Читать книгу 2012. Танго для Кали - Олег Северный - Страница 6

Лена отложила книжку и слегка задрёмывала под ровный перестук колёс. Поезд со скоростью двести километров в час нёс её к Петербургу. Она уже представляла прогулки по узким улочкам центра, набережные каналов, мостики над холодной свинцовой водой, стынущих, но всё так же упрямо держащих небо атлантов. В Петербург нужно приезжать поздней осенью, когда ярких красок уже нет и город принимает свой истинный облик и настоящую суть – серые камни под серым небом, молчаливые, строгие, привязывающие к себе с одного взгляда и не желающие отпускать.

Вагон затрясло, и тут же резкий рывок бросил её вперёд, Лена ударилась лбом о спинку переднего кресла. Когда она смогла воспринимать что-то, помимо боли, она поняла, что поезд стоит. Ощупала голову – кожа не рассечена, но шишка будет. Вокруг рассаживались по местам и удивлённо переговаривались пассажиры. Погас свет. Потом загорелись лампочки аварийного освещения. По проходу пробежала встревоженная проводница.

«Что случилось? Почему стоим?» – доносилось со всех сторон, но женщина даже не оглянулась. Волнение нарастало, уже где-то раздалось заполошное: «Да что же это такое!» – и грубый мужской голос оборвал: «Молчи, дура». Лена взглянула на часы – половина десятого. Они должны быть где-то посередине пути.

Через несколько минут уже две проводницы поспешили обратно, завозились в своём купе, выскочили оттуда с ворохом одеял, скрылись в тамбуре. Вдруг одна из них вернулась в вагон и прокричала, перекрывая гвалт испуганных людей:

– Врачи есть?

Поднялся один мужчина откуда-то из середины. На ходу влезая в рукава тёплой куртки, подошёл к ней:

– Что случилось?

– Пойдёмте.

Слышно было, как в тамбуре открылась входная дверь. Лена прильнула к окну – мимо неё к хвосту поезда быстро прошли три человека. Она продолжала смотреть. Вскоре туда же поспешили ещё четверо, видимо из первых вагонов. Потом ещё несколько человек с тюками в руках.

Снова вернулись проводники, местная и незнакомый парень в форме, видимо из другого вагона. Самые нервные из пассажиров вскочили, чтобы потребовать объяснений, но парень сам шёл им навстречу. Он поднял руку, прося тишины. Разговоры смолкли, люди с расширенными глазами ждали его слов.

– Прошу не поддаваться панике, – с лёгкой хрипотой в голосе произнёс проводник. – Наш поезд сошёл с рельсов. У кого есть запасные тёплые вещи, анальгетики, успокоительные или вода, прошу оказать помощь пострадавшим. Всё необходимое нужно доставить к концу поезда.

Вагон молчал. Только через минуту началось шевеление и возня: первыми пришедшие в себя люди разбирали багаж, доставая то, что их попросили достать. У Лены не было ни тёплых вещей, ни лекарств, только большая бутыль фанты, зато у неё был объёмный пустой пакет, в котором можно было много чего унести. Она застегнула курточку и с пакетом вышла в проход. Парень с сиденья напротив собирал в охапку свитера и шарфы. Они прошли по вагону и спрыгнули на снег.

Вдоль всего поезда бродили группы людей, большинство спешило к хвосту, кое-кто возвращался обратно. Лена и парень, утопая в мокром грязном снегу, добрались до места, где кончался состав. Лена глянула вперёд и застыла на месте, прошептав «мамочки», – следующий вагон лежал на боку, колёс у него не было.

– Идём, – хмуро буркнул парень, которому тоже было заметно не по себе. Они двинулись к ближайшему к ним огоньку – уцелевшие разводили костры.

Возле костра суетились проводники, сидели закутанные в одеяла люди, видимо из опрокинутого вагона. Тут же кто-то при свете огня делал укол. Лена спросила, кому отдавать собранное.

– Что там у вас? – спросил кто-то из проводников.

– Одежда, вода, лекарства.

– Идите дальше, здесь уже всё есть. Там нужно.

Они пошли. Ещё два вагона превратились в помятые железные коробки, Лена старалась на них не смотреть. Возле третьего костра их попросили оставить лекарства. Здесь же сгрузили воду и свитера, в которые поспешно укутались отчаянно дрожащая белокурая женщина и смуглый, подвывающий от страха мальчик. Остальными укрыли ещё пятерых лежащих возле костра человек, раненых.

– Нужна ещё вода, – обратился к ним высокий человек в белом халате поверх пальто. Наверно, рефлекс врача заставил его достать из багажа рабочую одежду, раз потребовалось его профессиональное участие.

Лена подняла опустевший пакет и побрела обратно. Она обошла ещё два вагона, вернулась, потом сходила ещё раз. Девушка замёрзла и устала, но она не могла позволить себе остановиться – так она чувствовала себя нужной, при деле, так немного отступал страх. Она уже знала, что один вагон оторвался полностью, его даже не было видно оттуда, где остановился состав, но не могла заставить себя добраться с помощью до него – было очень страшно.

Откуда-то сбоку ударили лучи света – прорвалась первая машина «скорой помощи». От места катастрофы до станции было почти сорок километров, всё случилось в глухом лесу, дорога сюда была только одна, и то почти непроезжая. Единственное здание в округе – домик подстанции – уже было занято тяжело пострадавшими, но это был очень маленький домик.

Лена как раз в очередной раз освободила пакет, когда ночь прорезал дикий вопль боли. Кричал мужчина, он был далеко, но кричал очень громко. Лену затрясло. Какая-то женщина у костра принялась мелко и часто креститься. С той стороны прибежал молодой проводник с абсолютно белым лицом, согнулся пополам, и его вырвало. Вопль продолжался.

– Что там? – спросил кто-то.

– Ему ногу, живому, режут, – выдохнул проводник. – Под вагоном застряла.

