Читать книгу Суринам - Олег Радзинский - Страница 8

Индонезия – странное место. Разбросанная на семнадцати тысячах пятистах восьми островах, страна лежит на стыке трех колоссальных тектонических плит – Тихоокеанской, Евразийской и Индо-Австралийской. Плиты смещаются, вызывая частые подводные землетрясения и поднимая цунами. Жить там тревожно и зыбко.

Эта раздробленность существования усугубляется тем, что в Индонезии живут более трехсот национальных групп, говорящих на семистах сорока двух языках и диалектах. И в этой самой стране, где все отличаются ото всех, где природа так же разорвана на мелкие куски неверной суши, как разрознены и населяющие ее люди, родилось самое единое и стройное духовное учение в мире – субуд.

Субуд, объяснял Илье Роланд, сводится к следующему: каждый может вступить в контакт с Высшей Силой напрямую, без посредников. В каждом спрятана исконная суть, которую можно разбудить через процедуру, называемую “латихан”.

Процедура эта невообразимо проста: люди, мужчины и женщины раздельно, в разных помещениях, встают в круг, и один из них говорит:

– Начнем.

И все. Дальше приходит откровение, если ты к нему готов. Или нет, если твое время не сейчас. Никакой подготовки, никакой духовной работы, никакой организации. Сила сама выбирает тех, с кем хочет вступить в контакт. И являет себя этим выбранным.

Они сидели на татами в гимнастическом зале над Harry’s Coffee Shop. На скудно выкрашенных стенах висели расписания занятий дзюдо и плакаты с людьми в различного типа кимоно.

Говорил Роланд, Илья задавал вопросы; остальные двое слушали молча, как бы сторонясь беседы. Один из них, Саймон, носил носки разного цвета.

– Это не религия, – объяснял Роланд. – Никаких предписаний. Никаких запретов, кроме тех, что определил себе сам. Человек может исповедовать любую религию и делать латихан. Саймон, например, иудей, Джефф – протестант, а я гностик. В субуде нет догматов веры, нет даже центральной фигуры – бога. Субуд – просто убеждение, что в каждом есть частица Силы, и, если он обратится к Силе, Она ответит и поможет.

– Но что-то все-таки нужно сделать, чтобы Сила выбрала тебя? – спросил Илья. – Если Сила являет себя избранным, значит, что-то делает их избранными.

– Мы не можем знать, почему Сила выбирает тех или других, – сказал Роланд. – Не заботьтесь об этом. Если начнете думать, придумаете миллион теорий, и каждая будет неправильной. Все религии построены на таких неправильных теориях о Силе. О том, как Она создала мир, о предназначении человека, о том, чего Сила хочет от нас. В субуде нет ни космогонии, ни теологии, ни морали. Только вера, что Сила доступна для контакта, и Она сама скажет, что и как делать. Все остальное придумано людьми.

Зал постепенно наполнялся мужчинами; они снимали обувь у входа, проходили к узким длинным лавкам, стоявшим вдоль одной из стен, и молча садились, не здороваясь с другими. Многие снимали ремни и часы и клали под лавки. Некоторые сворачивали ремни и засовывали в обувь у входа. Концы ремней торчали из пустых ботинок – как гюрза перед броском.

Между пришедшими было мало сходства: разных рас, возрастов, религий. Их объединяли молчание и чувство цели. В зале сгущалось предчувствие, как перед сексом с женщиной, с которой спишь впервые: знаешь, что произойдет, но как это будет, как начать, кто первый дотронется, что она любит – все это пока тайна, которую предстоит раскрыть.

Мужчины сидели вдоль стен без ремней и часов и ждали тайны.

Окна были плотно закрыты. Кто-то зажег свет, и в высокой пустоте зала повис желтоватый туман. Вокруг ламп на потолке расцвела резная паутина из расплывчатых теней. Худой хасид, что пришел последним, аккуратно сложил черный пиджак и положил на лавку. На нем была белая нечистая рубашка с торчащими из-под нее кистями талескотна. В каждой кисти было по одной синей нити.

– А как же Антон? – спросил Илья. – Он так ждал этой встречи. Надо позвать его тоже.

– Он не важен. – Роланд поднялся с татами. – Его не было, когда я за вами пришел, стало быть, он не важен. Сила не хочет его испытать. По крайней мере, в этот раз.

