Читать книгу Если вчера война… - Олег Таругин - Страница 5

– Что, какой еще неустановленный корабль, ты о чем, Барсуков? – Лейтенант непонимающе смотрел на запыхавшегося краснофлотца. – Ты вообще о чем? На солнышке не перегрелся, а то у нас сейчас июль, он тут жаркий, не то что в твоем Заполярье?

– Так с КП батареи звонили, просили передать. Вам или начарту, больше-то никого и нет. Начарт в военгородок ушел, а вы тут. Он практически у нас на траверзе стоит, на якоре, в полутора милях. Чужой, силуэт незнаком, флаг не виден, данных по прохождению через нас нет.

– Бред какой-то! – Рядовой пожал плечами, поднимаясь с койки и снимая со спинки стула китель. Выходить из прохладного железобетонного подземелья на июльскую жару не хотелось.

– Ладно, пошли наверх, посмотрим. Командир[2] не возвращался?

– Никак нет, пока в городе. И не звонил. Из штаба округа тоже не звонили, – непонятно к чему добавил дежурный по батарее.

Лейтенант натянул китель и, не застегиваясь, вышел из кубрика. Подъем на «нулевой уровень» занял почти пять минут – самые новые одесские батареи, 412-я и 411-я, введенные в строй только в прошлом году, отличались развитой подземной инфраструктурой каждой из трех орудийных позиций. Кроме того, глубокоэшелонированные потерны соединяли артблоки с силовой подстанцией, насосной и вынесенным на километр с лишним в сторону моря командным пунктом. С которого, судя по рассказу дежурного, и звонили по поводу странного корабля.

Отвалив бронированную дверь, Барсуков посторонился, пропуская командира вперед. Лейтенант легко взбежал по бетонным ступенькам на артиллерийскую площадку, заглубленную на три метра ниже уровня почвы, и поднялся наверх, поднырнув под растянутую над орудийным двориком выгоревшую масксеть. Отсюда уже было видно море, до которого от позиции батареи было не больше полутора километров голой причерноморской степи. Подняв к глазам захваченный в кубрике бинокль, Ивакин вгляделся в четко различимый на фоне горизонта силуэт застывшего на якорной стоянке корабля и присвистнул – ничего подобного он и вправду еще никогда в жизни не видел. Косо срезанный форштевень, мощная – пожалуй, даже слишком мощная – надстройка, практически лишенная иллюминаторов, позади нее – не то еще одна ютовая надстройка, не то дымовая труба, зачем-то запрятанная в пирамидальный металлический кожух. Мачта одна, над рубкой, на баке – не слишком впечатляющая пушка, как навскидку калибром миллиметров в 120–130, вроде нашей «Б-13». Корпус выкрашен обычной флотской шаровой краской, на носу здоровенный белый номер «74». Флаг и вправду не виден, обвис неприметной тряпкой – штиль, никаких вымпелов тоже нет. Длина корпуса метров сто пятьдесят, водоизмещение, опять же навскидку, тысяч шесть-восемь. Что за хрень незнакомая?! Малый крейсер? Эсминец? Так великоват вроде для эсминца-то…

Пожав плечами, лейтенант опустил бинокль. Странно. Ладно, надо созвониться с наблюдателями с КП, может, они хоть что-то прояснят? Не мог же он из ниоткуда тут появиться? Судя по стоянке, шел из Одессы, а это уже означает, что не чужак, просто их забыли предупредить. Но, с другой стороны, неизвестный боевой корабль на траверзе батареи и военного городка? На расстоянии действенного огня его артустановки? Одна пушка в сто тридцать миллиметров – это, конечно, не три стовосьмидесятки его батареи, но если начнут стрелять, да с такой несерьезной дистанции, мало уж точно никому не покажется. Ох, как бы не ошибиться, потом замучаешься с особистами объясняться, если вообще под трибунал не пойдешь…

С другой стороны, в памяти всплыли зачитанные им немногим чуть больше месяца назад строки: «…9 июня 1940 года согласно секретной директиве Народного комиссариата обороны о подготовке операции по возвращению Бессарабии в состав СССР создано управление Южного фронта… 10 июня войска 5, 12 и 9 армий под видом учебного похода начали скрытное выдвижение на румынскую границу… 15 июня Черноморский флот приведен в боевую готовность». И что все это значит? Правильно, только одно: все четыре береговые батареи сейчас находятся в составе фронта! И действовать должны по нормам военного времени!

