Читать книгу Раскинув руки и закрыв глаза - Олег Самохвалов - Страница 6

«Я у себя в номере», – подумал Алекс, разглядывая белый крашеный потолок и чувствуя, что лежит на кровати. Приподняв всеми мышцами тела голову, он обнаружил, что на нем мятая вчерашняя рубашка и брюки, а кровать заправлена. Краем глаза удалось зацепить кувшин с водой на полу. Он попил прямо из кувшина, с усилием отжавшись на локте, и, конечно, облился. По жизненным показаниям очень хотелось дышать свежим воздухом.

Часть воспоминаний была потеряна, а оставшиеся хотелось забыть.

«Что же ты, даже не разделся», – он решил думать о себе во втором лице, но и так было стыдно.

Он перебрался к окну и поразился – дом напротив исчез. В воздухе висел густой туман, словно пролили молоко.

Алекс переоделся и в легкой футболке спустился на улицу, замерз в молоке и с каким-то злорадством подумал: «Так тебе и надо».

Он пошел без цели приглушенными, почти невидимыми улицами.

В призрачном свете, едва проникающем сквозь белые хлопья тумана, ему вдруг показалось, что он разглядывает стопку найденных на дальней полке черно-белых фотографий. Только на старых оборванных по краям картинках мостовая была широкой, а на дома надо было смотреть напрягая шею и задирая подбородок вверх. Из открытой двери булочной манил запах свежего хлеба. Он шел, шагая с одного большого камня на другой словно с кочки на кочку, спотыкаясь и повисая на одних руках, за которые его держали два сильных человека – отец в круглых очках и мама, молодая, яркая…

… Из оцепенения его вывел странный звук, который раздавался из серого неприметного дома на одной из улиц. Он никогда не слышал, как рожает корова, но было похоже. Внезапно дверь серого дома открылась, и на пороге оказался вчерашний трактирщик.

«Мы же здесь вчера были», – с удивлением сообразил Алекс.

Утром субботы трактир выглядел как известная актриса без грима и софитов, самым заурядным зданием.

На шее трактирщика синими канатами надулись вены.

Сзади стояла хрупкая жена и удерживала огромное тело одной тоненькой рукой за завязки фартука. Трактирщик казался гигантским насекомым, насаженным на невидимую булавку. Булавка фиксировала его по центру, конечности при этом совершали хаотичные движения, как будто ему срочно надо, но нельзя куда-то идти.

Алекс предложил помощь, полные слез глаза трактирщика смотрели мимо. Жена попросила отвести мужа в дом.

По хрустящим осколкам вчерашней посуды, сверкающим как фальшивые драгоценности, они прошли через безжизненный зал с грубыми деревянными столами и за барной стойкой у дальней стены поднялись по узкой винтовой лестнице на жилой второй этаж. Пришел врач, трактирщика уложили в кровать, он не сопротивлялся.

Задавать вопросы было неловко.

«Как бы повежливей уйти?» – думал забытый в углу хозяйской спальни Алекс, вдыхая расплывшийся в воздухе аромат успокоительных капель и невольно подслушивая, как доктор убеждает жену трактирщика в пользе холодных компрессов.

* * *

Когда Алекс вновь оказался на улице, солнечные блики играли на оконных стеклах. Туманное наваждение исчезло, город вернулся – незнакомый, враждебный, чужой.

Он вспомнил слова директора:

– Я не могу запретить тебе умереть, это твое право. Но я запрещаю ставить под удар других людей. Двадцать лет назад город изолировал себя от мира. Они предупредили, что любые попытки наблюдения или контакты будут расценивать как угрозу и применят биологическое оружие. Мы даже из космоса перестали их фотографировать.

– Я не собираюсь искать отца, – равнодушно пожал он плечами. – О чем говорить с человеком, который двадцать лет назад нас бросил?

– Правильно, – сказал директор. – Тебе предложили работу? Вот и работай. Никому не доверяй. Будут рассказывать про духовность – кивай. Помни, первый встречный продаст тебя тайной полиции. Почувствуешь опасность – уходи.

