Читать книгу Исповедь военного переводчика. Книга 2 - Олег Попенков - Страница 6

– «Инта я асхари, инта я асхаби…»[14] – раздавался детский голосок с улицы.

Был выходной день. Олег выглянул в окно. Там, во дворе, играли арабчата. Рядом с ними, то отбегая, то вновь подскакивая к ним, кружила местная дворняга. На нижнем уровне (плоском фоке) арабская женщина, по-видимому мать этих детей, развешивала постиранное белье на натянутые бельевые веревки.

Два дня назад Олег вновь переехал. Теперь в большую светлую комнату, где сделал генеральную уборку. С какой-то химической отравой, полученной из медпункта, вымыл полы. За этим занятием его застал Эльхан, только что вернувшийся из Союза со своей женой. Зайдя к нему в комнату, восхищенно зацокал языком на восточный манер:

– Э, зачэм тебэ жена? У тэбя такая чистота и порядок!

Вчера он пригласил Олега на ужин. Его жена, молодая щупленькая азербайджанка, говорившая по-русски почти без акцента, приготовила прекрасную национальную пищу. А потом Эльхан позвал его на кухню и сделал царственный жест рукой. Оказывается, он привез с собой из Союза маленький дорожный холодильник, который полностью забил деликатесами: российским творогом, кефиром, ацидофилином и азербайджанскими сырами! Тем, что напрочь отсутствовало в Йемене.

– Бэри что хочешь! – сказал Эльхан. Он был настоящим рубахой-парнем.

* * *

Как не хотелось вставать и торопиться куда-то в выходной день! Через цветные стекла резных окон падал солнечный свет, и веселые разноцветные блики играли на белых стенах комнаты.

Парень был весь поглощен мыслями о своей любимой – так, как это было еще до их свадьбы. Олег посмотрел на свой безымянный палец, где поблескивало кольцо. Ведь он женат! Как все же несправедлива жизнь. Он здесь один. А его Чижонок также одна в Москве. Ждет его. Он это твердо знает!

Олег поглядел на часы и вспомнил, что обещал Вове Григорову сходить с ним на городской сук, находившийся в старом городе. Отсюда пешком до него было не более семи-восьми минут хода. И Вова должен был появиться здесь в девять часов утра. До времени их встречи оставалось лишь полчаса.

Он заставил себя подняться, заправил кровать и пошел варить кофе, готовясь к приходу друга.

Наконец на улице послышалась какая-то суета и сдержанный смех. Вовка, хлопец общительный и шумный, уже успел «законтачить» с арабчатами и, улыбаясь, показался на пороге дома.

– Представляешь, – с восхищением затараторил он, – маленькая еще такая, паучиха, а хитрая! Говорит, у меня есть двадцать букшей, и показывает их мне. А ты, говорит, дай мне еще двадцать, а то на конфеты не хватает!

Друзья выпили кофе с печеньем и направились на городской рынок, Баб-эль-Йемен[15], тысячелетний сук, начинавшийся за очень колоритными древними стенами города, украшенными желто-голубым орнаментом.

Историческая справка

Рынок (сук)

В сердце Старого города Саны раскинулся старинный рынок Сук, который существовал здесь еще до принятия ислама. Начинаясь у ворот Баб Эль-Йемен, торговые ряды доходят до Большой мечети. В отличие от многих других хорошо известных рынков на Ближнем Востоке сук находится под открытым небом. На его территории традиционно процветало около сорока различных видов ремесел. В самом центре рынка торговцы продают кофейные зерна и шелуху для приготовления напитка гышра, изюм, кукурузу и крупы. Прилавки со специями благоухают ароматами корицы, кумина, гвоздики, пажитника и ладана. Центральная часть рынка находилась в еврейском квартале, который потом был перенесен в район Бир-ал-Азаб. Поэтому в этой части рынка высота зданий не превышает двух этажей, что является отражением древней еврейской традиции. Она носила название Сук-ал-Мильх (соляной рынок), которое сегодня относится уже ко всему рынку. Здесь делаются ювелирные изделия и самые красивые джамбии. Ювелиры Саны знамениты на всем Аравийском полуострове. Славятся йеменские изделия из серебра: серьги, браслеты, медальоны, ожерелья, кольца, черненые ножны для кинжалов, рукоятки клинков и многое другое.

У стен Большой мечети расположились шлифовальщики полудрагоценных камней: сердолика, оникса, халцедона. Особенно славится йеменский сердолик, применяемый для изготовления мужских перстней. В Йемене считается, что сердолик приносит своему владельцу счастье и благополучие. Очень колоритен рынок ката в Старом городе. У каждого ремесла есть своя гильдия, руководитель которой избирается ремесленниками для контроля за соблюдением правил торговли. Другие товары, такие как меха и кожа, привозятся сюда из сельских районов, а серебро и керамические изделия – из Хаиса. Поставки одежды из Японии и бронзовых изделий из Индии положили начало международной торговле. В прежние времена эти товары доставлялись в город через самсару: караван-сарай, где с прибывавших товаров взимались налоги. Весь Сук работает под руководством Шейха ас-Сука, или директора рынка. Другим избираемым должностным лицом является начальник охраны, Шейх ал-Лаял[16].

