Читать книгу Старьевщица - Олег Рой - Страница 4

На следующее утро Андрей все-таки заставил себя подняться пораньше. В доме по-прежнему шаром покати, надо бы сходить в магазин, купить хотя бы самое необходимое. Дело оставалось за малым – найти денег, чтобы сделать покупки. Что ж, придется приниматься за поиски. Раньше, когда Андрей еще был «на коне», у него имелась манера повсюду разбрасывать, рассовывать мелкие деньги, а мелкими деньгами он считал тогда не только монеты, сдачу которыми и не брал никогда, а банкноты в десять, пятьдесят, сто и даже пятьсот рублей. Вот ведь была жизнь! И до сих пор отголоски этой привычки жить широко неплохо его выручали. То там, то здесь нет-нет да и находилось несколько купюр, благодаря которым он пока хотя бы не голодал. Но, разумеется, это не могло продолжаться вечно. И сегодня все места предполагаемых «заначек» оказались пусты, он исчерпал их.

Однако Андрей не позволил себе впасть в уныние, включил голову, как он это называл, и через некоторое время сообразил, где еще можно поискать – в летней одежде. Ну конечно же, ведь он не надевал ее уже с полгода, а там, в карманах, действительно могло что-то заваляться! Заглянув на дальнюю полку, он вытащил шорты и джинсы с модными рваными дырами на коленях, обшарил карманы и действительно наскреб триста шестьдесят рублей. Негусто, конечно, но на хлеб хватит. Машинально взглянув на часы (было без четверти двенадцать), он обулся, надел пальто, запер дверь квартиры и вызвал лифт. Жил Андрей на четвертом этаже и нередко спускался, а когда приходил домой трезвый, то иногда и поднимался пешком – все-таки гимнастика. Но сегодня он, сам не зная почему, решил воспользоваться лифтом. Лифта долго не было, но наконец он со скрипом пришел на его этаж. И когда двери кабины раскрылись, Андрей сразу увидел что-то на полу. Ему показалось, это какое-то оранжево-красное пятно. Он наклонился посмотреть – и, не веря собственным глазам, подобрал две сложенные пополам пятитысячные купюры, видимо, выпавшие у кого-то из кошелька или кармана.

Только сейчас на него вдруг точно ведро холодной воды на голову обрушились воспоминания о вчерашнем вечере. До этого он, занятый насущными проблемами, как-то ухитрился все утро не думать о женщине, называющей себя Старьевщицей, и ее странном обещании, что до полудня у него появятся десять тысяч рублей. Что-то вроде бы она у него купила, он не мог вспомнить что. Мало ли что люди говорят один другому. Но теперь ее слова вспомнились необычайно ярко. Да, она сказала именно так, и деньги действительно появились незадолго перед двенадцатью часами… Но все равно ее слова о покупке воспоминаний не укладывались в его голове. Скорее всего, думал Андрей, эта дамочка просто с приветом, и все, что она говорит, – не более чем шизофренический бред. А десять тысяч… Ну-уу… Десять тысяч в лифте – скорее всего, совпадение. Не могла же она на самом деле купить у него воспоминание о… качелях… О каких, кстати, качелях? Никаких качелей в его жизни никогда не было, в этом он твердо уверен. Никогда, даже в детстве, он не качался на качелях. Видимо, у него слабый вестибулярный аппарат, от монотонного раскачивания его всегда мутит.

Да и бог с ними, с качелями и с этой ненормальной! Сейчас для него важно другое – он неожиданно разбогател. Конечно, совсем недавно для него подобная сумма казалась сущим пустяком, мелочовкой, случайно завалявшейся в кошельке. Но теперь времена изменились. Теперь десятка – это не то чтобы целое состояние, но, во всяком случае, реальная возможность купить многое из того, в чем он давно нуждается.