Лена поднялась и, пошатываясь, побрела в свой вагон. Мужчина продолжал кричать, она зажала уши, но не могла не слышать этого жуткого звука. Она забралась в вагон и уставилась в темноту за окном. Её трясло, то ли от холода, то ли от нервов. Она не знала, сколько прошло времени.

– Выгружаемся! – раздалась зычная команда. – Не торопясь, не толкаясь, с вещами – на выход! Все переходим в другой состав.

Люди, нагруженные багажом, медленно высыпались из вагона, скучились у дверей.

– Не толпимся, не толпимся! Проходим вперёд!

Лена влилась в ручеёк хмурых, мрачных людей. Они шли в полной темноте, запинаясь о шпалы, скользя в снежной каше, слыша лишь шум от дыхания соседей, жалобы и причитания женщин, сдавленную ругань мужчин и периодические окрики:

– Поторопись! Не отстаём! Не теряемся!

До подобравшего их поезда было полтора километра. Поезд уже был забит под самые потолки, но всё принимал и принимал людей. Сидели впритирку на нижних и верхних полках. Здешние пассажиры старательно поили вновь прибывших корвалолом, горячим чаем и более крепкими напитками. Их довезли до полустанка, пересадили в «Сапсан». На нём уже доехали до Петербурга.

– Анто-он! Ты слы-ы-ышал?! Ы-ы-ы-ы! – Матрёна ревела в трубку белугой. Чёрный даже испугался, как бы не промок и не выключился её телефон.

– Что слышал?! Что случилось, Матрёш?!

– По-о-ы-ы! По-о-ызд! Наш по-о-езд! Взорва-а-ли-и!

– Какой наш поезд?! Ты о чём, мать?

– Не-э-эвский экпре-э-эсс! На-аш! Понимае-эшь? – Кажется, она чуть-чуть успокоилась. До Антона дошло, что она пытается ему рассказать, и он присел, где стоял. Ничего себе! Тот самый поезд, на который он почти совсем уже взял билет, попал под теракт. Их спасла случайность или?.. Чёрный вспомнил, как в беспамятстве покинул агентство. Сдаётся ему, он знает, как это «или» зовут и какого цвета у него волосы.

– Мать, но мы же никуда не поехали! Чего реветь-то? Мы тут, в Москве, целые и невредимые. Перестань быстро!

– Мы могли-и поеха-ать! – Матрёна подумала о том, что их миновало, и снова взялась рыдать.

– Мы не поехали! – выделяя голосом каждое слово, прокричал в трубку Чёрный. – С нами всё в порядке!

– Это нас хотели-и, на-а-ас!

– С чего ты взяла?!

– Я знаю-у! Мне сказали!

– Что тебе сказали?

– «Там должны б-бы-ыли быть вы. Мы х-хотели отправить в-вас отдохнуть. Вас хотели у-убить, м-мы это узнали, и, до того как появилась у вас м-мысль, мы её уб-брали из головы». Вот!

– Ничего не понимаю. О чём это?

– Об экспресс-се! То-очно-о!

– Не лезет!

– Куда?

– Никуда не лезет! Мысль об экспрессе никто никуда не убрал, значит, они не об этом. А если убрали, то мы не знаем о чём. Или ты знаешь?

– Не зна-аю.

– Тогда что ревёшь?

– Стра-ашно!

– Мать, ты сама говорила, что мы на войне. Ну-ка, перестань плакать, ну что ты как курица!

– Кто я?! – Было слышно, как Матрёна задохнулась от возмущения. – Кто?!

Телефон отключился. Чёрный хмыкнул и полез в Интернет узнавать новости.

Матрёша проплакала ещё где-то с час, уже не из-за теракта, а от обиды на Чёрного. Он! Её! Обозвал! За что?! Она для него на всё готова, а он! Её! Наконец ей надоело прокручивать в голове одно и то же, слёзы высохли, и она подумала, что надо бы как-то отвлечься от тяжёлых мыслей или ей снова грозит депрессия. Антона видеть она сейчас не желала. Институт прогуливала всё равно, на последнюю пару приходить просто смешно. О! Она поняла, куда ей нужно пойти – конечно, в спортзал! Нет ничего лучше физических нагрузок, когда нервишки шалят.

Она устроила себе марафон, постаралась убиться так, чтобы ни одной мысли не выжило в пропотевшей и чуть гудящей от напряжения голове. Своим рвением заслужила особое внимание тренера – он весь вечер ходил вокруг неё кругами, уточнял, правильно ли она поняла упражнение, приводил её в пример остальным девушкам и пытался подстраховать. Матрёна делала вид, что ничего не замечает. Только пококетничать с тренером ей и не хватает для полноты жизни.

Она медленно шла к метро, лёд застыл на выбившейся из-под шапки, плохо просушенной пряди волос, лёд застывал в душе. Они обычно возвращались вместе, она и Антон. Не торопясь переходили через эстакаду, спускались, шествовали по теперь уже мёрзлой аллее. Она провожала его до перехода, потом он провожал её до лестницы, потом опять она – его. Обсуждали насущные дела и секреты, гадали о Нечто. Да, она столько всего узнала, а он – её – обозвал!

«А что, – вдруг прорезался незнакомый скользкий голосок в голове, – тренер-то ведь тоже ничего парень – надёжный, сильный».

Матрёна остановилась. Это ещё кто? Или чьё? Не Седой точно. Этого она в первый раз слышит. «А может, – мелькнула подлая мысль, – это и есть твой внутренний голос?» Она тряхнула головой и почти побежала к метро.

Матрёна не звонила и не появилась в аське, но Антон, увлечённый раскопками в Интернете, не обратил на это внимания и только на следующее утро подумал: а ведь он может помочь девушке. Захваченный загадкой Глаза Дракона, он чуть не забыл об остальных артефактах, вышедших из-под его рук. Точно! Седой говорил в своё время, что Единорог – это защита, но не для Чёрного; и не сказал для кого. Он тут же позвонил Матрёше, но её телефон был вне зоны доступа. Второй звонок сбросило. Пришлось отправлять эсэмэску, что он просит её подойти в их кафе вечером. Днём следовало заняться кое-какими делами.