– Неудобно как-то. – Илья старался оттянуть начало латихана. – Он, собственно, все это начал, искал…

– Он был нужен, чтобы привести вас, – решил Роланд. – Он просто инструмент, который Сила использовала, чтобы привести сюда вас.

Роланд отошел к мужчинам, сидевшим на лавках, и стал что-то говорить. Разговор шел об Илье: они разглядывали его, не прячась. Высокий азиат кивнул Илье в знак приветствия. Илья кивнул в ответ. Азиат неожиданно засмеялся и отвернулся.

Илье стало жутковато. Ему хотелось уйти.

– Страшно, конечно, – вдруг сказал Джефф. Илья увидел, что он уже не сидит, а лежит на полу с закрытыми глазами. – Страшно, а вдруг ты не избранный? Пока не попробовал, есть надежда незнания. Незнание, собственно, и есть надежда. – Он открыл глаза и уставился в высокий потолок зала. Потом сел и потянулся: – Пора.

Илья заметил, что в центре татами все уже встали в круг. Роланд стоял вместе со всеми, но как бы отдельно. Он позвал Илью глазами. Илья поднялся и занял место в кругу. Было очень тихо.

– Начнем, – сказал Роланд.

Началось сразу. Илья на секунду перестал видеть зал, все куда-то пропало, а потом появилось вновь, но уже другое и по-другому. Люди теперь не стояли в кругу, а рассеялись по залу. Худой хасид танцевал в углу сам с собой.

Вдруг Илье стало жарко. Он понял, какая он сволочь и сколько он сделал плохого. Он обижал людей. Он лгал. Он был высокомерен. Он никого не любил, кроме себя.

Эти мысли возникали в мозгу сами; нет, кто-то их туда впечатывал.

Кто-то с ним говорил. Кто-то светлый, добрый, кто был готов простить.

Илья заплакал.

Он почувствовал, что уже не стоит на месте. Он двигался, как-то рвано скользил по залу, будто на коньках. Вокруг были другие люди; он знал, что они здесь, но не мог их видеть. Зато он увидел себя, сверху: он сидел на полу, уткнув лицо в колени, и просил его простить. Илье было стыдно и светло. Его простили.

Вдруг он осознал, что стоит и пытается залезть на стену; это было очень важно, самое важное из всего, что с ним когда-то случалось. Он поднимал ноги, сгибал их в коленях и пробовал взобраться на совершенно гладкую стену, схватиться руками за пустоту и подтянуться. Стена не поддавалась, но и не отталкивала. Стена сказала Илье, что он должен, обязан продолжать пытаться, но помощи не будет.

Он видел стену необыкновенно ясно: каждую выбоину, каждую неровность краски. Видел всю сразу и каждую малую деталь.

Потом все окончилось. Вокруг были люди, в разных позах, кто-то продолжал двигаться, кто-то замер, кто-то лежал на полу. Предметы стали резко различимы, и Илья понял, что вернулся в жизнь. Внутри него разлилась пустота.

Он позвал Силу несколько раз, но ответом была пустота.

Илья сел на пол. Он хотел пить.

Все оделись и как-то быстро ушли, не прощаясь друг с другом и не разговаривая.

Илья сидел на полу и ждал объяснений. Никто не обращал на него внимания.

Он увидел, что Роланд идет к выходу. Илья встал и поспешил за ним, но не успел: Роланд ушел.

На улице было темно, фонари горели расплывчатыми кругами. Илья заметил Джеффа; тот шел к метро. Он догнал его и пошел рядом. Джефф остановился.

– Понял? – спросил Джефф. – Ты понял?

– Нет, – сказал Илья. – Я не понял. Со мной никогда такого не было.

– Это Сила, – объяснил Джефф. – Она говорила с тобой. Тебе много чего предстоит. Много чего. Целая уйма всего.

– Чего? – спросил Илья.

Он хотел объяснений. Он хотел, чтобы Джефф расспрашивал его о том, что случилось.

– Много всего, – повторил Джефф. – Ты многое должен будешь сделать. Тебе еще скажут.

– А если я не хочу? – спросил Илья.

– Понятно, не хочешь. – Джефф поморщился. – Только кого это ебет?