Читать книгу Код власти - Олег Таругин - Страница 7

– Старшего лейтенанта Бачинину – немедленно к командиру авиагруппы. – Молоденький посыльный козырнул и нагло усмехнулся.

Лидка коротко матюгнулась про себя. Немедленно! В таком виде! Потемневшая от пота форменная майка, вылинявшие от частых стирок армейские тренировочные штаны – а как еще, спрашивается, должен выглядеть человек, занимающийся в тренажерном зале? Да еще и после двадцати пяти кругов по спортзалу – девушка старалась держать себя в форме, дважды в неделю пробегая четыре километра.

– Немедленно, – с видимым удовольствием повторил посыльный, но Лидка не обратила на это никакого внимания. Пытается выглядеть большой шишкой? Это его личные проблемы. Не хватало еще ей, боевому пилоту, обращать внимание на личное отношение какого-то штабного крысюка.

– Что ж, немедленно – значит, немедленно, – согласилась девушка, фамильярно потрепав посыльного по плечу. – Приказы в боевых частях, молодой человек, как известно, не обсуждают. – Все ее актерское мастерство ушло на то, чтоб это самое «в боевых частях» прозвучало именно так, как требовалось. Посыльный намек понял и залился краской, однако же промолчал.

– Бачинина, ты чего, совсем сдурела? – «Кап-два» Спаржев снял свои старомодные очки и осторожно положил их на стол. – Ты бы ко мне еще, хм, без трусов явилась.

– Мною было получено распоряжение прибыть немедленно! – четко отрапортовала Лидка. Ей до посыльного, конечно, дела нет, но то, что он теперь по шее получит, – это сто процентов! Николай Аркадьевич шутить не любит и спуску подчиненным, как правило, не дает.

– Ладно. Слушай, Лидия, я хочу поговорить с тобой не как командир с подчиненным, и даже не как старший по званию. Я хочу, чтобы ты поняла меня.

Девушка наклонила голову и нахмурилась. Если командир не приказывает, а просит, то ничего хорошего это не сулит… придется слушать…

– Рапорт о твоем назначении командиром эскадрильи отклонен, мотивировка: недостаток опыта. Так что ты остаешься на своей должности, чему я, если честно, даже рад. Из тебя вышел бы отличный комэск, я в этом уверен, но сейчас ты куда нужнее в качестве старшего инструктора. Сама видишь, кого к нам присылают, а ведь им скоро идти в бой. Собственно говоря, командиром звена ты все равно остаешься и в боевых вылетах участвовать будешь. Ты понимаешь, что я хочу сказать?

– Да, понимаю… – Лидка закусила губу. Ведь сколько говорила себе, что ничего из этого не выгорит, а все равно, как пощечина!..

– Бачинина, мне нет нужды говорить, что я знаю тебя как настоящего профессионала и боевого пилота высочайшего класса…

Спаржев нервничал едва ли не больше ее самой, и это было заметно.

– Николай Аркадьевич, – она редко позволяла себе обращаться к командиру родной «бэ-че» столь фамильярно, да еще и перебивать, но сейчас, пожалуй, был именно такой случай, – Николай Аркадьевич, не волнуйтесь, я не подведу, вы же знаете! – В конце концов, что он о ней думает?! Что амбиции для нее важнее дела? Какие глупости, ведь это война, на которой гибнут люди! Ее друзья, ее подчиненные! Не думает же он, что она станет…

– Нет, Лида, я ничего такого не думаю. – Командир грустно усмехнулся. – Успеешь ты еще комэском стать, война – она дама переменчивая, сама должна понимать, не маленькая. Просто… короче, Бачинина, я бы хотел, чтоб обошлось без всяких там, гм, мелких сюрпризов типа намазанного клеем стула или разных там аписов и апусов. Особенно Кавадзе предупреди! Лида, я прошу и… – видимо, Спаржев хотел сказать «приказываю» или, на худой конец, «настаиваю», но сдержался. – Нет, традиции, конечно, нерушимы, не сейчас не самое подходящее время, и я бы очень хотел, чтоб ты это поняла…