Под ногу Алексу попала пустая банка из-под колы, и он механически пнул ее. Она покатилась по камням, звеня и подпрыгивая. Он поднял банку и какое-то время нес. Выкинуть ее было некуда.

Почему отец отправил их из города одних? Почему остался и где он сейчас? Мама никогда про него не рассказывала…

* * *

Возле центральной площади происходили таинственные приготовления, в которых были замешаны армия, полиция и много других людей без особых занятий, но с внимательными взглядами. Прямодушный Алекс задал пару невинных вопросов случайным прохожим, которые вместо ответа убежали.

Там, где улица выводила на площадь, люди в форме царапали булыжник тяжелыми металлическими заборами, в два ряда выставляя их поперек дороги. Между рядами заграждений уже были выложены бетонные блоки и мешки с песком, подходящие для игры в войну. По узкому оставленному проходу громыхая подъезжали телеги, груженые камнями. Чуть дальше, на площади, человек в форме лейтенанта что-то объяснял другим людям с винтовками, указывая на крыши зданий.

Алекс направился к лейтенанту, словно почувствовав в том человека, который может ответить на уместные и естественные вопросы, но возле заборов ему тоже догадались задать вопрос:

– Куда вы идете? – невзрачный человек в скверно сшитом сером костюме смотрел на гостя милицейскими глазами.

– Хочу посмотреть площадь.

– Сегодня нельзя.

– Я просто гуляю.

– Гуляйте в другую сторону.

– А что здесь происходит?

– Я позову старшего.

Серый, видимо, не специалист по диалогам, исчез, чтобы появиться через минуту в сопровождении другого и тоже серого человека.

– Что вам нужно на площади? – начал второй серый подготовленным голосом.

– Кто-то собирается напасть на город? – вопросом на вопрос ответил Алекс.

– Вы кто?

– Я иностранец, приехал издалека.

– Минуточку.

Второй серый также растворился. В этот раз пауза оказалась длиннее, зато третий появившийся не только был прилично одет, но и оказался человеком дела:

– Документы предъявите.

Алекс открыл рот, но третий, глядя в предъявленную бумагу, сказал тоном, не допускающим возражений:

– Сюда нельзя.

– Я не понимаю почему.

Человек поднял голову, и Алексу наконец-то хоть кто-то улыбнулся.

– Не надо ничего понимать. Мы вас задерживаем, до выяснения обстоятельств.

Его поручили испуганному человеку с пистолетом, потом еще дважды передали из рук в руки. Новые знакомые принимали задержанного неохотно, как будто он был испорченный просроченный товар, за который не выручишь много.

Случайно или намеренно, но сложная операция была проведена таким образом, что желание иностранца исполнилось. Он был дважды проведен через всю площадь и рассмотрел вблизи возводимые укрепления. Прямо посреди площади из огромных камней выстроили стену высотой в два человеческих роста. Перед стеной, метров за двадцать, лежали кучи из более мелких камней. Возле стены сколачивали деревянную площадку, похожую на крохотную сцену, на которую вели три ступеньки.

В конце концов кто-то догадался его отпустить, повернув лицом в сторону гостиницы и легонько подтолкнув.

На обратном пути Алекс недоумевал и сожалел, что доставил столько волнений милым людям, которых он отвлек от срочных приготовлений. Он испытывал к ним благодарность за то, что, несмотря на очевидные проблемы, они сумели скоординироваться так, чтобы удовлетворить его, в сущности, праздное любопытство.

* * *

– Кто там? – послышалось откуда-то из глубины.

– Это я, – Алекс стоял в холле гостиницы, пытаясь понять, откуда доносится приглушенный голос. – Вы где?

– Идите на звук.

Он зашел за стойку регистрации и заглянул в приоткрытую дверь позади. Там оказалась узкая вытянутая кухня со столешницей, шкафчиками и мойкой вдоль длинной стены, освещенная слабым электрическим светом и без единого окна.

