Читать книгу Оружейник. Бой без правил - Олег Шовкуненко - Страница 5

Мы стояли на краю стены и молча глядели на мертвый город. На этом же самом месте я находился два дня назад, когда мы все вместе отбивали штурм наползавших на колонию полчищ. Два дня… Прошло только два дня, хотя мне почему-то казалось, что минула целая вечность. Вон и здания на противоположной стороне Можайского шоссе совсем обветшали. Их стены заметно потемнели, из серых стали почти что черными.

Не соглашаясь с самим собой, я отрицательно покачал головой. Выдумываешь ты все, уважаемый Максим Григорьевич. Померещилось тебе. За два дня серьезных изменений произойти просто не могло. За это время даже ни одного кислотного дождя не было. Так что царящие вокруг кладбищенские серость и тоска, они только у тебя в башке. И причиной этому та напряженность, которая царит сейчас в отношениях двух людей, когда-то поклявшихся друг другу в вечной дружбе.

– Ты мне ничего не хочешь сказать? – пожилой майор милиции Анатолий Нестеров первым нарушил молчание.

– Пожалуй, ничего. – Я продолжал задумчиво глядеть на погибший город.

– Ну и правильно, – согласился Нестеров. Подумал и добавил: – Я бы, наверное, тоже выбрал девчонку.

– Вас двоих мне было не спасти. И я посчитал, что у нее больше шансов. – Я не оправдывался, я просто вспоминал.

– Знаешь, а меня даже гордость прошибла, – неожиданно заявил милиционер, и я почувствовал, что он улыбнулся. – Нет, не за тебя, не надейся. Когда злость внутри перекипела, подумалось: какой же я все-таки молодец! Получается, что без всякой посторонней помощи выкарабкался из лап смерти, оттуда, откуда не смог вырваться никто другой. Совсем неплохо для старого мента!

– Неплохо, – согласился я и не стал напоминать Анатолию, что без моей помощи он бы так и остался лежать в глубоком, наполненном трупами и ядовитыми испарениями подвале.

Нестеров как бы не расслышал моих слов и продолжил, обращаясь больше к самому себе:

– Теперь бы еще выбраться из всего этого дерьма.

Да уж… Я прекрасно понимал, что дерьмо тут конкретное. Опасаясь нового штурма, Крайчек увел жителей поселка на запад. Они погнались за призрачной мечтой, именуемой «Плавучий город», мирно покачивающийся на волнах где-то у побережья Финляндии. Одинцовцы сделали свой выбор, спасительный для подавляющего большинства и смертельный для нескольких десятков раненых, которые не смогли отправиться в путь.

– Толя, почему ты не ушел вместе с Крайчеком? – Я глянул в глаза майору. – Ты ведь вполне прилично держишься на ногах.

– Это мой город, – не задумываясь, ответил Нестеров. – Я здесь родился, здесь хочу и помереть. Да еще и раненые… Кто же им поможет, если не я, человек, знающий всю округу, как свои пять пальцев?

Честно говоря, примерно такого ответа я и ожидал, а спросил, скорее, чтобы уловить настроение Анатолия. Готов ли он изо всех сил сражаться за себя и своих людей, или это все лишь благородный жест отчаяния – помирать, так всем вместе. Как выяснилось, боевой дух в груди старого милиционера был по-прежнему силен.

– Оружием, я так понимаю, вы обеспечены? – теперь я решил выяснить состояние местного арсенала. Боевой дух – это, конечно, хорошо, но еще лучше, когда в комплекте с ним идут автоматы и пулеметы.

– Стволы и боеприпасы пока имеются, гранаты тоже. Крайчек просто физически не смог все унести. Да и спешили они очень. Брали только самое необходимое.

– Идиоты! – само собой вырвалось у меня. – Я же говорил Томасу, что у него в запасе имеется целых два месяца. Если уж надумали уходить, то это можно было сделать без спешки. Да и раненые вполне успели бы оклематься. Не пришлось бы бросать их здесь, практически на верную смерть.

– Ты же не сказал, откуда у тебя такая информация, – разъяснил ситуацию Нестеров. – А учитывая тот факт, что вас выдворили из поселка, существовала довольно большая вероятность, что вы намеренно подсовываете нам липовые сведения, желаете поквитаться.

Услышав эти слова, я аж заскрежетал зубами от злости.

