Читать книгу Творец - Олег Вадимович Машинин - Страница 7

Взгляд Питера стал отрешенным. Он надолго замолчал. Блуждая по лабиринтам своей памяти, он пару раз слегка улыбнулся, должно быть, вспоминая какие-то забавные моменты. Он был далеко. Он был в своем детстве…

Александр и Габриель тоже молчали. Седой рассматривал свои руки. Юноша любовался картиной. Наконец взгляд Питера стал осмысленным. Он посмотрел сначала на Габриеля, потом на Александра и заговорил:

– Ее звали Тьяньнья! Мы стали звать ее Татьяной. Ту девочку, которая стала частью нашей семьи… Да, мы стали звать ее Татьяной! Она не возражала. Она сразу же привыкла к своему новому имени. Ведь оно было очень созвучно с именем из ее прошлой жизни… Мы быстро нашли общий язык со всеми девочками. Вернее будет сказать не язык, а… взаимопонимание, что ли. Или… – он замолчал, подбирая подходящее слово, чтобы охарактеризовать их общение. Должно быть, ему это не удалось. Он чертыхнулся. – Короче… девочки были телепатами. Все в их роду были телепатами. Чтобы общаться между собой, и друг с другом им не нужны были слова. Они прекрасно читали наши мысли. Мы понимали все, что они хотели нам сообщить. Сперва это было для нас чуждо. Потом мы привыкли. Девочки, должно быть, прекрасно понимали, что такой способ общения приносит нам некоторое неудобства. (Они вообще были очень догадливы. Еще бы! Они же были телепатами.) Тогда они стали изучать наш язык. Через несколько недель они все превосходно им владели. По нашим меркам они были вундеркиндами. На что ребенку из нашего измерения требовались долгие месяцы, девочки усваивали за несколько дней. Это было невероятно. Но это было так. Они были как губки, за мгновения впитывающие влагу новых знаний. Наши ученые только диву давались…

Мы окружили их лаской и заботой. Мы все искренне полюбили их. Это были искренние, неподдельные чувства. И их сердца открылись. Из глаз девочек постепенно ушла печаль. Детские глаза наполнились радостью и счастьем. Они стали чаще улыбаться. Их звонкий смех разносился по коридорам, отражаясь от стен и заставляя наши сердца учащенно биться. Детское горе недолговечно. Оно быстро лечится любовью и заботой.

Лишь иногда, примерно раз в месяц, девочки собирались вместе и общались между собой не доступным для нас способом. Тогда их лица были печальны. Некоторые из них плакали. В такие моменты мы не беспокоили их.

Это было их право на грусть…

Их время на воспоминания…

Мы очень сблизились с Татьяной и почти все свободное время проводили вместе. Мы играли, мы разговаривали, мы подтрунивали друг над другом. Короче говоря, мы росли как брат с сестрой. Мы так и звали друг друга. Брат. Сестра. Я любил ее. Она любила меня.

Но чем взрослее мы становились, тем острее стали осознавать, что наша любовь больше чем любовь между братом и сестрой. Это была любовь между Мужчиной и Женщиной. Любовь с большой буквы. Да, это была настоящая, всепоглощающая Любовь. Любовь, на которой держатся все миры!

Но… простите, я кажется, отвлекся. Это другая история и она никого не касается кроме меня и моей Татьяны… – он глубоко вздохнул и, откинувшись на спинку кресла, на несколько секунд закрыл глаза. Когда он открыл их вновь, в них было столько боли и страдания, что сердце Александра невольно сжалось. Но Питер быстро совладал с собой и заговорил вновь. Хотя его голос какое-то время выдавал внутреннее волнение и переживание.

– Мы совершили первый переход, первое путешествие лишь спустя четыре месяца. Эта задержка была вызвана беспокойством о душевном и физическом состоянии девочек. Разные психологические тесты, анализы и все такое…

Все миры разные. Нет ни одного похожего. Все они прекрасны и самобытны.

