Читать книгу Штурмовой отряд. Битва за Берлин - Олег Таругин - Страница 7

Одетый и подстриженный по последней немецкой моде молодой человек склонился к уху стоящего рядом с ним товарища и негромко, чтобы случайно не расслышал никто из окружавших немцев, прошептал по-русски, сделав вид, что поправляет кепку:

– Ты готов? Не передумал? Я и не думал, что соберется столько народа, боюсь, уйти будет сложновато, если вообще возможно…

– Да готов, Коля, готов. А что людей много, нам только на руку. Психология толпы – жуткое дело, сам ведь знаешь. В любом случае возникнет неслабая паника и неразбериха, вот она-то и поможет нам смыться по-тихому. Главное, чтобы ребята не подкачали, вовремя шумовухи бросили. Хотя, конечно, ты прав, риск очень велик, уж больно полиции и гестаповцев много.

– Хорошо хоть до портативных металлодетекторов в этом времени еще не додумались, – с кислым выражением лица шепнул в ответ товарищ. – Иначе нас со стволами еще за квартал отсюда оприходовали бы, прямо на пропускном пункте. Ох, и перепугался я тогда, думал, все, спалились!

– Да уж, было дело, сам едва в штаны не наложил, – понимающе усмехнулся кончиками губ собеседник, перед мысленным взором которого прокрутилось недавнее воспоминание. Когда их четверка подошла по Дахауэрштрассе к площади Штигльмайерплац, где располагалась знаменитая пивная «Löwenbräukeller», в которой Адольф Гитлер в течение нескольких лет отмечал с соратниками по партии годовщину «пивного путча», оказалось, что путь перекрыт полицией и сотрудниками «Geheime Staatspolizei»[5] в штатском, на виду оружия не носящих. Впрочем, замершие неподалеку здоровяки в парадной форме СС были вполне так себе вооружены, причем исключительно автоматами. Но обошлось: несмотря на предпринятую в тридцать девятом столяром Эльзером попытку убить фюрера самодельной бомбой в пивном зале «Bürgerbräukeller», где тот заседал с товарищами перед началом ноябрьского переворота двадцать третьего года, досмотр был достаточно поверхностным, людей лишь заставляли предъявить документы и бегло обыскивали на предмет оружия. Ожидавшие чего-то подобного парни спрятали пистолеты и светошумовые гранаты за спиной, закрепив на специальных ремнях между лопаток. Уловка вполне удалась, и гитлеровцы беспрепятственно пропустили гостей из далекого будущего на площадь.

С оружием, правда, вышло не слишком хорошо: в своем времени удалось раздобыть, не привлекая большого внимания, только парочку «ПМ», один старенький, еще довоенного выпуска, «токарев» и три светошумовых «Зари-2». С другой стороны, открывшие феномен временно-пространственных перемещений молодые ученые, хоть и не имели особой подготовки, кроме военной кафедры в университете, прекрасно понимали, что у них будет время сделать не более чем по три-четыре выстрела. Года выпуска с корпусов послевоенных пистолетов, разумеется, сбили – если что-то пойдет не по плану, никто не должен узнать, что оружие произведено в пятидесятых годах. А заодно ликвидировали и звезды на щечках рукоятей.

«Огневая группа», которая и собиралась ликвидировать Гитлера, вооружилась двумя пистолетами Макарова поновее; группа прикрытия после первых выстрелов должна была подстраховать товарищей и бросить «Зори», усиливая панику, после чего немедленно уходить, по возможности помогая товарищам. В конце концов, в этом времени никто еще не слышал о нелетальных спецсредствах для разгона демонстрантов (от идеи воспользоваться осколочными гранатами отказались сразу, поскольку основную массу пришедших лицезреть обожаемого «отца нации» составляли простые мюнхенцы), так что оглушительные взрывы наверняка воспримут, как смертельную опасность. О том, что в неминуемо возникшей давке погибнут как раз самые слабые, никто из обуянных идеей изменить ход истории, как это зачастую и случается, не подумал. Увы, но от порывов прекраснодушных радетелей о всеобщем счастье в человеческой истории погибло едва ли не больше людей, нежели от действий циничных убийц-профессионалов, ибо благими намерениями, как известно, выложена дорога в весьма мрачное место…