* * *

Сук в Йемене был неотъемлемой частью хабирской жизни. Вся косметика сомнительного происхождения, кримплен, мохер и прочее скупалось ими именно здесь. Следует вспомнить, что в те годы в СССР на вещи ширпотреба существовал жесткий дефицит. Все силы были брошены на оборону и воспитание граждан. А потому покупали и для себя, и с целью перепродажи. Особенно популярными были так называемые «дарзанные[17] лавки». Среди всей этой покупной мороки выделялся сук аль-Мильх («соляной»), который начинался с ворот Баб аль-Йемен. Здесь царила непередаваемая атмосфера восточного торга, тончайших запахов и живописных картин.

У городского рынка была и своя подземная часть. Ходили слухи, что там веками собирались несметные сокровища, что отчасти было совершенно справедливо. Друзьям заглянуть в подземелье очень хотелось. Но насколько любопытно, настолько и страшно было туда входить. В подземелье стоял мрак, и перемещаться по нему можно было только с факелом, который давали с собой торговцы. Сами торговцы идти в подземелье отказывались. С другой стороны, существовала четкая такса на любой товар, вынесенный на свет божий, – семь риалов. И тащи что хочешь!

Рассказывали, что кто-то из переводяг-предшественников вывез из Йемена до десятка золотых монет времен Османской империи, найденных им якобы в подземном лабиринте.

Захватив с собой фонари, друзья начали спускаться вниз по сырому узкому лестничному проходу.

– Но тут, наверное, полно гадов! – предположил Володя, осторожно ступая по лестнице вниз.

– Особенно много пауков, твоих родственников! – хохотнул Олег.

В первом помещении, куда спустились друзья, пахло сыростью, а сверху капала вода. Тьма стояла кромешная. Фонари осветили горы какого-то хлама. В кучах у стены внавалку лежали базуки, кинжалы (джамбии), сабли. Далее штабелем были сложены окантованные железом ящики с боеприпасами. Упаковка некоторых из них была нарушена, и фонари друзей осветили высыпавшиеся гранаты и мины. Все валялось в грязи и пыли. И пролежало здесь бог знает сколько времени! На одном из ящиков боеприпасов переводчики разглядели надпись по-английски и дату: 1893 год. Копаться во всем этом хламе расхотелось еще и потому, что ступить ногой было некуда от сырости и грязи.

– Валим отсюда! – предложил Паук. – Тут еще подорвешься на фиг!

* * *

Несколько дней назад, по завершении служебного совещания, слово взял старший группы офицеров связи ГШ йеменских Вооруженных сил Новиков:

– Йеменцы принесли сегодня в офис ГВС пачку приглашений на публичное наказание вора. Будут отрубать ему руку. Нам досталось два приглашения. Кто хочет пойти?

Народ загудел, явно не выказывая никакого желания посетить площадь Тахрир. Казни преступников, а также наказания воров проходили на центральной площади Саны. Здесь и было «лобное место» – каменная глыба, на которой вершилось правосудие. Если речь шла о казни, то несчастному просто отрубали голову. На экзекуции всегда присутствовали родственники приговоренного. И лишь только голова убиенного скатывалась с плеч, они бросались к телу и начинали обмазывать свои волосы и лицо его еще теплой кровью. Бр-р…

С ворами же поступали иначе. Если человек крал первый раз и был уличен – отсекали левую кисть. Во второй раз – правую ногу до колена. И так далее – крест на крест. Но это в теории. На практике же третьи и четвертые разы не встречались. Но в любом случае зрелище было дикое.

– Значит, никто не хочет? – снова спросил советник. – Тогда пойдут те, у кого нервы покрепче: Василий и Олег. Один переводчик должен пойти обязательно! Мало ли что!

Василий, молодой майор-связист, был родом из Одессы. Там он и служил.

У Василия была симпатичная жена, черноглазая хохлушка-хохотушка Галина. За пару месяцев по приезде в Йемен она излазила в Сане со своими новыми товарками все тряпичные лавки и развалы суков. Василий, утомившись от бесконечного трещания жены о кримплене и мохере, столь популярных и одновременно недоступных в СССР в то время, запретил произносить ей два этих слова вслух, попросив заменить их на, соответственно, «ткань» и «пряжу».