Выйдя из подъезда, Андрей отправился в магазин, и не в ближайшую стекляшку, где обычно отоваривался, а в супермаркет. Первым делом устремился к полкам с элитным алкоголем, где стояли бутылки его любимого виски… Но вовремя остановился, осознав, что столь счастливо попавшие в его руки деньги не стоит выбрасывать на ветер и тратить на баловство, как выражалась покойная бабушка. Кто знает, когда в следующий раз ему будут какие-нибудь «финансовые поступления»? Может случиться, что и очень не скоро. А потому вместо дорогого виски (которое ему все еще отпускают в том баре в долг) лучше купить побольше еды. Особенно такой, которая может долго храниться. Он развернулся и побрел по рядам между полок, придирчиво рассматривая ценники, считая стоимость товаров в уме. Хочется, конечно, хорошей колбасы, пармской ветчины и свиных отбивных… Но на ту же сумму, сколько стоит пара стейков, можно купить целую гору сосисок в вакуумной упаковке. Он долго бродил по рядам, придирчиво выбирая продукты, со вздохом отказываясь от тех, что подороже. Жизнь, кажется, кое-чему его научила.

Вернувшись домой с битком набитыми пакетами, он распихал трофеи по полкам холодильника и залюбовался результатом. Давно в его доме не было такого изобилия! Теперь какое-то время можно не беспокоиться. Он разыскал мобильный, который уже с месяц валялся выключенным, и позвонил Даше.

– Ты? – прозвучал в трубке ее счастливый голос. Сколько лет они уже встречались, а она все еще радовалась каждому его звонку, каждому их свиданию так, как в самом начале отношений. – Вот здорово, а я хотела сама тебе вечером звонить. Как ты там, Андрюша?

– Я хорошо, – бодро заверил он и оказался в этом почти что честен. Действительно, впервые за последние много дней у него было не так муторно на душе. – Соскучился, захотел тебя увидеть. Ты не занята сегодня?

– Свободна, как весенний ветер, – процитировала Даша какое-то известное произведение. – Хочешь, приеду к тебе после работы?

– Давай лучше я к тебе, – возразил он. – А то мне уже осточертел вид собственной квартиры. Скоро выть от него начну. Живу тут, как одинокий волк в логове.

– Конечно, приезжай! – сразу же оживилась Даша. – У меня курица жареная есть, я твой любимый салат приготовлю…

– Ну и отлично. А я привезу вино, устроим пир.

– Вино? – изумилась Даша. – Откуда?

– Да так, – довольно усмехнулся Андрей. – Пара копеек тут на меня с неба свалилась. Приеду – расскажу. Может, ты разберешься… Ты когда дома будешь?

– Могу сегодня уйти пораньше, все равно клиентов нет… Давай договоримся на восемь?

Нажав на кнопку отбоя, Андрей отложил телефон и почувствовал, что его настроение значительно улучшилось. Когда ждешь вечерней встречи, день уже не кажется таким пустым и никчемным. Правда, тянется все так же тягуче медленно…

Не успел он отложить телефон, как раздался звонок.

– Здорово, Дрон! – прозвучал в трубке хорошо знакомый веселый голос. – Надо же, прямо удивляюсь – в кои-то веки до тебя дозвонился! Даже не верится… А то как ни наберу номер, ты все недоступен да недоступен. Я уж, грешным делом, беспокоиться начал, не случилось ли чего такого с другом детства… Ведь мы с тобой уже месяца два, наверное, не виделись и не слышались.

– Да нет, Костян, со мной все в порядке. Были трудные времена, но теперь все потихоньку налаживается, – ответил Андрей, который и сам в эту минуту почти верил своим словам. – Сам-то ты как?

– А чего спрашиваешь – в одной стране живем! Как все, так и я, – хохотнул Константин. – Слушай, Дрон, раз уж пошла такая пьянка, приезжай в выходные к нам! Да хоть в это воскресенье. Катька рада будет тебя видеть.

– В воскресенье, говоришь? – Интересно, когда у него перестанет екать сердце при упоминании Катиного имени? – Гм… Пока ничего точно обещать не могу, еще точно не знаю своих планов. Но попробую выбраться.

Разговор с другом детства и предстоящая встреча с ним и тем более с Катей окончательно привели его в отличное настроение. И Андрей стал собираться к Даше, бодро насвистывая какой-то бравурный мотивчик. Нет, все еще наладится, фортуна еще улыбнется ему.