– Неужели ты, Крайчек, Нина, Горобец… Неужели все вы могли так подумать?!

– Я не верил, Нина тоже… – понизив голос, признался майор. – Остальные колебались, но их убедили.

– Кальцев, заместитель твой, небось постарался? – прорычал я. – Встречу суку, убью!

– Ну, почему же… Вам не доверял не только один Кальцев.

– А кто еще?

– Тебе так важно этот знать?

– Скорее, интересно. Конечно, не со всеми я в десна целовался, но врагов точно не заимел. И вдруг такое… – Я скорчил гримасу отвращения. Подобное отношение к моей персоне казалось тупостью и нелепостью.

– Не думаю, что мнение Кальцева и Скубы касается тебя лично, – Нестеров отрицательно покачал головой. – Вы ведь и знакомы-то были едва-едва. Скорее, они рассматривали чисто гипотетическую возможность мести с вашей стороны. Подстраховывались, не хотели ошибиться.

«Скуба… Скуба… Скуба…» – повторил я про себя слегка подзабытую фамилию.

Как-то эта темная личность выпала из поля моего зрения. Столько всего приключилось, что думать об одноглазом прототипе Главного не было времени. А может, зря? Кто он такой, этот лесник? Зачем притащился в Одинцово? При нашей встрече у меня мелькнула мысль, что он агитатор… ну, или если хотите, вербовщик. Что его послали хозяева «Плавучего города». Так ли это на самом деле? И так ли хорошо и безопасно на Балтике, как он рассказывал? Я почесал в затылке. Надо будет грузануть данной темой одного знакомого подполковника ФСБ. Это его специальность, пусть пораскинет мозгами.

Только я подумал о Лешем, как тут же приметил его мощную широкоплечую фигуру. Загребельный шагнул на стену номер шесть через основательно расширенную балконную дверь третьего этажа жилого дома. Эта двенадцатиэтажка, как и семь других окрестных домов, входила в состав периметра. Здание являлось крайней угловой точкой огромного прямоугольника оборонительных сооружений и смотрело на юго-восток, прямо на кольцевую развязку Можайское шоссе – улица Маршала Неделина. Важнейшее стратегическое направление. Именно с этой стороны и была предпринята последняя, пожалуй, самая опасная атака на поселок. Неудивительно, что Леший решил посетить оборудованный на крыше наблюдательный пункт и оттуда как следует осмотреться.

Вволю налюбовавшись окрестностями, он наконец спустился на стену. Направляясь к нам, Андрюха еще раз глянул на город, правда, в отличие от меня, в его взгляде не было ни проблеска лирики, один пристальный, выверенный и взвешенный практицизм. Им же оказались наполнены и слова подполковника:

– С этой стороны все чисто.

– А что с севера? – В голосе Нестерова звучали тревога и неуверенность.

– Мы прошли до улицы Жукова, кентавров нет. Ушли.

– Но они в любой момент могут вернуться, – продолжал сомневаться милиционер.

– Майор, нам нужен этот БТР, – жестко и требовательно произнес Леший.

– Не должны они вернуться, – поддержал я Загребельного. – По нашим сведениям…

– По вашим сведениям?! – Анатолий фыркнул. – Ты говорил, что в ближайшие два месяца атак больше не будет. А что же, позвольте спросить, мы наблюдали всего пару часов назад?

Хороший вопрос. Как говорится, прямо серпом по яйцам. Попробуй ответить на такой… Я попробовал:

– Это была какая-то… – пришлось потратить пару секунд на поиск подходящего определения, – какая-то аномалия, что ли.

– И причину этой аномалии ты, конечно же, знаешь? – Нестеров выжидательно на меня уставился.

– Увы, не знаю. – Пришлось бессильно развести руками.

– Прекрасно! – Милиционер хотя и улыбнулся, но и коню было понятно, что ему сейчас совсем невесело. – Допустим, разберем мы баррикаду на Южных воротах, а кентавры тут и пожалуют.

– Не скрою, шансы на такую неприятность остаются, – согласился Леший. – Но давайте подойдем к делу с другой стороны. К примеру, сможем ли мы остановить эту атаку и продержаться, пока заграждение не будет восстановлено? – Загребельный задал вопрос и сам же на него ответил: – Сегодняшний бой показал, что да. Крупных сил противник собрать не успеет, так что полтора десятка стволов должны справиться. Кроме того, на подступах к воротам растяжек можно понатыкать. Они зверье будь здоров останавливают.