– Едет… – обреченным голосом шепнул первый из боевиков, ощутив, как предательски скользит во внезапно вспотевшей ладони рукоять «макарки», переложенного в карман теплой – поздняя осень в баварской столице выдалась достаточно холодной – куртки.

– Вижу. Все, готовность, расходимся, вон, там просвет образовался. Как выползет из машины, гадина, стреляем сразу, – второй взвел тугое ребристое колесико курка. Патроны, разумеется, загнали в ствол заранее – не самовзводом же стрелять? Уж на это их скудных знаний хватало, да и несколько занятий с инструктором в платном тире помогли.

Сияющий никелем и хромом темно-синий бронированный «Мерседес-770» с натянутыми на проволочный каркас нацистскими флажками над передними крыльями плавно притормозил метрах в десяти от толпы. Следом остановились машины эскорта – то ли с охраной, то ли с соратниками фюрера по прошлым событиям, ежегодно отмечаемым им восьмого ноября. Толпа возбужденно заревела, неистово замахав сотнями сжимаемых в руках флажков. Те, кто загодя не озаботился приобретением в специализированном магазине государственной символики, сорвали с голов шапки, размахивая ими. Многие женщины, до сего момента казавшиеся вполне адекватными и нордически-флегматичными, сейчас словно впали в некий спонтанный экстаз, вскидывая вверх руки в позаимствованном у римлян приветствии, или бросая в сторону фюрера букеты поздних осенних цветов, большей частью рассыпающиеся еще в полете.

Старательно подыгрывающий толпе первый номер медленно потянул из кармана руку с зажатым пистолетом. Бросив на товарища короткий взгляд, второй опустил флажок, которым перед тем с упоением тряс над головой, и сделал то же самое. Красная с белым кругом и черной свастикой по центру тряпица скользнула меж разжавшимися пальцами, спикировав куда-то под ноги, прямо на грязную после недавнего дождя брусчатку, тут же попав под подошву чьего-то ботинка.

Подскочивший адъютант распахнул пассажирскую дверцу и отступил в сторону, вытянувшись по стойке «смирно», и из салона пятитонного лимузина тяжело выбрался Адольф Шикльгрубер в расстегнутом форменном кожаном плаще. Едва выбравшись из авто, он помахал собравшимся знакомой по кинохронике фуражкой с высокой тульей, которую до того держал в руке, вызвав новый вал приветственных криков и оваций.

«Пора», – отрешенно подумал один из гостей из будущего, выдергивая из кармана куртки руку с пистолетом. Отработанный, как казалось, до полного автоматизма жест вышел смазанным, в последний момент «ПМ», зараза, зацепился мушкой за подкладку. И все же стрелок справился и вытянул руку, выжимая слабину и ловя в неистово подпрыгивающий прицел голову Гитлера. В этот момент стоящая перед ним и чуть сбоку молодая немка, до сего момента упоенно орущая вместе со всеми, вдруг резко развернулась в его сторону, вполне профессионально подбив руку с пистолетом. Парень рефлекторно додавил спуск, и задранный в свинцовое осеннее небо кургузый ствол «пээма» окрасился пламенем выстрела, показавшегося в окружающем оре вовсе не громким.

