Читать книгу Таро для всех и для никого. Арканология новой эпохи - Олег Телемский - Страница 5

Прежде чем говорить о Таро, следует сказать о том влиянии, которое оказала аналитическая психология на оккультное сообщество. Не будет преувеличением утверждать, что открытиями аналитической психологии для эзотерической науки началась новая эпоха. Впервые со времен картезианской революции вся глубина символической и духовной Вселенной, отвергнутая рационалистами как предрассудок, получила возможность триумфального возрождения в новом качестве, как сокровищница внутренней бесконечности нашей психики, которая, оказывается, едина с миром.

Вхождение аналитической психологии Юнга в силу фактически разделило весь западный оккультизм на два непримиримых лагеря. Наиболее разумные и культурные эзотерики, желающие диалога с академическим миром и интеграции в академическую реальность, приняли открытия Юнга и стали использовать его модель как одну из базовых карт, позволяющих понять природу оккультного познания. Самыми яркими примерами такого подхода являются супруги Цицеро, Израэль Регарди, Стефан Хёллер (епископ Гностической католической церкви) и многие другие эзотерические авторитеты.

Маргиналы же, дорожившие своей «исключительностью» и предпочитавшие выдавать свой доморощенный оккультизм за Единственную Истину, шарахались от Юнга и юнгианской психологии как от чумы, ибо он «субъективировал их великие истины».

Это противостояние, в одинаковой степени актуальное для западного мира и современной России, имеет глубокие психологические корни. Точно так же как средневековому человеку было сложно принять, что не Земля центр Вселенной, а обывателю XIX века осознать, что человек – лишь звено в цепи эволюции, многие люди не могут принять относительность своих идей и мнений. Рабство духа компенсируется псевдогосподством позы непререкаемого духовного учителя, владеющего абсолютным и священным знанием, либо ученика такого учителя, который, хоть и в статусе ученика, приобщен к тому, что делает его выше всех когда-либо живших людей – делает обладателем Единственной Истины.

Этот комплекс власти, лежащий в основе большинства базовых животно-инстинктивных программ человека, не имеет никакого отношения ни к поиску истины, ни к тому уровню знания реальности, который мы при всей ограниченности нашего познания имеем.

Соблюдая интеллектуальную честность, попробуйте ответить: какие данные доказывают вам, что ваш Орден, Группа или Школа обладает Единственной Истиной, а все остальные пребывают во мраке заблуждения? Историк «малой традиции»[2] найдет десятки различных противоречащих друг другу идей, так что при ближайшем рассмотрении окажется, что любые притязания на эксклюзивность – это субъективизм, провинциальность и нелепость.

Подобно Будде, Юнг предпочитает хранить благородное молчание относительно объективной или субъективной природы оккультных феноменов. Заметим, что он никогда не утверждал, что это «только психическое», в смысле «принадлежащее психике отдельного индивида». Феномены синхронистичности, предвидения, телепатии и др. позволяют уйти от наивного позитивистского образа «Эго, инкапсулированного в кожу». Однако и в этом Юнг непреклонен, мы не можем безусловно объективировать каждый психический опыт. Ибо любой опыт – субъективен и относителен.

Это и есть та неопределенность, которую по достоинству может оценить только настоящий аристократ духа. Понятия объективного и субъективного вообще весьма относительны; с точки зрения буддизма, например, весь наш объективный мир не обладает ни малейшей онтологической реальностью.

Впрочем, мы слегка забежали вперед. Раскрывая значение юнгианской психологии для новой оккультной революции, мы забыли сказать, что же такое психология Юнга и почему он для нас так важен.

Все началось с того, что в 1875 году в швейцарском местечке Кесвиль родился Карл Густав Юнг – человек, которому было предначертано полностью изменить сами основания картины мира.

С раннего детства Юнг видел сны и даже видения наяву, которые любой его, да и наш современник счел бы странными. В три года – жуткий сон с пещерой, в которой находится ритуальный фаллос с глазом. В семь – раздвоенность и воспоминания из предположительно прошлой жизни сто лет назад. В двенадцать – видение, в котором Бог разрушает собор куском дерьма. Юнг хорошо понимал, что его видения не вписываются в картину мира его семьи, и предусмотрительно их скрывал даже от самых близких людей.

