Читать книгу Легенда Ведархион - Олег В. Казаков - Страница 6

Эта битва должна стать последней. Не было ни единого шанса избежать сражения и ни у кого не было желания мира.

Одно из племен должно уйти навсегда. В небытие. В вечность. Война миров на стыке эпох и на границе расколотых металлом пространств. Блестящие с узкими глазницами шлемы, сплетенные кольчугой сияющие латы, сверкающие в ярком солнце мечи.

Две армады, два чуждых и враждебных мира сминая и разбивая в кровь авангарды, сошлись в решающей схватке.

Его племя не могло проиграть эту битву. Исход сражения должен стать итогом большой и жестокой войны – древней как сама планета. На кону было всё. Свобода, будущее и жизнь. Главное – свобода. Их воинственная злая орда неисчислима, их существование подчинено покорению чужих племен.

Здесь, в этой точке мир будет разбит на до и после.

Всё решится сейчас и на веки – либо свет, радость и жизнь, либо скорбь, рабство и смерть.

И в этой нескончаемой битве, в кровавом море из разрубленных тел свет их белого мира одерживал свою долгожданную победу.

Ярман со своим отрядом стоял на вершине пологой скалы и с высоты наблюдал, как их воины теснили врага к уходящему в океан обрыву на краю материка, как тысячи и тысячи вражеских когорт уходящими за горизонт волнами смещались к обрыву и черным живым дождем падали вниз. Так гибло племя врагов, летя вдоль высоких каменных стен в бушующий океан навстречу смерти.

Бескрайние вдоль океана подножия скал были полем войны, а теперь полем их победы. Бурлящее море никогда не знало такой добычи. Из мрачных глубин поднимались хищные твари – им предстоял невиданный пир. Живущая злобой и ненавистью орда пришла к концу своего существования. Их неисчислимая армада была разбита и погребена в темных глубинах бушующих волн. Их черные тела безжалостно поглощал холодный водоворот смерти.

Это была великая победа, равных которой не было в истории древних миров.

Уставшие, изможденные воины падали на горячие камни и вытирали о редкую среди скал траву багровые от крови мечи. Они лежали, раскинув руки, и смотрели на небо. Кто мог стоять – те, размахивая и поднимая к небу оружие, издавали неистовый крик – клич победы.

Черное воинство было разбито, их поредевшие ряды окончательно утратив способность к сопротивлению, сражены быстрыми и смертоносными мечами воинов—победителей. Остальные ушли вслед за упавшими в океан. Они уходили к своим черным богам в их черном небе… их миру пришел конец.

Наступал новый рассвет, и новое утро. Рождался новый день, который должен стать светлым, чистым и бесконечно радостным.

Они встречали его неистовым криком. И громогласный крик победы, отражаясь от скал, усиливался, сотрясая миры, пронзал пространство, чтобы достигнуть бесконечности и навсегда остаться в памяти грядущих эпох.

Рядом с Ярманом был его друг – рослый и сильный воин. Он был красив и статен, голубые глаза его горели огнем победы. Он сбросил с головы блестящий шлем, белокурые волосы развивались от горного ветра. Скрепленные кожей и кольчугой латы на нем, отражая солнце, ослепительно блестели. В могучей руке – огромный, сверкающий меч. Размахивая им и поднимая острым клинком в небо, он неистово и громко кричал о победе, он был похож на Бога, – на Бога, одержавшего свою главную и великую победу.

Остальные, кто мог стоять, окружили его и вздымали к небу свое оружие. Опираясь на меч и превозмогая боль, Ярман поднялся с земли, из последних сил выпрямился и с громким криком вонзил свой клинок в небо.

Они сражались плечом к плечу. Их оружие и латы забрызганы кровью врагов. Это был их день. Это была их победа.

Скоро от берега потянулись длинные вереницы оставшихся в живых врагов. Это были пленные. Тяжело шагая, угрюмо шли они сопровождаемые ликующими воинами победителями.

