Читать книгу Римские каникулы - Олег Рой - Страница 4

До конца недели разговоры о сыне босса не прекращались ни на минуту. Вся женская половина коллектива нетерпением ожидала появления Матвея в офисе, и Римма совсем не была исключением. Всеобщий ажиотаж захватил ее настолько, что в четверг она даже увидела предмет всеобщего любопытства во сне, причем в самом что ни на есть романтическом сновидении. А мама, помнится, часто повторяла, что сны с четверга на пятницу – вещие, и всегда сбываются…

Наконец, наступил понедельник. Римма пришла в офис чуть раньше обычного и, включив компьютер, принялась просматривать почту, время от времени бросая короткие взгляды поверх монитора в сторону холла у лифтов. Рабочее пространство в компании было организовано на современный манер, то есть эффектно и стильно, но не слишком удобно. Основной персонал сидел в общем зале, разделенном стеклянными стенками и разновысокими дизайнерскими перегородками пополам с модерновыми стеллажами. Первое время в адрес создателей острых углов и наклонных ломаных плоскостей, на которых не удерживался ни один предмет, то и дело неслись проклятия разной степени злости, но постепенно люди привыкли и смирились. Руководство, конечно, имело отдельные кабинеты – они тянулись вдоль всего фасада, выходящего на юго-восток, откуда был самый лучший вид. Чтобы не вводить подчиненных в искушение постоянно глазеть, чем заняты высшие лица компании, эти самые кабинеты были полудемократично отделены от общего зала стенами из тонированного стекла.

При таком раскладе появление любого незнакомца просто не могло пройти незамеченным. А уж этого долгожданного гостя офисные девицы высматривали с самого утра.

Ровно в десять, как простой смертный, на горизонте появился Матвей. Едва он успел выйти из лифта и сделать несколько шагов по коридору, как воздух вокруг, казалось, так и наполнился женскими вздохами и тихими восклицаниями. Слухи не врали, и фотографии в интернете не преувеличивали. Матвей Фролов оказался просто неприлично красив. Стройный, высокий, великолепно сложенный, он шел по офису свободной походкой человека, знающего себе цену. Нарочитая небрежность стрижки явно была делом рук профессионала-стилиста, чьи усилия призваны лишь подчеркнуть естественную красоту волнистых темных волос, не принося ее в жертву унылой симметрии линий. На сыне босса был светло-серый костюм, рубашка в тон и вызывающе-элегантный шелковый галстук цвета «пармские фиалки». Римма понятия не имела, что это за цвет, но именно такое сравнение пришло ей на ум, когда она высмотрела это нежно-лиловое великолепие, исподтишка наблюдая за вошедшим.

Собрав богатый урожай оценивающих взглядов, Матвей скромным триумфатором прошел в дальнюю часть офиса и, легко взбежав по ступенькам на полуэтаж местных начальствующих небожителей, скрылся за дверью отцовского кабинета.

Сеанс массового гипноза подошел к концу: девушки выдохнули и попытались сосредоточиться на работе. Немалым усилием воли Римма тоже вернула себя с небес на землю и взялась за отчет маркетологов о положении дел у конкурентов, но очень быстро поняла, что сомнительные данные и косноязычные формулировки не вызывают у нее ничего, кроме желания отправить плоды усилий коллег в мусорную корзину. Где они взяли эти дикие цифры? И как можно до того бестолково писать, что каждую фразу требуется переводить на нормальный русский язык с их кошмарного профжаргона? А крайней будет она, если оставит все как есть – ведь шеф аналитиков получит сводный обзор данных, подписанный ею, а не безымянным ассистентом отдела маркетинга.

Провозившись с отчетом до самого обеда, раздраженная Римма отправилась на перерыв, а когда вернулась, глазам своим не поверила: на расстоянии каких-то пяти метров, прямо напротив ее стола, в малой переговорной, сидел и шуршал бумагами утренний красавчик. Он, похоже, был настолько занят, что даже не поднял головы, когда Римма прошла мимо разделявшей их стеклянной стены и уселась на свое рабочее место.