Лидка понимающе усмехнулась. Аписами называли маленьких мушек, производство которых наладили техники-ремонтники. Уж бог весть, по какой технологии они их делали, но выглядели мушки совершенно как живые и даже двигались; обычно новичкам их подкладывали в еду – дабы насладиться лицезрением реакции. А с апусами была отдельная история: то ли техники что-то намутили, то ли действительно хотели получить то, что и получили в результате, но только в тарелке одного из новичков оказалось нечто, чрезвычайно напоминающее птичий помет. Новичок же оказался наслышан о «посвящении в пилоты» и ожидал увидеть в тарелке муху, а обнаружил нечто совершенно иное, и, борясь с дурнотой, бледнея и заикаясь, спросил: «Но… это же… не апис?!» После чего флегматичный Арман, сидящий рядом, заглянув в тарелку, подтвердил: «Не-а, точно, не апис, а апус». Апус на одном из древних мертвых языков обозначало «стриж», и, скорее всего, это слово сорвалось у пилота случайно, в силу созвучности с аписами, но с тех пор любые приколы обязательно носили название «аписов и апусов».

Прогнав не к месту нахлынувшие воспоминания, девушка кивнула:

– Я поняла. Обещаю сделать все возможное…

– И невозможное, Лида, и невозможное! – Спаржев полушутливо погрозил пальцем. – Ладно, иди, принимай группу, – «кап-два» поморщился. – Только что прибыли, прямо из учебки, так что сама знаешь, что тебя ждет. Пока в секторе спокойно, погоняй их немного вблизи корабля и доложишь, насколько все плохо. И построже там, ладно? Только без, гм, твоих выкрутасов, хорошо? Насчет апусов и аписов мы договорились?

– Договорились, – пряча улыбку, серьезно кивнула девушка.

– Ну, так иди, Бачинина, – Николай Аркадьевич водрузил на нос очки. – Бегом отсюда! И это… переоденься, что ли?..

* * *

Несмотря на данное Спаржеву обещание, «погонять» новоприбывших Лидка смогла лишь на следующий день: ребята прибыли на транспорте обеспечения, даже по военным меркам весьма слабо приспособленном для перевозки пассажиров. И едва взглянув на выстроившуюся на палубе нестройную шеренгу вчерашних курсантов, девушка, дернув щекой, объявила им «семнадцать часов личного времени». На нормальном языке это означало поселиться, активировать продуктовые аттестаты, поесть, принять душ и выспаться. Иначе… иначе она еще до отбоя рисковала получить несколько трупов, парочку разбитых истребителей и вообще пойти под трибунал за несоблюдение норм безопасности учебно-тренировочных полетов, поскольку сажать это изможденное перелетом нечто в кабину боевого истребителя было бы преступлением и вообще откровенным саботажем. С подобными мыслями она и отправилась в каюту. До отбоя Лидка просматривала личные дела новичков, благо все необходимые сведения уже были загружены в корабельную сеть, прикидывая, что от них можно ожидать во время завтрашнего полета. Прикидывалось плохо, полупустые личные файлы содержали лишь минимальный объем информации: голопортрет, анкетные данные, краткую автобиографию, сведения о нареканиях и благодарностях за время учебы да сокращенный почти в два раза выпускной аттестат с более чем посредственными оценками. Впрочем, что возьмешь с ускоренного выпуска? До личных дел ли было инструкторам, которым едва хватало времени обучить будущих пилотов хотя бы просто управлять истребителем, наскоро вбив в коротко стриженные головы азы ведения атмосферного или пространственного боя? Все остальные премудрости профессии ребятам предстояло изучить «в боевых условиях» – вот только многие ли успеют сделать это до того, как их «шарк» полыхнет в атмосфере чужой планеты? Вздохнув, Бачинина отключила терминал и растянулась на койке. Ладно, завтра посмотрим. Как говорили в старину, «утро вечера мудренее». В конце концов, при таком уровне подготовки именно она и будет считаться их настоящим инструктором, и именно она несет ответственность за… да за все, собственно. И именно ей предстоит сделать все возможное и невозможное, чтобы из ребят вышел толк, чтобы они смогли не только на равных сражаться с противником, но и возвращаться из боя живыми. Так что прав, тысячу раз прав Николай Аркадьевич – на своем нынешнем месте она куда нужнее, нежели на посту комэска. Потому что не столь важно, скольких врагов ты собьешь в бою – куда важнее, сколько жизней ты спасешь, подготовив зеленых пацанов к этому самому бою! С этой мыслью Лидка и уснула.