– Я здесь, – сказал голос ближе.

Алекс прошел через кухню и увидел с другого торца завешенный тряпкой дверной проем, а за ним похожую на шкаф комнату, подсвеченную, вопреки обыкновению, не сверху, а из-под ног.

– Осторожнее, не сломайте голову, – предупредил голос снизу.

Алекс заглянул в квадратное отверстие в полу.

– Залезайте, – сказал хозяин гостиницы. – Мне нужна помощь.

Он с трудом протиснулся по узким ступенькам и оказался в низком тускло освещенном погребе.

* * *

– Вы не знаете, что происходит в городе? На площади войска, все огорожено, строят танковые укрепления. На нас что, напали?

– Кому мы нужны, – махнул рукой хозяин гостиницы. – К празднику несогласия готовятся. Посмотрите, что на банке с маринованными опятами написано. Им лет десять, не меньше.

– Ничего не написано, эта слизь на грибы не похожа. Несогласия? Кого с кем?

– Сейчас уже никого и ни с кем. Пережиток. Все, что выбрасывать, ставьте на пол наверх. Проверьте верхнюю полку, особенно соленые огурцы. Мне кажется, запах от них.

– От огурцов точно, – согласился Алекс. – Но не только от них.

В низком сыром полумраке им обоим приходилось стоять неудобно пригнувшись. Касаться макушкой холодного деревянного потолка было как-то не по себе.

– Раньше, – пояснил хозяин гостиницы, – лет сорок назад, были несогласные с драконом. Сначала дракон запретил им собираться. Затем приказал до крови прикусить языки. Потом жег и пытал. Но их становилось не меньше, а наоборот. Эх, огурцы жалко, столько труда!

– Что тут жалеть, посмотрите, лишай в банках.

Хозяин гостиницы щурился, разглядывая банку с огурцами.

– Глаза стали ни к черту, хорошо, что вы пришли. Выкидывайте. Ну вот, тогда в мудрости своей дракон выделил специальный день, когда можно было совершенно безнаказанно выйти на площадь и говорить все, что думаешь. Сам дракон в этот день улетал подальше, чтобы не сорваться и не спалить все к черту.

– Как интересно, – задумался Алекс, – не ожидал такого от дракона. Должно быть, в результате начались волнения.

– Да, но не те, о которых вы подумали. Возмутились мирные и давно на все согласные горожане. Они обратились к дракону с просьбой разрешить возражать несогласным. Сзади вас вино, осторожней, не смахните на пол.

По периметру квадратного погреба в несколько этажей были выстроены полки, а одна из стен была целиком закрыта покрытыми пятнами пушистой белой плесени бутылками. От взгляда в эту сторону щекотало в носу.

– Справедливо, – согласился он. – Если ты не согласен, будь готов к тому, что и с тобой могут быть не согласны.

– Дракон тоже согласился. На площадь привезли камни. Если тебе не нравится выступающий, берешь камень и – раз! – в лоб.

Увлекшись рассказом, хозяин гостиницы чуть не разбил подвешенную на толстом проводе под потолком белую без плафона лампочку. Тени на земляных стенах зашатались.

– Так нельзя!

– Вы не видели этот театр абсурда! Сами бы первый камень схватили.

– Сомневаюсь. Что так возмутило горожан?

– Сам факт. Ну ладно, ты дракон. У тебя свое мнение. Но если ты человек, с какой стати? Чем ты лучше других?

Алекс озадаченно смотрел на хозяина гостиницы, хотелось думать, что тот шутит, но в тусклом освещении нельзя было сказать наверняка.

– Сами виноваты. Говорили, что дракон ограничен в своей мудрости и не имеет права на несправедливости. Что желтоглаз, одноголов и похож на журавля. Что подсуден за грехи. Что период бессмертия дракона надо ограничить двенадцатью годами, что бы это ни значило.

– Подождите, я правильно понял, что дракон натравил жителей города друг на друга?

