Читать книгу ОНА.puzzles - Олег Ваничкович Жуков - Страница 4

Иногда мне кажется, что Ты действительно была всегда.

Есть такие моменты в жизни, когда я не могу себе представить, что была кто-то другая.

Особенно, если это моменты ситуативного счастья.

Только с Тобой я мог познать «рай в шалаше» и Ты – как никто – об этом знаешь.

Однажды мы сняли квартиру где-то на краю вселенной, у самой МКАД —там, где кончается Бирюлево, а дальше начинается другое измерение. Сейчас я даже не поручусь были ли у этой квартиры какие-нибудь хозяева. Она появилась как-то сама собой, из ниоткуда, по той лишь причине, что перед этим мы жили под одной крышей с хозяевами на другом конце вселенной, где, казалось, время провалилось под бетонные блоки многоквартирных заграждений, о чем, правда,       так и не узнали все эти обитатели отколовшегося куска       айсберга, дрейфующего в поисках своего «Титаника», а нам – непостижимым образом, на каком-то протоментальном уровне сохранившими связь с внешним миром – оставалось только флегматично наблюдать за тем, что случится раньше: темноту прорежет луч рокового корабля или этот кусок льдины тихо стает в угрюмых волнах серого асфальта? Знали ли об этом хозяева нашей VIP-ложи – не знаю я, но наши отношения становились слишком тесными, чтобы оставаться на одной палубе тогда, когда зависть, замешанная на ревности, перестала поддаваться контролю.

Как бы там ни было, неожиданно мы оказались в совершенно пустой квартире, плата за которую передавалась каким-то пиратским методом, да так, что, повторюсь, я и не помню: а был ли на самом деле пират?

Да и имело ли это, по большому счету, значение, коль скоро мы смогли наконец-то остаться одни и никто уже не лез к нам с глупыми вопросами по принципу: лишь бы спросить.

Мы одни.

Электричество есть, вода есть, санузел с белым унитазом и эмалированной чугунной ванной есть.

Нет, правда, полок с зеркалами – зато есть двух-конфорочная плита на кухне, а в комнате односпальная железная кровать со скрипучей сеткой да стол со стулом, как мне кажется, украденные в какой-то столовой, но нас это, скорей, забавляло на уровне сексуальных экспериментов, а так – на той половине мы практически не появлялись, перегородив комнату своей аппаратурой, направленной на наше лежбище, состоявшее из брошенных прямо на пол нескольких матрацев размером 2,5х2,5м.

А что нам еще было нужно?

Отсутствие телефона давало полную свободу, и мы целыми днями могли валяться в постеле, просматривать подряд все видеоновинки и слушать музыку, растворяясь в бесконечности Pink Floyd или напряженном объятии Depeshe Mode, вновь и вновь с жадным любопытством исследуя бескрайние просторы наших тел, иногда прерываясь для того, чтобы полистать подборку «Иностранной Литературы», спертую на одном из развалов, хотя ее и так, скорей всего, ждала участь макулатуры.

И снова секс до потери времени, пока невесть откуда появившаяся у нас собака не вытащит наши разгоряченные тела на улицу, чтобы слегка остудить и заодно потратить в ближайшем магазине оставшиеся деньги на вино и сигареты.

И вот      я думаю, что это была Ты…

Только с Тобой я и сейчас могу потеряться во времени и забыть о внешней реальности, аккуратными столбиками прямо на полу громоздя фундамент нашей будущей библиотеки, где на верхней книге, залитой кофе и вином, под пятнами от коих еще можно разобрать, что это "Тени в раю" Ремарка, на которой стоит обычный граненый стакан, в      котором среди табачного дыма, стоя по лепесток в воде, старается выжить желтая фиалка, напоминающая нам о хрупкости всего вокруг.

И еще.

Всю эту нору освещала 40Вт лампочка.

Обычная лампочка, ничем неприкрытая, висела под потолком…

Такая же тусклая лампочка бессовестно освещала Твой уголок в тот день когда я впервые у Тебя появился, как бы приглашая закончить картину об уютном гнездышке,       когда-то начатую Тобой. Ты словно набросала карандашом на холсте, не желая, в итоге, делать лишь бы.

Ты такая.

Ты –      вечность, и Ты можешь себе это      позволить – не спешить.

Теперь я думаю, что так было задумано.

Это был знак – висящая под потолком лампочка без абажура, чтобы я смог узнать Тебя и вспомнить те счастливые безмятежные дни.

Мы, порой, не представляем, что за простейший элемент приведет всю формулу в движение. Словно задумка накурившегося школьника, сидящего перед зеркалом и пытающегося увидеть       собственное отражение с закрытыми глазами. И как бы мы ни пытались, какие бы планы ни строили, в то мгновение когда он, глупо улыбаясь, закрывает глаза – именно эта висящая под потолком без абажура лампочка и оставляет свой последний яркий след и чтобы мы потом ни делали – к жизни нас сможет вернуть только этот глюк накурившегося школьника, длящийся каких-то 10 секунд, а нам кажется, что прошло 10 лет между этими вспышками, и, более того, у каждого из нас есть своя история длиною в 10 лет; а мы даже не подозреваем, что это всего лишь история нашего отражения в зеркале, смотрящего на нас когда мы сидим перед ним с закрытыми глазами, гоняя под веками оранжевую вспышку электрической лампочки.

И когда мы с Тобой открыли глаза, то опять увидели друг друга – иначе и быть не могло – и снова все показалось до боли знакомым.

Исчезли только матрацы с пола и кровать со скрипучей сеткой.

Но, подчиняясь правилам игры, придуманной не нами, мы должны были делать       вид, что не знакомы друг с другом.

Но откуда тогда такое доверие?

Да, я знаю, что Ты скажешь.

Ты скажешь, что я не верил.

Но, милая моя, как можно было в такое поверить, столкнувшись с реальностью под закрытыми веками?

Так бывает: когда увидишь кошмарный сон, то никак не можешь от него оторваться, с недоверием вступая в следующий день, при этом обнаружив, что календарь перевернули на 10 лет.

И должно пройти какое-то время, чтобы видение отпустило, символы забылись, а сон так и остался сном, потому что другой реальности – без Тебя – я не представляю.

А во сне понимаешь – это Ты, даже если Твое изображение ускользает, но я бегу за ним, хватаю за локоть, разворачиваю к себе и вижу, что ошибся.

Но то, что уместилось здесь на двух строчках, во сне – в двух секундах, в личном, вполне реальном, восприятии затрачивает годы.

И я уже теряюсь, постоянно блуждая между сном и явью, между веками и полюсами; и когда мне кажется, что это лицо – такое прекрасное в свете луны – Твое, наступает утро и Ты снова ускользаешь, закутанная в пуховое сновидение, оставив после себя чужую женщину.

Тут волей-неволей будешь по утрам заглядывать под кровать и открывать шкафы, дабы убедиться, что этой чужой женщины больше нет, нечаянно раздражая Тебя собственной паранойей.

Тогда      Ты надуваешь губы, из Твоих глаз льются соленые слезы.

Ты не выдерживаешь и подводишь меня к зеркалу, чтобы я смог наконец-то увидеть собственное отражение, так и не открывшее глаза…