Даша жила не так далеко от него, на «Сходненской». И сегодня Андрей позволил себе отправиться к ней не на метро, которое недолюбливал, а на такси, точнее, на частнике. Сторговался за двести пятьдесят рублей с молодым парнем, явно приезжим из Средней Азии, и уселся в его старенький «Фольксваген» – а что делать? Выбирать не приходится. Ехали долго, не ехали даже, а ползли, то и дело застревая в таких привычных для вечерней Москвы пробках. Андрей коротал время проверенным способом – воспоминаниями. Сегодня он думал о Даше… И обо всех других женщинах, которые были в его жизни. И до сих пор, как и двадцать пять лет назад, они делились для него на две категории – Катя и все остальные.

Во всех подробностях он помнил тот хмурый ноябрьский день, когда в их художественной школе появилась новенькая. Тоненькая, как стебелек травы, девочка с прямыми темными, почти черными, волосами, прекрасными серыми глазами, в которых пряталась какая-то загадочная печаль, и удивительно светлой для брюнетки бело-розовой кожей. Тогда, увидев ее, он тотчас позабыл о натюрморте с восковыми яблоками, который они рисовали, забыл обо всем и во все глаза уставился на нее.

– Какая красивая! – восхищенно шепнул он Косте. – Просто с ума сойти!

– Эта-то? – скептически хмыкнул Костя с тем циничным выражением лица прожженного знатока женского пола, какое бывает только у подростков, парни постарше уже понимают, насколько подобное выражение смешно. – Да ну… На мой вкус, так себе, ничего особенного. Ни спереди, ни сзади подержаться не за что.

Конечно, он тогда покривил душой ради позы бывалого знатока женщин. Катя уже и в том возрасте была очень хороша, красива тем, как выразилась позже их пожилая учительница, вымирающим видом красоты, какой часто встречается на полотнах старых мастеров и на старинных черно-белых фотографиях, но какой очень редко можно увидеть в наши дни. На незаурядную внешность новенькой обратили внимание даже девчонки. Обычно женщины в вопросе чужой привлекательности крайне ревнивы. Еще Гоголь подметил, что они скорее с чертом поцелуются, чем признают другую красивее себя. Но, видимо, у учениц их художественной школы чувство прекрасного было развито сильнее, чем заурядная бабская зависть. И когда Андрей тихонько сказал, что новенькая похожа на «Царевну-Лебедь» Врубеля, девочки дружно с ним согласились и с тех пор именно так и называли новую ученицу. Это прозвище прочно прилепилось к Кате в художественной школе. И еще долго, думая о Катюше, Андрей так и называл ее про себя – Царевна-Лебедь. Настолько сказочно-прекрасной, неземной, возвышенной и загадочной казалась она ему.

Он влюбился в нее с первого взгляда и тайком вздыхал о Кате весь год, до окончания восьмого класса. Мчался каждый раз в художественную школу, как на праздник, боясь опоздать, забывая даже пообедать. И если вдруг Катя пропускала занятия, а подобное случалось не так уж редко, жизнь сразу окрашивалась для Андрея самыми мрачными красками. Но если она приходила, то с того момента, когда девушка с задумчивыми серыми глазами появлялась в дверях, и до самого окончания занятий он чувствовал себя самым счастливым человеком на свете. Издали любовался ею, слушал ее милый голос и мелодичный смех, восхищался ее работами, которые, разумеется, казались ему необычайно талантливыми, хотя на самом деле в них не было ничего из ряда вон выходящего, и каждый раз, расставаясь с Катей, переживал это так, точно она уезжала далеко и навсегда. Однако при этом подойти к ней, с ней заговорить и уж тем более проводить ее домой или пригласить куда-нибудь – в кино, в кафе или просто погулять – Андрей никак не мог решиться, общались они только в компании. Костя и подшучивал над ним, и советовал, и подстрекал – все было напрасно. Андрей и мысли не мог допустить, что такая красавица, как Катя, заинтересуется им и согласится даже выслушать его, не говоря уж о большем. А отказа он боялся как огня. Ему казалось, он его просто не переживет, сердце разорвется от страданий… Вот он и держал в тайне свою любовь, скрывал ее настолько старательно, что Катя, как ему казалось, и не догадывалась о ней. Позже, впрочем, выяснилось, что он ошибался, но это было уже потом…

