Читать книгу Записки экспедитора Тайной канцелярии - Олег Рясков - Страница 3

Александр Данилович подошел к окну, побарабанил пальцами по стеклу. За последнее время, пожалуй, не было в государстве Российском человека более могущественного. Знал князь, и кому, может быть, даже помимо воли сей персоны, «обязан» сим положением. Не только покровителю своему умершему, но и вдове его Екатерине. «Это хорошо, что дела государственные не прельщают Ее Величество, несмотря на годы, проведенные рядом с царственным супругом. Как не стало над ней более длани Петра, призывающей к порядку и чувству меры, так словно прорвало бурный поток. Пускай ее тешится, это нам только на руку, – стоя у окна, рассуждал Александр Данилович. – Пусть предается увеселениям, пусть подолгу от них отходит. Главное, чтобы не мешала».

Екатерина тоже слишком хорошо помнила, кому обязана своим восхождением на трон, начинала-то она горничной в пасторском доме. А после взятия Мариенбурга и пленения оставили ее прислугой у драгунского полковника Бауэра. Там-то и приметил хорошенькую девушку Меншиков – уж больно ловко прислуживала на обеде. Александру Даниловичу как раз нужна была такая расторопная прислуга, да к тому ж приправленная европейским лоском. И, как всегда, не прогадал царский любимец! В первый же раз, как увидел Петр прелестницу в доме Светлейшего, так и приказал «принесть свечу в опочивальню». Благодаря чему оказалась Марта Скавронская царевой женой, перекрестившись в Екатерину. Может, и не самое приятное это было воспоминание, но ее ливонская кровь понуждала помнить добро. К тому же именно стены княжеского дома стали свидетелями первой романтической истории с денщиком царя, а затем и с самим Петром. Амурные сцены юной страсти не раз вызывали у императрицы ностальгические слезы.

Размышления князя были прерваны. Из окна он увидел, как подъехавший к дворцу всадник соскочил с лошади и направился к дверям. Его шаги гулко отозвались в анфиладе комнат.

Едва незнакомец скрылся из виду, в анфиладе мелькнула еще одна фигура. Невзрачный низенький человек, следивший из-за колонн за гостем, поспешил прочь. Ушаков не зря определил в дом князя этого расторопного и смышленого служаку. Его наблюдения давали Андрею Ивановичу не только пищу для размышлений, но и возможность знать каждый шаг Светлейшего.

Ушаков давно приметил за князем привычку не придавать особого значения персонам, состоящим у него в услужении. Ею и воспользовался. Впоследствии эта нелепая рассеянность повлияет на жизнь Александра Даниловича самым роковым образом. Но пока Светлейший князь вынашивал весьма амбициозные планы и уж конечно не помышлял о столь скором падении.

По озабоченному лицу доносчика было видно, что ему есть что рассказать начальнику Тайной канцелярии, приставившему его следить за означенной персоной.

Меншиков внимательно прочел письмо, доставленное посланником, и, сложив его, пытливо взглянул на гостя.

– Значит, генерал Ордена уверен, что сможет добиться согласия самого Папы?

Посланник ответил с итальянским акцентом:

– Ваша светлость! Масоны – самая влиятельная сила в Европе! После брака царевича Петра с вашей дочерью наш Орден заинтересован в еще большем политическом укреплении своего члена, ставшего во главе России. Если с наследником приключится беда, Папа официально признает вас императором и у монархов Европы не останется выбора. Но это необходимо подготовить. Люди, искушенные в подобных делах, уже на пути к вам.

Меншиков смерил посла долгим взглядом и, взяв колокольчик, промолвил:

– Я позабочусь, чтобы их встретили и тайно доставили ко мне. Не угодно ли с дороги? – Он налил водки из графина. – Может, баньку?

– Благодарю, генерал Ордена желал, чтобы мой визит остался в тайне, я должен ехать немедленно.

Посланник поклонился и вышел. Меншиков вернул колокольчик на стол и направился проводить гостя. Сквозь приоткрытую дверь Александр Данилович увидел Самойлова. Да и как не увидеть? Иван чуть не столкнулся в дверях с масоном, не ведая, разумеется, о миссии сего человека и его отношениях со Светлейшим князем. Он вообще в то время слишком мало разбирался в политике и дворцовых интригах.

– Ко мне? – спросил Меншиков, оглядев юношу с головы до ног.

– Сержант драгунского полка Иван Самойлов! – отрапортовал тот.

– Знакомое лицо – знакомое имя. Ну заходи! – ухмыльнулся князь, и Иван оказался в большой белой зале с камином.

А в это время за стенами кабинета происходили странные вещи. Посланник, так желавший остаться незамеченным, чуть только скрылся из поля зрения драгун, стоявших в карауле у дверей князя, получил удар по голове. Он даже и пикнуть не успел, не то что позвать на помощь. Оглушенного масона затащили в боковой коридор. Уже знакомый нам слуга в очередной раз выглянул из колоннады, посмотрел на дверь кабинета Александра Даниловича и, убедившись, что дело его рук осталось незамеченным, поднял оброненную посланником шляпу и поспешил следом за похищенным масоном.

Тем временем в кабинете продолжалась неспешная беседа. Меншиков изучающе разглядывал Ивана.

Потом крякнул, налил себе из графина водки и выпил. Поморщившись, сел в кресло:

– Н-да! Отцовская кровь! Сразу видно! Я бы тебя и так узнал. Уж больно на батюшку лицом схож. Толковый был следопыт твой батя. Мы ж с потешных с ним знались. Сколько раз его сноровка жизнь нам спасала… Жаль, что господь прибрал его так рано. Ну а ты, что ж? По стопам отца пошел али как?

Самойлов прижал треуголку к груди и отрапортовал, как учили в полку:

– С малых лет приучен был к охоте, следы читать. Вот и сейчас, после похорон, обратно в полк.

Князь пристально посмотрел на Ивана, в голове его уже зрел тайный план. «Как вовремя! И главное, его никто не знает, он неприметно выйдет как очередной проситель и выполнит любое поручение.» А вслух сказал:

– В полк, говоришь? Вот что, дружок, сослужи-ка ты мне службу! Встретить надобно одну особу и сопроводить ее ко мне. Одного не пущу, возьмешь себе двух моих драгун провожатыми, что в дозоре на дальней заставе стоят. Но главное – встретить и провезти надо по-тихому… Внутрь кареты не заглядывать. А полковнику твоему я отпишу.

Польщенный столь важным заданием, Самойлов по-солдатски лихо отрапортовал:

– Рад служить, Ваша светлость!

Меншиков, давно не видевший при дворе такой искренности, вдруг замялся:

– Ты это… Оденься поскромнее.

Что-то отцовское прозвучало в этих скупых словах. Иван был тронут до глубины души. Человек, о котором с восторгом слушал он в детстве рассказы отца, говорил с ним так по-свойски, без гонору. Словно ожила детская сказка. Если б он знал, что сказки, овеянные благородством поступков, остались в том глубоком детстве в родном имении.