Сами по себе эти видения не делают Юнга исключительным – в истории было предостаточно визионеров и мистиков. Уникальность Юнга в том, что, в отличие от большинства таковых, он обладал удивительно цепким и сильным аналитическим умом. Поэтому вместо того, чтобы воспринимать послания бессознательного буквально и сойти с ума (либо стать очередным «пророком»), Юнг в поисках ответа к семнадцати годам перечитывает всех доступных ему философов и теологов от Платона до Шопенгауэра.

Самое большое впечатление произвел на него Кант. У Канта есть очень важная идея «вещи в себе». Согласно Канту, мы не можем знать сущность явлений; мы можем знать только то, как эти явления проявляют себя в нашем восприятии. Наше восприятие может быть физическим (наблюдение внешних объектов) или психологическим (наблюдение объектов внутренних), но в любом случае мы наблюдаем лишь проявление, феномен, а не ноумен. Вещь в себе, истинная причина причин, остается для нас сокрытой.

Это и есть гносеологическая скромность, которой так не хватает 99 % занимающихся оккультными практиками. Позиция гносеологической скромности является лучшей защитой от любого впадения в безумие, гордыню или другую одержимость – состояния, которые Юнг называл «психической инфляцией».

Выбирая профессию, Юнг чувствует острый внутренний конфликт между потребностью в чисто духовной, абстрактной теологии и потребностью в эмпирической науке. В последний момент выбор падает на психиатрию.

Итак, Юнг становится психиатром, практикует несколько лет под руководством доктора Блейлера, пока наконец не становится партнером и другом Зигмунда Фрейда. Союз их длится около десяти лет, но в конце концов они со скандалом расходятся и более никогда не встречаются.

На этом стоит остановиться поподробнее. Разрыв между Фрейдом и Юнгом – это не просто конфликт двух старых друзей, которые не поделили прекрасную даму по имени Сабина Шпильрейн. Это конфликт мировоззрений, установок, культур, который скрыто существовал с первой встречи, но вырвался на поверхность только через восемь лет сотрудничества.

В чем же состоят эти различия? И Фрейд, и Юнг знали, что человеческая психика – это не только сознание, не только то «дневное» Эго, которое говорит о себе «Я». И Фрейд, и Юнг согласились бы с тем, что психика – это множество пластов бессознательного, о котором зачастую наше Эго не только не знает, но и не догадывается.

Но для Фрейда бессознательное ограничивается телесными и инстинктивными реакциями. И бессознательным оно становится только потому, что наше Эго не желает о нем ничего знать. Эго по Фрейду – это страус, навсегда погрузивший голову в песок. И кто бы спорил, что так бывает! Беда только в том, что по Фрейду бывает только так. Поэтому и искусство, и религию, и науку, и политическую жизнь Фрейд понимал как определенные формы сублимации подавляемой и осуждаемой сексуальной энергии.

Странная теория. Более того – теория, имеющая весьма неприятный привкус пуританства. Дескать, культура и творчество возможны, только если сексуальность подавлена, а Эго находится в состоянии расщепления и комплекса вины. Но скажите мне, что подавлял император Адриан, когда приказал строить Пантеон? Да и вообще в Римской империи взгляды на секс были далеко не викторианские. А какая культура родилась! А греческая античность? А Древний Египет? Достаточно посмотреть документальные фильмы о древних цивилизациях, чтобы понять, что отношение к сексу у них было куда более естественным и адекватным, чем у современного человека, отравленного фантазией о грехе. И какие были цивилизации, какая архитектура, какое искусство! А что, господа фрейдисты, подавлял великий бабник и повеса Александр Сергеевич Пушкин, для того чтобы стать гением номер один? Вопросы, на которые в рамках фрейдизма невозможно дать адекватный ответ.

Так что, хотя Фрейд и обвинял Юнга в пуританстве за то, что тот не принял его теорию, на самом деле пуританином, верящим в обязательность репрессивного подавления сексуальности культурой, был сам Фрейд.