Антон заметил, что пешие прогулки пошли ему на пользу – спина понемногу «расхаживалась», боль отступала. Правда, на общем состоянии это не сказывалось, и на настроении тоже. Его по-прежнему донимали головные боли, головокружения и перебои с сердцем. Хотя тот же Доренко и объяснял ему, что эти симптомы не имеют никакого отношения к проблемам спины. Всё это чистой воды психология.

В самом деле, Антон знал, что боль, которую ощущает любой человек, на две трети состоит из его воспоминаний о боли, которая была когда-то. Значит, боль не в ноге или в спине, она в голове. Также известно, что если кто-то уверен, что он заболел, то он будет чувствовать себя больным, даже если потом окажется, что он ошибался. Осуществление ожидаемого доходило до того, что некоторые женщины (науке известны такие примеры), уверенные в том, что они беременны, начинали толстеть и наблюдать все полагающиеся приметы. И только через много месяцев выяснялось, что причин для этого не было никаких. Вот что может психика, вот где самое страшное оружие и самый совершенный инструмент.

Преподаватель Медицинской школы при Калифорнийском университете Норман Казинс убедил себя в том, что каждый человек владеет особой целительной энергией, которой просто не умеет пользоваться. Впервые он вылечил себя в десятилетнем возрасте от туберкулёза. В конце семидесятых он подхватил редкую болезнь, которая за год превращает здорового человека в паралитика и убивает, и опять вылечил себя сам. Единственным подспорьем от медицины стали слоновые дозы витаминов, которые колол ему его приятель, врач-еретик. В 1983 году Казинс перенёс инфаркт миокарда и остановку сердца – обычно такая комбинация приводит к панике и смерти. Казинс не стал ни паниковать, ни умирать и, может быть, живёт до сих пор. Антон читал его книгу «Анатомия болезни». Он читал так много всего, почему же он до сих пор едва ковыляет и морщится от боли? Наверно, ему следует навести порядок в первую очередь в своей голове.

Матрёша вошла в дверь медленно, двигаясь как автомат, и с совершенно потухшими глазами, остановилась, наверно, искала Антона. Он помахал ей от столика. Она молча прошла, опустилась на стул прямо в шубке и застыла как манекен.

– Ленка вернулась, – ровным, тихим голосом сообщила она.

– Ленка? Какая Ленка?

– Из нашей группы.

– Откуда вернулась? Зачем ты мне это говоришь? – Антон забеспокоился, всё ли у Матрёны хорошо с головой. Уж очень странно она себя вела.

– Она ехала в этом поезде, – всё так же бесцветно произнесла Матрёна.

– И уже в Москве?

– Она из Петербурга сразу же улетела, не могла там быть после всего. А Машка погибла, которая в «Одноклассниках».

Матрёна перестала говорить и теперь сидела, уставившись в одну точку. Антон встал, прошёл к бару. Водки не было, взял коньяк, сразу полстакана. Матрёна выпила залпом и, кажется, не поняла что. Потом напиток начал действовать, её поза потеряла напряжение, она сняла руки с колен, положила на столик. Чёрный опасался, что после ступора её сорвёт на истерику, но обошлось: коньяк выводил из шока достаточно мягко. Наконец она подняла глаза и уже вполне осмысленно посмотрела на Антона.

– Как хорошо, что у нас есть Седой!

– Да. – Чёрный не стал спорить. – У нас есть ещё кое-что. Дай руку.

Девушка с удивлением протянула ладонь, Антон примерился и надел ей на средний палец кольцо.

– Вот так. Поноси пока. Его имя – Единорог.

– Оно тоже из этого, нейзильбера? – Матрёша рассматривала кольцо.

– Типа того. Оно тебя защитит.

– От чего?

– От всякого, нам ненужного.

– От чужих мыслей тоже? – тут же уточнила она.

– От этих должно, а от своих тебя никто не спасёт! – Чёрный с намёком покачал головой. – А что за чужие мысли?

– Да ерунда всякая. Лезет в голову, а я её прочь гоню.

– Правильно, гони её! – Антон улыбнулся. – Ерунда нам не нужна. Нам нужны только полезные мысли.

– Представляешь… – Она смотрела на него расширенными глазами. – Я поймала в своей голове мысль, что можно было бы поразвлекаться с тренером! Из «Жирафика»! Такая дичь.

– А что? – Антон изобразил недоумение. – Да и развлеклась бы. Велико дело!

– Ты что?! Как ты можешь так говорить?! – Матрёна покраснела, потом побледнела, вскочила и была готова броситься вон из кафе.

Тут Чёрный по-настоящему испугался последствий своей неумной шутки. Как же он мог забыть, что взрослый цинизм не для ушей девятнадцатилетней девушки! Её мир ещё устойчив и справедлив, и он сейчас нанёс удар по этой самой устойчивости мира. Нужно было срочно спасать положение.

– Матрёш, да я пошутил! – Антон криво улыбнулся. – Ну что ты так? Я правда пошутил, прости дурака.

Он взял её за кисть руки и тихонько погладил. Матрёна дулась и отводила глаза, но руку не отняла. Он потёрся о её ладонь щекой, как старый верный пёс, и ещё раз повторил: «Прости».

Девушка снова опустилась на стул. Антон старался изо всех сил и через полчаса дождался первой слабой улыбки. Матрёна на него больше не обижалась.

Непонятно, от чего защищало кольцо, только Матрёне по-прежнему было плохо. Она постоянно чувствовала себя усталой, всё валилось из рук, мысли ползали со скоростью улиток, сосредоточиться на учёбе стало непосильным трудом. Девушка бродила по дому как бледная тень, мать обзывала её мокрой курицей и грозилась оборвать Интернет. Матрёна слабо огрызалась, что тогда перейдёт на вайфай. Полностью наступила зима, теперь нельзя было подкрепиться даже энергией и теплом солнышка. Спортзал был оставлен, на него больше не было сил. Даже к Антону она старалась лишний раз не выезжать – слишком далеко. Общались по аське.