На миг их взгляды встретились: чуть прищуренные серо-стальные глаза женщины оказались холодными, словно лед, и ничуть не ошарашенными происходящим, и он неожиданно понял, что все пропало. Возможно, с самого начала следили именно за ними; или контролирующие толпу агенты случайно оказались рядом – сути это не меняло. Немка, между тем, заученным жестом перехватила руку с пистолетом за запястье, заламывая ее, и нанесла короткий удар под дых, разом выбивший из легких воздух. Единственное, что он успел сделать, падая на мостовую, это чуть довернуть сжатую неожиданно сильными для женщины пальцами кисть и выстрелить еще раз. Пуля попала гестаповке в живот, и та рефлекторно выпустила руку парня, позволив ему выстрелить в третий и последний раз. Гитлеровцы не должны узнать, кто они и откуда. И уж тем паче никто не должен найти вход в подвал, где расположен ожидающий возвращения своих пассажиров темпоральный портал. Торопливо прижав ствол к груди, он нажал на спуск…

Второму стрелку повезло немногим больше: услышав выстрел товарища, он успел пальнуть пару раз, прежде чем на него набросились стоящие рядом зрители, мгновенно повалив на землю. Выстрелы не принесли Гитлеру никакого вреда – первая пуля прошла значительно выше, вторая чиркнула, уйдя в рикошет, по лакированной крыше лимузина в метре от фюрера, которого охрана уже торопливо заталкивала обратно в защищенный броней салон. К тому моменту, когда сквозь толпу пробился, размахивая пистолетом в одной руке и удостоверением в другой, гестаповец в сопровождении двух полицейских, он был уже мертв. Разъяренные покушением на обожаемого фюрера мюнхенцы буквально растерзали его, свершив короткий и страшный самосуд.

В этот миг взорвалась первая «Заря», брошенная услышавшим выстрелы боевиком группы прикрытия. Но и тут неопытных в подобных делах путешественников во времени ждала неудача: безосколочная граната с пластиковым корпусом, ударившись о брусчатку, отскочила, закатившись под днище припаркованного у бровки мостовой автомобиля, где и взорвалась, никому не причинив вреда. Вторая же не сработала вовсе – детонатор оказался бракованным, и предохранительный рычаг не освободил ударник. Парень рванул из кармана пистолет, однако воспользоваться оружием уже не успел: пришедшая в себя гитлеровская охрана изрешетила его, заодно ранив и нескольких стоящих рядом горожан.

Единственным, кому удалось уцелеть, вырвавшись из смертельной западни, в которую превратилась заполненная людьми площадь, оказался четвертый, и последний, член группы, просто не успевший использовать свою гранату. Вовремя осознав, что акция провалилась, он выстрелил в проталкивающегося сквозь толпу агента Geheime Staatspolizei. Помнящий пока еще не начавшуюся войну легендарный «ТТ» не подвел, и гестаповец завалился на мостовую с аккуратной дыркой посреди лба, – он бросился прочь с площади, расталкивая ошарашенных бюргеров. Свернув в узкую боковую улочку, сорвал с «Зари» чеку и дальше бежал, зажав взведенную гранату в руке.

Следом, разумеется, рванулись преследовали, однако парню повезло: когда погоня почти догнала его, он уже свернул в знакомую арку, швырнув «Зарю» за спину. Ослепительная вспышка и многократно усиленный каменной аркой акустический удар дезориентировали немцев на несколько спасительных секунд, которых беглецу хватило, чтобы нырнуть в подвал, задвинув засов на металлической двери. Запихнув в карман ненужный более пистолет, он подхватил спрятанный в стенной нише пульт управления контуром портала и торопливо набрал код активации. За прошедшие сутки аккумулятор не разрядился даже на треть, и на поверхности прибора сразу загорелись контрольные огоньки.

Пятнадцать секунд… двенадцать… десять… парень торопливо облизал пересохшие, ставшие шершавыми, словно наждак, губы, не отводя взгляда от неторопливо удлиняющегося индикатора готовности заряда. Ну же, скорей! Почему так медленно!..

