Читать книгу Хождение по путям опасно для жизни (для этой жизни) - Олег Владимирович Колмаков - Страница 3
1991 год
Оглавление* * *
Такого знойного и невыносимого лета, не могли припомнить даже видавшие всякое местные старожилы. Ну, а данная ночь – выдалась в это лето, наиболее жаркой и предельно душной.
Мужчина, постояв какое-то время на безлюдном станционном перроне, вытер со лба испарину и, ковыляя на левую ногу, прошёл в помещение вокзала.
Выглядел тот мужичёк, чрезвычайно скверно. Одет он был в разодранные, давно не стираные брюки и очень грязный, протёртый до дыр пиджачок, накинутый на голое тело. К этому нелицеприятному портрету, пожалуй, стоит добавить и видавшие виды сандалии, найденные на прошлой неделе, в одном из мусорных баков; небритое лицо; воспалившиеся веки и то, что он не мылся в течение последних нескольких месяцев. Потому и источал вокруг себя невыносимый «аромат» мочи, помойки и блевотины. Подобное, антисоциальное явление, в народе именуется просто и лаконично – БОМЖ.
Здесь следует заметить, что привокзальное отрепье – в большинстве случаев, ведёт весьма сплочённый и воинственный образ своего существования. «Вокзальные» – в каком-то роде, это особая (привилегированная, что ли) каста, среди прочего бездомного сброда. Чужаков, случайно просочившихся на их территорию – здесь не то, что не признают – а воспринимают, как злейших врагов и встречают во все оружия. Ведь вокзал, для нищебродов – это некий оазис – на огромной карте города, очень удобное в «стратегическом» плане место. Зимой, здесь всегда можно обогреться; переночевать и подкормиться в любое время суток. Ещё, тут всегда многолюдно, а значит, есть реальная возможность затеряться в толпе, выпросить милостыню и, в конце концов, собрать стеклотару, оставленную спешащими пассажирами.
Однако и здесь, на вокзале – как впрочем, и в любом ином месте – опустившиеся субъекты вынуждены соблюдать, и некие правила и совмещать, казалось бы, несовместимое. А именно: выживать в одиночку, используя любой сподручные способы (вплоть, до убийства себе подобных, ради сохранения собственной жизни) и одновременно, подчиняться законам стаи, в которой они, волею случая, обитают.
Первая гроза Бомжей – это, естественно, сотрудник милиции. Нет, куда-либо их не забирают, не садят в тюрьму за тунеядство или бродяжничество. Нищеброды для «ментов» – вообще, бесперспективны. Взять с них нечего, а вони, как от канализации. В лучшем случае, их прогоняют из служебных помещений; в худшем, вывозят в иной район – куда-нибудь на окраину. Бьют чем не попадя: ногами, дубинками или какой-нибудь арматурой – после чего, оставляют там же, зализывать раны. Через некоторое время, попрошайки вновь возвращаются на привокзальную площадь – ведь здесь всегда тепло, сытно и уютно.
Вот и наш «герой» – только что проследовавший в помещение вокзала – как и его «коллеги» по бродяжьему промыслу, живёт одним днём: случайным прикормом, либо единовременной подачкой.
Кстати, зовут его Васьком. Васькой. Либо, просто Угрюмым.
Этот самый Вася – бомж, что называется: со стажем. Нет, таковым Угрюмый, конечно же, не родился. Когда-то, очень давно, и у него был свой дом, семья, работа. В общем, всё то необходимое, что подпадает под определение «благополучная и счастливая жизнь». Да только та самая, нормальная, человеческая жизнь – после нелепой случайности – вдруг рассыпалась, на мелкие кусочки…
От завода (где ранее работал Василий), нарезались земельные участки под будущий дачный посёлок. Не сказать, что Васю, уж слишком тянуло к земле. Скорее напротив. Вырвавшись по молодости, из родной деревни, он, без какого-либо сожаления, предпочёл городской быт, агропромышленному комплексу. Однако дача – была тогда, чем-то вроде символа престижа и преуспевания. А прихвастнуть перед друзьями и потешить своё самолюбие, Василий любил и делал это при любом удобном случае.