Нестеров надолго задумался, а когда вновь поднял на нас глаза, то спросил:

– Куда вы собираетесь ехать, когда откопаете машину?

– Есть одно дело… – Я мельком переглянулся с Андрюхой. – Несколько странное дело… Оно больше походит на самоубийство.

– Исчерпывающий ответ, – улыбнулся майор. Затем махнул рукой: – Эх, ладно. Разрешу вам ломать периметр, но только при одном условии.

– Каком?

– Пообещайте, что перевезете раненых в Подольск.

– Да мы уже и сами думали… – начал было я, но Нестеров решительно перебил:

– Так какого рожна тянете? День-то не резиновый. Живо приступайте к работе!

Когда из-под груды кирпичей, досок и кусков старого железа показалась башня моей «восьмидесятки», я едва не прослезился. Грязная и ободранная, с битыми смотровыми приборами, расплющенными пусковыми установками «Тучи» и погнутыми пулеметными стволами. В моем восприятии БТР сейчас был трупом родного человека, который эксгумировали в присутствии близкого родственника, меня, значит. Чтобы с чувствительным свидетелем не случился сердечный приступ, его, само собой, не допустили к могиле, а лишь разрешили смотреть издали. Высоты восьмиметровой оборонительной стены для этого вполне хватило. Отсюда не видно крови и не слышно ужасной трупной вони.

Я вдруг понял, что это не только ассоциации или всякие там метафоры, рожденные в моем, наверное, уже немного подвинутом мозгу. Это правда, это страшная реальность. Ведь там, на броне…

– Осторожней, мужики! – прервал мои мысли прозвучавший внизу возглас Лешего.

– Кто-нибудь, принесите брезент, – это был уже голос Кости Соколовского.

Один из одинцовцев, тот, что ближе других стоял к краю баррикады, спрыгнул на землю и потрусил к мастерским. Загребельный и Соколовский вытянули ножи и стали резать веревки, которыми к крыше БТРа был надежно привязан бурый, приплюснутый, словно измазанный в солидоле, сверток или мешок. Только очень присмотревшись, в нем можно было узнать человеческое тело.

– Эх, Лёха-Лёха… не повезло тебе, брат, – простонал я, вспоминая улыбающееся лицо пулеметчика. Очень многим в тот день не повезло…

Когда принесли брезент, бойцы аккуратно переложили на него останки погибшего товарища, а затем спустили с баррикады и отнесли подальше. Потом его похоронят, ну, а сейчас лучше не слышать этот тошнотворный запах разложения, запах гибели.

Видать, отвратный лик смерти подействовал не только на полковника Ветрова. Все, включая моих напарников-автоматчиков, засевших на стене номер шесть, заметно занервничали. Время уже давно перевалило за полдень, а заветный «БТР-80» все еще оставался в каменном плену. Но добыть его оттуда – это только полдела. После этого еще следовало восстановить барьер, защищающий нас от визитов разнообразной хищной нечисти.

– Полковник! – Неожиданный окрик заставил меня вздрогнуть, и не мудрено. В своих мыслях Максим Ветров уже начинал бой с наползающими из сумрака бестиями.

– Чего тебе? – Я встал с небольшого кирпичного штабеля и поглядел на мощную фигуру Загребельного, стоящего на практически очищенной крыше бронетранспортера.

– Если разобрать завал только позади бэтээра, ты сможешь его выдернуть? Задним ходом? Иначе… – подполковник невесело покачал головой. – Иначе до ночи прокопаемся.

– Только позади?

Я призадумался, вспоминая, чем именно завалили мою машину в тот самый день, когда она своей бронированной грудью закрыла поселок от неистовой атаки кентавров. Вроде сперва кидали только кирпичи из тех штабелей, что были приготовлены для достройки Южных ворот. Это уже потом в ход пошли части строительных лесов, металл с разобранных гаражей и оборудование, доставленное из мастерских. Очень хорошо. Значит, чего-то объемного, способного намертво заблокировать колеса, в основание баррикады не запихнули. Так что вполне может и получиться.

– Попробуем! – Я не стал более раздумывать. – Разбирайте! Я уже иду!

