Читать книгу Под снегом. Том II - Олег Волков - Страница 3

Едва с зимним пальто через левую руку Туран появился в зале ожидания, как перед ним тут же возник хозяин заведения.

– Мастер, надеюсь, вы довольны, – на лице Коня застыла улыбка профессионального холуя, зато в эмоциональном фоне разлился страх.

– Признаться, едва-едва, – Туран как мог изобразил на лице гримасу плохо довольного клиента. – Вода была горячей, а ватрушки вкусными. Впрочем, ваша банщица старалась. Сколько с меня?

Правя рука нырнула во внутренний карман за бумажником. В эмоциональном фоне Коня распустилось преогромное облегчение, будто он весь день мучился запором, но только сейчас счастливый и довольный слез с ватерклозета.

– Вот, пожалуйста, – Конь с поклоном протянул маленькое чёрное блюдечко.

Туран подхватил бумажку-счёт, глаза стрельнули по строчкам. Что же, очень даже неплохо, всего 5 виртов, 46 совиртов. Вообще-то это недельное жалованье простого рабочего на лесопилке или квалифицированного столяра на местной верфи. Но для бани, она же публичный дом, это более чем приемлемо. Пять виртов стоят услуги банщицы. Причём она не просто лежала с раздвинутыми ногами, а помыла Турана с ног до головы. В эту же цену вошла сама баня, то есть вода, дрова, керосин в лампах. А 46 совиртов – это за чай, морс, ватрушки и пирожки. Точно такой же заказ в «Господине лососе», в трактире в Торговой слободе, обошёлся бы если и дешевле, то не намного. Не иначе, именно в этом и заключается хитрый расчёт Коня. В его баню ходят и купцы, которые привыкли платить за товар реальную цену. Основной доход владелец бани получает не с чая и булочек, а с услуг проституток.

– Сдачи не нужно, – Туран протянул пару банкнот.

– Благодарю вас, мастер, – Конь льстиво улыбнулся.

Империя оплачивает мастерам питание и проживание. Но, увы, щедрость государства на бани, они же публичные дома, не распространяется. Пусть всего 46 совиртов за чай с ватрушками, плюс чаевые, Турану пришлось оплатить из своего кармана.

– А теперь, уважаемый, нам придётся поработать, – Туран спрятал бумажник обратно во внутренний карман сюртука. – Где мы можем побеседовать?

Сердце Коня тут же ухнуло в левую пятку. Скользкий владелец бани так надеялся, так наделся, что дорогой гость свалит по-доброму, но не свезло.

– Прошу вас в мой кабинет, – холёная ручка Коня указала вдаль по коридору, – там нам никто не помешает.

Тёмная лестница в конце коридора привела Турана и владельца бани на второй этаж, где находятся жилые комнаты банщиц, кухня, кладовки и кабинет самого Коня. Причём рабочее место владельца совмещено со спальней.

– Прошу вас, мастер, – Конь принялся чиркать спичками и зажигать керосиновые лампы.

Туран неторопливо оглянулся. Даже с первого взгляда видно, что в этом небольшом кабинете Конь проводит не так уж и много времени. Стандартный набор бюрократа сведён к минимуму: небольшой письменный стол, шкаф с бухгалтерскими томиками и пара стульев. В углу, над низкой кушеткой, на широкой деревянной полке посреди шкатулок возвышается весьма и весьма приметная лампа. Внешне она похожа на обычную спиртовку, только заметно больше, а на боках весьма искусно нарисован лесной пейзаж приятного синего цвета.

Туран вовремя стиснул зубы. Только не улыбаться! Только не улыбаться! А то Конь раньше времени заподозрит неладное. Только что решилась очень трудная проблема: как прижать владельца бани и при этом не выдать Юргу. Уж теперь-то Конь никуда не денется.

– Присаживайтесь, мастер, – Конь отодвинул стул во главе письменного стола, а сам опустился на другой для посетителей.

Пока они поднимались на второй этаж, Туран успел обдумать стратегию предстоящего допроса. Конь тип скользкий, к том же, умный. Он постоянно вращается в высших кругах Ничеево, хотя на светские рауты в дом городского главы его не приглашают. Такого на понт не возьмёшь, надавить авторитетом так же не получится. Единственный более-менее верный способ разговорить Коня – устроить ему самый настоящий официальный допрос под протокол.

Стопка бумаг с лёгким шлепком упала на столешницу. Из кожаной папки Туран извлёк чернильницу, коробочку с мелким песком и стальное перо. От одного только вида походной канцелярии в эмоциональном фоне Коня заметались перепуганные зайцы.