Юнг не мог принять столь одностороннего понимания бессознательного. Он не спорил с тем, что Фрейд открыл важную истину: он просто не хотел соглашаться, что к этому можно свести всю палитру психической жизни. Беда Фрейда в том, что он выдает часть за целое, писал Юнг, и был прав. Ибо даже столь важная штука, как секс, не может объяснять все. Впрочем, ближе к концу жизни это понял и сам Фрейд, когда предложил концепцию двух движущих сил человека – Эроса и Танатоса, полового влечения и влечения к смерти. Но разве их всего две? А как же, например, Воля-к-Власти или инстинктивное любопытство, свойственное даже животным? Нет ли в примитивизации фрейдовской модели остатков психического монотеизма, когда к одной причине возводили все следствия?

Наблюдая многие годы за людьми, Юнг открыл, что за личным бессознательным – всем тем, к чему подход Фрейда вполне применим, – скрывается еще один уровень. Тот, который Юнг назвал коллективным, или объективным, бессознательным.

Это объективное бессознательное, в отличие от личного, или субъективного, обладает удивительными свойствами. Во-первых, структуры, которые в нем находятся, не приобретаются в результате личного опыта. Они там есть изначально. Априори. И именно они создают, оформляют и активируют наше восприятие всего, что нас окружает и что с нами происходит. Нечто подобное более двух с половиной тысяч лет назад предположил Платон, говоря об идеях, или эйдосах, но для Юнга архетип – это не просто интеллектуальная идея. Это данность внутреннего опыта.

Изначальная заданность архетипической матрицы объясняет и тот факт, что мифология разных народов до такой степени похожа. До Юнга это объясняли заимствованиями. Дескать, шаман Чукотки мог на досуге заглянуть в гости к африканскому колдуну и поделиться своими последними фантазиями. Просто потому, что других объяснений, которые могли бы объяснить фантастическое сходство мифов с точки зрения рационального ума XIX века, не существовало.

Интересно, что совпадение мифологий происходит не только на уровне образов (в конце концов, все мы видим Солнце, и что удивительного, если разные народы решают ему поклоняться?), но на уровне того, как образы сплетают сеть мифологических объяснений, структур, концепций. Например, такой сложный мифологический сюжет, встречаемый и в Индии, и в Скандинавии, как сотворение мира из тела убитого или умершего великана (или Бога). Или сюжет о странствии героя ради спасения принцессы. Или миф об утраченном золотом веке. Антропологи часто объясняют эти сюжеты определенными социальными обычаями и ритуалами, но для нас важно то, что даже современные дети, понятия не имеющие о реалиях жизни в древности, спонтанно начинают порождать фантазии по тем же самым законам. Подробнее эти сюжеты мы будем рассматривать позднее, когда перейдем к Таро, которое воистину дает ключ к сокровищнице общечеловеческого наследия.

Но это – только внешняя сторона учения Юнга. В конце концов, в самом наличии общечеловеческих архетипов нет ничего невероятного. Из маленького сперматозоида всегда развивается существо с заданным набором рук, ног, зубов. Что принципиально невероятного в том, что психические образы и символы могут иметь один и тот же набор «генов»?

Самое удивительное: когда чистый архетип поднимается на поверхность сознания, меняется и внешняя, окружающая реальность. Иными словами, пока мы находимся в границах личного бессознательного, наших сознательных и бессознательных надежд и страхов, комплексов, – мы находимся в привычной реальности. У нас есть четкая граница – граница между «я» и «другим», между внешним и внутренним, между желаемым и запретным. Но когда происходит прорыв архетипа, сознание оказывается «затопленным» (поэтому прорыв архетипа часто сопровождают метафоры воды) – сама реальность начинает вести себя, как будто подчиняясь этому архетипу, этой идее.