Обезоруженные и поверженные, сейчас они вызывали не страх и ненависть, а жалость и сочувствие. Черные спутанные волосы, широкие скуластые лица, грубая серая кожа и опустошенные глаза. Ярман смотрел им в след и вспоминал то злое время, когда его народу приходилось жить в постоянном страхе, в состоянии вечной войны. Ещё он думал о новой и прекрасной жизни, что ждет впереди.

Но внезапно его мысли прервались – его друг, лучезарный воин-победитель, быстрым шагом подошел к веренице пленников и выхватил одного из них. Он резко толкнул того в грудь и прижал упавшего ногой к земле. Стопа белокурого гиганта с силой вдавливала грудь несчастного, удерживая его у земли. Затем он сделал два размашистых оборота огромным мечом и запустил его в небо.

Меч, кружась и сверкая, взлетел ввысь и, застыв на мгновение в немыслимой вышине, устремился вниз. Победитель, продолжая удерживать пленного у земли, ловко перехватил рукоять приблизившегося меча и, придав силу без того грозной мощи оружия, вонзил глубоко в грудь поверженного врага…

Удар… Кровь… Смерть…

Громкий хлопок в мозгу… Взрыв…

Яркая вспышка…

Ярман проснулся. Это был сон. Прекрасный и светлый, но с внезапным, ужасающим финалом. Лежа в кровати, он чувствовал нарастающий звук ударов сердца. Быстрее, потом ещё быстрее оно начинало свой безумный разгон. Частота и сила ударов нарастала безудержным темпом и, казалось, эта гонка в венах и рев пылающей мышцы в груди не прекратится никогда.

Рваными ударами по телу распространился стреляющий пульс, и болезненным эхом пройдя по рукам и ногам, с силой ударил в мозг. Виски едва не лопались от напряжения. В глазах забегали яркие точки; стало трудно дышать – грудь изнутри разрывалась пульсирующей, рвущейся наружу болью.

Он встал с кровати и подошел к окну – за стеклом была глубокая ночь. Черное осеннее небо было чистым и безоблачным. Мерцали редкие звезды, высокая луна светила в лицо. Юноша прислонился к холодному стеклу – вниз к подоконнику потекли струйки пота, холодные дорожки пробирались по спине и груди, сердце отказывалось успокаиваться, оно продолжало биться в неистовом ритме.

Смерть… такая близкая и внезапная. Чужая смерть и смерть врага, но такая не нужная и бессмысленная. У жертвы не было шанса, не было возможности защиты; в глазах – безумие и страх.

Он сам рубил и колол врагов насквозь. В бою он убивал бессчётное их количество. Но сейчас всё было не так.

Меч, безжалостным металлом проходя сквозь плоть и кости грудины, издал громкий визжащий звук, ударил тяжелой рукоятью, вышибая фонтан бурой крови из горла несчастного…

Юный Ярман стоял у окна и в его душе рождались эти слова. Это была его клятва. Самая главная и самая искренняя. Клятва, данная на заре жизни самому себе: он никогда не поставит ногу на чужую грудь, он не убьёт, не обидит, не ранит. Он будет презирать любое насилие, такое бессмысленное и такое ненужное. Он искренне и с жаром отрекался от войн и битв в своём сердце – любое противостояние отныне не будет его целью.

В эти мгновения, стоя у окна, он творил новую жизнь… творил свою новую личность, и новую судьбу. Он отрекался от сияющего воина, похожего на Бога, он отрекался от части себя. И от какой-то неведомой пока битвы, от которой зависит всё…

Мальчик произносил эту клятву, которую слышал только он сам, а кроме него только ночь, только звезды и эта высокая в ночном небе луна. Завтра было уже другое утро. Другая, совсем другая жизнь…

***

С той ночи прошло шесть лет, в течение которых Ярман изменился до неузнаваемости. Становясь взрослым, он постоянно перерождался. Из яркого искрометного юноши, рассыпающегося фейерверком многочисленных талантов, он превратился в другого человека. Он постепенно, но неуклонно утрачивал свою яркость, бросил спорт и претензии к победам, отказался принимать участие в школьных олимпиадах. Он перестал быть азартным и агрессивным – каким раньше знали его все.

