Читать книгу Космонавта никто не ждал - Олег Северюхин - Страница 4

Москва встретила приветливым солнцем и какой-то домашней суетой. Институт находился в Подмосковье. Нашел быстро. Отдел кадров. Представление начальнику института.

– Товарищ генерал-майор, – чеканил я, – лейтенант Снежинин для дальнейшего прохождения службы прибыл.

Любой рапорт напоминает грамматическую форму персидского языка: можешь говорить что угодно, а вот глагол в именной и временной форме будь добр поставить в конец предложения.

– Так-так, Снежинин говоришь? – генерал и директор НИИ встал и обошел вокруг меня. – Снежинин. Смотри, нашим барышням глаза не запороши и стул подо мною не пили, а не то я загоню тебя туда, куда Макар телят не гонял и не увидит история нового Эйнштейна. Понял?

– Понял, товарищ генерал-майор, – отчеканил я.

– А раз понял, – сказал генерал, – то желаю тебе удачи на первом месте службы. Надеюсь я на нашу молодежь и нисколько не боюсь за свой стул, достойного сам посажу в него. А сейчас иди, твой начальник лаборатории уже заждался тебя.

Я четко повернулся и вышел. Настроение боевое и хорошее. Где тут горы, и в какую сторону их нужно сдвигать? Хотя, я русский, а русский в гору не пойдет, русский гору обойдет. Хотя вот в Китае был один мужик по имени и фамилии Юй Гун. Построил он себе дом под горой и через несколько лет вдруг заметил, что гора загораживает от него солнце. Солнце он не мог передвинуть, поэтому решил передвинуть гору. Несколько поколений Юй Гунов копали гору и землю в корзинках переносили в другое место. И все-таки перенесли гору. Вообще-то, они быстрее бы разобрали дом и перенесли его в другое место, но сам факт передвижки горы говорит о том, что китайцы могут нас догнать и перегнать, поэтому и нам самим нужно двигать горы, чтобы быть во всем впереди.

– Ну-с, с прибытием на Большую землю, сынок, – приветствовал меня мой учитель. – Вот твоя лаборатория, вот твои коллеги, вот твой стол. Осваивайся. Знакомься с людьми, входи в курс дела.

– А что я буду делать? – спросил я.

– Пока не знаю, но займись вот этими часами. Осмотри их и скажи свое мнение, для чего они нужны и стоит ли заниматься ими дальше, – сказал подполковник с оружейной фамилией Федоров, но с необыкновенными способностями видеть то, что не видит никто.

– А чем мы здесь будем заниматься вообще? – спросил я.

– Трудно сказать, – ответил учитель, – мы находим непознанное, познаем его и отдаем людям. Мы – Прометеи, забираем у Богов то, что они прячут от людей. Не часто удается что-то взять и поэтому начальство клюёт нашу печень, требуя составления планов, отчетов, взятия повышенных обязательств и вызова на соревнование соседних лабораторий по изготовлению того, не знаем чего. Не торопись все узнать. Если кто-то спросит, чем мы здесь занимаемся, поверти пальцем у своего виска и от тебя отстанут с расспросами. Моя конторка вот там, заходи, как возникнут вопросы. Крупные вопросы. С мелочами тебе помогут коллеги.

И я окунулся в науку. Начал с часов. Сел и стал смотреть, как устроен механизм и что здесь может быть странного. Часы как часы. Тикают. Отделка хорошая. Не уступят никаким элитным швейцарским. Часами занимался в училище, часами стал заниматься и здесь. Что-то в этих часах есть, раз учитель поручил их мне. Неужели мне нужно было оканчивать военно-инженерное училище по ракетному профилю только для того, чтобы стать часовым мастером в офицерских погонах? Нет. Это мой профессиональный экзамен, экзамен на инженера и на ученого, поэтому я должен дать полную характеристику этим часам, чтобы зарекомендовать себя специалистом и получить настоящее научное задание по специальности.

Сотрудникам лаборатории я был представлен перед обеденным перерывом. Начальник лаборатории собрал всех офицеров, численностью четырнадцать человек и представил меня – пятнадцатого.

– Очень приятно, – молча сказали они мне, – потом познакомимся, что ты за снежинка, упавшая нам на голову.

В своем письменно-рабочем столе я нашел тетрадь амбарного типа, разграфленную на строчки и колонки. Стандартная – сто листов, листы проколоты по центру ближе к корешку и прошиты толстой суровой ниткой, связанной узлом, приклеенным бумажкой к форзатцу. Понятно. Тетрадь для секретных записей. Придет начальник канцелярии, поставит штамп с грифом секретности, штамп с инвентарным номером, еще один штамп сзади у приклеенной бумажки и впишет, что в данной тетради пронумеровано, прошнуровано и скреплено печатью 100 (сто) листов. Распишется и даст мне расписаться в книге выдачи, чтобы я каждый день сдавал ему эту тетрадь, и каждый день получал ее для работы.