Тренировки начались в десять часов по корабельному времени, сразу после короткого инструктажа, проводимого лично старшим лейтенантом Бачининой, и медосмотра. Несмотря на строгость начальника медслужбы, к полетам допустили всех, чему Лидка в глубине души весьма обрадовалась: хоть с физическим здоровьем проблем нет, и на том спасибо! А в остальном? В остальном – вот прямо сейчас и посмотрим. Назвав первую попавшуюся фамилию из высветившегося на ее электронном планшете списка (парень немедленно побледнел), Бачинина кивнула головой в сторону истребителя, уже установленного на направляющих стартовой катапульты:

– Прошу вас, пилот. Посмотрим, чему вас успели научить и успели ли хоть чему-то. Работаем в паре, я ведущий, вы соответственно ведомый. Приказ на сегодня только один: «Делай, как я». Я, конечно, буду страховать, но все же постарайтесь не угробить ни меня, ни себя, ни машину. Вопросы?

– Н-нет…

– Ну, на «нет», как известно, и трибунала нет, – вполне добродушно улыбнулась Лидка. – Тогда вперед. И помните: зачастую от того, насколько точно второй номер сумеет повторить маневр ведущего, зависит исход всего боя. Никакой отсебятины или лихачества, иначе отстраню от полетов. Это касается не только вас, но и всех остальных, баба я вредная, и у вас еще будет время ощутить это в полной мере. Все, поехали…

Тренировка продлилась часа три – Лидка тратила на «обкатку» каждого из восьмерых новоприбывших не больше десяти минут, вызывая следующего по бортовой связи. Сама она между полетами не шлюзовалась, зависая в сотне метров от борта – на процедуру посадки и старта и так уходила большая часть времени, да и понаблюдать за действиями вчерашних курсантов со стороны было вовсе не лишним. Взлет, короткий полет в паре и посадка, на первый раз (и для составления первого впечатления) вполне достаточно. Ничего сложного, детское развлечение, не идущее ни в какое сравнение с нагрузкой настоящего боевого вылета, но новички, похоже, умудрились устать – спасибо, хоть никаких ЧП не случилось, даже мимо шлюза при посадке никто не промахнулся. Впрочем, последнее, учитывая привязной посадочный сигнал и бортовой компьютер, было и вовсе из области фантастики. Будущим асам совершенно не обязательно было знать о заложенной в виртуальную сеть истребителя программе принудительного перехода на автопилот в случае малейшей опасности для пилота или его неадекватной реакции на происходящее. Именно потому Лидка никогда и не тратила тренировочное время на виртуальный симулятор и обкатку молодняка с инструктором на учебной «спарке». Пусть думают, что полет полностью под их контролем, пусть поволнуются, сразу же показав все свои слабые и сильные стороны. Ну а мы и со стороны посмотрим, и записи бортового регистратора почитаем, особенно расшифровки пси-статуса… А про контрольную программу ребята, скорее всего, так никогда и не узнают, ведь в боевых условиях ничего подобного не будет, никаких ограничений…

Финишировав последней, Лидка неторопливо выбралась из кабины, сняла шлем, ласково похлопала по обшивке родную «Акулу»:

– Построились. На сегодня тренировка окончена, после обеда – разбор полетов. В четырнадцать тридцать быть здесь. Вольно, разойтись, – лейтенант развернулась на каблуках и покинула ангар, провожаемая недоуменными взглядами: похоже, молодые ждали от сурового инструктора немедленной оценки своих выдающихся способностей. Напрасно, конечно, ждали – Лидка, хоть и сложила об оных способностях свое мнение, делиться им пока ни с кем не собиралась. Пусть сначала пообедают и немного расслабятся, а там уж… Критику, особенно в той форме, в какой она собиралась ее подать, лучше воспринимать на сытый желудок и спокойно. Поскольку сдерживаться и приукрашивать действительность (увы, поистине суровую) она вовсе не собиралась – не привыкла, знаете ли, особенно когда речь шла о человеческих жизнях.