И вот, в один из воскресных весенних дней – с женой Людмилой, Василий Иванович отправился на своём трудяге «Москвиче», посмотреть место, где через год-другой обязательно будет возведён двухэтажный коттедж. Да-да, ни лёгкий временный домик, а именно капитальное, двухъярусное строение – ни больше, ни меньше – так решил глава семейства.
К сожалению, судьба распорядилась несколько иначе и своего перспективного дачного участка, супруги Угрюмовы, так и не увидели. Гружёный навозом ЗИЛ, принадлежащий пригородному совхозу, с пьяным водителем за рулём, выскочив на полосу встречного движения, и влетел в автомобиль Василия Ивановича…
Жену Людмилу, похоронили через три дня, когда Вася всё ещё прибывал в реанимационном отделении, в бессознательном состоянии…
Собственно, с этого самого момента, и завершилось его «благополучие». Беда, как известно – одна не приходит. После шести месяцев больничной койки – Василий Иванович, со второй группой инвалидности, потерял и работу. Сами понимаете: во времена глобальных перемен (кои начались в стране в конце 80-х), немощных и убогих – особо не жалуют. Детей забрала в деревню тёща и после аварии – он их, так ни разу и не видел.
Не жил, а скорее существовал. Причём в рамках своего прошлого, своих воспоминаний о былом. Так, наш герой – как-то быстро и незаметно, вдруг пристрастился к «зелёному змею». За каких-то полгода он пропил всё, что было в доме, что наживал в течение многих лет, своей трудовой жизни. Постепенно, его «хибара» превратился в притон для поселковой алкашни. А на следующий год, во время январских праздников и студёных морозов – «благополучно» сгорела, дотла.
Так Василий Иванович и оказался на улице, а потом и на вокзале. В деревню к родителям или к тёще, к детям – ехать ему, было стыдно. Несколько раз пытался свести счёты с жизнью. И каждый раз, завершить начатое, он так и не решился – не хватало: то ли смелости, то ли воли…
Много воды утекло, с того злополучного воскресенья. А Василий, так привык к новому образу бытия, что ему уже начинало казаться, будто бы всю свою осознанную жизнь, он провёл именно здесь, среди поездов, пассажиров и провожающих. О своём же прошлом, Угрюмов теперь вспоминал, не иначе, как о грустном сюжете из давно увиденного кинофильма…
Сегодняшний, очередной вольный день, был для Васи, как никогда удачен. Можно сказать: нынче, он несказанно разбогател. Мало того, что Угрюмый уже был пьян и сыт – так после всего прочего, у него за пазухой ещё позвякивали две бутылки дешёвого самогона.
В данное время суток (в аккурат, после полуночи), «менты» обычно спали и бродяг не беспокоили. Потому проходя в зал ожидания, Василий по-настоящему ощущал себя «королём паркета».
Осмотревшись и вновь смахнув капли пота с подбородка, Угрюмый нашёл-таки, своим полупьяным взглядом того, кого и искал. А именно Синюгу, притаившуюся в углу зала.
Синюга – это грузная и оплывшая избыточным жиром женщина-бродяжка. Она частенько заглядывала на вокзал. Однако так и оставалась не признанной – местными бомжами – за свою. По началу, Синюгу бесцеремонно изгоняли с привокзальных территорий, беспощадно били и пинали. А после, на её безобидные визиты (то ли из жалости; то ли оттого, что она, пусть и бомжиха, но всё же, женщина), перестали обращать какое-либо внимание.
В любую погоду и любое время года (как, собственно, и сегодня), Синюга была одета в зимнее, ядовито-зеленое пальто, из которого: то там, то тут – торчали ватные ошмётки. Кроме того, как и всегда, на ней были утеплённые штаны; пара-тройка кофт, одетых одна на другую; а так же, армейские кирзовые сапоги. Весь свой скарб, состоящий из нескольких огромных и замусоленных сумок, доверху набитых всякой дрянью, собранной из урн и помойных баков – она неизменно таскала с собой.