Медленно, он будто уходил из яркого круга света в тень. Он перестал быть центром внимания в компании друзей. Они, конечно, не перестали уважать и любить его, но всё уже было не так как раньше, когда он вызывал восхищение окружающих, когда не знал поражений на боксерском ринге и неизменно брал первые места на олимпиадах по физике и математике. Когда пел и играл для друзей на гитаре, вызывая аплодисменты. Когда мог на турнике вытворять такие кульбиты, что во дворе собиралась большая толпа восхищенных зрителей.

За эти шесть лет он растратил почти всего себя. Теряя очки и баллы – один за другим…

Это разрушение, зародившееся глубоко внутри росло, не зная пути назад. Внутренний мир его души сжимался в комок, стараясь стать меньше и разжимался лишь для того чтобы потерять и утратить навсегда ещё одну часть своего существа.

Но гибель была не только в нем – будто по чьему-то злому приказу, вдруг начал рушиться мир. Неуклонно и стремительно уходила в пропасть великая страна. Сползая медленно в бездну и разрушаясь, колоссальная махина осыпала людей смертоносными глыбами и острыми осколками, стараясь ранить больней или убить.

Как будто специально за краткий миг до удара тысячелетий, могучий и своенравный гигант, внушающий когда-то трепет, запустил механизмы саморазрушения. Эта катастрофа мира словно вошла в резонанс с саморазрушением Ярмана, и порой ему трудно было различить: что вдруг погибло и не вернется уже никогда – часть большого и могущественного некогда мира или его собственная часть.

Помимо внутренних переживаний и рушившегося мира вокруг, его собственные неудачи всё плотнее сжимали кольцо. Любая его затея, любой план были обречены на провал. Стоило ему, по примеру многих, организовать мелкое коммерческой предприятие, заключавшееся в простом «купи-продай», как торговая площадь, с которой заключалась аренда, вдруг закрывалась или, несмотря на договоренность, перед самым его носом сдавалась кому-либо другому. Плюс к этому, осознавшие новый коммерческий смысл своего существования, налоговые органы успевали насчитывать ему несоразмерные долги и штрафы, невзирая на то, что «предприятие» не успело принести ничего, кроме затрат.

Однажды, вместе с друзьями Белусиком и Витькой, он открыл фирму по ремонту бытовой техники. И, кажется, дело, разместившееся в гаражном кооперативе, пошло и начало приносить первую прибыль… Но буквально через месяц после открытия на пороге выросли двое угрюмых парней и, не стесняясь в выражениях, объяснили: «Просто так работать вы не будете, сегодня все платят за всё. Платить нужно нам», потом, видимо, согласно своему уставу, они назвали громкое имя, известное в криминальных кругах и сообщили, что спорить с ними – всё равно, что нахамить крутому авторитету.

Ярман тогда впал в ярость – иногда пробуждалась его боевая юность – он на пальцах объяснил незваным гостям, что авторитетом для него являются: Чехов, Достоевский, Эйнштейн и Ломоносов, а про их «главного клоуна» он ничего не хочет знать. После краткого объяснения своей позиции, он профессионально отключил обоих от их скудных сознаний. Затем оба парламентера-вымогателя оказались лежащими в подсобке, ожидая наряд правоохранителей.

Но в итоге всё обернулось против самого Ярмана – буквально чудом он избежал осуждения по статье о необходимой обороне. Пока возился с судами, их гараж и всё, что находилось внутри, в результате поджога сгорели. Однажды утром Белусик с Витькой Торлоповым пришли к дымящимся углям на месте их мастерской.