Прежде чем покинуть огневую позицию на стене номер шесть, я наклонился, обнял за плечи и поцеловал в висок сидящего рядом бойца:

– Я пошел, Лизок. А ты тут держи оборону, как говорится, за себя и за того парня.

– Тебе помочь спуститься? – девушка сделала попытку подняться.

– Не надо, – остановил я ее. – Я почти в порядке. Кроме того, не по лесам полезу, а через дом, по лестнице.

– Только лифт не вызывай, – сострил какой-то мужичок с перебинтованными ногами, сосед Лизы с другой стороны. – А то долго ждать придется.

– Не волнуйся, я грамотный. Когда поднимался, видел табличку: «Лифт на ремонте», – без всякой злобы отшутился я, прекрасно понимая, что люди, которые вот уже пятый час ожидают вражеской атаки, просто должны время от времени выпускать пар.

В здании царил серый пыльный полумрак. Я оставил за спиной одну из квартир и, шагнув за ее порог, оказался на лестничной площадке. Маленькие окошки здесь и раньше-то не особо способствовали подобающему освещению, а уж теперь-то, в эпоху «Большого полумрака», когда небо надежно зашторено гардинами из плотных серых облаков, и подавно. Короче, интим обеспечен.

Проходя мимо лифта, я улыбнулся. Естественно, никакой таблички тут не было, а вот аккуратная надпись: «Без парашюта не входить!», выведенная черным маркером прямо на пластике двери, присутствовала. Вообще, в подъезде было полным-полно всяких изречений и довольно похабных рисунков. Эпоха всеобщей грамотности не прошла для нашего народа даром. Он так завелся, что не мог остановиться даже теперь, когда ценителей этого творчества явно поубавилось, разве что если авторам везло и удавалось отыскать козырное местечко, куда все еще время от времени забредали люди. Здание, которое являлось частью периметра, для этого годилось как никакое другое.

Не скажу, что при спуске меня уж очень занимало чтение адресов побывавших здесь людей, их сердечные излияния, выраженные в классической форме «Маша + Витя…», а также разглядывание неумелых карикатур, изображающих большинство жизненных форм из новейшей истории Земли. Однако кое-какие надписи все же заставляли на мгновение замедлить шаг. Вот в штукатурке глубоко выцарапана строка, очень походящая на какое-то библейское изречение: «Спаси если не тело, то душу…» Рядом менее напыщенный и куда более легко выполнимый совет: «Трахай все, что движется». Целая серия рисунков под надписью наглядно объясняла, как именно это следует делать.

Двумя пролетами ниже я обнаружил столбик стихов: «Зачеркнуть бы всю жизнь, да сначала начать…» По-моему, это был Есенин, хотя могу и ошибаться. Не был я большим знатоком поэзии. Хорошие стихи мог слушать сколько угодно, но только вот имена авторов в голове почему-то не держались.

Находясь под впечатлением, вернее, окунувшись в воспоминания, которые нежданно-негаданно нахлынули от только что прочитанных строк, я спустился на первый этаж. И вот тут-то и замер как вкопанный. Прямо передо мной, на квадрате стены, который был освещен падающим из окна снопом света, поблескивала темно-красная надпись, сделанная большими печатными буквами. Размашистая, будто в спешке написанная.

«Помни о кораблях».

Вроде бы ничего не значащая фраза, и ко мне она никакого отношения не имеет. Написал какой-то моряк, смерть как тоскующий по морю. Но только вот почему я уже целую минуту стою здесь и как заклинание повторяю: «Помни о кораблях»? Что это за надпись? Что в ней такого? Кто написал? Когда?

Словно пытаясь ответить на последний из своих вопросов, я подошел к стене и прикоснулся к первой букве. Палец слегка прилип, а когда я оторвал его, он оказался измазанным красной субстанцией. Субстанцией… Именно субстанцией. У меня язык не поворачивался назвать это краской. Скорее… Цирк-зоопарк, да, это действительно походило на кровь. Достаточно свежую, не успевшую еще до конца свернуться кровь.

Первым моим порывом было облизнуть палец и попробовать ее на вкус. Но я вовремя одумался. Мало ли чья это кровь. Ну и что, что она красная? У некоторых тварей в венах течет такое, что…

«Стоп! – приказал я самому себе. – Что это ты, Григорьич, понавыдумывал? Откуда здесь взяться крови, да еще свежей? Краска это. Понял? Краска! Так что засунь куда подальше эту свою идиотскую фантазию и шуруй заниматься делом».