– Барсуков, я на узел связи, а ты вот что, найди товарища политрука и товарища лейтенанта государственной безопасности, обрисуй ситуацию, и пусть тоже на этого красавца посмотрят. А уж потом я…

В этот момент со стороны военного городка раздался четко узнаваемый винтовочный выстрел и вслед за ним – еще один. Несколько секунд было тихо, затем грохнуло еще несколько одиночных выстрелов и пулеметная очередь. Лейтенант, дернув щекой, обернулся к внезапно побледневшему Барсукову:

– Ну, что замер, краснофлотец? БОЕВАЯ ТРЕВОГА! Поднимай батарею, я принимаю командование! Всем номерам занять места согласно боевому расписанию, подать энергию на элеваторы, команде первой подачи – готовность три минуты. Быть готовым к открытию огня по команде. Выполнять! Все, я на радиоузел. Дальномерщиков и корректуру подниму сам.

Уже спускаясь вниз, столкнулся с посланным с радиоузла краснофлотцем:

– Тащ лейтенант, просили передать – связи со штабом военно-морской базы и округом нет, с городом тоже. Вообще связи нет, и радио тоже, ни в одном из диапазонов. Просят срочно прибыть.

– Иду! – Коротко выматерившись про себя, Ивакин стремительно, почти что бегом, рванулся в направлении радиорубки батареи.

* * *

– Тащ лейтенант, к вам с военгородка. – Краснофлотец отступил в сторону, пропуская запыхавшегося армейца. Секунд пять тот беспомощно хватал воздух пересохшим ртом, затем присосался к протянутой стеклянной фляжке в матерчатом чехле:

– Просили… просили срочно передать… очень срочно… нападение, высадка десанта на территорию… не провокация… гарнизон поднят по тревоге и вступил в бой… усилить бдительность… возможна поддержка с моря… захват батареи… перевести в готовность… у нас с вами связи нет… оказать огневое сопротивление…

Ивакин, дернув уголком рта, коротко переглянулся с пришедшим минут пять назад особистом и рванул трубку внутреннего телефона:

– Первое артотделение? Ивакин здесь. Боевая готовность. Получите указания от дальномерного поста и корректировки, залп по команде, пристрелочный, болванкой, заряд обычный. Я поднимаюсь, за меня на связи товарищ Качанов. Исполнять. Второе отделение?..

– Леша, – (помянутый Качанов, судя по двум эмалированным прямоугольникам на петлицах форменной гимнастерки, старший лейтенант госбезопасности), – не нарвемся? Это тебе уже не ствол в присутствии товарища Мехлиса осколочно-фугасным прогревать…

– Нет, Серега, – Ивакин твердо взглянул в его лицо, – нет. Чувствую, по-настоящему все закрутилось. Или началось – ты ж сам предупреждал, помнишь? Румыния, будут диверсии и провокации, все дела? Вот, похоже, именно оно.

– Командование принял на себя? – У лейтенанта Ивакина неприятно кольнуло под той самой хрестоматийной «ложечкой», но отказываться уже было поздно. Да и невозможно, если так подумать. Спокойно взглянув в глаза товарища (вот только с этого самого момента товарища ли, не гражданина, часом?), он кивнул.

– Так точно, товарищ старший лейтенант государственной безопасности, принял! – Лицо Качанова дернулось – он понял намек. Понял и отвернулся, глухо пробормотав в выкрашенную светлой краской стену каземата:

– Лейтенант Ивакин, ваши действия считаю правомочными. Принимайте командование батареей и исполняйте свои обязанности.