Разбор полетов состоялся в том же ангаре. Лидка построила своих подопечных, помахала зажатым в руке планшетом и, не обращая никакого внимания на застывшего за спиной Спаржева, негромко спросила:

– Вы действительно думаете, что вам можно доверить боевой истребитель? Или просто прилетели сюда немного отожраться на казенных пайках? Нет, я все понимаю, время военное, ускоренный выпуск, но нельзя же так! Думаете, вы пилоты? Нет, господа, вы мусоровозы!

Капитан второго ранга едва заметно дернул уголком рта, но смолчал, не желая лезть не в свое дело. Бачинина была одним из лучших инструкторов-практиков на корабле, и мешать он не собирался, хотя и не разделял ее взглядов на «воспитательный процесс». Старший лейтенант же и не думала останавливаться:

– Да вам даже помидоры перевозить нельзя доверить! Хотя нет, простите, – Лидка приложила к груди руку, притворно засмущавшись, – тут я немного ошиблась. Из вас выйдут лучшие в галактике перевозчики соков. Загружаете полный трюм помидоров – выкачиваете тысячи литров свежевыжатого томатного сока! Вперемешку с вашим дерьмом и потрохами!..

Кто-то из курсантов… ах да, простите, конечно же, из офицеров, все-таки не выдержал и засмеялся. Девушка резко обернулась, взглянув в его лицо:

– Согласна, Деррини, это очень смешно. Только вот кто будет смеяться, а, лейтенант? Вражеский пилот, сбивший тебя в первом же бою? Или мать, получившая похоронку? А может, невеста или сестра? Да, наверное, ты прав, всем им будет очень смешно, просто до слез смешно… – И неожиданно совершенно изменив тон (она частенько практиковала этот нехитрый прием, не переставая удивляться тому, сколь эффективно он мобилизует внимание слушателей), Лидка принялась абсолютно спокойным голосом разбирать ошибки, совершенные каждым из новичков во время тренировки. Из ее слов выходило, что без ошибок не «отстрелялся» никто, однако ошибки тоже бывают разные, потому…

– Господин капитан второго ранга! – Лидка четко повернулась к Спаржеву, одним неуловимым движением приняв строевую стойку. Теперь ее голос был подчеркнуто-официальным, без тени каких бы то ни было эмоций. – В свете всего вышесказанного рекомендую: допустить офицеров Величко, Гаунсшнауба, Деррини, Казинькевича, Лахтинена к дальнейшим занятиям и самостоятельным полетам.

Будь она поэтом или писателем, девушка, наверное, сказала бы, что лица названных пилотов «озарились неким теплым внутренним светом».

– Рекомендую отправить на дополнительную подготовку офицеров Плучека и Тагаву. У меня все.

– Разрешите обратиться! – вышедший из строя парнишка был очень молод – или, по крайней мере, производил такое впечатление. – Младший лейтенант Малкович. А что со мной?

Нижняя губа его заметно дрожала.

– Встаньте в строй, лейтенант, – отрезала Лидка, ни на секунду не задержав взгляда на его лице. – Офицерам, допущенным к занятиям и самостоятельным полетам, отдыхать. Сбор в учебном классе завтра в семь тридцать утра. Офицерам Плучеку и Тагаве через тридцать минут, – Лидка искоса взглянула на Спаржева, согласно кивнувшего в ответ, – явиться к командиру авиагруппы для получения дальнейших распоряжений. Все, выполнять!..

Названных будто ветром сдуло, вслед за ними, привычным жестом поправив очки, неторопливо двинулся Николай Аркадьевич. Дождавшись, пока командир покинет ангар, девушка обернулась к оставшемуся парню:

– Послушайте, Джон… вас ведь так зовут, верно? Поймите и поверьте, я вовсе не придираюсь и уж тем более не наслаждаюсь собственной властью, но из вас не получится пилота-истребителя. Я видела ваш аттестат; прекрасный аттестат, отличные оценки по навигации, что, кстати, довольно большая редкость, особенно учитывая, в каком объеме вам читали этот курс. Так вот, мне кажется, вам нужно, ну, переквалифицироваться, что ли. Из вас получится хороший штурман или навигатор. И, поверьте, на этом месте вы принесете нам всем куда больше пользы!..