– Утус Кенаев, – Туран демонстративно расправил перед собой бумажный лист, – для экономии времени я сразу же сниму ваши показания под протокол. Так что в ваших же интересах говорить правду, только правду и ничего кроме правды.

Первый удар попал точно в цель. Эмоциональный фон Коня тут же потемнел от страха. Сколький владелец бани прекрасно знает разницу между милой беседой с полицейским чиновником и допросом под протокол.

– Ваше полное имя, пожалуйста, – стальное перо нырнуло в раскрытую чернильницу.

– Гурьян Зоянич Кенаев, – просипел владелец бани. – Хотя знакомые и друзья гораздо чаще называют меня Конем.

– Ваше прозвище отношения к делу не имеет, – Туран усмехнулся.

Спокойно и методично Туран записал официальные данные Коня.

– А вот здесь, пожалуйста, – Туран протянул Коню листок, – распишитесь, что ознакомлены об ответственности за дачу заведомо ложных показаний согласно УК, статья 307.

Такая постановка вопроса Коню жуть как не понравилась. Чего, чего, а исповедоваться он точно не собирается. Однако владелец бани покорно чиркнул собственное имя, причём даже без клякс.

– Для полноты понимания произошедшего мне так же потребуются показания угоры Луниной, – Туран развернул лист с «шапкой» протокола перед собой. – Пожалуйста, позовите её.

По лицу Коня прокатилась нервная судорога. Глаза владельца бани забегали из стороны в сторону. А что творится в его эмоциональном фоне – смотреть страшно, зато без смеха никак нельзя. Мысленно Конь пыхтит и мычит от натуги. Скатываться в откровенную ложь ему просто страшно, как-никак, а перед ним сидит правдовид. Но и правду говорить ох как не хочется.

– Угоры Луниной нет, – на лбу Коня мелким бисером выступил пот, – она пропала. Возможно, стала жертвой «проклятия нишранов».

– Почему не заявили в полицию?

– Потому что с момента исчезновения Жемчужины, простите, угоры Луниной, не прошло положенных по закону трёх суток.

Ну, жук, выкрутился. Аккуратным почерком Туран занёс слова Коня в протокол.

– Пожалуйста, распишитесь, – Туран вновь передвинул Коню протокол.

Во второй раз владелец бани ничуть не более уверенно чиркнул своё имя. Кончик стального пера едва не проткнул тонкую бумагу насквозь. Коню крайне, крайне не нравится подтверждать собственной подписью собственные слова. В душе он чует ловушку, но сделать ничего не может. Туран, в свою очередь, не требует с него ничего сверх положенного по закону.

– Должен сообщить вам, – Туран развернул лист к себе, – что расследование случаев связанных с «проклятием нишранов» как раз является одной из моих целей приезда в Ничеево. По этой причине мне необходимо осмотреть личную комнату угоры Луниной, при необходимости, изъять её личные вещи. Особенно меня интересуют деньги, драгоценности и документы. Прошу вас привести двух понятых, дабы мы могли сразу же оформить протоколы обыска и изъятия.

От злобы и бессилия Конь едва ли не в прямом смысле заскрипел зубами. Ему жутко хочется схватить со стола эти проклятые бумажки, порвать их, а клочки запихать в глотку залётному начальнику из губернии. Но нельзя. Страх, словно ведро холодной воды, в одно мгновенье остудил эмоциональный порыв владельца бани.

Про себя Туран усмехнулся, выбранная тактика оправдала себя на все сто. Пусть авторитетом на Коня не надавить, зато не ему тягаться с Тураном в умении вывернуть себе на пользу нормы и правила уголовного производства.

– Не надо, это, не надо понятых и протоколов, – Конь с трудом перевёл дух. – Жемчужина, чтоб её, пропала вместе со всей своей одеждой, деньгами, драгоценностями и паспортом.

– Неужели, уважаемый, «проклятие нишранов» позарилось на материальное? – Туран улыбнулся, сарказм ядовитыми каплями сорвался с языка. – Неужели таёжный дьявол унёс угору Лунину вместе с её нижним бельём, золотыми колечками и паспортом? Зачем, спрашивается, ему в лесу деньги? Или, уважаемый, – Туран склонил голову, – вы что-то недоговариваете?

Конь захрипел как перегруженный конь.

– А причём здесь Жемчужина, уважаемый? – Конь с гордым видом расправил плечи. – Может, нет никакого проклятия. Может, она ещё вернется.