Не отвечая, Ивакин бросился в коридор. Когда закручивается такое, не до разборок и обид. На самом деле, случись что, отвечать в любом случае станут все трое – и он, и особист, и невесть куда запропастившийся политрук. С этой мыслью лейтенант, принявший командование батареей БС-412, выскочил к ведущему на поверхность трапу…

* * *

– Пристрелочным, огонь! – отмахнул лейтенант, привычно приоткрывая рот – грохот 180-мм морской пушки, один только ствол с казенником которой весит почти двадцать тонн, это что-то! Привычно ухнуло, прибивая пожухлую траву, подбрасывая масксеть и взметывая степную пыль в радиусе десятка метров от среза ствола, мощный казенник поехал назад. Впрочем, Ивакин смотрел совсем в другую сторону – в море. Ни к дальномерщикам, ни на КП он не пошел. Что такое полторы мили моря плюс полтора же километра берега для дальнобойного морского орудия? И так все, что нужно, увидит – в бинокль, конечно. Увидел. Болванка вспенила волну в полукабельтове от борта вражеского корабля. Обслуга перезарядилась, наводчики получили корректуру с дальномерного поста:

– Второе орудие! Огонь!

Опустив бинокль, лейтенант довольно хмыкнул: а ведь практически накрытие! Причем болванками! Конечно, корабль стоит прямо перед носом, да и дистанция откровенно несерьезная, но сам факт, сам факт…

Лейтенант хорошо помнил помянутый особистом случай, когда на учебных стрельбах он для прогрева ствола выпалил штатным ОФ. Присутствующий на стрельбах по поводу сдачи в строй батареи заместитель наркома обороны и начальник ГПУ Красной Армии товарищ Мехлис Лев Захарович, который затем долго объяснял, сколько стоит для рабоче-крестьянского государства 180-мм боевой осколочно-фугасный снаряд и заряд к нему и какие трудности испытывает Родина в тисках империалистического окружения. Ивакин потел под взглядами замнаркома и особистов, грустно прикидывая, чем все это аукнется именно ему, и продолжал слушать о том, что «наши враги, товарищ лейтенант, только и ждут момента, когда красные командиры вредительски израсходуют боевые снаряды для прогрева стволов и выжигания лейнеров»…

Последнее запомнилось особенно: молодой артиллерист не ожидал, что корпусной комиссар разбирается не только в политике партии и международных вопросах, но, как выяснилось, еще и «прогрев ствола» с, как говорится, «разогревом стола» не путает! Не говоря уже про лейнера. К слову, никаких особых последствий у того памятного разговора и не было: Мехлис неожиданно улыбнулся, подошел вплотную к стоящему навытяжку лейтенанту, готовому вот-вот потерять сознание от напряжения, и… похлопал Ивакина по плечу.

– Ну, да ничего, Алексей Иванович, я так думаю, вы правильные выводы сделаете, ведь верно? – Ошарашенный тем, что комиссар еще и запомнил его имя-отчество, он лишь едва заметно кивнул, с трудом выдавив сквозь напрочь пересохшее горло:

– Т…так точно… Сделал… выводы…

– Вот и хорошо. На этом мы тему и закроем. – Мехлис многозначительно взглянул в сторону батарейных энкавэдистов. – Пойдемте дальше, товарищи, покажете мне ваш, так сказать, боевой артиллерийский быт.

Улыбнувшись своим воспоминаниям, Ивакин скомандовал замершему в ожидании краснофлотцу:

– Внести правку. Залп на поражение. При накрытии – беглый, осколочно-фугасными, расход – три снаряда.

– Есть! – сверкнул тот глазами, поспешно ссыпаясь в бетонированный артдворик: ну, еще бы, сейчас их – именно их! – орудия, впервые в истории молодой батареи, откроют огонь на поражение реальной морской цели! Да и не просто цели, а вражеского боевого корабля!..

Лейтенант снова улыбнулся и не спеша поднял к глазам бинокль. Теперь уже все равно. Если он ошибся, уже не спастись, если нет – ходить ему героем. И не только ему. Позади ахнуло, прошелестел, теряя поясок, снаряд. Попадание! Ух ты, мидель-шпангоут, отлично! Ай молодцы, ребятки! Сейчас еще три, но уже боевых, а там посмотрим… ОГОНЬ!..