– Но я хочу быть пилотом… – негромко пробормотал парень, так и не опустив взгляда.

– Пилота из вас не получится, – с легкостью выдержав его взгляд, отрезала Лидка. – Поверьте моему опыту. И я никогда не выпущу в самостоятельный полет человека, в котором не буду уверена на сто процентов. Ни-ког-да! Свободны, Малкович, идите.

Парень козырнул и, сгорбившись, повернулся, чтобы уйти.

– Все-таки подумай над моими словами, – негромко сообщила девушка в его обтянутую высотным костюмом спину.

Спаржев, как ни странно, ждал ее возле дверей ангара, теребя в пальцах неприкуренную безникотиновую сигарету. Лидка дернулась было, но командир махнул рукой:

– Да брось, Бачинина, вольно! Пойдем, проводишь меня?

– Конечно, Николай Аркадьевич, – настороженно кивнула девушка – ох, как она не любила подобные прелюдии! – Вы насчет Малковича? Я не могла поступить с ним иначе, из него не получится хорошего пилота. Да и вообще никакого пилота не получится, честно говоря.

Командир с удивлением взглянул на подчиненную:

– Что? А, ты про этого паренька? Да нет, конечно, что ты, при чем тут он? Ты же знаешь, я полностью доверяю твоему опыту.

– А ведь для него это, похоже, мечта всей жизни, – тихо произнесла Лидка, шагая рядом со Спаржевым по гасящему звук шагов антистатическому пластиковому покрытию. – Жалко…

– Жалко, если его завалят в первом же бою! – мрачно буркнул «кап-два». – Кстати, распорядись, чтобы сегодня за ним приглядели – молодой он еще, глупый, не ровен час, что-нибудь с собой сделает…

Бачинина коротко кивнула: сама, мол, знаю, не впервой.

– Нет, Лида, я о другом, – коротко хрустнув, многострадальная сигарета наконец сломалась. Николай Аркадьевич несколько секунд удивленно разглядывал ее, затем смущенно засунул в карман кителя, сдув с пальцев прилипшие табачные крошки: – Я о твоей сестре. – Он помахал рукой, останавливая готовую что-то сказать девушку. – Погоди, Бачинина. Насчет ваших, гм, непростых отношений я в курсе, не о том речь. Тебе, наверное, небезынтересно будет узнать, что она сейчас на борту «Мурманска», входящего в состав нашей группировки. Меня попросили навести о тебе справки, вот я и… э-э… навожу…

Лидка расслабленно улыбнулась: оказывается, ничего страшного не произошло! Просто Николай свет Аркадьевич в своем репертуаре: едва только дело касается чего-то более-менее личного или семейного, он теряется и начинает, как говорится, раздувать «из мухи слона»!

Спаржев задумчиво поправил очки:

– Не радуйся особо, Лидия, это еще не все. Дело в том, что твоя сестра… гм… попала в достаточно щекотливую ситуацию. Во время одной из десантных операций она оказалась в тылу противника и несколько дней находилась… э… ну, ты понимаешь? И это при том, что участие в операции она приняла самовольно, в обход прямого запрета непосредственного командира. Мой старый товарищ, человек, обратившийся ко мне за помощью, занимает достаточно высокий пост в нашей Второй ударной и очень просил, чтобы ты дала, гм, рекомендации относительно сестры…

– Особый отдел? – дошло наконец до девушки.

– Э… да, – кивнул Спаржев, – молодец, что сама поняла. Не умею я о таком говорить. В общем, контр-адмирал Чебатурин очень просил моего содействия в разрешении этой… этого момента.

– Хорошо, Николай Аркадьевич, я поняла, – кивнула девушка, – все, что угодно. А вопрос можно?

– Конечно. – Спаржев едва заметно напрягся.

– Это он просил навести справки обо мне? В смысле, контр-адмирал?

– А, ты об этом. Нет, не он, а твоя сестра… через него, впрочем. Еще до того, как все произошло. Вот такие дела… – Кавторанг облегченно выдохнул, открывая дверь в свою каюту, к которой они как раз подошли.

– Ладно, скажете, что конкретно от меня требуется, – улыбнулась девушка, – я все подтвердю… подтвержу. Я свободна?

