Читать книгу МОЙ КРЕСТ - Олег Попов - Страница 3

В этот мир я пришёл 4 июня 1962 года.

Буддисты убеждены, что жизнь дана человеку исключительно для страданий. Через эти испытания, он должен подняться над всем мирским, суетным и духовно очиститься.

Христиане и мусульмане, также рассматривают земную жизнь, по большому счёту, лишь как подготовку к загробному, вечному существованию. Поэтому, расслабляться некогда! Необходимо проводить время в постах и молитвах, бороться с многочисленными страстями, страдать и терпеть… И только тогда есть шанс испытать долгожданное блаженство. Но уже в другой, лучшей жизни.

Три основные мировые религии, и надо же – такое единодушие! Может быть, поэтому, душа моя в хрупком, младенческом теле, так не торопилась покидать уютное чрево матери, и выходить в этот негостеприимный мир?

Семь долгих суток длились роды. Крупный плод (пять килограммов!) застрял в родовых путях, и потребовалась серьёзная операция, чтобы извлечь, наконец, меня на свет Божий. И, как результат, первая серьёзная травма – левого глаза, приведшая к частичной потере зрения. Жизнь моя началась…

***

Одни из первых воспоминаний об окружающем мире пронизаны радостным духом творчества, как это не удивительно! Я, пятилетний карапуз, сижу на улице азербайджанского городка Мингечаур (сюда мои родители в середине шестидесятых годов переехали жить и работать из Ставрополя-на-Волге, где мне, собственно, и суждено было появиться на свет!), в шумной кампании шалопаев дошкольного возраста и разной национальности. На нагретом жарком южном солнце поребрике…

Мы ваяем из жёлтой придорожной глины, разбавленной водой из лужи, какие-то танки, человеческие фигурки, диковинных зверей… Всё, что не подскажет сотворить буйная детская фантазия из предоставленного самой матушкой-природой бесплатного, экологически чистого и нескончаемого заменителя пластилина. А потом сушим получившееся под палящими солнечными лучами.

Для нашей многонациональной коммуны это увлекательное занятие было тогда, в эпоху отсутствия интернетов и мобильных телефонов, пожалуй, одним из самых популярных времяпрепровождений в энергично развивавшемся закавказском промышленном центре… Пока родители вкалывали на местных предприятиях.

Навсегда врезалось в память, как мы сидим, с самым сосредоточенным видом на корточках, – два десятка загорелых, чумазых пацанов и девчонок, жителей трёх близлежащих пятиэтажек… Многие – в одинаковых ситцевых трусах и майках. Обычные советские дети шестидесятых… У каждого второго ребёнка на шее, на прочном шнурке, ключ от входной двери квартиры.

Я терпеть не мог ходить в детский садик, размещавшийся совсем рядом с моим домом. Часто сбегал от воспитательниц и нянечек, через дырку в заборе… И отводил душу тут, на улице, создавая под снисходительными взглядами старших мальчишек свои «шедевры». Может быть, именно тогда во мне и проснулась впервые творческая личность? Как знать…

***

В 1972 году, молодые, неугомонные родители опять снялись с места и перебрались на постоянное местожительство в Северную Осетию, в маленький степной городок Моздок. Мне тогда исполнилось девять лет… И я уже учился во втором классе.

В то время, в массовом сознании, почему-то бытовало твёрдое убеждение, что в каждой приличной и успешной советской семье обязательно должно быть пианино. На худой конец – скрипка, или аккордеон… И, соответственно, кто-то, умеющий на всём этом играть. Поскольку сестрёнка моя была ещё слишком мала, взоры родителей обратились на меня…

С рук, ещё в Мингечауре, для будущего Вана Клиберна папа с мамой приобрели шикарный инструмент с чёрно-белыми клавишами и тяжёлой, как у гроба, крышкой. Чёрный, блестящий и пугающий детское воображение своими размерами… Несколько раз в неделю, в наш дом, приходила чопорная учительница музыки. Мы разучивали с ней бесконечные гаммы, учились правильно держать спинку и кисти рук… Господи, как же я ненавидел эти нескончаемые часы за пианино!