Звучит невероятно, не правда ли? Наша привычная материалистическая картина, в которой каждый атом является полностью отделенной от всех остальных атомов частицей, рушится, как карточный домик. И тем не менее это так. Более того – эта картина мира имеет существенную поддержку в научном сообществе. Почти одновременно с Юнгом квантовая физика пришла к очень схожим выводам совсем с другого конца. Простейшие частицы ведут себя в зависимости от ожиданий наблюдателя. Понимаете, что это значит? Современная наука оказывается куда более магической, чем может показаться недалекому материалисту.

Да и в самом деле, когда настоящая наука была так жестко материалистична, как это предполагают редукционисты? Ключевые открытия, которые легли в основу западной цивилизации, ученые делали, устанавливая связь с бессознательным. Вспомним философию Декарта, основанием идей которого стали его три сна; яблоки, приснившиеся Ньютону; таблицу Менделеева; или открытие частицы нейтрино лауреатом Нобелевской премии и добрым другом Юнга Вольфгангом Паули.

Для поверхностного человека наука, как одноногий солдатик, опирается только на рациональное. Но многие ли знают, что ракетное топливо, позволившее американцам долететь до Луны, разрабатывал маг, оккультист и последователь Алистера Кроули – Джек Парсонс? Многие ли знают, что Ньютон писал алхимические труды, существование которых вынуждена признавать даже официальная наука? Многие ли понимают, какое колоссальное влияние оказывают сны на ключевые открытия нашей жизни?

Отношение к науке – пограничная линия, разделяющая два вида оккультизма. Одни, отвергая Юнга, отвергают идею академизма, мечтая вернуться в золотой век прошлого, свободный от этой «ужасной бездуховной науки». Увы, часто этот «золотой век» оказывается очередной антиутопией (примером чему служат Гитлер с его «Аненербе», а также некоторые русские оккультисты из круга Дугина, формирующие современную репрессивную политику). Впрочем, все эти господа презирают науку только на словах, что вполне понятно – презирать науку и ругать прогресс гораздо приятнее за новеньким «макинтошем», перемещаясь в самолете на очередное обнаруженное «место силы». Ну да Хоронзон с ними! Другие, напротив, всецело приветствуют научный прогресс, рассматривая научное и оккультное познание как два разных способа познания, которые (как мы видели выше из примеров) часто пересекается.

Впрочем, это лирическое отступление подводило нас к одной из важнейших идей Юнга – к идее, которую Юнг обнародовал лишь ближе к концу жизни. Речь о понятии синхронистичности – то есть осмысленной связности внешних событий и внутренних процессов.

Давайте рассмотрим классический пример, который Юнг приводит в обоснование своей гипотезы.

1 апреля 1949 года. Сегодня пятница. На завтрак у нас рыба. Кто-то в разговоре со мной упомянул об обычае «апрельской рыбы». В то же самое утро я занес в свой блокнот запись: Est homo totus medius piscis ab imo («Человек целостный есть рыба, извлеченная из глубины»). Днем одна из моих бывших пациенток, которую я не видел уже несколько месяцев, продемонстрировала мне несколько впечатляющих картин с изображениями рыб, которые она нарисовала за то время, что мы не виделись. Вечером мне показали кусок гобелена с вытканными на нем рыбоподобными чудовищами. Утром 2 апреля другая пациентка, с которой я не виделся уже несколько лет, рассказала мне сон, в котором она стояла на берегу озера и увидела большую рыбу, которая подплыла прямо к ней и выбросилась из воды к ее ногам. В это время я занимался изучением истории символа рыбы.

Обратите внимание на последнюю строчку цитаты. На самом деле для Юнга «занимался изучением истории символа рыбы» означало полноценное погружение и сосредоточение сознания на этом простом образе. Пока образ оставался лишь личной интеллектуальной конструкцией, никаких синхроний не происходило (согласно другим записям, Юнг до этого работал с этим символом уже год), но, как только сосредоточение достигло своего пика, произошел прорыв – и вместо концепции рыбы Юнг сталкивается с чистым архетипом.

Переживание архетипа можно безошибочно отличить по особого рода состоянию «нуминозного», или «священного». Чувство нуминозного отличается сложным сочетанием парадоксальных эмоций – страха и восторга, ужаса и экстаза. Будучи захвачены архетипами, мы можем испытывать ужас перед этой многократно превосходящей все сознательные представления Силой и одновременно наполняться восторгом и экстазом от причастности к ней.