Воспользовавшись увлеченностью Матвея, Римма вновь принялась беззастенчиво его изучать. Вблизи и живьем он показался ей еще симпатичнее, чем во время утреннего прохода по офису или на фотографиях из интернета. И к тому же у него обнаружилась довольно милая привычка коротким жестом руки отбрасывать волосы со лба назад, когда он сосредоточенно читал что-то с экрана монитора.

Новости в офисах разносятся еще быстрее, чем в деревнях, так что вскоре странному месту дислокации хозяйского сынка нашлось объяснение. Как оказалось, Матвей остался недоволен интерьером в подготовленном для него кабинете и, пока срочно вызванный дизайнер подготовит новый проект, а рабочие воплотят его в жизнь, будет сидеть здесь, в малой переговорной.

Римма только усмехнулась, глядя, как оживились ее коллеги справа и слева. Определенно, производительность труда в этой части офиса в ближайшую неделю сильно упадет.

До конца дня она прилежно терзала несчастный отчет, время от времени – исключительно чтобы дать отдых глазам – бросая короткие взгляды на прохаживавшегося по переговорной Матвея. Тот оказался явно не любителем неподвижно высиживать за столом: часто вставал, подходил к окну в дальней части комнаты и смотрел на сияющий огнями город. Иногда его вызывал к себе отец, и, вернувшись от него в очередной раз, Матвей улыбнулся и вежливо кивнул девушкам-аналитикам, сидевшим напротив его временного пристанища, раз уж те все равно как по команде дружно подняли на него глаза. Римме на миг показалось, что в этот момент он смотрел именно на нее, и она подумала, что лицо этого обладателя резко очерченных губ (патрицианских, как называл такую форму ее педагог в художественной школе), точеного профиля и роскошных кудрей напоминает Давида работы Микеланджело, чья статуя с незапамятных времен украшала флорентийскую площадь Синьории. Она тут же низко склонилась к клавиатуре, чтобы скрыть нервный смешок – вспомнила, что из одежды на мраморном Давиде была только плетеная лента пращи, небрежно закинутая на плечо.

Ничего себе ассоциации в первый совместный рабочий день! До чего же воображение разыгралось…

Приложив недюжинное волевое усилие, Римма все-таки заставила себя вернуться к работе и не смотреть, куда не надо. Да, парень красив, и что с того? Какое это имеет к ней отношение? Внешность хозяйского сынка – это совсем не ее дело, ее дело – вот этот проклятый косноязычный отчет. Однако сознание упрямо отказывалось сосредотачиваться на цифрах, в голову лезли совсем другие мысли. В частности, те, что со времен Олафа у нее так больше и не было нормальных отношений, потому что несколько неудачных свиданий явно не в счет.

С Олафом вообще вышла весьма грустная история. И до сих пор, хотя прошло уже немало времени, в груди начинало ощутимо саднить, стоило лишь вспомнить об этом.

В тот год, когда Римма с отличием окончила магистратуру, ей исполнилось двадцать четыре – самый подходящий для замужества возраст, во всяком случае, по мнению, Людмилы Сергеевны. Сама Римма на эту тему в то время пока не задумывалась, все ее мысли были заняты поиском работы. Но мама считала, что нужно одновременно двигаться по всем направлениям, и, раз дочка с головой увязла в трудоустройстве, ей требуется помощь. Как же иначе Римма сможет устроить свою жизнь наилучшим образом? А в том, что ее дочка, ее принцесса, достойна только самого лучшего, Людмила Сергеевна никогда не сомневалась. «Ты у меня настоящая русская красавица», – постоянно твердила мама, радуясь тому, что Римма внешностью пошла не в нее, миниатюрную и, как она сама говорила, «довольно невзрачную серую мышку», а в бабушку, ту самую, главного бухгалтера, – высокую и статную блондинку, чьи аппетитные формы в молодости привлекали целую толпу поклонников.