А тогда наступило лето, ставшее первой важной вехой в его судьбе. Он сделал свой выбор – не пошел в девятый класс, а ушел из школы и подал документы в пищевой техникум. И начался новый, абсолютно непохожий на школьный, период в жизни. Во время вступительных экзаменов он сделался объектом живейшего интереса будущих сокурсниц. Каждый раз после того, как объявляли оценки, девчонки наперебой приглашали его отметить очередную победу или в кафе, или, чаще, у кого-нибудь дома, благо у многих родители как раз уезжали на дачу. Но, несмотря на все гулянки, поступить в техникум Андрею удалось, и вышло это на удивление легко – то ли он неплохо подготовился, то ли, что скорее всего, преподаватели оказались более снисходительны к абитуриенту-парню. А дальше, когда он стал студентом – тут и вовсе все закрутилось и завертелось. Андрей, как выразился Костя, попал в малинник, оказавшись единственным юношей в группе. Можно себе представить, что творится, когда на два десятка девчонок разной степени привлекательности приходится один парень. Да еще и симпатичный, и неглупый, и при деньгах… А во многих других группах и на их курсе, и на старших и вовсе не было ребят. Конечно, Андрей Шелаев оказался в центре внимания всего техникума и был, что называется, нарасхват. Его выбрали старостой группы. Самые красивые и бойкие девчонки со всех курсов стайками вились вокруг него, наперебой кокетничали, делали недвусмысленные намеки… Разумеется, Андрей не устоял. В самом начале первого курса он лишился невинности и после этого стал менять девчонок как перчатки – а те были только рады, сами, как говорится, подкладывались под него. Наблюдая за тем, как Костя обхаживает очередную пассию, водя ее в рестораны и осыпая подарками, Андрей лишь снисходительно усмехался. Ему внимание прекрасного пола доставалось даром и без всяких усилий. Но беда заключалась в том, что все это было ему не так уж и нужно. Несмотря на многочисленных девиц, с которыми он встречался, Андрей оставался однолюбом. Сердце его принадлежало Кате Черешневой. Его существо точно разделилось пополам – на душу и тело. Тело сполна получало все, чего хочется подростку в период бурного полового созревания. А душу пленила Катя. Прекрасная, чистая, недосягаемая, загадочная и печальная Царевна-Лебедь.

Благие намерения Андрея продолжать заниматься в художественной школе и во время учебы в техникуме, разумеется, вскоре пошли прахом. В сентябре он пару раз заглянул на занятия, но только затем, чтобы узнать, что Катя еще не вернулась в Москву, родители увезли ее в Анапу на «бархатный сезон». Больше Андрюха в «художке» не появлялся. Некогда было – учеба, практика, подработка, бурная личная жизнь…

Но Катю он не забыл, постоянно думал о ней, хотя за три года они ни разу не встретились. А потом вдруг случилось невероятное. Позвонил Костя и сообщил, что девчонки из «художки» решили отметить годовщину ее окончания. Послезавтра все собираются у Катьки Черешневой, и та просила пригласить Андрея, хотела увидеть и его тоже.

– Так и сказала? – ошарашенно переспросил он.

– Ну, уж я не знаю, как она там сказала, – заржал Костя. – Я с ней не говорил, мне Людка Малофеева звонила, ее подружка. Помнишь, сисястая такая? Людка передала так.

С того летнего вечера в большой Катиной квартире, в старом доме с высоченными потолками, все у них и началось… Вечеринка несостоявшихся художников (выяснилось, что никто из ребят и девушек не стал дальше учиться рисованию, все выбрали другие специальности) ничуть не напоминала тусовки с однокашницами Андрея по техникуму. Там всегда много пили, топтались-обжимались под музыку да целовались по углам в густом табачном дыму. А здесь из спиртного – пять бутылок вина на восемнадцать человек (и то еще осталось), а развлечения – философские споры и бардовские песни под гитару. Немногочисленных курильщиков выгоняли на балкон. Андрей никогда не курил, из-за больного сердца (его даже в армию не призвали), но на балкон тоже вышел – подышать воздухом. И вдруг как-то само собой получилось, что все, кто там был, постепенно разбежались, и с Андреем осталась одна Катя.