– Да-да, ступай, Лида. – Спаржев похлопал ее по плечу. – Ступай, отдохни. Насчет паренька этого не забудешь распорядиться? Можешь от моего имени…

Вернувшись к себе, Лидка, не раздеваясь, достала с полки голоснимки, по традиции зачастую все еще называемые «фотографиями». Снимков было немного, всего несколько штук. Ее школьная компания – вон Ромкина голова сзади, он и тогда был выше остальных, и совсем еще маленькая Лидка на переднем плане. Она с толпой «своих» мальчишек, приятелей по клубу. А вот она же, но уже в кадетской форме – хорошенькая и воинственная, рядом такие же кадеты, только мальчики: больше девочек на фотографии нет. Лидка с толпой пилотов; Лидка и неуловимо похожие друг на друга ребята-космодесантники.

И последний снимок, не случайно оказавшийся самым дальним в пачке, – вся их семья: папа, мама и обе сестры.

Бросив фотографии на койку, она несколько минут сидела без движения, глядя куда-то в угол. В юности мы все бываем слишком категоричными. Тогда, много лет назад, услышав от родителей, что у нее больше нет семьи, она решила, что ее и в самом деле нет. Просто родители так и не повзрослели, оставшись жить с какими-то своими нелепыми идеалами, категоричным мнением по любому поводу, твердым убеждением, что только их точка зрения является правильной, а все остальные даже не имеют права на существование. И только что она окончательно это поняла. Непонятно, почему именно сейчас, возможно, сообщение Спаржева о ее сестре повлияло, но тем не менее… «Мамочка, – едва ли не впервые за все эти годы шепнули Лидкины губы. – Папа! Простите меня!»

Шмыгнув носом, девушка снова взяла в руку семейное фото и, более не сдерживаясь, расплакалась. Эх, видели бы сейчас парни из эскадрильи свою Бешеную Белку – засмеяли бы, наверное! Прозвище «Бешеная» она получила уже в училище, когда как следует отметелила чрезмерно навязчивого ухажера, решившего насильно осчастливить ее своим вниманием. «Белка» же появилась гораздо раньше – сколько ей тогда было лет? Одиннадцать? Или двенадцать? Сестрица в шутку назвала ее Изабеллой – потому что на ее день рождения отец купил жутко дорогое вино из винограда двух земных сортов: «Лидия» и «Изабелла», и Лидка уже мысленно провела аналогию с героинями старинных рыцарских романов – кого же еще могли звать таким романтичным именем?! Но особо размечтаться на эту тему не удалось.

– Какая ж она Изабелла? Пока она просто Белка! – пошутил папа; пошутил, на Лидкин взгляд, неудачно, и тем неудачнее, что сделано это было в присутствии целой компании ее друзей. Но, похоже, кроме самой виновницы, никто не счел шутку неудачной, и прозвище накрепко приклеилось к ней.

Лидка поерзала, поудобнее устраиваясь на койке, примостила фотографию рядом с собой на подушке и, закрыв глаза, впустила поток воспоминаний в свое сознание…

…Роман Самарин нравился Лидке давно; пожалуй, еще с того раза, когда впервые появился у них дома. Сколько лет назад это было? Лика тогда училась в девятом, Лидка соответственно – в четвертом, значит, больше двенадцати лет прошло. У старшей сестры было много друзей, и все они постоянно толклись в их доме – мама шутила, что уже и сама не может определить, где ее дети, а где – чужие. Лике тогда нравился сосед, молодой курсант Ян, и Лидка искренне недоумевала, как сестра может обращать внимание на кого-то еще, когда рядом Роман? Но, немного повзрослев, она стала радоваться, что у Лики и Романа чисто приятельские отношения, безо всяких там «амуров». Приятели сестры хорошо относились к Лидке, но все-таки воспринимали ее как малявку. «Пойди – принеси – помоги – хочешь с нами посидеть?» Девочка это понимала и лишний раз «к взрослым» не лезла: однажды отец позвал ее в свой кабинет «для серьезного разговора» и пояснил, что не все их разговоры предназначены для детских ушей. Лидка тогда, к слову, едва не разревелась: сестру-то папа, оказывается, уже взрослой считает, а ее, значит…

– Тебя никто не прогоняет, с тобой общаются, и ты должна быть за это благодарна, – сказал тогда отец. – Но ты могла бы заметить, что мы с матерью стараемся долго не сидеть с Ликой и ее друзьями, чтобы они могли общаться более спокойно и непринужденно. Подумай об этом, ты уже достаточно взрослая.