– Это всё из-за меня, – сообщил Ярман друзьям, понурив голову.

– Да причем здесь ты, время такое, – успокаивал его Витька.

– Конечно ты не причем. Не переживай – у нас есть другая идея… – начал было Белусик, но Ярман перебил его:

– Нет, ребят, давайте без меня – и всё у вас будет здорово, я уверен, как и в том, что если я буду с вами, то всё повторится.

Не соглашаясь с его словами, друзья взялись было жарко спорить, но Ярман резко поднял руку, останавливая их:

– Нет! Моя карма – это моя карма. Не нужно вам её разделять. Всё… я решил – дальше только один.

После долгих уговоров не распадаться и попытаться построить новый бизнес вместе, Ярман настоял на своем решении «не портить карму друзей» и устроился на работу – обыкновенным сотрудником в областной центр статистики. Он рассчитывал, что его диплом физмата, способности к быстрому счету и супер память могут быть востребованы в мире хранилища данных и цифр.

Рассчитал он верно – его способности не остались незамеченными, несмотря на набиравшие силы интеллектуальные машины, умеющие обрабатывать и хранить огромные объемы информации. Руководство его выделяло среди прочих, и высокий начальник счетоводной империи пообещал ему пост руководителя отдела. Нужно было только подождать месяцев шесть – когда выйдет на пенсию прежний руководитель и освободит кабинет. А это место обещало и приличную зарплату, и хороший старт карьере молодого сотрудника.

Ярман тогда воспарил духом, но к положенному сроку перевода на новую должность из столицы прибыл молодой человек с полным отсутствием опыта, но с наглой и безграничной самоуверенностью, и, не теряя ни минуты, занял кабинет, ушедшего на пенсию прежнего босса. Как потом оказалось, то был племянник какого-то высокого чина из министерства.

Таким образом, ничего в его жизни снова не изменилось к лучшему: Ярман застрял на месте рядового клерка, перспективы роста или какого-нибудь развития превратились в дым.

Цены в магазинах неуклонно росли вверх, зарплата если и менялась, то (благодаря новому юному руководителю, с первой минуты невзлюбившего Ярмана) в меньшую сторону… здоровье из-за частого курения и переживаний ухудшалось на глазах… автобусы и трамваи по-прежнему с завидной точностью отъезжали от остановки ровно за тридцать секунд, до его появления…

Иногда ему казалось, что все эти неурядицы: от мелких бытовых проблем до самого факта самоубийства великой страны – всё это происходит только лишь с одной целью, – разрушить и уничтожить его. Такие мысли посещали его из-за странной закономерности, с которой проблемы и неудачи, нарушая все законы сплошной вероятности, входили в его жизнь, которая и в самом деле состояла только из потерь и неудач.

Он уже смирился и безропотно принял свою судьбу. Карьера, деньги, любой успех – всё мимо него… банкрот во всём, акции его жизни – ноль, на счетах судьбы – пусто… надежда – нет… и девизом его судьбы стала эта фраза, услышанная, когда младший брат Игоря Ленского, одного из его друзей, играл на болтливой приставке: «гейм овер… гейм овер… гейм овер»… в общем, ноль…

…Но всё же кое—что осталось: он всё ещё обладал поразительной способностью помнить все. Его фантастическая память не знала границ. Как и раньше, а может и лучше он был в состоянии вспомнить мельчайшую деталь своей жизни. Он, не задумываясь и во всех подробностях, мог описать любой день из календаря. Бросив беглый взгляд и закрыв глаза, он мог долго перечислять предметы, которые мелькнули перед его взором – их размеры, формы и цвета. Количество этих предметов для его памяти не имело значения. Словно зоркий объектив фотоаппарата, он не упускал ни малейшей детали.