Точно… Заниматься делом… Я вспомнил о БТРе, о том, что меня ждут, и устыдился своей мнительности и впечатлительности. Повернулся к выходу из подъезда, сделал пару шагов, но все же не удержался и оглянулся.

«Помни о кораблях», – прочитал я в последний раз странную надпись.

Что же это все-таки могло значить? Так и не отыскав ответа, я пожал плечами и резонно рассудил, что неизвестный автор обращался явно не ко мне.

Прохладный ветер и дневной свет быстро отогнали все посторонние мысли. Осталась лишь одна, главная – каким таким макаром вырвать бронетранспортер из каменных тисков?

Когда я подошел к воротам, то понял, что времени поразмыслить у меня будет предостаточно. Завал позади БТР разобрали только наполовину. Загребельный и Нестеров, рыча и матерясь, ворочали камни, бревна и листы железа, заодно подгоняя своих взмыленных подчиненных.

Глядя на милиционера, я удивлялся. Цирк-зоопарк, человек только-только выкарабкался с того света, а как работает! Майор иногда хватался за такие предметы, которые были не под силу даже здоровяку Лешему. И самое удивительное, что он их поднимал, выдергивал из баррикады и отшвыривал прочь. Правда, справедливости ради следует отметить, что потом Анатолий долго отдувался. Но, черт побери, от этого его трудовые подвиги выглядели ничуть не мельче.

Само собой, оставаться в стороне и безучастно взирать на то, как надрываются мои товарищи, было просто невозможно. Я вскинул автомат на спину и принялся как мог помогать. За большие и тяжелые предметы, естественно, не хватался, а вот кирпичи мне были вполне под силу. Глядя на эти старания, Леший ничего не сказал, только неопределенно покачал головой. Зато милиционер поинтересовался:

– Ну, ты как? В порядке?

– Нормально.

Я был благодарен Анатолию за этот вопрос. Все-таки в нем содержалось не только недоумение, а еще и беспокойство за раба божьего Максима. Данный факт вселял надежду, что, может быть, когда-нибудь мы снова сможем называться друзьями.

Как ни странно, мое появление привнесло в коллектив некое спокойствие и уравновешенность. Дальше работали молча, размеренно и слаженно, как хорошо отрегулированная машина. Результат не замедлил проявиться. Где-то минут через тридцать на свет показалась заслонка водометного двигателя. А за следующие четверть часа мы, наконец, высвободили задние колеса.

Глянув на правую шину, я сокрушенно вздохнул. Вся она была в глубоких рытвинах и порывах, из которых торчали нити стального корда. Вьюнок, гад, постарался! Именно от цепкой хватки его вредоносных щупалец и остались эти отметины. Хорошо, что повреждено только заднее колесо, которому сейчас не предстояла жестокая схватка с грудами острых камней.

– Все, Максим, пора пробовать. – Леший похлопал меня по плечу. – Давай, танкист, заводись!

– Угу, – я кивнул и, даже не поглядев на приятеля, полез на спину своей старой боевой машины.

В уме я перебирал проблемы, которые могли возникнуть. В каком состоянии двигатель? Подвеска?.. Как перенесла она схватку с многотонным весом баррикады? И только последним в этом списке стоял вопрос преодоления завала. Сперва завестись, стронуться с места, а уж там будет видно.

Попасть в бронетранспортер сейчас было возможно только через два десантных люка, расположенных позади башни. Слава богу, они не были заперты изнутри. Когда мы в спешке покидали БТР, естественно, никому даже в голову не пришло это сделать. Я с ходу кинулся к тому из них, что находился справа. Протянул руку к рукояти на прямоугольной крышке, да так за нее и не ухватился. Сам люк и часть бронированной крыши вокруг него оказались покрытыми отвратительной слизистой пленкой. Местами она была прозрачной, а местами уже взялась мутными грязно-серыми разводами.

До меня мигом дошло, что это такое. Цирк-зоопарк, здесь лежал пулеметчик, и броня «триста второго» оказалась измазанной продуктами разложения его мертвого тела. В подтверждение этого я почувствовал запах. Ветер на мгновение стих, как бы специально предоставляя мне возможность окунуться в океан тошнотворных испарений.