А мама вынашивала мечту отдать меня в настоящую детскую музыкальную школу… В Мингечауре тогда такого учебного заведения не было. Но на беду, оно имелось в этом маленьком североосетинском городке, куда мы переехали!

Как только наша семья обосновалась в Моздоке, мама, крепко схватив меня за руку, потащила записывать чадо в ненавистную музыкальную школу… И вот тут-то, всё моё естество взбунтовалось! Особенно когда я узнал, потрясённый, что в этом дополнительном учебном заведении мне предстоит провести долгих семь лет… Это ж целая жизнь коту под хвост! И на пороге музыкальной школы, мне пришлось поставить перед мамой вопрос ребром – или наше мирное, благополучное будущее в Моздоке, или проклятое пианино!

К счастью, здравый смысл тогда, в родительской голове, победил… Тем более, что я предложил маме достойную альтернативу. Если уж ей непременно так необходимо определить меня, кроме общеобразовательной, ещё в одну школу, то пусть это будет художественная! Я ведь обожал рисовать цветными карандашами и красками… И втайне мечтал стать, когда вырасту, если уж не космонавтом или разведчиком, то уж знаменитым художником – точно!

В конце концов, маму мои доводы убедили. И в 1973 году она отвела меня в моздокскую детскую художественную школу. Обучение здесь длилось четыре года, и поступлению предшествовал небольшой творческий конкурс. Представленная мною толстая папка с рисунками, членов приёмной комиссии вполне удовлетворила… И я был зачислен в первый класс ДХШ.

Примерно, в эти же годы мне довелось близко подружиться с первым настоящим художником на моём жизненном пути… Таким человеком оказалась Коршунова Екатерина Николаевна. Удивительная творческая личность, только-только вышедшая на пенсию. Ветеран Великой Отечественной войны, бывшая фронтовая медсестра, имевшая награды и ранения, она глубоко верила в Бога, и относилась к моей маме, как к своей дочери. Женщины познакомились и подружились, несмотря на разницу в возрасте, ещё работая на одном предприятии. Да и жили мы по соседству.

Баба Катя (так я называл Екатерину Николаевну) стала часто бывать в нашем доме… Муж у неё давно умер, единственный сын вырос и уехал жить в другие края. Он наведывался к родительнице редко, раз в год… На недельку, не больше. А она помогала маме по хозяйству, постоянно возилась с нами, с детьми… Я в ней души не чаял! Ведь баба Катя была ещё и самобытным, разноплановым художником. Она мастерски вырезала картины на досках, и раскрашивала их масляными красками… Вышивала на подрамниках ангелов и лик Христа разноцветными шёлковыми нитками, писала на холстах прекрасные пейзажи.

Часто бывая у неё в гостях, я, тогда двенадцатилетний мальчик, ходил по однокомнатной квартирке художницы, как по музею, с восторгом разглядывая развешанные по стенам работы. И благоговейно наблюдал за творческим процессом… Невольно постигая азы живописного мастерства.

В художественной школе нас учили графике, лепке, обращаться с гуашью и акварелью. Баба Катя же, ввела меня в новый мир масляных красок, дала первые практические уроки работы с ними.

В общеобразовательной школе я учился неважно. Чего уж там скрывать… Каждая четвёрка – праздник! В школе было скучно и неинтересно. Если с гуманитарными предметами дело обстояло ещё более-менее терпимо, то вот с точными науками – я совсем не дружил… Любые цифры, формулы, уравнения – сразу ввергали меня в депрессию.

Вместе с тем, я очень любил читать. Постоянно пропадал в читальных залах городских библиотек, поскольку самые увлекательные и редкие книги домой уносить не разрешалось. Был записан во всех трёх моздокских библиотеках, где меня сотрудники уже узнавали в лицо. Эта страсть к чтению, плюс хорошая зрительная память, сыграли со мной забавную шутку и в учёбе…

Моя семья. За несколько лет до трагического происшествия.

