь можно видеть всё то, что случится потом…

Но далее вечность небрежным перстом

Оставила только автограф – корявым зигзагом…

19.10.2014. Пятигорск

А вот и снег… Плывёт во тьме Машук

В недвижном зыбком облаке сердитом,

Пронзая телебашенным бушпритом

Миры вокруг. И видишь как-то вдруг,

Что жили мы от века не всерьёз

(А, впрочем, и теперь не так, чтоб очень),

И снова день сутул и скособочен,

И даже сны не рассказать без проз.

А снег сильнее… Хладен перестук

Седых крупиц по крышам и скамейкам.

Трепещет солнце – бледною наклейкой.

Спешит к зиме линяющий Машук —

Торит сугробы в сумраке стальном,

Вершит кольцо, таящее от стужи…

Но ветры севера успели неуклюже

Свить гнёзда прямо за моим окном.