– Никто никого не натравливал. Дракона в городе не было. Вы про оторванцев когда-нибудь слышали?

– Нет, не слышал.

– Ну, еще услышите. Вот как раз тогда они появились, с них все и началось. Что-то мы с вами разошлись сегодня. Вылезайте наверх, и так уже половину погреба уговорили меня выкинуть.

Алекс словно не слышал собеседника.

– Не понимаю. Почему одни люди кидали камни в других?

– Для упрощения объяснений. Не сильно. Вы зря возмущаетесь. А то мы договоримся до того, что детей нельзя ремнем наказывать. Вылезайте.

Они поднялись наверх и прошли через кухню, оставляя на полу земляные следы.

– Послушайте, – вздохнул Алекс, растирая затекшую шею и щурясь от яркого солнечного света, заливающего холл, – завтра в городе будет праздник, во время которого одни люди будут кидать в других камни. Я ничего не перепутал?

– Все перепутали, – замахал руками хозяин. – Мы же не оторванцы какие-то. Будет семейный праздник, люди будут гулять, радоваться жизни, веселиться. Камни покидают, но ни в кого не попадут. Несогласных теперь днем с огнем не найти. Спасибо мудрости дракона, не зря говорят: одна голова хорошо, а три – совершенство.

– Странные у вас обычаи.

– Людям нужно выпускать пар. Разнесут стену, и легче станет. Сами попробуйте. Если до весны останетесь, будем жечь чучело на масленицу, удивитесь еще больше.

Алекс почти физически ощутил, как внутри него прорастают душевные сорняки. Попытки вникнуть в городские нравы отражались волнами головной боли, сердце колотилось, спина и шея промокали внезапным холодным потом. Опытный в подобных делах хозяин гостиницы подмигнул и предложил буквально на минуточку вернуться в винный подвал.

– Спасибо, меня и так знобит, – сказал Алекс. – А зачем эти банки, мешки, коробки?..

– Вы спрашиваете, зачем нужна еда? – ехидно уточнил хозяин гостиницы.

– Зачем нужна еда, я понимаю. Зачем столько еды?

Хозяин гостиницы пошевелил бровями.

– Вот и вы меня в тупик поставили, на ровном месте.

Они собрали в холщовые мешки из-под сахара всю негодную провизию. Хозяин гостиницы почесал за ухом, глядя на два заполненных доверху мешка:

– Отнесем вашей лошади.

– Да вы что, – поморщился Алекс, – она такое есть не будет.

– Вы и лошадь разбаловали, – неодобрительно заметил хозяин гостиницы. – Тогда на задний двор, пока Вега не вернулась с рынка. Как бы не заставила заново перебирать.

Когда Алекс прислонил мусорный мешок к стене заднего двора, внутри глухо звякнуло, и воздух густо наполнился запахом тухлых соленых огурцов.

– Вы знаете, – сдерживая подкатившую икоту и плутая в падежах, вдруг сказал он, – я бы не хотел, чтобы вы вдруг неправильно не подумали…

– Я знаю. Моя дочь красавица, не правда ли?

– Очень! – горячо подтвердил Алекс. – Вы не возражаете, если я приглашу ее на свидание?

– Моя дочь не только красавица, но и умница. Я не возражаю.

Хозяин гостиницы прямо и насмешливо смотрел на гостя. Тот так смутился, что даже похмелье временно отступило.

– Кстати, – добавил хозяин, – попросите ее сводить вас завтра на праздник. Заодно убедитесь, что не такие уж мы дикари, как вы сами для себя решили.

* * *

Ближе к вечеру в дверь номера постучали. Дочь хозяина гостиницы из-за двери крикнула, что к нему пришли.

«Кто бы это мог быть?» – удивился Алекс.

В холле гостиницы стоял тот самый лейтенант, с которым он хотел, но не смог поговорить утром на площади. Лейтенант, прямой, подтянутый и в новой форме, полыхал молодостью и энергией. Стоять на месте так, чтобы не пританцовывать, он не мог. Первым делом Алексу было предложено подышать свежим воздухом.