Дождавшись, когда вопрос с работой наконец-то решился, и, продолжая воплощать в жизнь планы относительно блестящего будущего дочери, Людмила Сергеевна стала настойчиво предлагать Римме заняться поиском подходящих для брака кандидатур. Римма долго отшучивалась и считала, что мама говорит несерьезно, но когда та подарила ей на день рождения оплаченный сертификат на годовое обслуживание в международном брачном агентстве, поняла, что тут не до шуток. Сама Римма, начитавшись в интернете драматических историй и наслушавшись рассказов подруг, с большим предубеждением относилась к таким вот международным знакомствам. Как-то раз ее однокурсница решила воспользоваться бесплатным сайтом подобного направления и в первый же день после размещения своей анкеты получила столько двусмысленных и даже просто оскорбительных откликов, особенно от жителей стран жаркого юга, что навсегда потеряла охоту связываться с чем-то подобным. Но Людмила Сергеевна не принимала подобных аргументов, она не сомневалась, что интернет – это одно, а солидное агентство оф-лайн – совсем другое. Так что спорить было бесполезно, и Римма, как послушная дочь, поехала на другой конец Москвы в офис агентства и потратила там полдня, отрабатывая мамин подарок. Пришлось заполнить огромную анкету, с виду сильно смахивавшую на квартальный биржевой отчет: она тоже сплошь состояла из рубрик, подрубрик, клеточек для расстановки плюсов и минусов и строк для вписывания более развернутых ответов на вопросы. Анкета включала две огромные части – в первой нужно было рассказать о себе во всех подробностях, включая кота Плаксика, любимую еду и отношение к религии, а во второй – столь же подробно описать пожелания к будущим кандидатам в мужья. Провозившись с заполнением чуть ли не два часа, Римма перечитала написанное и поняла, что под ее требования с большой натяжкой подойдет разве что какой-нибудь отпрыск европейской монаршей семьи, да и то лишь в том случае, если как следует поработает над собой.

Что ж, пусть будет так. На меньшее она и не согласна.

Потом еще пришлось провести целую фотосессию: привезенные с собой тщательно отобранные фотографии расфуфыренная менеджер (или правильно было бы назвать ее свахой?) с негодованием отвергла, едва глянув на них. Наконец, все было готово и, тихо проклиная про себя мамину инициативу, Римма смогла, наконец, уехать домой.

Отчитавшись перед окрыленной надеждами Людмилой Сергеевной, она попыталась было выкинуть эту затею из головы, но уже через несколько дней на электронную почту стали приходить предложения о знакомствах. Недоверчиво просматривая первые анкеты, Римма была приятно удивлена: все они, как на подбор, выглядели заманчивыми и интересными. С фотографий смотрели привлекательные молодые люди, которые казались симпатичными не только внешне, но и по человеческим качествам. Похоже, мама и тут права – агентство отлично знало свое дело и готово было отработать подарочный сертификат на все сто.

Читая сопроводительные письма, Римма решительно не находила, к чему бы придраться: все кандидаты были образованны, самостоятельны, без обременений в виде бывших жен и детей, имели движимость и недвижимость в достаточном количестве, чтобы не заподозрить их в желании поживиться за счет только что окончившей университет молодой москвички на старте карьеры.

Проштудировав с десяток анкет, Римма, к удивлению и явному неудовольствию мамы (та ведь твердо рассчитывала на зятя-итальянца!), остановила свой выбор на тридцатипятилетнем шведе по имени Олаф. Он работал инженером на предприятии по переработке древесины, имел красивый и уютный собственный дом, занимался спортом, вел здоровый образ жизни и тоже, как и она, был страстным фотографом-любителем. Написав ему, Римма почти сразу же получила ответ, в котором Олаф сдержанно и тактично восхищался ее внешностью и знанием английского языка.

Завязалась теплая дружеская переписка. Несколько месяцев они общались по электронной почте, обмениваясь собственноручно сделанными фотографиями и болтая обо всем на свете: о погоде, работе, хобби, о любимых фильмах и книгах. За это время Римма полностью втянулась в почти ежедневный обмен записочками и длинными письмами и поняла, что не прочь познакомиться с Олафом поближе. Идея превратить виртуальное знакомство в реальное исходила от Олафа, и Римме такой подход показался вполне разумным. Когда наступила весна, они дважды встретились в выходные на нейтральной территории – в Санкт-Петербурге. Римма приехала на утреннем субботнем «Сапсане», а Олаф встретил ее на Московском вокзале (он сам прилетел еще в пятницу вечером). Была середина апреля, и Петербург, в отличие от Москвы, едва-едва начал просыпаться от зимней спячки. Но снега в центре уже не осталось, погода тоже не подвела – пасмурное серое небо за два дня так и не разразилось дождем, – и они чудесно провели время, гуляя по городу и фотографируя.