Дзынькнуло, рассыпавшись от удара, много лет немытое и оттого ставшее почти непрозрачным стекло подвального оконца. В светлом прямоугольнике появился контур головы в форменном кепи: кто-то из преследователей пытался разглядеть его в погруженном в едва размываемую наружным светом темноту помещении. И одновременно дверь задрожала от мощных ударов – лупили не жалея, со всей дури, как минимум прикладами карабинов, а то и чем потяжелее. Быстро же его нашли – впрочем, чему удивляться, из арки ведут всего два входа, один наверх, на лестницу, второй в подвал.

Наконец индикатор трижды ободряюще мигнул, засветившись ровным зеленым светом: готово. Облегченно выдохнув – а ведь, похоже, до того и вовсе не дышал! – парень аккуратно ввел на сенсорной клавиатуре буквенно-цифровой пароль, завершив операцию нажатием подсвеченной мигающим синим контуром клавиши «старт». Все, опоздали фрицы! Он дома! Хрен вам на рыло!

– Oh Scheiße! Die, schwein![6] – непонятно, что именно рассмотрел в полутьме подвала роттенфюрер СС Курт Шнитке, но стрелять он решил сразу. Уж больно хотелось получить на воротник вожделенную унтеровскую «розетку», первую в жизни. Со стороны окошка полыхнули вспышки выстрелов, и последний уцелевший «попаданец» дважды пальнул в ответ из «ТТ». Дальнейшее произошло практически мгновенно. Центральную часть подвала окутало переливающееся перламутровое сияние, и стоящий посреди заполненного всяким хламом, многие годы спускаемым в подвал жильцами, помещения человек внезапно исчез. А на улице, коротко вскрикнув, опрокинулся навзничь, заливая древнюю брусчатку кровью из пробитой пулей глазницы, несостоявшийся унтершарфюрер.

Спустя еще одно мгновение – и семьдесят пять лет, – в далеком будущем со стоном опустился на пол лаборатории молодой парень, одетый и подстриженный по последней немецкой моде начала сороковых годов прошлого века, зажимающий ладонью окровавленную грудь. С трудом поднявшись на ноги, он, шатаясь из стороны в сторону, сделал несколько шагов, стремясь успеть выбраться из задымленного помещения. Навеки оставшийся в прошлом аспирант Коля Полнев оказался прав: установка, собранная «в инициативном порядке», то бишь своими силами и из отработавших свое комплектующих, все-таки не выдержала нагрузки. И если он не успеет…

Успел. Рвануло, едва не вынеся наружу дверь лаборатории, только лишь спустя полминуты. Руслан Рябченко – так звали единственного уцелевшего участника неудавшегося покушения – обессиленно сполз по стене погрузившегося в темноту коридора. В лабораторном блоке сработала автоматическая система пожаротушения, заполняя помещение инертным газом, так что пожара можно было не опасаться. Теперь оставалось надеяться, что получившие сигнал о возгорании спасатели успеют вовремя, поскольку сам себе он помощь оказать не мог: не согласованный с руководством опасный эксперимент проводился глубокой ночью, и в пятиэтажном здании «номерного» НИИ не было никого, кроме старенького охранника, сейчас уже наверняка смотрящего десятый сон. А крови он, судя по всему, потерял немало: рубашка справа уже вся потемнела и неприятно липла к коже, сильно кружилась голова, а по всему телу расползалась противная слабость. И еще неимоверно хотелось спать.

Ох, но как же жаль, что им не удалось переиграть историю и остановить гитлеровское нападение на Советский Союз! Какие ребята зря погибли…

С этой мыслью старший научный сотрудник Рябченко окончательно потерял сознание, придя в себя только в палате интенсивной терапии Института имени Склифосовского, куда его доставила вызванная пожарными карета «Скорой медицинской помощи»…

* * *

– Ну теперь понял, Витя? – завершив рассказ, осведомился Локтев. – Думаешь, когда меня в подробности посвящали, я первым делом не спросил, отчего не попытаться добраться до Адольфа до того, как он на нас напал? Еще как спросил. И узнал то, о чем сейчас тебе рассказал. Эти наши молодые дарования в тот момент, когда свою операцию планировали и проводили, просто еще не знали, что по законам пространства-времени повторная попытка отправиться снова в ту же точку невозможна в течение как минимум трех-пяти лет. Причем, вероятнее всего, именно пяти.