И наконец, самый важный момент открытия Юнга. Любой архетип – двойствен. И сразу, автоматически, несет в себе свою противоположность. Это можно принять логически – почитав Гегеля или хотя бы Веллера. Но на самом деле на уровне переживания мы все равно будем оставаться в плену дуальной картины. Добро – зло. Свет – тьма. Аскеза – гедонизм. Обычное сознание незыблемо убеждено в разделении противоположностей и потому не в состоянии понять, каким образом в ОДНОМ архетипе могут заключаться два противоположных содержания. Почему любое утверждение автоматически несет в себе противоположность. Как только мы провозглашаем некий идеал – мы автоматически создаем его противоположность как компенсацию.

Единство противоположностей легко проиллюстрировать на множестве примеров. Например, политика. Пока у власти циники, жить при такой власти можно. Но как только к власти приходят идеалисты, вдохновляемые утопией, антиутопия начинается буквально сразу. Или мораль. Пуританин, пытающийся вытеснить секс из своей жизни, в конце концов начинает находить сексуальными даже ножки стула – и надевать на них чехлы. Человек, клянущийся, что любит всех, и постоянно заявляющий об «абсолютном позитиве», в итоге оказывается таким моральным тираном, что неприкрытый деспот покажется меньшим злом. Если мы не одержимы одним из архетипов, эти примеры покажутся нам самоочевидными, но… когда доходит до личного, мы также начинаем терять целостную картину.

Архетип биполярен и сизигичен. Эго и Тень образуют пару. Анима и Анимус образуют пару. Архетипы Старца и Младенца – образуют пару. В Боге скрывается Дьявол, в Дьяволе – Бог. Бинер по определению – фундаментальный принцип. Поэтому после самых возвышенных экстазов монах сталкивается с демоническими искушениями. Одно порождает другое, хотя сам монах совершенно не осознает этого. Медаль с одной стороной невозможна. В одной из своих работ Юнг делится забавным эпизодом. Однажды ему довелось познакомиться с человеком, который показался воплощением совершенства. Юнг даже позавидовал такому исключению из правил. Но на следующий день он увидел его жену. Которой, по всей видимости, пришлось воплотить все, что было вытеснено у этого субъекта.

Итак, любая архетипическая структура бинарна. Что это значит применительно к Таро? Мы уже упоминали, что в Таро большие арканы соответствуют архетипам. Итак, вытаскивая, к примеру, карту Император, мы не можем знать, предстоит ли нам назначение на роль директора фирмы, которой нам придется править железной рукой, или наоборот – нам доведется оказаться в жестком подчинении у нового авторитарного лидера, который станет директором. Ясно, что проявлен архетип власти, а в каком модусе вы находитесь по отношению к нему – это уже тема для медитации. Другой пример. Аркан Башня может сулить разрушение клетки иллюзий, построенной «по собственным чертежам», или крах всех надежд и стремлений. Иными словами, есть некая первичная идея (скажем, идея власти или идея разрушения, если говорить об Императоре и Башне), но какая ее грань проявится в данном конкретном случае, остается под вопросом.

Однако, помимо того, что архетип биполярен (это, пусть с трудом, но еще может вместить обычный разум), он еще и голографичен. Иными словами, хотя каждый из архетипов выражает некую универсальную идею, парадокс в том, что эта идея, будучи рассмотрена абстрактно, как оказывается, включает в себя все остальные. Применительно к нашей теме это значит, что каждый большой аркан потенциально содержит в себе все остальные 21. В работе «Прорицание и синхрония» Мария-Луиза фон Франц приводит интересную мысль, которая может показаться сложной неподготовленному читателю, но представляется мне очень важной:

Коллективное бессознательное представляет собой поле психической энергии, а активизированными точками являются архетипы. И таким же образом, как определяются соотношения в физическом поле, они могут быть определены в поле коллективного бессознательного.