Её настоящего имени, никто не знал. Да она и сама, похоже, давно и основательно его подзабыла. Что же касаемо прозвища: Синюга.… Так получила она его, за не сходящие с её лица синяки и побои – как результат ежедневных «разборок» с бомжами и сотрудниками правоохранительных органов, в борьбе за место под солнцем. Её действительный возраст, так же оставался для окружающих, под покровом тайны (а может и не тайны, а несмываемой, въевшейся грязи). Синюге, с равновероятным успехом, можно было дать: как тридцать, так и семьдесят…
«…А почему, собственно, и не провести нынешнюю ночь с дамой?..» – подумалось в ту минуту Василию. Нет, о каком-либо интиме – не могло быть и речи. Этот природный инстинкт, вместе с иными желаниями подобного рода – у нашего героя давно атрофировались, словно ненужный организму атавизм. В данном случае, подразумевалось разнообразие, в выборе собутыльников.
Как ранее уже сообщалось: вокруг бродяжки было расставлено несколько тюков с тряпьём, гнилыми яблоками, пустыми бутылками и прочей дребеденью – от вида которой, нормального человека, могло и стошнить. Отодвинув одну из таких авосек, Василий подсел к бомжихе.
– …Знаешь?.. Когда я вошёл в зал, сразу понял – ты и есть, моя судьба!.. – сходу, заговорил Угрюмый. Сейчас, под парами выпитого ранее алкогольного суррогата, даже Синюга, не казалась Василию, такой уж и страшной. – …Возможно, это и есть – некое провидение или та самая любовь с первого взгляда!..
Синюга с подозрением покосилась, на незваного собеседника. Подсевший оборванец, был ей как будто знаком. Причём, исключительно, с негативной стороны. Однажды, он жестоко её избил, за поднятую с пола мелочь. Потому, предчувствуя очередной мордобой – бродяжка с опаской придвинула к себе сумки. Но после того как Угрюмый распахнув пиджак, показал ей торчащий из-за брюк бутыль с мутной жидкостью – заулыбалась во весь свой, беззубый рот.
– …Да и ты мне, вроде, уже давно приглянулся!.. – как бы смущаясь, она придвинулась к Ваську и всем своим видом показала, что нынче – она готова, практически на всё.
Молодые люди, сидевшие поодаль и наблюдавшие с самого начала за столь необычной встречей, тихо засмеялись. Ну, а когда те ребята ещё и стали невольными свидетелями чрезвычайно «романтичного» объяснения в любви – то «заржали», уже в полный голос.
– Пойдём-ка отсюда, дорогая!.. – подхватив с пола пару увесистых тюков, предложил Василий. – …Терпеть не могу, свиней и хамов, готовых опошлить самое святое!..
Источая вокруг себя смрадный дух, парочка нищебродов вышли на перрон и медленно направились к небольшой тёмной рощице, притаившейся меж железнодорожных путей.
– Душновато сегодня!.. – подметила Синюга, расстёгивая верхнюю пуговицу, своего зимнего пальто.
– Да уж!.. Не меньше тридцати семи градусов!.. И ни намёка, на мало-мальски ветерок!.. – ответил вспотевший бомж и указал на импровизированную «обеденную зону», сложенную из старых деревянных ящиков. – …Прошу, к столу!..
По первому стакану, выпили молча. Просто разговор, как-то не складывался. Когда же самогон ударил в голову – Василия, в буквальном смысле, понесло.
– …Эх, Синюга-Синюга!.. Ведь я, не всю жизнь бродяжил, да побирался!.. Как-нибудь, я отвезу тебя в Москву – покажу столицу!.. Увидишь, какой у меня шикарный дом!.. Двухэтажный коттедж, в центре города!.. Внутри всё в коврах, в хрустале, в мраморе!.. В гараже, новенькая «Волга»!..