– Как там пузечко?

– Пузечку хорошо, мне плохо.

– Тебе совсем плохо?

– Как месяц назад. Такой же мандраж в душе. Давай подумаем, в какое время тебя начали проверять?

Антон кутался в одеяло, хотя в комнате было достаточно тепло.

– Хорошо спросил… Наверно, когда тебе плохо стало. А может, и когда твой отец заболел. Мне кажется, Властелины знают, о чём говорил Брюс. И сейчас продолжают, выходит?

– Нет, сейчас основной момент…

– Когда всё должно проявиться?

– …снятия твоей жизненной силы для меня.

– А! Вот про что они говорили!

– Да. Теперь проверяет уже жизнь.

– Надеюсь пройти. Мне тут голосок немножко поднял настроение.

– Отлично. По делу что-нибудь можешь сказать?

– Думаю тут.

– Это полезно. – Чёрный усмехнулся.

– Вот мы хотели найти Березовского в Англии, но сейчас никак. Что не пускает? Или болезнь, или нам так кто-то специально мешает.

– Понимаешь, Матрёш, болезни-то как таковой нету. – Чёрный взялся объяснять то, до чего он додумался, отталкиваясь от слов Доренко, что его симптомы вовсе не связаны со спиной.

– Главное – это болезнь психики, – тут же откликнулась Матрёна.

– Именно! С физикой всё в порядке, – озвучил он результат.

– Не поняла. Это как?

– Ну смотри. Известно, что до появления антибиотиков больные выздоравливали только потому, что верили в эффективность лекарств. Сами лекарства почти не работали, не было их тогда, реальных, не было!

– Сейчас-то есть.

– Ага. Исследования обезболивающих препаратов показали, что плацебо действует почти так же хорошо, как патентованные крутые колёса.

– Так ведь почти!

– Да, почти, только немного лучше! А это только обманки, которыми убеждают больного в том, что сейчас у него всё перестанет болеть. Если он убеждается – на самом деле перестаёт. Вот так. Понимаешь?

– То есть у тебя на самом деле повреждения позвоночника нет? – Матрёша никак не могла усвоить его мысль.

– Есть. Но оно и раньше было.

– Тогда… Это просто страх? Общий дискомфорт? Да?

– Это просто наезд, Нюша. Классический.

Этот вывод с неизбежностью следовал из всех раздумий и рассуждений, но и самому Чёрному было очень непросто его принять. Все его муки адовы – это результат чьей-то злой воли, – ничего себе! Было очень обидно за собственную недогадливость, и поднималась глухая злость на тех, кому он этим обязан.

– Так давай бороться! Мне очень интересно, кто против нас и почему?

– Мы и боремся.

– Вот! Знак! Фраза только что попалась: «Только те, кто предпринимает абсурдные попытки, смогут достичь невозможного». Значит, всё будет хорошо, я знаю!

– Конечно, Матрёш.

– И психику нашу мы вылечим!

– Обязательно.

Да, вот теперь уже обязательно. Даже не затем, чтобы отомстить врагам, некогда отвлекаться на месть, но затем, чтобы этим самым врагам не удалось достигнуть их вражьей цели – остановить Чёрного и не дать ему добраться до чего-то очень и очень важного. Но раз его так пытаются остановить, значит, шанс добраться до этого важного у него есть.

– Привет, Нюша!

Сегодня Антон чувствовал себя почти хорошо, конечно, лишь по сравнению с предыдущим. Может, это был ответ мироздания на его решимость?

– Привет.

– Что поделываешь?

– Да ничего вроде, кино смотрела, про олигарха.

– Это про Берёзу, что ли?

– Ага. По мотивам.

– И как?

– Слушай, у меня либо глюки, либо правда один момент снимался на канале, где мы гуляем! Там даже табличка есть: канал Москва – Волга. Вот тут у воды, где Речной вокзал, а потом по каналу до того причала, до которого мы доходим. Меня зацепило!

Чёрный попытался представить, о каких местах идёт речь. Любопытно, что фильм про Березовского снимали на их набережной.

– Знаешь, мне кажется, это кино не для всех. То есть его могут смотреть все, но поймут, зачем оно снято, только те, для кого оно сделано. То есть мы!

Антон подумал, что, пожалуй, фильм действительно стоило бы посмотреть.

– Антон, а мы с тобой можем как-нибудь поехать в офис? – вдруг спросила Матрёна. – Ты и там в Инете пороешься, а я повспоминаю.

– Кстати про офис.

– Что про офис?

– Помнишь, как там дверь сама собой закрывалась?

– Ага, хорошо помню.

– В свете того, что происходит, по-другому всё это воспринимается.

– Пожалуй. Кажется, офис сам превратился в маленькую аномальную зону. – Матрёша хихикнула.

– Можешь посмотреть, как пишется «Калиостро» на латыни? – Антона осенила очередная идея, и он подбирал под неё материал.

– На итальянском – Alessandro Cagliostro.

– А перевод?

– Сейчас попробую… С итальянского не переводится, я по словарю проверяла. Перевода нет.

– Поищи в других языках.

Пока Матрёна копалась в Сети, Чёрный успел заварить порцию мате и даже его выпить.

– Я посмотрела в немецком, английском, испанском, украинском даже. Нет.

– Смотри итальянские фамилии.

– Я этим и занимаюсь. Калиостро – фамилия родной тетушки Джузеппе Бальзамо.

– Это я знаю.

– Само имя Джузеппе Бальзамо, если его преобразовать при помощи каббалистических методов, означает «Тот, кто был послан», или «Данный», а также «Господин Солнца», – это показывает, что оно не было его истинным родовым именем.

– Мне не это имя нужно, а другое.

– Да, я понимаю. Я ищу… Не могу найти ничего про значение фамилии Калиостро, нету, и всё. Всё что угодно, но не это.

– Попробуй другой поисковик.