Олаф выглядел, как хрестоматийный скандинав: высокий, широкоплечий, с большими ручищами, со светло-серыми, словно прозрачными, глазами. Довершал образ могучего северянина белоснежный шерстяной свитер крупной домашней вязки, выглядывавший из-под куртки-ветровки. Но, несмотря на такую брутальную внешность, в общении он был мил и внимателен, не напыщен, смешно шутил и с видимым интересом слушал все, что рассказывала ему Римма.

В первую встречу, когда они еще только присматривались друг к другу, программа вышла довольно стандартной: прогулка по Невскому до Эрмитажа, билеты в который практичный Олаф купил по интернету заранее, обед в панорамном ресторане с видом на Исаакиевский собор и вечер в джаз-клубе. На следующий день Олаф хотел съездить в Выборг, его семью что-то связывало с этим городом еще до большевистского переворота, но Римма не рассчитала время, добираясь от гостиницы на Финляндский вокзал, и они опоздали на поезд. Следующая электричка была только через несколько часов, и поездку пришлось отменить, поэтому они целый день просто гуляли по Питеру, вновь разговаривали и фотографировали, фотографировали и разговаривали. Олаф был обаятелен и вежлив, с ухаживаниями не напирал, и домой в Москву Римма уехала совсем окрыленная новым знакомством.

Вернувшись, она простодушно рассказала маме об Олафе, не скрывая, что тот ей очень понравился. Людмила Сергеевна старалась не показывать своего неудовольствия, но по-прежнему не была готова расстаться с идеей, что ее дочь выйдет замуж за итальянца. Она стала предпринимать довольно неуклюжие попытки «открыть глаза» Римме на «этих сомнительных северян»: подсовывала детективы и триллеры про маньяков-убийц, зачитывала вслух и порывалась вместе обсудить статьи про статистику алкоголизма, самоубийств и депрессивных расстройств в Скандинавских странах. Римма только посмеивалась про себя и мягко переводила разговор на другие темы, чтобы не обижать маму. Она всерьез увлеклась Олафом, и он тоже демонстрировал неподдельный интерес к ней.

Второй раз они встретились через месяц, и снова в Санкт-Петербурге. Значительно потеплело, буйно цвели яблони и вишни, распускалась сирень, тюльпаны, высаженные на клумбах стрелки Васильевского острова, складывались в прихотливые красно-розово-желтые узоры и так и просились в объектив. Белые ночи и разведенные мосты над Невой совсем вскружили Римме голову. Стоя на пляже Петропавловской крепости и любуясь тонким абрисом роскошных особняков на Дворцовой набережной напротив, она куталась в тот самый белоснежный свитер, заботливо накинутый ей на плечи, и чувствовала, что настало время для волнующих перемен. Вернувшись домой, Римма мысленно уже начала готовиться к переезду в Европу и записалась на курсы автовождения. В России водительские права ей не были особенно нужны, на покупку машины Римма пока не заработала – но жизнь за границей без автомобиля казалась невозможной.

Чтобы их встречи не приобрели монотонность, Олаф пригласил ее приехать в июне к нему в Швецию в гости. Он сам купил билеты в мини-круиз по Балтийскому морю, и Римма, внутренне обмирая душой, вновь приехала в Санкт-Петербург, чтобы отправиться в свое первое в жизни заграничное путешествие вместе с мужчиной, в которого уже была влюблена.