Несмотря на слабенькое знание правил, я умудрялся в школе, более-менее, грамотно писать сочинения и диктанты. А своими неожиданно глубокими познаниями в отдельных эпизодах истории и географии, иногда просто ставил в тупик учителей-предметников. Ну откуда я мог знать, по их мнению, какой точной длины и формы был штык у ружей суворовских чудо – богатырей? Или как спасали свой скот от нападения кровожадных пираний аборигены амазонских джунглей, перегоняя животных вброд через опасную реку?! В учебниках об этом не писали…

Восьмой класс и «художку» я окончил одновременно, в 1977 году. С моими тройками, почти по всем предметам общеобразовательной школы, идти в девятый, было не очень-то разумно… Да и совсем не хотелось! Вариантов оставалось немного… Лучший из них, пожалуй, был попробовать поступить в какой-нибудь техникум или училище, где наряду с обязательным средним образованием, я мог получить и профессию.

К счастью, желание стать живописцем, четыре года художественной школы не только не убили, но даже и преумножили. Вот это учебное заведение я окончил без троек, и учился с преогромным удовольствием! Так что, вопрос «кем быть?» на тот момент передо мной не стоял… Я, вместе с документами об окончании двух школ – общеобразовательной и художественной, взял характеристику, направление на продолжение учёбы, два десятка самых удачных своих акварельных и графических работ, и отправился совершенствоваться в живописи дальше.

Мой путь лежал в город Куйбышев… Здесь не только располагалось интересовавшее меня художественное училище, но и проживали родственники по маминой линии. А это, по мнению родителей, было весьма важно для будущего их чада, впервые вылетевшего на свободу из-под крыши отчего дома.

Увы, поступить в вожделенное училище мне не удалось… Хотя я успешно прошёл творческий конкурс (моя живопись и графика членам приёмной комиссии, в целом, понравились!), двойка на экзаменах по русскому языку и литературе перечеркнула все надежды…

Но – жизнь продолжалась! Вернувшись в Моздок, и не испытывая ни малейшего желания идти в девятый класс, я, посоветовавшись с родителями, отнёс документы в городское профтехучилище, готовящее рабочие кадры для местных строек. Сюда никаких вступительных экзаменов сдавать не требовалось… Только справка от врача.

Честно говоря, мне было всё равно, на кого учиться – на столяра, каменщика, сантехника… Я не собирался посвящать свою жизнь профессии строителя, и на столь неожиданный поворот в своей судьбе, смотрел лишь, как на вынужденный шаг. «Перекантуюсь» пару – тройку лет в профтехучилище, думалось мне, получу среднее образование… А там – видно будет! Поэтому, когда в приёмной комиссии мне предложили записаться в группу штукатуров-маляров (здесь был недобор!), я не стал упираться.

Учёба в училище давалась легко, без особых усилий… Даже по такому специфическому предмету, как «Электротехника» – с ненавистными, ещё по школе, цифрами, формулами и схемами. Я быстро выбился в «круглые» отличники… Мою фотографию, по итогам полугодия, даже поместили на училищную Доску Почёта. Подходил к концу первый учебный год…

И вот тут, судьба моя сделала очередной вираж. Руководство профтехучилища, глядя на достижения шустрого первокурсника, решило – хватит этому молодому человеку протирать штаны в Моздоке. Мне порекомендовали продолжить своё образование строителя в Волгограде, в индустриально-педагогическом техникуме. Это было, в то время, базовое учебное заведение, готовившее, в основном, мастеров производственного обучения для российских профтехучилищ.

Наверное, дальновидное руководство ГПТУ №13 надеялось, что поступив, без особых проблем, по его направлению в Волгоградский техникум, я, через четыре года, вернусь, уже подготовленным молодым специалистом в Моздок. И буду «ковать», на своей малой Родине, кадры для строительной отрасли региона. Впрочем, у меня были совсем другие планы…

Летом 1978 года, я, успешно сдав вступительные экзамены, стал учащимся Волгоградского индустриально-педагогического техникума. Ооо… Эти незабываемые четыре года бурной и беззаботной жизни, вдали от отчего дома и родительского надзора! Полная свобода… Многое тогда для меня, семнадцатилетнего юноши, было впервые. Первая, уже совсем не детская, любовь. Жизнь на одну стипендию в тридцать три рубля, в шумной пятиэтажной «общаге…» Напряжённые стройотрядовские трудовые будни летом, и круглогодичные вечерние посиделки, с песнями под старенькую гитару… И, чего уж там греха таить, – первый стакан дешёвого портвейна.