Ты сам все это увидишь. Ты сам все это познаешь. Это твое право. Это твоя карма. Ты последний из тех, кто может открывать врата.

Но, кажется, я забегаю вперед. – Питер замолчал и поерзал в кресле. Затем наклонился вперед и, положив руки на стол, продолжил:

– Наконец-то осуществилась наша самая заветная мечта! Мы нашли братьев по разуму.

Тщательно изучив огромные архивы Татьянов, нашим сообществом было принято решение в первую очередь открыть те двери, за которыми были цивилизации схожие с нашей. Согласись, что вступать в контакт всегда легче с тем, кто стоит с тобой на одной ступени развития и к тому же похож на тебя. Я имею в виду внешне. Такие люди быстро находят общий язык. – Александр кивнул. – Мы могли дать друг другу многое.

Со временем образовалась Лига параллельных миров. Был создан совет, в который вошли депутаты от каждого измерения. Первоначально в его рядах были представители всего из двух десятков измерений. Именно ими был принят устав. Главным его пунктом было невмешательство. Члены Лиги не имели право, ни при каких обстоятельствах вмешиваться во внутренние дела измерений, не состоявших в Лиге. Следующие пункты устава обуславливали необходимые условия, лишь при соблюдении которых, измерение могло быть принято в Лигу. Их было много. Но основными все же были два. Первый: измерение должно было достигнуть определенного этапа технического развития. Второй: измерение должно было достигнуть определенного уровня морального развития. Второе, пожалуй, было даже важнее.

Мы посещали измерения, стоявшие на высочайшей ступени развития, но люди в них вели непрерывные междоусобные войны. Развившись технически, они не развивались морально. Такие измерения никогда не становились под флаги Лиги. Двери в их миры были запечатаны.

Число членов Лиги с каждым годом росло. Со временем она стал насчитывать сто пять измерений. При совете был создан специальный комитет. В него вошли ученые из разных измерений. Перед комитетом была поставлена определенная цель. Изучение параллельных измерений. Комитет делился на две группы. Одна из них занималась открытием новых дверей. Вторая курировала уже открытые миры. В каждом измерении были построены наблюдательные пункты. Задача тех, кто работал на них, заключалась в том, чтобы изучать язык, обычаи, жизненный уклад и т.д. Путешественники, так мы их называли, общались с людьми, жили их жизнью, не открывая своего инкогнито. Они просто наблюдали. Делали выводы. Строили гипотезы. Именно по рекомендации этого комитета миры принимались в Лигу. Каждый наблюдательный пункт был надежно защищен. Его охраняли биороботы. Конечно там, где это было необходимо. Измерения, которые уже доросли до межпланетных перелетов, но не получившие доступ в Лигу, могли случайно наткнуться на Врата. А это было не желательно. Именно там и нужны были охранники. Биороботы были созданы в первую очередь для внушения страха (вряд ли кто-то захочет поселиться рядом с монстрами), но в исключительных случаях они могли причинить вред или даже убить. Если того требовала безопасность базы.

Так было в твоем измерении, Андре. Твои соотечественники слишком рано наткнулись на планету, на которой был наш наблюдательный пункт. У вас она называлась Эльба. – Питер вопросительно посмотрел на Александра.

– Да, я слышал об открытии этой планеты. После ее посещения она была внесена в список «планет, нецелесообразных для освоения». – Александр пока решил не говорить о том, что база путешественников в его измерении обнаружена. – Но… это же было…

– Да! – Питер слегка улыбнулся, увидев изумление на лице юноши. – Это было около двухсот лет назад.

– …?