Ага, подумать, значит, уже взрослая, а сидеть с ними – нет?! Девочке было обидно до слез, но мозги у нее, как часто повторял папа, «все-таки были», и она приняла сказанное к сведению. Но три года назад у Лики началась взрослая жизнь: она и ее друзья поступили в высшие учебные заведения. Лидка недоумевала, почему сестра, всю жизнь общавшаяся исключительно с мальчишками, занимавшаяся альпинизмом и борьбой, победительница районной олимпиады по математике и городской – по физике, вдруг выбрала себе абсолютно мирную, по Лидкиному мнению, специальность, поступив на факультет журналистики. Хотя недоумение по поводу выбора профессии возникло только у нее: родители совершенно нормально отнеслись к стремлению дочери «продолжить семейные гуманитарные и гуманистические традиции». Мать – лингвист и отец – профессор древнейшей истории в местном университете с уважением относились к способностям дочери к точным наукам и к спорту, но, похоже, не воспринимали эти ее увлечения всерьез.

– Гуманитарное образование позволяет человеку развиться как личности, оно не накладывает на нее никаких ограничений, – часто патетически восклицал отец; особенно часто – когда у них гостил его двоюродный брат Юрий, бывший законченным «технарем» (и, кстати, достаточно известным конструктором столь необходимых для гиперпрыжков привязных маяков).

– Только техническое образование может приучить человека мыслить самостоятельно, а не подбирать подходящие идеи из уже кем-то изложенных! – кричал в ответ дядя, багровея лицом. Мама при этом смеялась, а Лидка? У нее в голове отложилась эта фраза. Честно говоря, ей казалось, что сестра сможет нарушить гуманитарные традиции семьи, но та поступила на факультет журналистики, и младшая серьезно подозревала, что именно из-за того, чтобы не разочаровывать родителей. Сама же она таких экстраординарных способностей не имела, но постоянное сравнение со старшей сестрой («Бачинина? А Лика случайно не ваша ли сестра? Очень, очень талантливая девочка!») сыграло в ее жизни немалую роль. Во-первых, в школе тоже пришлось хорошо учиться, делая упор и на те предметы, в которых отличилась Лика, и на те, которые она обделила своим вниманием. Наградой стало случайно подслушанное высказывание учительницы по химии.

– Младшая Бачинина? Очень толковая девочка! – сказала математичка. – Если не сдаст позиции, будет, пожалуй, не хуже сестры.

– Да уж, обе Бачинины – это нечто! – вслед за ней высказалась учительница русского и интерславии. – Просто исключительные дети. А их сочинения…

– Ну, не знаю, как там насчет старшей – она, безусловно, девочка способная, – прокуренный голос химички нельзя было спутать ни с чьим другим, – но дальше школьной программы она у меня не пошла. А младшая… О, у нее абсолютно парадоксальное мышление и просто железная логика. Вы даже не представляете, насколько…

В кабинете, в котором проходил педсовет, зашумели – в глазах других педагогов это заявление выглядело несколько сомнительным. Однако химичка лишь отмахнулась:

– Оставьте. Я тридцать лет учу детей и, поверьте, кое в чем разбираюсь. Эта девочка далеко пойдет, жаль только, что не в науке. Быть ей или великим полководцем, или гениальнейшей авантюристкой. Лишь бы только родителям хватило духа это понять.