Эти четыре года вдали от дома я жил самыми разносторонними интересами… Увлекался всерьёз шахматами, лёгкой атлетикой (бегом!), плаванием, рисовал карикатуры для областной газеты «Волгоградская правда». Пробовал даже писать юмористические рассказы и стихи! Правда, литературные опусы свои тщательно скрывал, осознавая их несовершенство… Но совсем отказаться от писательско-поэтического творчества было выше моих сил.

Стипендии на резко возросшие жизненные запросы катастрофически не хватало… Просить же дополнительных денег у родителей такому здоровому лбу, признававшему себя уже практически взрослым и самостоятельным человеком, я считал делом недостойным мужчины.

Выход нашёлся быстро… Недалеко от нашего техникума располагалось большое металлургическое предприятие «Красный Октябрь». Дымило оно круглосуточно, выплавляя металл и изготавливая различный прокат. Здесь охотно брали на временную и неквалифицированную работу студентов, и платили хорошие деньги.

«Королева и её свита». 45 см. х 60 см. Масло, ДВП.

Днём я учился, а по ночам работал огнеупорщиком на «Красном Октябре». Помогал разбирать опытным, взрослым рабочим огромные, отработавшие своё печи в цехах, разгружал вагоны… Трудился так не больше одной-двух недель в месяц. Но этого оказалось вполне достаточно, чтобы больше никогда уже не думать, где взять денег на подарок для любимой девушки, или на какие средства сходить с друзьями на концерт заезжего модного артиста. Даже удивительно теперь, как при столь насыщенной жизни, я ещё умудрялся сдавать вовремя курсовые, зачёты и сессии!

Стабильный и хороший приработок к стипендии, позволил мне на третьем курсе снять комнату в частном секторе… Наконец – таки, я смог перебраться из шумного и безалаберного общежития в тихую, спокойную обитель! Всё это помогло мне успешно закончить последний четвёртый курс, и защитить на «хорошо» дипломную работу в 1982 году.

И – вновь крутой, хотя и вполне ожидаемый, поворот в судьбе. Армия… Сразу после защиты диплома, летом 1982 года, меня «забрили» в солдаты. Всё произошло так внезапно, буквально в течение нескольких дней, что я, даже не успев сообщить родителям, отправился с сотнями таких же обалдевших призывников, в шумном и нетрезвом эшелоне, из Волгограда к месту прохождения службы… В Казахстан, на знаменитый ракетный полигон Байканур.

Из-за проблем со зрением (в следствии родовой травмы!), мне «светили» лишь строительные войска… Ну, а так как я уже, в отличии от многих призванных в армию сверстников, обладал только что полученным дипломом техника-строителя, мастера производственного обучения, то сразу же был выделен, сопровождавшими эшелон офицерами, из общей массы. Меня, и ещё нескольких ребят, направили, по приезду на полигон, в закрытый городок Ленинск, в учебную воинскую часть. В школу сержантов.

Здесь, шесть месяцев из нас, нескладных новобранцев, готовили младших командиров для строительных батальонов, размещавшихся на территории Байконура. Так, уже через полгода, я, получив звание младшего сержанта, отправился служить дальше, в новую воинскую часть, раскинувшуюся посреди казахстанской степи. Под моим началом было интернациональное отделение солдат, девять человек… Армянин, белорус, чеченец, два казаха, украинец, и несколько русских парней.

Не знаю, каким уж я был им командиром… Такой же солдат-сверстник! Служил, как учили в школе сержантов… Ходил в караулы и наряды, считал дни до «дембеля». Но, видимо, не таким уж и плохим младшим сержантом оказался, коль дважды командование части поощряло меня краткосрочным отпуском, с поездкой домой, в Моздок!