– А с чем это связано? – заинтересованно осведомился Трешников.

Генерал-майор несколько секунд молчал, затем сделал глоток и аккуратно поставил на столешницу кофейную чашку:

– Самое смешное, что мы этого до сих пор точно не понимаем. Или скорее так: «не можем сформулировать». Если говорить упрощенно, так сказать, языком аналогий, то каждое проникновение в прошлое вызывает нечто вроде мощного возмущения пространственно-временного «эфира», для «сглаживания» которого и требуется помянутый мной срок. Как круги на воде, одним словом. Вот и вышло, что, с одной стороны, эти умники ухитрились не только создать самую настоящую машину времени и доказать ценой собственных жизней ее работоспособность, а с другой – сделали так, что сейчас нам доступен только сорок пятый год. Или ждать, пока этот самый «эфир» не успокоится – а ждать нам, с учетом того, что сейчас в мире происходит, ох как невыгодно, сам знаешь. Геополитика, мать ее…

– Значит, первый образец установки был полностью уничтожен? – сменил тему подполковник, потянувшись за своей чашкой.

– Угу, полностью и вместе со всей лабораторией. Ума не приложу, как установка вообще выдержала такое напряжение – когда в лаборатории ахнуло, полгорода без электричества осталось, да и подстанция приказала долго жить, двое суток ремонтировали. Институт-то на тот момент собственной линии не имел, запитывался от городской. Так что вторую установку практически от нуля создавали, благо вся документация и программное обеспечение уцелело, да и Рябченко выжил. Он сейчас у нашего академика и правая рука, и левая, и вообще первый заместитель по всем вопросам.

Трешников усмехнулся:

– Полагаю, после выписки из больнички кисло парню пришлось?

– И даже раньше. Институт-то закрытым был, на родное Минобороны трудился. Так что когда он в себя пришел, в палате уже парочка контрразведчиков дожидалась. Зато, когда разобрались, что именно ребятишки изобрели… я такого грандиозного шухера за всю жизнь не помню. За два месяца нашу «точку» в нынешний вид привели, всех, кто хоть каким-то боком к исследованиям отношение имел, сюда на особый режим отправили, остальных под подписки. Ну а остальное ты и так знаешь.

– А заодно решили больше на дилетантов не полагаться, а сразу использовать профессионалов? – понимающе качнул головой подполковник.

– Ну а ты как думал? Именно из-за непрофессионализма наших молодых да ранних, решивших одним выстрелом и войны не допустить, и весь мировой уклад изменить, мы сейчас в эти временные рамки и загнаны. Так что не обессудь, теперь ваша очередь, твоя и ребят из группы. А научники пусть формулы пишут, теории выдвигают да опыты проводят. Получится с Адольфом – будем думать, что еще в прошлом подкорректировать во благо Родины и всего прочего, как во времена оны говорилось, «прогрессивного человечества». Полагаю, при правильном подходе к разговору Алоизыч много интересного товарищу Сталину и бериевским следакам поведать сможет, и про связи с Западом и нашими заокеанскими заклятыми партнерами, и про золотишко в швейцарских банках, и вообще…

Да и захват документов, что касались финансирования нацистской партии и были уничтожены накануне капитуляции, будут весьма и весьма небезынтересны руководству Советского Союза. Кстати, документы – тоже твоя головная боль, по всем данным, в конце апреля они как раз в бункере находились, и там же были сожжены после смерти фюрера, так что готовься, Витя, легкой жизни, как видишь, не предвидится.