– Во, тут пишут, что фамилия у него от дяди. Читал «Перстень Калиостро»? Оттуда: «В ходе двухдневного проживания Калиостро в хижине лесничего он предсказал появление великого мага в недалёком будущем, а точнее, ровно в 1990 году. Он будет иметь прямое отношение к магии Калиостро и тайным познаниям».

– Интересно, насколько это правдиво? Это же беллетристика. Всё равно – занятный момент.

– Так, биография. «…после смерти отца Джузеппе ликвидировал малодоходное предприятие родителя и погрузился в полное превратностей путешествие в высшем свете. У Лоренцы, невесты Джузеппе, была тётка Калиостро, её фамилией и воспользовался предприимчивый молодой человек. Впоследствии он назывался также графом Фениксом и графом Гара, но имя Калиостро оказалось самым устойчивым из его псевдонимов». «В Страсбурге его называли Другом Человечества».

– Перевод имени нужен.

Чёрный начал терять терпение. Ну как она не понимает, что он прекрасно знает и про Лоренцу, и про её тётю и ему нужен конкретный ответ на конкретный вопрос?

– Ищу, что нахожу интересное, тебе кидаю. О, смотри! Целая серия ссылок! Давай, я по ним подборку сделаю.

– Делай. Про что ссылки-то?

– Про Кали. Я по корням искала, и вот нашлось.

По коже Антона вдруг побежали мурашки, волоски на руках встали дыбом. В тот же миг ему показалось, что где-то далеко-далеко протрубил рог. Или это был теплоходный гудок? Нет, какой теплоход, сейчас же зима! Антон поискал обычные объяснения необычного звука и пришёл к тому, что, наверно, ему просто послышалось.

– Собирай!

Матрёна замолчала надолго. Прошло около двух часов, когда она снова стукнулась в асю с коротким:

– Лови!

Антон открыл присланный файл.

«Культы Богини КАЛИ некогда были распространены повсеместно. Это находит подтверждение в свидетельствах священных текстов различных религий, это не опровергается научными данными. Культ Чёрной Богини имел в древности свои прямые аналоги в самых разных уголках мира. И в этом есть НЕЧТО большее, чем простые совпадения в названиях. КАЛИ – Великая Матерь всех существ, почитаемая под разными именами и в разных формах практически повсюду.

КАЛИ – Чёрная. Имя КАЛИ производно от санскритского слова КАЛА, обозначающего чёрный цвет.

«Время (КАЛА) пожирает весь мир во время космического растворения (пралайи), но КАЛИ пожирает даже само Время, потому Она и именуется словом КАЛИ».

КАЛИЮГА – Чёрная Эпоха, Эпоха КАЛИ.

В КАЛИЮГУ именно почитание Кришны становится господствующей формой вишнуизма, так как Кришна – проявление КАЛИ, а из всех Махавидья и других форм Богини-Матери именно КАЛИ почитается как центральный и главный и часто вообще единственный объект Богопочитания в век КАЛИ. «Только КАЛИ должна почитаться в КАЛИЮГУ» (калау КАЛИ ту кевала), – говорится в «Шакта-прамоде», известном собрании ритуальных текстов Тантры.

КАЛИ – Чёрная Богиня (инд.). КАЛИгхата – священный храм КАЛИ, построенный в Бенгалии».

Другой источник. Это уже современное прочтение.

«Кали – Богиня вечности, наблюдающая за всеми нашими изменениями и способствующая тем, кто помогает нашему духовному росту. Говоря конкретнее, Кали – это Юга-Шакти или та энергия, сила времени, которая переносит человечество из одной мировой эпохи в другую.

Богиня-Мать как тёмная, мистическая и трансцендентная Деви (богиня – пер. с санскрита) держит ключ к истинной силе и настоящему мироздания во всех своих проявлениях. Кали снова входит в человеческую среду и в сферу Земли, чтобы творить магию и вызывать чувство страха и почтения.

Богиня вызывает все изменения на планете, пробуждая Шакти (энергию) планеты и стимулируя не только индивидуальное, но более глобальное общепланетное сознание. Современные природные и иные катастрофы, которые в настоящее время случаются повсюду на планете, являются проявлением, указанием на изменяющую всё силу Кали…

Чтобы принять вызов Матери Кали, мы должны внутренне измениться… Мы должны научиться жить в согласии с её ритмами и трансформирующими вибрациями, позволяя ей очищать и изменять нашу собственную, в первую очередь психологическую природу.

Она терпеливо ищет тех, кто может нести её милостивую волю.

Существует острая потребность в новых аватарах и формах энергии Кали, в возрождении поклонения ей и в новом, ещё большем потоке её милости. Кали держит ключ от нашего будущего как вида и от судеб наших душ. Мать Кали обладает властью поднять человечество на новый уровень развития…

Нам следует принять очищающий огонь Кали, чтобы она могла поднять нас на новый уровень просвещённости, который только и поможет решить наши личные и глобальные проблемы. Те, кто могут вынести испытание огнём Кали и нести его, могут принести новое знание в мир. Они откроют видение будущего, которое заключается в гармонии с вечной истиной и вселенской гармонии».

Ещё один текст.

«Ка́ли (санскр. काली, Kālī, «чёрная») – тёмная и яростная ипостась Парвати, тёмная Шакти и разрушительный аспект Шивы. Богиня-мать, символ разрушения. Кали разрушает невежество, поддерживает мировой порядок, благословляет и освобождает тех, кто стремится познать Бога. В Ведах её имя связано с Агни, богом огня.

Этимология имени связана с понятиями “время” и “чёрный”».

Ничего себе! Чёрный, ты только смотри!

«Время», «Чёрный»! Во как!

Он дочитал до конца и некоторое время не мог подобрать слов для ответа. Его накрыло то ли просветление, то ли инсайт: внезапно в его голове повернулись и совместились разбросанные в беспорядке кусочки мозаики, и, пусть не вся, пусть пока одним небольшим куском, картина начала собираться. Он чётко знал, что теперь он уже ЗНАЕТ НЕЧТО, только не понимал, что именно.