Дальше слушать Лидка не стала: зачем, если все самое приятное уже услышала? А чтобы не гнаться за достижениями сестры в альпинизме и самбо, Лидка выбрала для себя совсем другие виды спорта: конный и парашютный. Родители долго смеялись по поводу нелепого, на их взгляд, сочетания, но девушке именно это сочетание подарило ощущения свободы и полета – две вещи, что так напоминают друг друга и без которых, попробовав их однажды, столь трудно жить. Словом, решение о дальнейшей профессии было принято само собой, «по мощному велению души», которое Лидка, в отличие от старшей сестры, вовсе не собиралась глушить в угоду каким-то идиотским семейным традициям. Правда, когда Лика, окончив первый курс журфака, приехала на каникулы, Лидка поняла, насколько она ошибалась: сестра, рассказывая о том, чему она научилась за год и как прошла ее первая практика, вся прямо лучилась счастьем, и младшая впервые задумалась, что, возможно, она в выборе профессии руководствовалась именно призванием. Многочисленные Ликины друзья тоже приехали на каникулы и вновь стали собираться у Бачининых, но у Лидки теперь уже была своя компания и свои дела, куда более важные, чем присутствие на «взрослых» вечеринках. Кроме того, чувства ее к Роме не изменились и даже, пожалуй, усилились, а ходить по дому с красными ушами и надеждой на то, что их (в смысле, уши) никто не заметит, вовсе не хотелось.

В восьмом классе девочка неожиданно увлеклась моделированием космических кораблей и могла за каким-нибудь особо сложным расчетом просидеть целую ночь. Дядя Юра, зайдя как-то в гости и застав ее за расчетами, долго щурил близорукие глаза, а потом, забывшись, со всей силы хлопнул ее по щуплому плечу:

– Да ведь это ж идея! Слушай, Белка, а давай-ка, оканчивай школу, и я тебя в группу пристрою, при нашем КБ, мы обычно не больше пяти человек набираем, конкурс – дикий! Но с генеральным я, думаю, сговорюсь, так что – добро пожаловать!

– Ну, предположим, космические корабли – это все-таки необходимо, – потягивая чай, говорил чуть позже отец.

– Конечно, Стасик, никто и не отрицает, да вот только эта профессия совсем не для девочки. Разве нет?

Лидка, слушая разговоры родителей, тихонько посмеивалась, но не спорила. Конструктор – не женская профессия? Возможно. А интересно, что родители скажут, когда узнают, какую профессию выбрала себе младшая дочь? А ведь она решила стать пилотом-истребителем. Да-да, самым настоящим боевым пилотом! Правда, не последнюю роль в выборе специальности сыграло и то, что военное училище по этой же специальности заканчивал Роман. Пока о ее мечте не знал никто: ни папа (у него явно случился бы инфаркт), ни мама, ни, конечно же, Лика: почему-то ее насмешек сестра боялась куда больше, нежели охов и ахов родителей. Даже верный друг Вовка, обычно бывший в курсе всех ее секретов, на сей раз в тайну посвящен не был. Никто не знал о том, что она отправила документы с результатами медицинского обследования; никто не знал, что ей прислали специальные тесты; и, уж конечно, никто и понятия не имел, что из училища пришло официальное уведомление (настолько официальное, что было напечатано на настоящей бумаге!) о том, что она, Лидия Бачинина, предварительно зачислена на первый курс. И приглашается непосредственно в училище для повторного медицинского освидетельствования, в случае успешного прохождения которого может считать себя кадетом. Девушка твердо решила, что поставит родителей в известность непосредственно перед отъездом. Все было решено – твердо и однозначно, и Лидка не хотела заранее портить нервы ни себе, ни окружающим.

В тот год Лика, как обычно, приехала на каникулы, и на следующий же день после ее приезда была устроена вечеринка в честь получения диплома бакалавра, защищенного на год раньше положенного.

– Дочка, мы тобой гордимся! – в очередной раз прижимая Лику к себе, говорила мама.

– Ты бы еще на сестрицу свою повлияла, – вторил отец. – Девятый класс закончила, а до сих пор с выбором профессии не определилась, даже приблизительно.

Старшая сестра, улыбаясь, перебирала спутанные кудри младшей, в точности такие же рыжие, что и у нее самой.

– А может, я сразу после школы замуж выскочу? За финансиста из МФК? И мне и определяться ни с чем не придется? – эту фразу Лидка уже тоже говорила не в первый раз: обычно после нее мама в ужасе хваталась за сердце, отец со смехом – за бока, после чего тема некоторое время не поднималась. Но в этот раз все испортила старшая сестра.

– А что? Может, и выскочит, – задумчиво сказала она, не оставляя сестриных кудрей. – Вон какая красавица выросла. Только, пожалуй, с таким характером тебе не за финансиста, а за генерала впору выходить…