Олаф жил в собственном доме, в небольшом городке Эскильстуна в сотне километров от Стокгольма, куда их сначала привез паром, и где они провели первые три дня, чтобы Римма познакомилась со шведской столицей и пополнила свою богатую фотоколлекцию новыми снимками. Город живо напомнил Римме Санкт-Петербург: много холодной серой воды и низкого неба, тонкие шпили, массивные купола и бесконечные гранитные набережные. Эскильстуна оказалась куда как живее и проще; в этом тихом, зеленом, очень спокойном и дружелюбном городке ей понравилось все. С погодой в целом повезло, и они целыми днями гуляли в городе и по окрестностях. Помимо фотографии, у Олафа были типично скандинавские увлечения: он рыбачил, плавал на каноэ по озерам и состоял в местном аэроклубе – летал на собственном планере. О своих интересах он не только рассказывал Римме, но и старательно их демонстрировал. Они посетили летний ангар, где расхрабрившаяся Римма забралась в крохотную кабину длиннокрылого самолетика-игрушки и в награду за смелость получила несколько отличных снимков и собственных фото для соцсетей; побывали и на базе проката каноэ на местном озере, и на выставке снаряжения для рыбной ловли. Тратить время на разглядывание мормышек и спиннингов Римме не особо хотелось, но она не жаловалась: все равно день выдался ветреный и дождливый, а в выставочном павильоне было тепло и сухо.

С такой же основательностью Олаф знакомил ее с устройством собственного дома: вот газовый котел в подвале, вот такая кухонная техника, вот сякая, вот оборудованный по последним стандартам новенький домашний кинотеатр. Римме подобная педантичность казалась непривычной, но она списывала ее на особенности местного менталитета – ну, швед же, что с него взять? Зато сам факт подробных объяснений был весьма приятен, ведь он говорил о том, что Олаф хочет, чтобы она поселилась здесь, что он видит в ней будущую хозяйку этого дома.

С каждым проведенным вместе с Олафом днем Римма чувствовала себя все свободнее: находившийся рядом с ней круглосуточно человек постепенно переставал был таинственным незнакомцем. Все возникающие вопросы решались быстро и словно бы сами собой, видимо, оттого, что их взгляды на жизнь во многом совпали. Билет на паром для Риммы оплатил Олаф, но дальнейшие расходы они делили поровну. Каждый вечер он рекомендовал какой-нибудь ресторан на выбор из двух-трех и говорил при этом примерно следующее: здесь средний чек такой-то, и ресторан известен своими рыбными блюдами, здесь хороший вид на залив и ужин будет стоить столько-то, а здесь я люблю бывать в ветреный день и смотреть на закат. Выбор Олаф оставлял за Риммой. Ее это не напрягало, наоборот, она чувствовала себя увереннее, так как была не нахлебницей, а равноправным партнером.

Были и странности, но совсем пустяковые. Когда Римма попросила сводить ее в Национальный музей изобразительных искусств, Олаф посмотрел на нее с замешательством. А потом отказал: этого не было у них в планах. Ведь они обсуждали, что в Стокгольме сходят только на фотовыставку и в этнографический парк-музей Скансен, куда со всей Швеции свезли старинные деревянные дома и даже целые улицы. Еще в плане стоял музей корабля «Васа», затонувшего в стокгольмском заливе чуть не сразу после постройки и поднятого оттуда в середине XX века. Эти музеи – визитные карточки Стокгольма, как Эрмитаж и Петропавловская крепость в Санкт-Петербурге… Он готов был и дальше объяснять что-то в духе туристических справочников, но Римма расхохоталась: внезапная растерянность придала его мужественному лицу какое-то испуганно-детское выражение. Обняв Олафа за шею, она взъерошила ему волосы и беспечно махнула рукой: Скансен так Скансен. Какое, в самом деле, это имеет значение?

Еще на пароме они стали близки. Секс с ним не имел ничего общего с неловкими и большей частью крайне неудачными студенческими опытами: Олаф оказался заботливым и внимательным любовником, он чутко прислушивался к ее реакциям, постоянно спрашивал об ощущениях и несколько раз поинтересовался, есть ли у нее какие-то особые предпочтения, о которых ему стоит узнать. В ответ Римма беспокойно ерзала, глубже закапываясь в подушки и одеяла роскошной кровати: она пока что не чувствовала себя готовой к обсуждению столь интимных вопросов. В ее понимании слова «наш первый раз» и «особые предпочтения» не очень-то вязались друг с другом, да и никаких таких из ряда вон выходящих предпочтений у нее не имелось, – но почему-то в этом неловко было признаться, словно в чем-то постыдном. Олаф терпеливо нависал, ожидая ответа. Пришлось раскашляться и попросить воды, потом ей что-то попало в глаз, и в итоге щекотливая тема была закрыта.