О чем они говорили, он не помнил. Удивительная все-таки вещь наша память! Всякая фигня вроде детских поездок на речном трамвайчике в «Бухту радости» застревает в ней навсегда. А вот такие важные вещи, как первый в жизни серьезный разговор с по-настоящему любимой девушкой почему-то выветрился из головы. Помнилось только, что он тогда держался намного увереннее, чем три года назад. Место робкого влюбленного недоросля теперь занял почти взрослый восемнадцатилетний парень, твердо стоящий на ногах, избалованный успехом у девушек, к тому же самостоятельно зарабатывающий, и зарабатывающий неплохо. Вот только его чувства к Кате, которая за это время стала еще красивее и еще больше стала напоминать Царевну-Лебедь, оставались прежними. Однако он хорошо владел собой и, когда попросил номер ее телефона, ничем не выдал своего волнения и страха перед отказом – все того же стыдного, липкого, мальчишеского страха, как и в детстве. Но Катя сама вырвала из тетради на пружинке страницу и протянула ему вместе с ручкой, чтобы он записал номер.

Они встречались больше года – шестнадцать месяцев без нескольких дней. Первое время Андрей и мысли не допускал, что Катю можно обнять, не говоря уж о большем. Она казалась ему воплощением чистоты, и ни одна капля грязных помыслов не смела упасть на ее светлый образ. Потом ситуация изменилась. Андрей решился признаться в любви и с изумлением и восторгом услышал, что тоже любим. Они поцеловались – в первый раз. А вскоре заговорили и о свадьбе. Андрею подобное развитие событий казалось тогда пределом мечтаний и смелых фантазий, ничего лучшего он и желать не мог.

Ему было очень хорошо с Катей. Никогда еще ни с одной девушкой до нее не было так хорошо. Да и после тоже.

С Катей всегда было интересно поговорить, обсудить книгу или фильм, порассуждать о таких вещах, мысли о которых без нее как-то не приходили ему в голову. Например, что такое прогресс – зло или благо, или существует ли судьба, высшее предназначение каждого человека. А его идея, что вещи, как и люди, живут собственной жизнью, которой Андрей поделился с Катей, той очень понравилась. Она хоть и не лазила с ними искать «склады», но разделяла их увлечение и тоже была неравнодушна к старым вещам.

Родители Кати оказались людьми очень своеобразными. Они неплохо относились к Андрею, но Катина мама попросила не торопиться с женитьбой, мол, успеете еще, куда вам спешить, всего восемнадцать лет, вся жизнь впереди. Она специально пригласила Андрея к себе, чтобы поговорить с ним об этом. И он согласился, хоть и скрепя сердце – Катя была еще девушкой и очень хотела сохранить невинность до свадьбы. Андрей так любил ее, что готов был мириться и с этим, однако, признаться, давалось ему это совсем нелегко. Сначала он мужественно терпел, но потом молодой организм взял свое, тем более что соблазнов вокруг было хоть отбавляй. Некоторые официантки из их ресторана были совсем не против закрутить с ним интрижку. Да и бывшие подружки не забывали. Андрей уговаривал себя, что ничего страшного в этом нет, он ведь любит только свою невесту.

Но та, как выяснилось, думала иначе.

Все рухнуло после истории с Надькой, бывшей сокурсницей Андрея, бойкой девахой родом из подмосковного Лыткарино. Надька еще в техникуме положила на Андрея глаз, бегала за ним и «раскручивала на секс» при каждом удобном случае. Ему она не особенно нравилась – но очень уж была настойчива, проще, как выражался в таких случаях Костя, трахнуть, чем объяснить, что не хочешь. Не отстала Надька от Андрея и после окончания учебы. А когда узнала, что он собирается жениться, выкинула такой фортель: затащила его в постель и вскоре объявила, что беременна. И добро бы сказала об этом ему одному! Но нет, она встретилась и с Катей, поставила и ее в известность – так, мол, и так, подруга, жду ребенка от твоего жениха и буду рожать, делать аборт здоровье не позволяет.

И тут Андрей совершил ошибку, наверное, самую крупную и уж точно самую непоправимую в своей жизни. Нет, дело было не в том, что он поверил Надьке – а в том, что честно не объяснился с Катей. Та после разговора с соперницей встретилась с ним и спросила в лоб:

– Андрюша, у тебя есть кто-то, кроме меня? Пожалуйста, скажи честно, если это так.