Антон поблагодарил Матрёну и отключился. Он чувствовал, что сейчас ему нужно побыть наедине с собой.

Чёрный ещё некоторое время провёл как сомнамбула в состоянии отстранённости от обычных бытовых дел. Он находился в мире, и в то же время мир проходил мимо него, не задевая. Он не пытался разобраться в своём состоянии, но лелеял его, как куколка, ожидающая превращения. Совсем рядом находились полная ясность и свет, и Антон ждал, когда ему будет позволено войти в расположения этого света. Он боялся потерять это чувство близости и предожидания, боялся разменять на мелочи и всякую ерунду. Тем временем внутри него проворачивались невидимые колёса, куски информации сцеплялись, как шестерёнки, и до времени погружались в глубину подсознания. Его разум старательно переваривал полученный материал. Больше всего на свете ему хотелось сейчас, чтобы все о нём позабыли, но это было неисполнимое желание.

– Привет, пузечко!

– Привет.

– Слушай, тут мне голос вот такое сказал: «Ищи способы наполнить себя энергией. Не хватает». А потом добавил: «Он сам тормозит процесс». Что ты об этом думаешь?

– Не знаю пока. Что ещё?

Хорошо им говорить «сам тормозит», взяли бы и подсказали, как ускорить. Раз видят, что он не понимает. Да, дождёшься от них. Сегодня настроение у Чёрного было ворчливым.

– Я тут таблицу делаю, взяла троих: Берёзу, Калиостро и Кашпировского – и выписываю всё про них. Может, так наглядней будет?

– Ясно.

– Так ты что думаешь по поводу сказанного голосом?

– Я думаю, это процесс восстановления себя и в дальнейшем нахождения Нечто.

– Да?

– Если Нечто стоит за нами, почему тогда в трудный момент он не выходит на арену, а появляются Брюс и Властелины Времени? Это не просто так. Что-то мы пропустили.

– Может, мы в этой борьбе против трудностей эволюционируем?

– Нет, не в этом дело. Думай, мать, думай!

– Может, он пока к нам только присматривается? Он дал нам подкрепиться слегка, а теперь смотрит, как мы выкарабкаемся? Или как он должен выйти на арену? Может, я просто тебя не поняла?

Они – подопытные крысы у Нечто? Какой в том смысл, если исключить извращённое развлечение иного разума? Подкинул колечко и любуется, как все забегали? Антон чувствовал, что это был бы слишком простой и неверный ответ.

– Если событие уже состоялось, почему его завершать приходится Властелинам и Брюсу?

– Знаешь, я почти уверена, что дело в нас. Мы что-то сделали не то или, наоборот, не сделали. А теперь нам пытаются помочь исправить ошибки. Чтобы не получилось, как с той диадемой, которую ты так и не доделал, но она была на Мишиной Татьяне в день их свадьбы. Так же.

– Да ладно.

Антон очень не любил вспоминать о незавершённой работе.

– Нечто может всё? Да?

– Наверное, не спрашивал.

– Он и есть время?

– Да.

Да, он – время, но не только время, больше времени. Это кусок мозаики, его спросили, он ответил, и теперь и он сам знает его. Может быть, будет ещё один «вопрос точного попадания?»

– Тогда он как дал возможность контакта с ним в будущем, так и убрать может?

– Ты так, значит, думаешь?..

Нет, не будет. Матрёша ушла в сторону, но он ещё не может сказать, в какую и как далеко.

– Понимаешь, мы не можем быть уверены на все сто, что это будет. Брюс говорил лишь о большой вероятности.

– Так.

– И это, как ни странно, зависит по большей части от нас. Будет он или нет. Понимаешь?

– Что делать надо. Конкретно? Инструкции?!

– Да никто тебе их не даст! – Кажется, Матрёша начала закипать. Антон хотел от неё слишком многого. – Властелины Времени стараются помогать, чем могут. Брюс тоже. Но зависит это от нас! Не понимаешь? Нет этих инструкций, нет!

– Ты стараешься?

– Да, я делаю всё, что могу.

– Филонишь?

– Каким образом? Ты думаешь, мне не хочется этой встречи? Этого хочет любой на планете и все остальные. Этого нельзя не хотеть. Но ни я, ни ты, мы точно не знаем, что надо делать.

– То есть встреча была и её как бы не было, так, что ли?

– Нет. Она-то была, но её в любой момент может не стать. Знаешь, в чём недостаток моего контакта с Властелинами Времени? В том, что я заинтересованное лицо.

– Видимо, все заинтересованы. Кроме, возможно, Брюса.

– А Нечто заинтересован? И может ли он быть заинтересован?

Вот про Нечто он теперь отвечать мог.

– Нейтрален.

– Наверное. Кстати, я вспоминаю слова голоса о том, что нужно больше энергии, так как они тебя к операции готовят, помнишь?

– Да.

– Я думаю, что вот оно и начинается. Эта операция. Они действуют своими силами, а чтобы ты ничего не почувствовал, моя энергия пойдёт как наркоз. Понимаешь? То есть морально и физически ты держишься нормально, а они устраняют проблемы.

– А позвоночник, получается, – это дело второе? Энергии реально нет.

– Нет, конечно. Так и у меня нет энергии, нужно вырабатывать. Сегодня об этом же и сказали. Теперь я понимаю, почему часть последней информации так расплывчата.

Да, да, да, энергия – это важно, но сейчас ему гораздо важнее понять: для чего это всё? Нужна информация, очень нужна информация. Энергия пока подождёт.

– Что ты имеешь в виду – расплывчата?

– Не сформулирована, как будто очень сложный и большой клубок, то есть о чём там, ты примерно представляешь, а как и что – не понимаешь. Понял?

– Нет.

– Я вытащила этот клубок и вижу, что там есть часть более-менее мне понятная, а остальную я как-то чувствую, но не могу перевести в слова. Понимаешь?

– Нет. Почему не можешь?