Другая его поразительная способность – умение быстро производить вычисления в уме. Так же как и память, эта способность с течением времени только возрастала, иногда пугая его самого. После школы он даже начал скрывать эти способности, маскируясь под «нормального человека». Он не хотел привлекать внимания. Только его старые друзья и одноклассники знали про эти его таланты.

Была ещё одна особенная сверхспособность, отличавшая его от других. Скорее не способность, а особое свойство – его любили девчонки. Сказать «любили» – слишком мало. Они любили его неистово и до умопомрачения. Они любили его всегда. Начиная с детского сада, когда совсем ещё маленькие девочки хватали его за руки и наперебой тянули к себе. Они, наверное, даже не понимали, почему это делают, но каждый раз на прогулке, словно сговорившись, хватали его за руки и, громко визжа и вырывая друг у друга, тянули каждая в свою сторону. Это происходило каждый день и превратилось в привычную детсадовскую забаву.

Но когда он пошел в школу, поведение девчонок не изменилось. Только сейчас никто за руки его не хватал, а, приходя домой, он находил в портфеле записки с предложением дружбы и признаниями в любви. А на стенах в подъезде то и дело появлялись сердечки мелом и надписи, на которых рядом с его именем располагалось слово «любовь». Но тогда его мало интересовали девчонки, и такое их поведение он списывал на игру – он внушил себе, что все они сговорились, чтобы таким образом шутить с ним. В общем, до известной поры его вовсе не заботило это обстоятельство.

Когда Ярману исполнилось шестнадцать лет, надписи мелом на стене сменили слова, выведенные черной тушью и помадой. К великому неудовольствию местных дворников и уборщиц, каждый раз появлялись новые и новые признания в любви с неизменно пронзенными сердечками. В почтовом ящике из газет то и дело выскальзывали записки и открытки с душераздирающими признаниями и стихами, красочно оформленными романтическими вензелями и всё теми же сердечками. А его отчим – высокий начальник – несколько раз менял номер домашнего телефона. Он не был в восторге от постоянных телефонных звонков. Особенно раздражали несмелые особы, молчавшие в трубку, но не умевшие скрыть своего дыхания.

Это его свойство возрастало и усиливалось год от года. С той же неумолимой скоростью, с которой он терял в жизни баллы и очки, проигрывал и во всём терпел неудачи, девушки неуклонно повышали к нему интерес. Раньше, когда он был другим, это можно было объяснить его яркостью, громкими успехами и победами, тогда он был центром внимания, искрометно шутил, рассказывал смешные анекдоты и, держа в руках гитару, собирал друзей вокруг… но сейчас, когда всё померкло, и он сделался бледной копией самого себя, это было совершенно необъяснимо.

Понять, почему и за что девчонки так сильно любят его, он не мог. Также это приводило в недоумение всех его друзей, которые уже давно вывели его за круг своих донжуанских соревнований. Его друг Витька Торлопов как-то заключил – «Наверное, все девчонки когда-то собрались на свой шабаш на ихней лысой горе и просто-напросто заключили меж собой пари на тебя, – в этом всё дело» В общем-то, это было единственным объяснением.

Конечно, внешне Ярман был очень привлекателен: правильные черты лица, высокий рост и очень обаятельный красивый голос – всё это возбуждало в окружающих симпатию… однако, эти качества не были уникальными – таких молодых людей вокруг было предостаточно… но все—равно никто не мог сравниться с ним в таком магнетическом воздействии на женский пол хотя бы на сотую долю.

К положенному времени, он, конечно, многократно воспользовался своим особым влиянием на девчонок – он быстро входил в отношения, но также быстро их и прекращал. Он не успевал обратить внимание на новую красавицу, добивающеюся от него взаимности, как появлялась следующая, ещё более требовательная а, порой и агрессивная в своих попытках завладеть им.

В какой-то момент – достаточно быстро – количество страстных поклонниц вокруг него достигло немыслимых чисел, и Ярман осознал, что оказался в тупике.