* * *

На площади Тахрир собралась многотысячная толпа. Все толкались и пихались, напирая сзади. Советские хабиры, как почетные гости, стояли впереди – внутри живого кольца, образованного людьми.

– Держись, Олежа, а то сейчас самим что-нибудь отрубят по глупости, – обратился к Олегу Василий, сдерживая натиск толпы. Они взялись за руки и, упираясь ногами, удерживали позицию.

Наконец привели приговоренного и поставили его на колени. Прочитали приговор, положили его левую руку на каменную колоду. Вора удерживали три палача. Один из них быстро отсек его левую кисть, орудуя кривым тесаком, похожим на садовый нож. Затем окунули руку вопящего вора в бочку с каким-то составом, черным и тягучим, как смола (видимо, для остановки крови), и потащили несчастного в больницу.

Дикая сцена завершилась, и народ бросился в центр круга, давя и круша всех и вся на ходу. Олег и Василий, на глазах которых произошло наказание, потрясенные, изо всех сил орудовали руками и ногами, пытаясь выбраться из толпы. Наконец им это удалось.

– Куда они кинулись? – спросил у Олега Василий.

– За «сувениром», – ответил тот.

– Каким «сувениром»?

– За рукой.

– Страсть какая! – выдавил Василий и закурил. – Сейчас бы выпить что-нибудь покрепче.

– Пойдем ко мне. До моей хибары отсюда два шага. Там и выпьем, – предложил Олег.

Бутылку «Джонни Уокер» выпили, будто бутылку кефира, без закуски. Молча и под сигаретный дым, вспоминая зверское действо.

* * *

Вечером Олег и Владимир, как всегда, встретились на фоке.

– Ну и что ты решил? – спросил Олега Паук, отхлебнув виски из своего стакана.

– Поеду в отпуск домой в начале марта. Я уже получил согласие Новикова на поездку.

– А почему в марте? В Москве погода дрянь в это время!

– А при чем здесь погода! У Альки сроки подходят. Она и так все девять месяцев беременности одна проходила!

– Ну, не одна. С родителями.

– Без меня.

Наступила пауза. В тиши ночи трещали цикады. Мерцали звезды.

– А ты вернешься? – спросил Вовка.

– Без нее – нет! Мы больше никогда не расстанемся!

* * *

Олег проснулся ночью и автоматически поглядел на часы. Четыре часа утра. Еще совсем темно.

Опять он увидел во сне навязчиво повторявшееся из ночи в ночь видение: московская пятиэтажка, подъезд, в котором живет она, его родной Чижик. Сегодня во сне она что-то говорила ему даже, но он не понял что. Ее глаза, волосы… Наваждение какое-то!

Парень сел на кровати. Спать не хотелось. Болело сердце.

Несколько дней назад он побывал в медпункте и пожаловался на боли в сердце. Ему померили давление и сделали кардиограмму. Капитан Слава, его друг, хороший врач из генштабовской поликлиники (даром что молодой), расспросив его о том о сем, поставил диагноз:

– Сердце у тебя здоровое! Это ностальгия!

С начальником. Трудное решение

Олег подошел к зеркалу. Оттуда на него глядел прилично похудевший за месяцы йеменской командировки молодой мужчина.

«До отъезда домой еще почти десять дней! – подумал он. – Но как их прожить?! Надо взять себя в руки!»

Он уже давно собрал чемодан к отъезду. В нем были только подарки и некоторые личные вещи, без которых он просто не мог обойтись. Олег решил не брать с собой костюм, выданный ему на складе Министерства обороны, и вообще не брать ничего лишнего. Только необходимое. Сам не зная почему, он все еще допускал, что может вернуться. Наверное, потому, что об этом просил Новиков. А еще потому, что здесь оставался друг. Но лишь допускал теоретически, умом понимая, что это вряд ли возможно. Он не будет рисковать здоровьем самых близких ему людей!

* * *

Москва встретила талым вязким снегом. Машина с трудом пробиралась сквозь нечищеные улицы города. Неуемный водитель «Волги» болтал всю дорогу, но Олег его не слышал, думая о своем. Автомобиль еле полз, строго держа разрешенные на дорогах шестьдесят километров. Трудно было придумать более изощренное испытание.

Выскочив из такси, едва успевшего притормозить у знакомого подъезда, он с чемоданом в руке бросился бежать по лестнице вверх. Задохнувшись от бега, остановился с рвущимся из груди сердцем у знакомой двери, которую почти месяц видел во сне каждую ночь. Секунду отдышавшись, нажал на звонок.

– Вам кого? – спросила она, тревожно вглядываясь в его лицо, почерневшее от солнца и дальних странствий, сильно изменившееся.

В следующий момент они бросились в объятия друг к другу.

И он, вдохнув запах ее волос, почувствовал, как сладко и больно щемит сердце.

Москва, октябрь, 2023 год