Они пошли по городу без видимого плана, но на каждом перекрестке лейтенант выбирал самое тихое и безлюдное направление. Чудесный, каких бывает немного, почти бесконечный летний день потихоньку растворялся и остывал. Дома на узких, без тротуаров, улицах отрастили длинные тени.

– Кажется, я видел вас вчера в трактире. Вы сидели за столом возле окна, – сказал лейтенант.

В ответ Алекс пробормотал что-то не вполне разборчиво – он ясно помнил лейтенанта сегодняшним в центре города, но картина вчерашнего вечера была размыта, сомнительна по содержанию и совершенно лишена нового знакомого.

– Вам нужно срочно уехать, – по-военному, короткой дорогой перешел к делу лейтенант.

– Простите, я не понимаю. Меня пригласили, я жду важной встречи.

От этих слов лейтенант отмахнулся как от мухи.

– Прошу, исключительно между нами. Предстоят большие перемены. Вчера дракон подписал указ о своем несуществовании.

Неудивительно, что от таких слов Алекс испытал что-то вроде мысленного паралича. Смятение, по всей видимости, настолько исказило его лицо, что лейтенант поспешил пояснить:

– Понимаю, звучит нелепо. Но только на первый взгляд. Сверхсущество устало, и государственные дела его давно не интересуют. Муторно, и мотивация ниже нуля. Но как сойти со сцены? Только за кулисы – тебя за хвост и обратно под софиты, а там уже гильотина, в нашем случае три, – лейтенант ребром ладони показал как работает гильотина. – Все тираны приговорены к пожизненному управлению.

Алекс сбивался с шага, стараясь не наступать на разбросанные повсюду окурки и пивные бутылки. Он едва успевал за собеседником, который шел прямо, не замечая ничего вокруг.

– Нельзя к власти относиться спустя рукава. Люди страх потеряли. А без страха, как без цемента, – всю силу цемента лейтенант выразил сжатым кулаком, как бы прикрывая от удара нижнюю челюсть, – все рушится: авторитет, стабильность, сама власть. Но сегодня приятно удивил, как в молодости. Указ о несуществовании – это блеск.

Из открытого окна второго этажа им высыпали под ноги целое ведро картофельной шелухи. Лейтенант на секунду остановился, но не сбился с мысли:

– Во-первых, красиво. Первый случай в истории. Во-вторых, заложены гарантии безопасности дракона после начала несуществования. Раз дракона не было, то и обвинить его в жестокости, убийствах, казнокрадстве будет нельзя. Дракон сохраняет монополию на посевы чумы. Мудро. Лишняя гарантия не помешает. Кроме того, он оставляет за собой право красть девушек для целей бессмертия. Здесь были споры, удалось ограничить – две девушки в квартал. Не моложе семнадцати лет. Хотел без ограничений, шельмец, мы встали ребром. Понимаю, звучит дико. Но какие варианты?

Ум Алекса в целях самосохранения перешел из стадии «не может быть» в стадию «дзен». Если бы лейтенант на глазах у него превратился в бабочку и помахал крыльями, он бы помахал ему в ответ. Между тем лейтенант продолжал свой рассказ:

– Мы ожидаем серьезные потрясения вследствие нарушения баланса сил. Начальник тайной полиции будет рвать зубами епископа и наоборот. Неизбежно зарождение нового дракона. В каком качестве вы приглашены?

– В качестве эксперта по счастью. К нам во Всемирный Институт Исследования Счастья пришло письмо о том, что дракон хочет проводить реформы.

– Реформы? – ухмыльнулся лейтенант. – Забавно. Зачем?

– Цель реформ состоит в том, чтобы исключить возникновение новых драконов, – пояснил Алекс. – История учит, что счастливое общество стерильно в плане производства драконов. Будем создавать модель счастливого человека.