– И мне сейчас триста сорок девять лет. Скоро юбилей! Прекрасно понимаю твое изумление, Андре. Для тебя это кажется невероятным. Но это так. Средняя продолжительность жизни моих соотечественников четыреста лет. В этом заслуга наших ученых, но не последнюю роль сыграли архивы Татьянов. Два десятка томов посвящаются исследованию человеческих организмов. Продолжительность их жизни была в два с половиной раза дольше нашей. Их медицина и анатомия достигли таких заоблачных высот, что и сейчас, по прошествии стольких лет с того момента, когда мы в первый раз попали в «центр» и изучили их бесценные записи, некоторые вещи кажутся необъяснимыми. А многие загадки так и не разгаданы…

В Лиге параллельных миров мы да еще несколько измерений перевалили за двухсотлетний рубеж. Остальные живут гораздо меньше. Это никак не связано с тем, что мы не делимся с ними своими знаниями о долголетии. Просто это особенность их организма и среды их обитания. У всех есть свой предел. Хотя некоторые из наших научных светил утверждают, что еще совсем немного, и они откроют секрет вечной жизни. Но… вряд ли кто захочет жить вечно. Это, с моей точки зрения, приносит такую огромную усталость, которую не выдержит никто. А устать от жизни, по-моему, это самое страшное, что может выпасть на долю простого смертного. – Габриель согласно закивал. – В нашей Лиге есть одно измерение, люди в котором живут не более тридцати лет. Они ярко вспыхивают и быстро гаснут. Но, не смотря на это, более жизнерадостных и счастливых людей я, по крайней мере, до сих пор не встречал. Не важно, сколько ты проживешь. Важно, что ты успеешь сделать за свою жизнь. Можно прожить тысячу лет, но после твоей смерти от тебя останется лишь маленькая серая надгробная плита с короткой эпитафией. И горстка твоих родственников будет изредка стряхивать с нее пыль. А можно прожить совсем немного, но остаться в памяти людей на века! Я, на сто процентов уверен, что все мы рождены для чего-то… Просто, большинство людей проходят мимо этого чего-то, ничего не замечая. Возможно, просто по невнимательности, возможно, по другим причинам. Я не знаю. Но представь, Андре, как будет больно, когда ты в старости, сидя в своем доме у горящего камина, вдруг поймешь, что у тебя был шанс, шанс стать кем-то, но ты упустил его, то ли по глупости, то ли из-за трусости, то ли из-за своей нерешительности… И вот тогда, возможно, на твоих глазах навернутся слезы, и ты будешь готов отдать все, все, что угодно, лишь бы вернуть тот миг, то мгновение, когда, дойдя до бушующих вод Рубикона, ты не воскликнул «Alea jacta est!»: «Жребий брошен» и не перешел реку, а повернул назад…

Но, кажется, я снова отвлекся. Все это философия. Реальность прозаична и… жестока. Да жестока, черт возьми!

То, что случилось, не должно было случится. В этом полностью моя вина. Мое сердце разрывается уже много лет. Не проходило дня, чтобы я себя не винил в своей некомпетентности. Их лица. Их лица преследуют меня каждую ночь…

– Это не справедливо, Питер. Я говорил тебе об этом тысячу раз, – прервал его Габриель, наклонившись вперед, – ты не должен винить себя в этом. Было множество комиссий. Было множество рекомендаций. В конце концов, не ты принимал их в Лигу, их принимал совет! И ты…

– Но именно моя подпись стояла под всеми документами!

– Да, твоя! Но также там стояло еще два десятка подписей!

– Но я – глава совета! И мое мнение было решающим! Так что, не снимай с меня вины! Не надо!

– Черт тебя возьми, Питер! Но это же …

Питер прервал его, подняв руку.

– Не надо, дружище. Не надо. Мы говорили об этом много и долго. Так что…

– Но, Питер…

– Не надо!

Габриель с силой ударил себя кулаком по колену и, пробормотав что-то себе под нос, откинулся назад.

Питер долго смотрел на Габриеля. Тот не отводил глаз. Питер не выдержал и, опустив голову, некоторое время помолчал, разглядывая свои руки, лежащие на столе.