Договорить, точнее домечтать, он не успел. Его перебила бродяжка.
– Так почему ж ты, из помоек кормишься?.. – искренне изумилась она.
– Сложная история!.. Если в двух словах, то с женой я поссорился!.. Знала б ты, какая она у меня стерва!.. Да собственно, сам я её и разбаловал!.. Каждый день с цветами, с подарками – а ей, всё мало!.. Вот и пришлось, хлопнуть дверью!.. Наверняка, ждёт сейчас – переживает!.. А я – из принципа, не вернусь!.. – тут сообразив, что слегка переборщил, Угрюмов осёкся и продолжил менее эмоционально. – …Да приеду, конечно!.. Куда ж я денусь!.. Вот, ещё немного поброжу по бескрайним российским просторам и обязательно вернусь!.. Ни то колёса у машины, заржавеют!..
– Везёт тебе!.. – тяжело вздохнула Синюга. В отличие от Василия, подвыпившая бродяжка ударилась в меланхолию, – …Тебе есть, куда вернутся!..
– Конечно!.. Уж кто-кто, а я успел позаботиться, о своей старости!.. А как иначе?.. Ведь целым танковым полком, в своё время командовал!.. А как в ногу ранили, так и списали меня, в запас!.. Сама пойми, ну какой я домосед, если всю свою сознательную жизнь, по дивизиям и гарнизонам мотался?.. У меня, и танк свой был!.. Кстати, забыл сказать, что я – танкист!..
– А дети?.. – прищурилась Синюга.
– Какие дети?..
– Дети, спрашиваю, есть?..
– Ах, дети?.. Ну, конечно: имеются!.. Двое!.. Нет!.. Трое!.. Только они, уже взрослые!.. Старшему!.. – на пару секунд, Василий призадумался. – …Кажись, семнадцать!.. Точно, семнадцать!.. В армию, скоро пойдёт!.. Собираюсь определить его, в авиацию!..
– Вот-вот и лето кончиться!.. Вновь наступит зима!.. – в очередной раз, тяжело вздохнула бомжиха. – …А я и не знаю, куда податься!.. Надоело мне, по теплотрассам и колодцам лазить!.. Непутёвая я!.. Мужа из армии, так и не дождалась!.. Молодость прогуляла, ребёнка в детдом сдала и осталась одна одинешенька!.. Ни кола, ни двора – короче, голь перекатная!.. Эх, кабы начать сейчас, всё с самого начала!..
– Не переживай, подруга!.. Найдём мы, и тебе счастье!.. – Вася, попытался успокоить Синюгу.
– А какое оно, это самое счастье?.. И вообще, есть ли оно?..
– Конечно, есть!.. Оно, не может, не есть!.. – не к месту, пошутил Угрюмый.
– Рассказал бы?.. Как оно, хоть выглядит!..
– Лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать!.. – усмехнулся нищий. – …Давай-ка, прямо сейчас, встанем на рельсы и пойдём по шпалам – навстречу своей судьбе!.. Или побоишься?..
– Побоюсь! – не задумываясь, ответила бродяжка.
– Прекращай!.. Ведь ты, пойдёшь не одна – с тобой будет, настоящий мужчина!.. Допьём бутылку поскорому, и сразу двинем!.. – Василий передал стакан собеседнице. – …Держи, горемычная!.. Вмажь, и боле не переживай!.. Даже не сомневайся – найдём мы, своё счастье!..
– В Москву, что ли, отправимся?..
– А то, куда же?.. Только там, в столице нашего государства – все мечты и сбываются!.. Уж поверь мне, старому прожженному вояке!..
– И далеко, до неё?..
– Да нет!.. Денька за два, доберёмся!.. Если спать, не будем!..
– Нее!.. – замотала головой Синюга, – …Без отдыха, я не смогу!..
– Устанешь – заночуем!.. Подумаешь, чуть задержимся!.. Своё счастье, ты искала годы – а тут, каких-то пять-шесть дней!.. Уж как-нибудь, перекантуемся!..