Но он-то не знал, что Надька виделась с Катей! И потому повел себя, как девяносто процентов мужчин в такой ситуации – посмотрел ей в глаза и со всей возможной искренностью произнес:

– Что ты такое говоришь, Катя? Никого у меня нет и быть не может, я люблю только тебя.

Что ему стоило признаться? Рассказал бы все, как есть, объяснил бы, что не испытывает к Наде никаких чувств, что близость с ней – лишь зов плоти, следствие длительного воздержания… Катя была умна, возможно, поняла бы его, и все сложилось бы по-другому. Ну, обиделась бы на какое-то время, а потом бы простила…

Но Андрей смалодушничал. Тогда он еще не знал, что такие женщины, как его невеста, могут в конце концов простить измену, но никогда – предательство.

Больше они с Катей не виделись. А довольная Надька не отходила от Андрея и строила грандиозные планы на совместное будущее. От обиды на Катю Андрей позволил Наде отвести себя в ЗАГС и подать заявление. Сыграли по-деревенски шумную пьяную свадьбу, Надька переехала к нему, в эту самую квартиру на Маршала Жукова. А дней через десять вдруг позвонила откуда-то издалека и прокричала сквозь помехи, что ее прямо с работы отвезли в больницу – выкидыш.

– Надь, я сейчас к тебе приеду! – заволновался он. – Ты где? В какой больнице?

– Что-что? Я тебя не слышу! – И когда связь прервалась, Андрея озарило – его просто развели, как лоха, никакой беременности у Надьки не было и в помине… Но поезд ушел, штамп в паспорте уже стоял.

Сначала он твердо решил, что расстанется с Надей. Но, когда та через несколько дней вернулась домой с несчастным видом, махнул на нее рукой. Катю все равно не вернуть. А Надька была ему очень удобна. Мама к тому времени умерла, он жил один, начал активно заниматься бизнесом, вернее, тем, что называлось бизнесом в девяностые. На быт не оставалось ни времени, ни сил – а Надька поддерживала квартиру в чистоте, неплохо готовила и устраивала его в постели. Верность ей Андрюха, разумеется, не хранил. В его жизни по-прежнему было много женщин, которые интересовались им и сами активно старались сблизиться. Андрей им не отказывал, но настоящих чувств ни к одной из них так и не испытал. Как он ни старался, но забыть Царевну-Лебедь у него не получалось. А старался он изо всех сил, особенно после того, как на него, точно гром среди ясного неба, свалилась новость: Катя выходит замуж за Костю Панова. В этот момент Андрей как раз открыл свое первое кафе, был очень занят, и их пути с другом детства несколько разошлись. А тот, оказывается, не терял времени даром. В глубине души Андрей, конечно, злился – и на Костяна, и на Катю. Но умом быстро понял, что если кто-то и виноват в случившемся – то только он сам. Идиот был, глупо упустил свое счастье.

Какое-то время он оставался с Надей, однако не помнил сколько. Все время отнимал бизнес. Потом Надю незаметно сменила Кристина. Та была и моложе, и гораздо красивее, и выглядела эффектно и представительно, в отличие от простушки Надьки, совсем обабившейся в браке. С такой женой, как Кристина, успешному бизнесмену, каким уверенно становился Андрей, по крайней мере, не стыдно было появляться на людях. Второй его брак продлился гораздо дольше первого, целых одиннадцать лет, но также не был счастливым. По сути, каждый из супругов жил своей жизнью и менее всего интересовался второй половиной. К моменту расставания со второй женой он уже достиг больших высот. И однажды познакомился на очередной тусовке с Акулиной, двадцатидвухлетней красоткой, как она сама о себе говорила, моделью на вольных хлебах. Чуяло его сердце – не стоит связываться с женщиной, носящей такое имя! Но стоило Акулине шагнуть в его жизнь, как в следующий миг она заполнила собой все свободное пространство. И Андрей даже толком не успел опомниться и осознать, что происходит, как оказался разведен с Кристиной и женат в третий раз.