– Так вы с драконом ждете встречи? – лейтенант резко остановился и повернулся к нему лицом. – Тогда воспользуйтесь советом: перед встречей с драконом доделайте все дела и отдайте необходимые распоряжения.

За этими словами последовала пауза, во время которой Алекс смотрел на лейтенанта, испытывая недоумение, а лейтенант на него, как будто сомневаясь в умственных способностях.

– Оказаться в клетке с голодным тигром значительно безопаснее, – пояснил лейтенант.

В этот момент их внимание отвлекла гнедая лошадь, вышедшая с боковой улицы на ближайший перекресток. Лошадь увлекала за собой телегу с некруглыми деревянными колесами и печальным небритым человеком. Человеку на телеге было очевидно все равно, куда ехать. Лошадь настолько хорошо знала, что делать, а человек был настолько безразличен, что они напоминали опытную семейную пару.

«Он психически нездоров», – догадался Алекс, имея в виду лейтенанта.

Словно в подтверждение, лейтенант вдруг повернул его направо, подхватил ладонью за середину спины и быстро повел переулком. Алекс шел мелкими шагами и безропотно, напоминая вагончик, подцепленный паровозом для удобства спереди. На параллельной улице свернули налево, лейтенант перехватил его за локоть и новым способом протащил еще метров пятьдесят. Алекс дважды открывал рот для необходимых уточнений, но оба раза лейтенант сжимал присвоенный локоть пальцами и оглядывался назад, будто ожидая кого-то увидеть. Достигнув одному ему известной цели, лейтенант ослабил хватку и спросил:

– Вы ничего странного по дороге в город не заметили?

– Не заметил. А, нет, заметил! Дороги заросли. Сплошные леса и болота, не проехать и не пройти. Меня чуть дикие звери не съели.

– Да, – мрачно сказал лейтенант, как будто подтвердились худшие опасения, – враги наложили на нас гуманитарное проклятие.

Алекс понял, что его слова истолкованы неправильно.

Он открыл рот, чтобы объясниться, но лейтенант прервал его жестом:

– Вы опоздали. На ваше счастье, встречи с драконом не будет. Реформ не будет. Будет реакция. Кроме того, мы ожидаем провокаций из-за границы, многие заинтересованы расшатать ситуацию. Для вас, как иностранца, вдвойне опасно оставаться.

Они зашли на скрипучий деревянный мост через реку, разделяющую город на две части. Доски моста рассохлись, и идти нужно было так, чтобы не наступить в широкие щели между ними. Поднявшись до середины моста, лейтенант остановился и стал смотреть на убегающую по камням мутноватую воду. Целая флотилия пустых пластиковых бутылок устраивала гонки. Самые хитрые прижимались к берегу, где течение было быстрее. Наименее осторожные зацеплялись за торчавшие на дне коряги или выкатывались на каменистую отмель, где их уже поджидали намокшие картонные коробки и пустые банки из-под колы. Между вонючими мусорными пакетами, не скрывая восхищения, сновали крысы.

– Пора что-то решать с оторванцами, – сказал лейтенант и пояснил, отвечая на немой вопрос собеседника: – Эти разбойники расконсервировали старые свалки эпохи потребления, и из них на город высыпались тонны мусора.

На дороге, прекрасно просматривавшейся с высоты моста в обе стороны, никого не было, и лейтенант совершенно успокоился. Они постояли молча, любуясь закатным солнцем, опускавшимся за далекую белую стену, окружающую суетливый и неряшливый город.

– У нас так мало теплых дней, что уже с середины лета мы начинаем тосковать о нем и ждать следующего, – неожиданно с горечью произнес лейтенант и, повернувшись к Алексу, продолжил совершенно другим тоном: – Уезжайте и ждите, когда позовут опять. Хочу предупредить, – лейтенант понизил голос и нахмурился, – каждый десятый в городе – агент тайной полиции, поэтому, пожалуйста, не вынимайте понапрасну язык из-за зубов, пока не отъедете от границы на расстояние выстрела.