Читать книгу Учитель - Олег Северюхин - Страница 9

Совместно с всероссийской чрезвычайной комиссией, ВЧК, работали и военно-революционные комитеты, ВРК. Работы у них было невпроворот. Промышленные предприятия объявлялись собственностью Российской республики, хозяева отстранялись от дел, но обязывались платить зарплату рабочим, подвергаясь аресту за невыплату зарплаты.

Одновременно с огосударствлением предприятий проводилось закрытие газет, не поддерживавших большевистское правительство. К 27 октября 1917 года только в Петрограде было закрыто 27 газет.

Как и предрекал мой учитель, в августе 1918 года было совершено покушение на товарища Л (У).

Правительственные комиссары отозвались Постановлением о красном терроре. Сидели и ждали, когда кто-то и что-то сделает. Уверен на сто процентов, что это дело рук большевиков, чтобы развязать себе руки. А именно: усилить чрезвычайную комиссию, всех подозрительных посадить в концлагеря, причастных к заговорам и мятежам расстрелять с опубликованием списков расстрелянных, чтобы запугать пока еще живое население. Подписали комиссар юстиции Д. Курский, комиссар по внутренним делам Г. Петровский и управляющий делами и брат генерала Вл. Бонч-Бруевич.

Сразу же состоялись межрайонные совещания ВЧК по вопросу проведения террора в связи с покушением на тов. Л (У). Постановили. Взять заложников. Устроить в районах концлагеря. Быстро рассмотреть дела контрреволюционеров и расстрелять их. Ответственным представителям ВЧК присутствовать при расстрелах. Решить вопрос о трупах. При нахождении у контрреволюционеров оружия – расстреливать самостоятельно. Арестовывать эсеров.

То, что должен был сделать отвечающий за судьбу России русский царь, сейчас делали большевики, десятками тысяч уничтожая недовольных и классово чуждых им людей.

Попустительство всегда чревато активизацией преступных элементов, которых трудно призвать к ответственности. И самое опасное для любого государства – либеральная интеллигенция, чью деятельность равносильно приравнивать к преступлениям насильников и грабителей.

Я соглашусь с большевистским определением – гнилая интеллигенция, которая будет пособничать любому врагу государства, в котором она проживает, лишь бы сделать своему государству побольнее.

Народ простой боялся большевиков и жалел буржуев, не забывая взять в пустых квартирах что-нибудь себе на память. А когда был объявлен «мир хижинам и война дворцам», то все цокольные жители начали уплотнять буржуев, создавая коммунальные квартиры.

Рассказывать о быте коммунальных квартир это все равно, что писать собрание сочинений о нравах и культуре коммунальных квартир Римской империи и их влиянии на соответствующие аспекты жизни коммунальных поселений Российской республики, начиная с 1917 года.

В ноябре 1918 года (по старому стилю в октябре) мне исполнилось восемнадцать лет и меня забрили в армию на уральский фронт. Живущий почему-то в Кремле (кто его туда пригласил?) поэт Демьян Бедный писал про таких, как я:

Не обошлись. В боях мне участвовать почти не пришлось. Как выходцу из бывших, мне особенно не доверяли и по грамотности моей определили писарем в штаб. Ко всем своим секретам.

Сидел, подшивал бумаги, читал и регистрировал донесения, жалобы на рассмотрение начдиву или начштаба. Тут я заприметил, что начал на меня обращать внимание заместитель начальника особого отдела дивизии. В декабре 1919 года их создали для осуществления контрразведывательной работы в армии, выявления шпионов и преступников в армейских рядах.

Как ни уничтожали старую государственную машину, а все равно пришлось возвращаться к ней. Специалистов контрразведки не было. Даже я со своим опытом общения с учителем мог считаться специалистом, но раскрываться ни перед кем я не мог. Да и надо как-то от вербовки отвертеться.

А особист все ходил, семечками угощал, иногда махоркой, спрашивал, пишу ли я родителям, отписываю, наверное, как я подвиги в боях совершаю. Так, слово за слово, познакомились поближе, а он мне и говорит:

– Вижу я, что парень ты хороший, наш, советский и к должности своей относишься серьезно, хотя все считают это не мужской работой. В армии любая работа мужская. Есть у меня к тебе поручение. Готовится наступление на Пермь. Нужно согласовать действия с пермскими подпольщиками, рабочими сталелитейных и оружейных заводов, у них серьезная боевая дружина. Кроме тебя идти в Пермь некому. Ты молодой, сбросим тебе годок, возраст не призывной, оденем в сборную гимназическую форму, едешь к тетке, мол, в Петрограде стало голодно. Будешь ждать нас в Перми.

И пошел я во вражеский тыл. Гражданская война она тем особенная, что каждый человек, тобой встреченный, может оказаться другом, а, может, оказаться и врагом, несмотря на то, носит ли он звездочку на фуражке или трехцветную кокарду на папахе, красные ли у него «разговоры» на гимнастерке или золотые погоны на плечах.

Это все равно, что спросить, кто для человека страшнее, волк или медведь. Я отвечу – заяц. Заверещит косой, – хватайте его, жрите, только меня, зайца, не трогайте. Вот такие зайцы и работали на обе контрразведки. И хорошо работали. Кто бы ни победил, они на белом коне несутся к штабу проигравшей контрразведки, чтобы свою папочку уничтожить и доложить, что архивы вражеские захватили, за что орден полагается с бантом на орденской ленте или с розеточкой под орденом.

Так и я шел, ни к кому не прислоняясь. Писем и записок при мне не было. Обыскивай не обыскивай, а чего нет, то того и нет. Пароль запомнил, а текст затвердил как Отче наш. Без шуток. Так на мотив молитвы и запоминал и прекрасно помню, что соответствует строчке «и избавь нас от лукавого». Попробуйте что-нибудь запомнить при помощи молитвы, сами удивитесь. Будете как бы снова и снова повторять молитву, а вместо божеских слов у вас будут выскакивать целые куски запомненной информации. И все это от Бога.

До Перми добрался без приключений. Пришел по адресу, где никого не должно быть (хозяева уехали дальше на восток), чтобы оправдать свое появление в городе. Напросился на постой в дом неподалеку от связника. Понаблюдал. Все спокойно. Зашел, сказал пароль и в этот же день меня свели с руководителем подполья. Передал, что велено и сразу же был зачислен заместителем командира боевой десятки.

– Ты человек военный, нам такие нужны, – сказали мне.

Бой за город был яростный. Из нашей десятки остались двое. Я и еще один паренек. Пришлось стрелять из всего, что попадалось под руку, чтобы остаться в живых. За выполнение задания меня наградили золотыми часами на цепочке с надписью: «Честному бойцу Уральского фронта за выполнение особого задания».

Начальник Особого отдела дивизии вызвал меня, долго говорил со мной, убеждал пойти работать к нему, ему, мол, нужны боевые и грамотные люди.

– Классовая борьба обостряется, а достойных людей, которые должны стоять на острие ее, мало, – говорил он, – грамотешки маловато.

– Так и меня, когда подрастут грамотные люди, вы тоже вычистите как неблагонадежного, – парировал я.

– Нет, ты уже человек проверенный, да и родители твои не из буржуев, а из мещан, до конторщиков выучившиеся, а это почти что пролетарии. Нет, ты наш. Иди и думай над моим предложением, – сказал начальник.

И пошел я думать над этим предложением.