Например, возьмем архетип Мирового Древа или Великой Матери, которые весьма часто объединяют. В гробнице древнеегипетского царя Сета I изображено Мировое Древо, из ствола которого пьет царь. Древо изображает Космическую Мать, питающую царя. Или, например, существуют саги, согласно которым души неродившихся младенцев живут в тени Мирового Древа, откуда их возвращают на Землю, где они и рождаются. Итак, Древо представляет собой своего рода материнское чрево, в котором Земля черпает искру жизни для неродившихся детей. Существует множество мифов, согласно которым Солнце рождается каждое утро из Древа или же описывается как золотое яблоко на Древе Жизни. Иными словами, Солнце – плод Мирового Древа. Древо также сравнивается с источником. В большинстве мифов фигурирует источник, находящийся под Мировым Древом, родник, дающий жизнь.

Источник часто представляет собой своего рода материнское чрево Великой Матери и обладает женскими, материнскими свойствами. Великая Мать связана и с представлениями о смерти. Например, на днище древнеегипетских гробов изображалась Исида, а на крышке – Нут; умерший находился в объятиях Великой Матери. При захоронении человека укладывали в положение эмбриона, что, по-видимому, связано с представлением о том, что человек возвращается во чрево Матери Земли, чтобы потом возродиться.

Итак, Великая Мать является также Матерью-Смертью. В римской мифологии смерть изображалась в виде темной фигуры матери, уносившей своих детей с Земли. Древо связано также и с представлениями о смерти, у многих народностей захоронения сопряжены с обращением к деревьям. Некоторые северные племена (эскимосы, тунгусы, чукчи) гроб с покойником вешают на дерево, возвращая его таким образом матери. Тот факт, что гроб в большинстве случаев изготавливался из древесины, является символом, ибо дерево – мать, принимавшая умершего и сулившая ему возрождение.

Представление о смерти также связано с источником. Существуют саги, в которых описано, как человек прыгает в источник и попадает в царство мертвых, в подземный мир.

Иногда ствол дерева символизировал фаллос, поэтому дерево – не только Великая Мать, но и Отец. Например, некоторые ацтекские племена представляли свое происхождение как выход всего племени из сломанного ствола дерева. Возможно, вы видели средневековые изображения сновидения Авраама, который лежит в постели, а из его пениса вырастает дерево, ветви которого символизируют предков Христа. Дерево – это фаллос и символ отцовства. Великая Мать также наделена фаллическими символами: метла, огромный нос и т. п.

Все архетипы влияют друг на друга. Поэтому, по моему мнению, вполне целесообразно использовать идею поля применительно к коллективному бессознательному. Тогда можно сказать, что бессознательное – это поле, в котором активизированные точки являются архетипами, между которыми можно установить взаимосвязь. Архетип Великой Матери я выбрала совершенно случайно. С таким же успехом я могла бы выбрать архетип Солнца и сформировать вокруг него так называемое поле.

Итак, думаю, уже понятно, к чему я веду. Большие арканы Таро и есть те самые базовые архетипы, о которых писал Юнг. С одной стороны, каждый из них абсолютно индивидуален, с другой – из каждого можно вывести все остальное.

Но открытие феномена синхронистичности наводит нас на другой момент. Наличие таинственных смысловых связей всего со всем (о чем свидетельствуют и древний герметизм, и современная квантовая физика) полностью легитимизирует идею прорицания. Всякий раз, когда мы обращаемся к Таро с целью прорицания, мы как бы настраиваемся на эту волну всесвязности и всеединства, и те образы и символы, которые нам выпадут, будут нести те смыслы, которые нам нужны. По большому счету, правильно понятая практика прорицания – это упражнение в интуиции. Преимущество использования Таро еще и в том, что колоссальная многозначительность больших арканов позволит вам, получив свой ответ, интуитивно выхватить именно то, что соответствует вашей ситуации. Прорицание – это не пассивный процесс, но некое сотворчество с Богом, разговор с Самостью или, если угодно, – игровое взаимодействие с внутренней бесконечностью.

Поэтому – играйте. Ибо Игра есть начало всего.