И это свойство, преследовавшее его всю жизнь и вызывавшее зависть друзей, он вдруг стал считать проклятием. Он уже не получал удовольствия, а лишь страдал. Страдал от обыденности и от того, что, не желая того, причинял страдания и боль тем, которые теряли головы и не представляли жизни без него; тем, которые буквально сходили с ума, влюблялись и бросали в жертву самих себя, готовые на всё ради него, готовые к любым испытаниям… и с горящими глазами жаждущие идти за ним, если потребуется, хоть в самый ад.

Тогда он начал избегать девчонок и даже прятаться от них. Жалуясь лишь одному из своих друзей – самому близкому и всепонимающему альбиносу – Белусику. Тот, как мог, поддерживал друга, уговаривал, приводил доводы и делал все, чтобы не дать Ярману раствориться в унынии… и это у него неплохо получалось.

– В принципе, я понимаю тебя – ты устал.

– Я не то что бы устал… нет. Я скорее остыл что ли. Меня никто из них не вдохновляет, я потерял азарт. Мне не хочется чувствовать страсть и влюбленность. Никто из них не отличается от остальных как будто ничем. Они словно одинаковые все. Ещё и совесть гложет… жалко их… а вокруг растет пустота… и мне от этого становится страшно. Так можно и остальные смыслы в жизни потерять… хотя, наверное, это и есть моя судьба – терять смыслы, разрушаться и тихо гибнуть, – Ярман горестно посмотрел на друга и упустил глаза.

В этот вечер Белусик засиделся у него допоздна, незаконченные шахматы брошенными фигурками стояли на столике между ними, на полу росла горка пустых алюминиевых банок из-под пива. Белусик теребил нос и изредка чихал – он плохо переносил сигаретный дым, которым Ярман безостановочно заполнял комнату.

– Стоп! Так не пойдет, я запрещаю тебе это упадничество. Про твои отношения с самим собой – отдельная тема, а про девчонок скажу сейчас – я знаю решение, я знаю, что нужно, чтобы ты вновь ожил, чтобы почувствовал жизнь и ощутил радость.

– Ярман недоверчиво и вопросительно взглянул на него.

– И не сомневайся – есть средство, – Белусик красноречиво замолчал.

– Ну и… что может быть в моей ситуации? Тупик же…

– Нет, не тупик! Ты должен влюбиться…

– Спасибо за совет, – разочарованно выдохнул Ярман. – Но ты не понял, наверное – именно это я больше всего и хотел… хотел, но не смог. Это как раз и не досягаемо… в этом и есть суть моей проблемы…

– Это ты не понял – перебил Белусик. – Я говорю не о «просто влюбиться», а про «страстно влюбиться», сойти с ума. Всё дело в ней – он махнул рукой куда-то в потолок.

– В ком? – Ярман непонимающе смотрел на друга.

– В той, которую ты ещё не нашел, а она, я уверен, существует! Та единственная и неповторимая, от одного взгляда которой побегут мурашки, от прикосновения которой сойдешь с ума. Она реальна и существует, просто ты загнал себя в потоке бесконечных красивых лиц и не видишь. А ты должен поставить цель – найти её, увидеть и узнать!

Как это у него получалось, Ярман не понимал, но каждый раз его друг умудрялся найти именно те слова, которые переворачивали всё и меняли взгляд на жизнь. Он воистину был талантливым психологом, а может быть, просто лучшим другом.

У Ярмана вдруг ожили глаза.

– Знаешь, а пожалуй ты прав. Я зациклился на потоке из лиц и реально загнал себя в угол. А сейчас ты как-то переключил мне мозг и я согласен с тобой! Да! – Ярман звонко ударил ладонью стол. – Я должен найти её – ту единственную и неповторимую, ту от которой сойду с ума. Нужно попробовать! Ведь она действительно существует? – он с опаской посмотрел другу в глаза, боясь обнаружить там неуверенность. Но Белусик был тверд.

– Да, существует, и ты найдешь её – точка!