Черт побери, как быстро сейчас трудятся гнилостные бактерии! Словно весь воздух нашей планеты для них – благодатная питательная среда. Остается лишь дождаться, когда в него впрыснут катализатор под названием «смерть». Вот тут-то и начинается пир!

Я вздрогнул, будто каждой клеточкой почувствовал присутствие смертоносных микроорганизмов. Победить их нелегко. Да какое там нелегко? Практически невозможно! Существует лишь одно средство – повернуть время вспять, возродить нашу планету. Как когда-то говорил мистер Крайчек в одной из своих пропагандистских речей: «…согретая солнцем, вычищенная соленым морским ветром, напоенная ароматом целебных трав…» Хорошо сказал, мерзавец! Все это так и представилось. За все это сразу захотелось бороться.

Проклиная себя за преступное промедление, я ринулся ко второй бронированной дверце. Распахнул ее и сиганул вниз. Во время этого чересчур резвого спуска ударился боком о край люка. Боль в еще не до конца сросшихся ребрах заставила меня изогнуться и мелко задрожать. Скрипя зубами, я перетерпел приступ и уже более осторожно полез в водительское отделение.

Внутри БТРа я почувствовал себя дома. Это был мой мир, на сто процентов понятный, проверенный и надежный, согретый жаром мотора, продезинфицированный металлом, напоенный целебным ароматом пороха и солярки. В этом мире богом был я, и он крутился в ту сторону, в которую я пожелаю, жил по установленным мною законам.

Законы были немудреные, но требовали четкого и неукоснительного исполнения. Именно повинуясь им, я и стал действовать, готовя двигатель к пуску. Перво-наперво переключился на правый топливный бак. Насколько я помнил, он был залит под завязку, в то время как в левом уже почти ничего не оставалось. Решил, что окончательно осушу его как-нибудь потом, когда момент будет не столь ответственным. После этого подключил аккумуляторные батареи и генераторы. Не забыл прокачать топливную систему ручным топливоподкачивающим насосом и только после этого, поудобней устроившись в водительском кресле, выжал до отказа педали сцепления и подачи топлива.

Когда я, протянув руку, нажимал на кнопку стартера, то словно совершал магический ритуал, заклинал холодную мертвую материю, вызывал ее к жизни. Двигатель должен запуститься. Он не может не запуститься, ведь этого требует полковник Ветров – человек, который своими руками перебирал его, весь, до последнего винтика, холил и лелеял, как арабского жеребца за миллион баксов.

Стартер крутил нормально, но дизель молчал. Только после отведенных инструкцией пятнадцати секунд в цилиндрах послышался шум первых вспышек. Конечно, логично было бы не насиловать далее машину, а обождать минуту-другую и уже затем повторить попытку, но в меня вдруг вселился страх. Показалось, что если я не запущу мотор сейчас, то не запущу его никогда. Именно поэтому палец уверенно продолжал давить и давить на небольшую круглую кнопку.

– Заводись, родная! – буквально молил я.

Где-то на тридцатой секунде, когда, подчинившись разуму, я все же решил прекратить издевательство над техникой, на смену ритмичному стрекотанию стартера наконец пришло басистое, с некоторой простуженной хрипотцой, рычание.

Фух, порядок! Из моей груди вырвался вздох облегчения. Благодаря за службу, я погладил БТР по приборной панели. Когда двигатель прогрелся выше сорока градусов, пару раз надавил на педаль газа, вслушиваясь, как он набирает обороты. Вроде все нормально. Вот теперь настало время выяснить, не отвалятся ли колеса при первом же рывке.

Прежде чем коснуться рычага переключения передач, я развернулся на сиденье, запустил руку в прикрепленную за спинкой сумку и вытянул оттуда старый танкистский шлемофон. Новый пропал вместе со всеми остальными вещами, когда я гостил у кентавров, а вот этот, хранившийся только потому, что было жалко выкинуть, уцелел. Я надел шлемофон и тут же ощутил, какая мягкая и приятная у него подкладка, как она отдает легким запахом курева и тройного одеколона. Сразу почувствовал себя малость поспокойней и вместе с тем порешительней. Наверное, это свойство всех старых, верой и правдой служивших нам вещей. Слышал когда-то, что спортсмены на самые ответственные старты старались надевать свою старую «боевую» форму. Она не только не давит и не жмет, она придает уверенность, напоминает, что месяцы тренировок не прошли даром, что ты готов, что ты это можешь.