– Серьезная организация, – подумал я, – но это завтра, а сегодня я буду заниматься порученным мне делом, делая записи для памяти.

Мне не сказали, можно или нельзя разбирать эти часы. Но раз эти часы делал не я, а часы исправны, поэтому нет надобности разбирать их, благо и крышка часов прозрачная, как у современных дорогих часов. Мне поставили задачу изучить часы, но не разбирать часы. Если человек изучает человека, то он же не разбирает его на части. Он общается с человеком, гладит его, осматривает и делает свои выводы. И механизм тоже можно считать живым существом, пока он действует, поэтому и мы будем изучать его визуально.

Часы были странны тем, что на циферблате были двух– и трехзначные цифры. 12, 111, 102, 93, 84, 75, 6, 57, 48, 39, 210, 111. Математические действия с цифрами результата не дали и не показали каких-то закономерностей. Как будто кто собрался использовать циферблат слева направо, то есть по часовой стрелке и справа налево – против часовой стрелки и поэтому цифры двухзначные, – где противолежащие значения часов однозначные и трехзначные, где значения однозначные и двухзначные. Общие значения 12 и 6. Может быть, мой вывод был и не таким правильным, но какое-то чувство исследовательской гордости я уже испытал.

При осмотре механизма первое, что мне бросилось в глаза, и о чем я сделал первую запись в книге – у часов отсутствовала заводная головка. То есть не было механизма завода часов и перевода стрелок. А вот почему так? Вы-то сами как думаете? Пришли в магазин и продавец предлагает вам товар без механизма завода часов и перевода стрелок?

– Да, – скажет он, – такому механизму эта ручка без надобности, потому что часы заводятся один раз и на весь век, а точность такая, что из Москвы будут звонить узнавать, сколько времени, чтобы настроить эталон часов.

А ничего другого в голову и не приходит. Самый глупый вывод, но я его записал. Не всегда глупый вывод бывает глупым. Если вы чего-то не знаете, то не воображайте себе то, что этого быть не может. Может. Еще как может. Вот, вспомните, например, барона Мюнхгаузена и тот случай, когда он вытащил лошадь и себя тем, что начал тащить себя за волосы вверх. Смешно? А почему никто не смеется над тем, что когда велосипедист подъезжает к тротуару, то тянет велосипед за руль вверх, колесо поднимается и он въезжает на тротуар? Так что и Мюнхгаузен не сильно врал про свое чудесное спасение.

Смотрим дальше. Если нет ручки подзавода, то какой же двигатель часов, который управляется сам по себе? Что это за вечная пружина, которая задает импульс маятнику? Двигатель я нашел, но пружины у двигателя нет. Я как-то не особенно понял, как работает двигатель, но были какие-то смутные подозрения, что я имею дело с электроникой, причем с такой электроникой, которая может работать сама по себе в течение длительного времени. Только эту электронику я никак не мог найти. Маятник продолжал крутиться, делая рабочий поворот точно за секунду и точно шестьдесят раз в минуту.

На часах есть рычажок, который переводит вращение стрелок в обратную сторону, то есть, как это ни странно звучит, против часовой стрелки. В принципе, ничего странного в этом нет. Мне приходилось видеть часы, у которых стрелки идут в обратную сторону или в обратную сторону вращается циферблат.

Когда я учился в школе, мы всем классом ездили в ознакомительную поездку в одну южно-уральскую область, где делают знаменитые карманные часы с цепочкой. Часы с обратным ходом стрелок и циферблатов делали на экспорт по заказу капиталистических и социалистических стран. Я человек по натуре любопытный, сунул свой нос дальше, чем нам позволяли, и увидел часы с гербами и портретами президентов других стран на откидных крышках. И еще увидел раскрашенные часы. На циферблате нарисован гусар с усами. Вот он подносит руку к усам, а у него из штанов вылезает кое-что. А в это время прекрасная пейзанка нагибается для сбора крупных ягод клубники. Он руку опускает и это тоже исчезает. И пейзанка разгибается. Работает как маятник, но меня быстро усмотрел работник завода и вывел из запретной для простых смертных зоны. Я слышал, как он говорил кому-то, что это спецзаказ для Германии.

Мне никто не мешал проводить мои исследования, и никто как бы не обращал на меня внимания, но все с готовностью предоставляли нужные для работы приспособления и измерительные приборы.