Из армии я вернулся в разгар лета 1984 года… С месяц пробездельничал, наслаждаясь беззаботной гражданской жизнью. А уже в сентябре устроился на работу в моздокский Дом пионеров, руководителем сразу двух кружков – шахматного и рисования… Директор учреждения, милая женщина, лет под пятьдесят, сочла достаточным основанием для моего зачисления в штат, представленные документы – диплом об окончании техникума с педагогическим уклоном, свидетельство об окончании художественной школы и удостоверение шахматиста второго разряда. Последний, кстати, я вполне заслуженно получил ещё во время учёбы в Волгограде, за участие в нескольких городских турнирах.

Но, скорей всего, причиной столь быстрого трудоустройства, стала элементарная нехватка преподавательских кадров в Доме пионеров в ту пору… Меня приняли на работу с месячным испытательным сроком.

Я уже писал выше, что ещё учась в техникуме, стал сочинять небольшие юмористические рассказы и стихи. Баловался этим и в армии, тайком от сослуживцев… Продолжал потихоньку творить и на «гражданке», параллельно со своей новой работой в городском Доме пионеров. Со временем, таких литературных опусов накопилось у меня на целую книжку!

И вот однажды, набравшись, наконец, мужества, я отнёс несколько своих юморесок в редакцию моздокской районной газеты «Ленинская правда». Случилось это месяца через три после возвращения из армии… Как ни странно, но мои короткие рассказы всем в редакции понравились, и были вскоре опубликованы. Помню, какое трепетное чувство и радостное потрясение я испытал, впервые увидев придуманные мною строки напечатанными в газете!

Мне тут же предложили стать внештатным корреспондентом «Ленинской правды». Я согласился, и несколько раз, по заданию редакции, в свободное, от своей основной работы, в Доме пионеров, время, писал коротенькие заметки на разные молодёжные темы.

Педагогическая моя карьера продлилась недолго, всего несколько месяцев. В конце 1984 года, в редакции «Ленинской правды» неожиданно образовалась вакансия, в отделе партийной, комсомольской и профсоюзной жизни. Когда это место предложили мне – я даже не раздумывал… Так начался мой многолетний путь в журналистике.

В районной газете я проработал семь лет. Удивительное, яркое время! Когда ты молод, энергичен, полон сил и надежд. Деятельность в газете стала для меня не просто работой… Именно здесь, как мне казалось тогда, и протекала моя настоящая жизнь. Дома я появлялся, лишь для того, чтобы наскоро перекусить чего-нибудь, да ночь переспать. А в выходные дни мне просто некуда было себя деть! Да их почти и не оставалось, за постоянными поездками по сёлам и станицам района на стареньком редакционном «Уазике», за бесконечным калейдоскопом разных совещаний, встреч, конференций…

«Оптимистка». 50 см. х 70 см. Масло, холст.

Мне было так интересно заниматься корреспондентским делом, что я даже в свой первый положенный отпуск не захотел уходить, когда подошло время! Редактору газеты чуть ли не насильно пришлось отправлять меня отдохнуть на несколько недель! Я совсем не чувствовал себя уставшим.

А по вечерам, после семнадцати часов, в нашем творческом, журналистском коллективе начиналась другая, не менее притягательная для меня жизнь… В газете подобралась группа сильных шахматистов-разрядников и азартных любителей настольного тенниса. Имелось в редакции и всё необходимое для пинг-понга – стол, ракетки, шарики…

О, какие это были жаркие, самозабвенные баталии, невзирая на занимаемые должности и возраст соперников! Незабываемые вечера в редакции, когда сторожам приходилось глубоко затемно разгонять солидную журналистскую братию по домам, словно заигравшихся мальчишек.

Работая литсотрудником газеты, я, как никогда остро, почувствовал, наконец, свои серьёзные пробелы в знании русского языка и литературы. Надо было что-то срочно предпринимать… Ведь иного рода деятельности для себя, кроме как журналистики, я теперь уже и не мыслил! А индустриально-педагогического техникума для подобного будущего было явно недостаточно… Да и сам редактор «Ленинской правды» Л. Л. Пальцев неоднократно и недвусмысленно намекал в наших личных беседах о необходимости получения мною высшего филологического образования. Заочно. А без этого, убеждал он начинающего, подающего надежды молодого коллегу, стать профессиональным журналистом в условиях жёсткой, современной конкуренции – просто нереально! Да я это уже и сам понимал…