Вот как раз сейчас именно такой случай. Старт ответственней некуда. И тебе, уважаемый Максим Григорьевич, придется продемонстрировать все свое мастерство.

– Хватит тянуть! – приказал я себе. – Поехали!

Я включил заднюю передачу и аккуратно попытался стронуться с места. Машина дернулась, но так и осталась стоять. Кроме скрежета трущихся о резину и броню кирпичей, других звуков слышно не было, ничего не хрустнуло, не затрещало. Неплохо для начала. С души свалился огромный камень. Надежная торсионная подвеска выдержала выпавшие на ее долю испытания. Ну, а если такая великолепная машина цела и исправна, то грех не использовать все ее замечательные возможности.

Во время следующего предпринятого мной отчаянного рывка БТР ревел мотором и судорожно крутил проскальзывающими колесами, но с места почти не двигался. Еще одна, третья попытка оказалась ненамного удачнее предыдущих. Что-то не пускало, что-то надежно держало машину в каменной ловушке.

Именно когда я раздумывал об этом, в люк над моей головой настойчиво забарабанили. Я привстал и открыл крышку. Ну, конечно же, это был Леший.

– Ты чего остановился?! – прокричал подполковник. – Давай! Осыпаются ведь! Вон, уже полморды освободил. Даже крышки смотровых люков теперь можно открыть.

Я немедленно последовал совету приятеля и открыл крышки. В кабину тут же ворвался дневной свет. Однако от него я даже не зажмурился. Странные фокусы выкидывают мои глаза. А может, дело вовсе не в глазах? Может, дело в самом свете? Он уже не такой яркий, и это первый звонок, первый намек на приближающиеся сумерки.

– Андрюха, держись! – прокричал я и вновь заставил мотор взреветь.

На этот раз я применил новую методу. То рвал вперед, то сдавал назад, пытаясь раскачать, расшатать машину, словно это был ржавый гвоздь, плотно засевший в старой доске. Что из этого выходило, было видно плохо, но наблюдатель у меня над головой все подначивал и подначивал:

– Давай-давай! Кажись, получается! Еще чуток, и пойдет!

Цирк-зоопарк, ну когда же пойдет? Я злился на БТР, на Лешего и на самого себя.

– Пошла, родимая! – вдруг завопил Загребельный. – Поддай газку, Максим!

Я так и сделал. Мотор взревел как сумасшедший, бронетранспортер заходил ходуном, снаружи послышался оглушительный грохот, визг и скрежет. Что там происходило, я так и не понял, но только баррикада впереди начала удаляться. Машина, покачиваясь, медленно отползала назад.

Глядя на два вдрызг разорванных колеса, я сокрушенно покачал головой.

– Кто ж знал, что там железобетонные балки, да еще и арматура из них торчит? – пожал плечами сконфуженный Леший. – И когда только эту дрянь успели туда скинуть? Я, по крайней мере, не видел.

– Бой был, – напомнил я. – Ты что, сильно обращал внимание, из чего строили баррикаду?

– Вообще не обращал, – признался Загребельный.

– Так чего ж треплешься тогда?

– Сказать-то чего-то надо. Отмазаться. А то ты сейчас на меня с кулаками кинешься.

– Не кинусь, – пообещал я. – Самому думать надо было, когда этот скрежет пошел. Может, тогда бы только одним колесом поплатились.

– На двух доедем? – поинтересовался мой приятель.

– Зачем же на двух? – я почесал в затылке. – Переставлю одно с левого борта. По три получится с каждой стороны. На трех доедем.

– Тогда начинай. – Леший глянул на часы. – А мы тем временем строительством займемся, время-то поджимает.

– Чаусова ко мне пришли, – потребовал я. – Мне сейчас колеса ворочать, откровенно сказать, не по силам.

– Ладно, пришлю, – пообещал подполковник, явно расстроенный утратой такого ценного работника.

На месте Лешего я бы не жался и отдал в мое распоряжение не одного морпеха, а еще как минимум человека два. Баррикада ведь теперь не главное. На кой черт ее строить на века! Этому редуту Одинцовской обороны, как, впрочем, и самому поселку, осталось продержаться всего один день. А вот БТР… Сейчас «триста второй» – это самая большая, если не единственная наша надежда.