– Например, что-то мешает. Или рано знать эти подробности. Представь, если я чётко пойму, что и как будет, первым делом я что сделаю? Правильно. Расскажу тебе! Про Нечто. Это будет нарушением. Нельзя точно знать, будет или нет контакт с ним, он непредсказуем.

– Понял.

– Каждое слово его весомо и корректирует наши действия.

– Знал бы – всё равно не поверил.

– Кто возьмёт на себя ответственность? Вот нам и дали намёк, что возможность есть и она велика. Понимаешь?

– Да. Это понято.

– Так теперь-то ты веришь в эту возможность?

– Так же, как и раньше.

– Не веришь, значит.

– Нет, я всегда верю. Но раз в неделю есть сомнения. Как в анекдоте: пятьдесят на пятьдесят – либо увижу, либо нет.

– Нет, вероятность гораздо больше. Не забывай.

Вот так всегда – пара штрихов к картине, одна чёрточка или ещё какая мелкая деталь, а сколько на неё ушло. Времени, сил, да просто электроэнергии. Чёрный усмехнулся при этой мысли – в показаниях электросчётчика ценность контакта ещё никто не измерял.

Только через два дня Антон вернулся к обычному состоянию духа, вновь ощутил, что всё ещё принадлежит этому миру, мир его покуда не отпустил. Он вздохнул, поцокал языком, и они с Матрёной с удвоенным рвением принялись разыскивать следы Калиостро. Антон был уверен, что этот поиск должен привести их к Нечто. Если сущность воплощалась в существе с определённым набором свойств и черт характера, значит, это было для неё наиболее адекватным состоянием. Значит, в следующий раз можно ожидать чего-то похожего, хотя бы в основных чертах.

– Вот, погляди. – На этот раз Night укатила в какую-то свою бизнес-командировку, а Матрёна всё-таки доехала до Антона, они сидели на пушистом ковре, гладили блаженствующего кота и разбирали записи. – Сохранилась копия записки Калиостро, снятая в Ватикане. В ней даётся описание процесса «регенерации», или возвращения молодости: «…приняв две крупицы этого снадобья, человек теряет сознание и дар речи на целых три дня, в течение которых он часто испытывает судороги, конвульсии и на теле его выступает испарина. Очнувшись от этого состояния, в котором он, впрочем, не испытывает ни малейшей боли, на тридцать шестой день он принимает третью и последнюю крупицу, после чего впадает в глубокий и спокойный сон. Во время сна с него слезает кожа, выпадают зубы и волосы. Все они вырастают снова в течение нескольких часов. Утром сорокового дня пациент покидает помещение, став новым человеком…»

– Интересно. Стоит подумать.

– Только подумать? Я, грешным делом, вспомнила про твои состояния. Может, ты уже бессмертный? – Матрёша картинно округлила глаза.

– А помнишь, я рассказывал, как Миша орал в телефон? – не в тему спросил Антон.

– Конечно.

– Значит, ему Властелины сказали всё. А потом поприкрыли. – Он задумчиво чесал кота за ухом. Граф громко мурлыкал.

– Думаю, не всё.

– Многое.

– Ну да, это как я тогда вспомнила почти всё, когда у тебя шок был. – Матрёша передёрнула плечами. Воспоминания были не из приятных.

– Ну что, про Калиостро есть ещё чего? – Антон отстал от кота.

– «Щеголял перстнями, украшенными редкими драгоценными камнями. Называл их «безделицами» и давал понять, что они – собственного производства», – прочла очередную цитату Матрёна.

– О как!

– Ага, прям как ты. – Она хихикнула.

– Это я как он, – ворчливо возразил Чёрный.

– Это уже мелочи. Могу я тебе комплимент сделать? «Он стал вести в Лондоне роскошную жизнь и усердно занимался благотворительностью».

– Что-то берёзкой потянуло… – Он сделал вид, что принюхивается.

– Распаренной? – подхватила Матрёна.

– Ага, как в парной. Наверно, скоро жарковато будет!

– Да нам тут и так не холодно.

– Ну да, кто там намекал, что уже теплее?

– Кому теплее, а кому и пятки жжёт.

– Так у них мерки другие.

– Помню-помню, всё относительно, это и есть Великий Закон! – расхохоталась Матрёша.

– Не смейся, это действительно так. Просто мы не можем представить такого вот равновесия.

– Смотри дальше. – Девушка перелистнула страницу. – «Что же касается титула графа, то можно сказать только, что ни в одном из европейских геральдических атласов герб графов Калиостро не был обнаружен». Ещё. «Ибо «кальостро» на юге Италии зовётся горячий ветер, дующий из Африки. Ему нужно пространство – весь мир! И будьте уверены, этот ветер согреет многих».

– Вот! Значение слова всё-таки есть!

– У меня совершенно безумная мысль: а что, если Калиостро, пройдя во времени, подарил тебе в будущем один из своих перстней?

– Это как? Технологически? – фыркнул Антон.

– Ну, будучи Калиостро, он переместился в будущее. И подарил или отдал тебе один из своих перстней.

– То есть сделал кольцо за меня? Так?

– Ну да. Ты же не присутствовал при всём процессе. Может, он сделал что-то с памятью твоего литейщика, а сам его сделал?

– Ты не понимаешь, о чём говоришь. – Чёрного возмутила мысль, что его кольцо ему подбросил кто-то другой, пусть даже такой загадочный человек, как граф Калиостро.

– Да понимаю я, просто объяснить не могу нормально. Он отдал тебе в будущем своё кольцо, а сделал так, чтобы ты был уверен, что сделал его сам. Короче, бред. Но кольцо же у тебя всё равно от Нечто. Правильно?

– Как ты сейчас сказала, с подачи.

– Ага, как Седой мне во сне ключи подавал. – Девушка мечтательно улыбнулась.

– Эй, ты никак по нему соскучилась, – не преминул подколоть её Антон.

– Нашёл, по кому мне скучать! Прямо такой подарок, – отбрила Матрёна.

– А у меня эталона для подражания, кроме Седого и Брюса, нет! – заявил Чёрный.