Акулина была чертовски энергична, у нее была масса планов, один грандиознее другого, для реализации которых не хватало только одного – денег. То она с увлечением делала пластические операции, совершенствуя свой образ, то увлекалась каким-то супермодным фитнесом, не менее модным пилатесом и прочими штучками, то затевала какой-то бизнес, который прогорал, еще не успев начаться. Одно время она захотела стать певицей и вбухала кучу средств (естественно, из кармана мужа) в рекламу, в покупку песен и в обработку того фальшивого писка, который она с гордостью называла «мое творчество». В результате всех этих весьма затратных усилий вышел диск, который настолько никого не заинтересовал, что покупатели отказывались брать его даже в нагрузку. Тогда Акулина решила сделаться писательницей. И снова Андрей послушно вложился в ее проект – купил у издательств несколько рукописей безвестных авторов, выпустил за свой счет книги, организовал рекламу, развесил по городу плакаты с портретом жены на фоне книжных обложек и проплатил серию телешоу с участием Акулины. Но над ее выступлением все посмеялись – кроме словосочетания «мое творчество» она не умела связать и двух слов. Магазины, согласившиеся взять книги на реализацию, вернули их почти полностью, практически весь тираж пошел под нож.

Впрочем, горевала Акулина недолго. Следующий ее «идефикс» – дизайнер одежды, естественно, известный. И опять деньги, деньги и деньги… А выхлоп, разумеется, тот же. Вскоре она возомнила себя «скульптором мелкой пластики» – не столько лепила уродливые фигурки из глины, сколько шлялась по богемным тусовкам, где и познакомилась с художником, ставшим ее любовником, что кончилось разводом и полным Андреевым разорением. Тем не менее расставание с Акулиной он воспринял щедрым подарком судьбы. Разорвав узы третьего брака, он окончательно пришел к выводу: ни одна женщина не заменит ему Катю.

Первое время, чувствуя вину перед ней, он избегал встреч, даже на свадьбу ее и Кости не пошел, хотя они усиленно его приглашали. Но со временем все сгладилось, все сделали вид, что все забыто, и Андрей снова стал общаться с Катей – теперь как с женой лучшего друга. С Костяном они помирились быстро, при том что вовсе не ссорились, а просто возобновили старую дружбу. Костя еще в школе считался одним из самых способных ребят и легко поступил в престижный технический вуз. Закончив его с красным дипломом, он, уловив актуальность задачи, изучил компьютерный дизайн и занялся разработкой сайтов. Состоятельным человеком он не стал, скорее, относился к так называемому среднему классу, но, учитывая, что детей у них не было, материально Пановы жили более или менее сносно, а незадолго до кризиса, когда Косте удалось получить очень выгодный заказ, их дела резко улучшились. Счастливой их семья, похоже, не была. Во всяком случае, Костян погуливал от жены, пользуясь родительской квартирой Андрея. Становясь старше, друзья стали общаться реже – обоим было некогда, такая уж сумасшедшая жизнь пошла – но относились друг к другу тепло. Андрей до сих пор считал Костю своим лучшим и, возможно, единственным настоящим другом, одним из немногих, кто остался рядом с ним в трудную минуту.

Что касается женщин, они сами собой испарились: кому нужен банкрот-неудачник? Осталась одна – Даша, она любила его и продолжала о нем заботиться. Но Андрей сейчас старался и с ней видеться реже. Ему, привыкшему быть победителем, хозяином жизни, была неприятна мысль, что Даша его жалеет…

– Приехали! – Голос водителя вывел Андрея из задумчивости. – Вот он, дом двадцать семь.

– Ага, спасибо, – машинально кивнул Андрей. Расплатился, вышел из машины и, неловко перехватив в руке букет Дашкиных любимых тюльпанов, пошел к подъезду. В лифте, так похожем на тот, что был в его доме (впрочем, лифты в Москве почти все одинаковы), ему вдруг вспомнились найденные утром деньги и, по ассоциации, – загадочная женщина, Старьевщица. Покупает воспоминания… Но многие очень важные моменты жизни почему-то не запоминаются. Интересно, какие воспоминания ей нужны? Она не всякие покупает…

У него мелькнула мысль рассказать о Старьевщице Дашке и послушать, что она скажет, но Андрей отогнал эту мысль. Чего доброго, Дашка еще решит, что он допился до галлюцинаций.

Только этого ему не хватало!