Время пролетело стремительно. За две недели, проведенные в обществе Олафа, Римма твердо укрепилась в своей симпатии к нему и поняла, что хочет развивать отношения дальше. Она пригласила Олафа приехать в Москву в конце лета, он просиял улыбкой, но ответил уклончиво: мол, пока не уверен, будет ли у него возможность взять отпуск. Римма и не подумала обижаться: работа – это всегда работа, и предложила встретиться, когда он сможет.

Обратно в Москву она должна была лететь самолетом. Проводить ее в аэропорт Олаф не смог – его срочно вызвали на завод. Утром они нежно простились, он уехал, а Римма осталась в его доме одна – ждать вызванное такси. Пока ждала, забрела к нему в кабинет, увидела на столе заполненный от руки ежедневник и не смогла удержаться от соблазна заглянуть в него. Пролистав страницы, Римма узнала, что в этом году она у Олафа вторая кандидатура на рассмотрение. И будут еще две: в августе, когда он «не сможет» приехать в Москву, и в октябре. Рождественская неделя была обведена розовым маркером и снабжена подписью на шведском, которую Римма без труда перевела через «Гугл»: «Рождество в Париже с… Бюджет – 3000 евро пополам (заказать кольцо у Картье в “черную пятницу”)». Место имени будущей счастливой избранницы пока что занимал предусмотрительно широкий пропуск.

Это был удар в самое сердце, оскорбивший Римму в лучших чувствах и обидевший до глубины души. Увлекшись Олафом, она сама даже подумать не могла о том, что можно параллельно рассматривать каких-то других кандидатов. Как оказалось, так ведут себя не все. Только вернувшись домой и немного успокоившись, Римма еще раз прокрутила в голове всю поездку, потом заглянула в свой профиль на сайте брачного агентства и поняла, что Олаф педантично продемонстрировал ей все то, что она сама указала в качестве предпочтений: будущий муж должен увлекаться фотографией, жить в приличном тихом месте, иметь свой обустроенный дом, заниматься спортом и пр. Она ничего не написала про интерес к изобразительным искусствам – вот он и не захотел тратить время в Стокгольме на «незапланированную ерунду». Он был с ней честен – в меру того, как сам это понимал.

Осознание мало помогло, в Москву Римма вернулась с разбитым сердцем. Мама старательно утешала ее, но дочь чувствовала, что втайне Людмила Сергеевна довольна тем, что очередной раз оказалась права в своем недоверии к скандинавам. Вот если бы женихом был итальянец… Кстати, в отсутствие Риммы из агентства прислали еще несколько анкет, и там как раз… Но тут, наверное, впервые в жизни, Римма отважилась пойти маме наперекор и не только заблокировала Олафа во всех мессенджерах и соцсетях, но и удалила свои данные с сайта брачного агентства и дала себе зарок больше никогда не пытаться прикупить себе жениха с помощью «профессионалов». Римма всё так же ни минуты не сомневалась в том, что счастье ждет ее где-то за границами «шестой части Земли», но решила, что отныне будет устраивать свою судьбу только собственными руками.

С тех пор вот уже четвертый год, Риммино сердце, как пишут в дамских романах, было свободно (хотя саму ее это выражение просто бесило, и, услышав его, Римма всегда цитировала известную телеведущую, заявляющую, что ее сердце – не туалетная кабинка). Она терпеливо ждала своего счастья, хотя с каждым годом это ожидание давалось все труднее. Но что поделаешь, если в России практически невозможно встретить мужчину, который может тебя по-настоящему заинтересовать? Во всяком случае, так было до недавнего времени. Неужели ситуация начинает меняться? С каждой минутой Римма все сильнее ощущала, что ее интерес к Матвею начинает выходить за рамки обычного любопытства, и не понимала, радоваться этому или огорчаться. А что если ее чувство не найдет ответного отклика? Всякое же может быть…