– А Калиостро?

– Нет, скорее уж Седой. А представь, тут Нечто выходит из тени и ка-ак!.. – Чёрный поднял кулак, показывая, как именно проявит себя Нечто.

– Да, а мы что, его тень ищем? – Матрёша со смехом заглянула под кровать, проверяя, нет ли там лишней тени. Тени не было, только сверкнули глаза затаившегося в засаде Графа.

– Нет, это я говорю, что, может, он себя ещё не проявил, но вот выйдет из тени, и мы точно поймём, что это он, – скучным голосом принялся пояснять Чёрный.

– Тогда в чём его действия должны проявляться?

– Не знаю. – Он развёл руками. – Вон у меня кольцо опять помутнело. Может, оно?

Рука Антона опустилась почти под кровать, кот прыгнул. Он вцепился передними лапами и зубами в руку с кольцом и начал драть её задними. При этом Граф не выпускал когтей и прихватывал несильно, демонстрируя, что он просто решил поиграть.

– Это оно! – завопила Матрёна и бросилась тискать кота.

Антон смеялся.

В этот бизнес-центр пройти не просто – бдительные секьюрити не пропустят человека с улицы, если о его ожидаемом визите нет предварительной записи в их журнале учёта посетителей. Придётся гостю звонить нужному человеку и дожидаться в холле, пока его встретят и проведут. Но двоих гостей в строгих деловых костюмах препятствия не остановили. То ли их внешний вид снял любые вопросы, то ли охрана их попросту не заметила – два человека спокойно прошли мимо поста и вошли в лифт.

На шестом этаже они покинули кабинку лифта, прошли по коридору, разглядывая названия фирм. Обнаружив нужный отсек, разделились и поодиночке прогулялись по всем отделам, как будто кого-то искали. Никто не поднял глаз при их входе, ни одного вопроса не прозвучало. Гости прошли коридор до конца, встретились, важно кивнули один другому и без стука открыли самую последнюю дверь.

Человек, которого коллеги Night попросту именовали боссом, а он делал вид, что об этом не знает, был на месте. Его кабинет завершал ответвление коридора, которое полностью занимала организация, – он располагался в торце. В хорошие минуты босс шутил, что держит все отделы в своих руках: по правой стене – в правой, а по левой – в левой. Он не был ретроградом, этот ещё довольно молодой человек со спортивной фигурой и демократично отпущенными волосами. Он любил скорость и риск, в редкое свободное время скорее предпочитал забраться за штурвал своего спортивного самолёта или в седло мотоцикла, чем завалиться в модный ресторан и устроить бессмысленный пышный кутёж. Он даже иногда играл на гитаре. Сейчас этот человек учтиво приветствовал посетителей, старательно припоминая, кто это такие и когда он успел назначить им приём.

Босс так и не вспомнил, чтобы он приглашал к себе этих людей. Впрочем, они не огорчились. Они провели в кабинете несколько минут. После их ухода сидящий за столом человек какое-то время крутил в руках новую игрушку – толстую дорогую ручку с блестящим, как зеркало, колпачком. Потом положил её на стол перед собой, чтобы время от времени касаться взглядом – она ему очень понравилась. Вот только откуда она у него взялась, он вряд ли сумел бы сказать.

Они снова встречались под эстакадой – распутывать загадки в живом общении было гораздо удобнее, чем через переписку по Интернету. Прошли по кругу – Нечто – Калиостро – Березовский, вернулись к началу. Ответ не давался. Что-то никак не желало сходиться, а они не могли определить что. Помолчали, глядя на лёд канала. Оба чувствовали, что решение находится совсем рядом, может быть, в паре шагов.

– Я пока думаю обо всём, – заговорила Матрёна. – О кольцах. Никак не могу понять. Вроде всё очевидно, а самое главное и непонятно, как же это всё так? Ещё бы вспомнить, что про них Брюс сказал. Сейчас попробую. Крутится где-то рядом… Пробую вытащить. Есть! – Она даже хлопнула в ладоши. – «С появлением кольца тебя Силы стали рассматривать как игрока в войне, как её участника», то есть кольцо – это метка, знак, в нём заключается некая информация. Он сказал, что «это подарок судьбы». Как всё сумбурно! Ты понимаешь, о чём я?

А ведь они почти до этого уже додумались сами… Не совсем так, не точно, но очень близко к тому.

– Так кольцо задолго до войны появилось! И как подарок судьбы? – не поверил Чёрный.

– Как я понимаю, подарок судьбы – это то, что оно от Нечто. А война… Если это всё же ты его сделал во времени. Всё дело во времени. – Матрёна смотрела куда-то вверх, но вдруг с озабоченным видом развернулась к Чёрному. – Слушай, только что голос был. Причём с какой-то заботой, сочувствием и сожалением.

– Так. – Он подобрался.

– «Детка, дела плохи. Если так дальше и пойдёт, то мы с тебя качать ничего не сможем. Придётся своей энергией тебя чуть подкачать, но неизвестно, какая на это будет реакция. Так что давай, ищи способы». Ну вот. – Матрёна сокрушённо потупилась. – У кого-то экономический, а у кого-то энергетический кризис. А у меня сегодня голова так закружилась, как будто бутылку водки выпила. Хм, меня даже растрогало, с какой теплотой это было сказано. Интересно, почему они не могут подсказать эти способы? Они-то уж наверняка их знают.

– Давай про кольцо подумаем, может, так что-то решим? – вернулся к теме Антон.

– Давай. Ещё было знаешь что им сказано? Что-то вроде того, что только одно из колец лично для тебя, остальные для… а вот дальше, хоть убей, не помню. Перевариваешь?

– Так это я понял давно. Это ещё Седой говорил.

– А Брюс сказал, для кого они, но я не помню. – Она вздохнула.

– Как думаешь, почему это сейчас всё открывается?

– Может, потому, что это поможет нам как-то разобраться с тем, кто есть Нечто?

– Слушай, а как тебе удаётся такие подробности вспоминать?