Лучшая защита – нападение. Только древняя военная заповедь Коню не поможет. Нападать имеет смысл тогда и только тогда, когда есть силы. Ну а если сил нет, то нужно либо удирать, либо капитулировать.

– Угора Лунина является важным свидетелем, – холодно пояснил Туран. – Ибо она была среди тех, кто не просто видел витуса Ксижена живым в последний раз, но и общался с ним. То ест, общалась. Ну раз угора Лунина стала жертвой проклятия, то это отягчающее обстоятельство требует немедленного расследования. Так что, уважаемый, будете говорить правду? Или мы сейчас займёмся поисками Жемчужины по всей строгости закона?

Чего, чего, а искать на ночь глядя сбежавшую проститутку Коню не улыбается. Тем более он точно знает, что в Ничеево её нет.

– Сбежала она и шмотки свои прихватила, – буркнул Конь.

Во-о-от, это гораздо ближе к истине. Сквозь силу, через «не хочу», Конь начал говорить правду.

– Не пропало ли что-нибудь ещё, – Туран на миг оторвал взгляд от протокола, – там, деньги, украшения и прочие ценности, которые ей не принадлежат?

– Нет, – Конь отвёл глаза.

Врёт, зараза. Стальное перо легко пробежалось по белому листу протокола. На этот раз Конь соврал самым натуральным образом. Впрочем, тем лучше.

– Распишитесь, – Туран вновь передвинул протокол ближе к Коню.

На этот раз владелец бани чиркнул собственное имя почти не глядя в протокол. Злость уже настолько переполнила его душу, что едва не забила голос разума топором. Ещё лучше.

– Великолепно, – Туран демонстративно тряхнул лист протокола. – Когда мы найдём угору Лунину и вдруг выяснится, что она что-то у вас украла, то у вас, уважаемый, будут неприятности. Но вы не волнуйтесь, – Туран опустил протокол обратно на стол, – в Снорке судья правдовид, он сразу поймёт, кто из вас говорит правду, а кто врёт.

Это надо видеть, Туран едва успел прижать ладони к столу. Внешне Конь остался спокойным, зато в его душе тихо вскипела лютая ненависть к залётному начальнику из губернии. Сильные эмоции настолько истерзали ему душу, что почти перегорели, ибо невозможно вот уже десять минут становиться всё злее и злее.

– Даже не пытайтесь, уважаемый, – как ни в чём не бывало произнёс Туран. – Я – мастер. Вы же знаете обычай: если убивают мастера, то на виселице должен оказаться как минимум один виновный. Два – хорошо, три – ещё лучше. Сами понимаете, кто в Ничеево станет подозреваемым номер один, если я так и не выйду из вашего чудесного заведения.

Владелец бани отвернул лицо. Замечание попало точно в цель. Пусть Коню до дрожи в коленях хочется треснуть залётного начальника из губернии тяжёлым стулом по голове, только он не сделает этого. Туран прекрасно знает подобных скользких типов. Часто они падают в обморок при виде пореза от бумаги на указательном пальце. Нет, стул, а тем более нож, топор или револьвер, не их метод. Деньги – вот их главное оружие.

– Не надейтесь на витуса Никвока, – Туран откинулся на спинку стула. – Я и так уверен, что начальник полиции ваш постоянный клиент и что в вашем заведении он получает хорошие скидки на обслуживание и помывку. Я, если вы забыли, из губернии, уважаемый. Как у мастера, у меня имеется прямой доступ к «телу» витуса Шандар, нашего любимого губернатора. К тому же, я уверен, вы слышали о его жгучем желании назвать меня зятем.

Ну нельзя же так, Туран отвернулся. Смех рвёт горло. Вот уж и сам не думал, что связь с дочерью губернатора, точнее, настойчивое желание Исслары Шандар женить его на себе, вдруг пригодится на работе.

– Власти Ничеево уже показали собственную некомпетентность, – Туран незаметно смахнул со щеки слезинку, – так что он меня зависит, что их ждёт в дальнейшем. По результатам расследования всё может остаться так, как оно есть сейчас. А может и нет. Так витуса Никвока могут тихо отстранить от должности по причине плохого здоровья и отправить в отставку. А могут прислать из Снорка целую комиссию для расследования местных случаев злоупотребления властью. А теперь догадайтесь сами, кто именно возглавит эту комиссию.

Вы убили витуса Ксижена? – прямо в лоб, словно камень, бросил Туран.

– Не я, мастер, – от неожиданности Конь дрогнул всем телом.

– Верю, что не вы. Так помогите мне найти настоящего убийцу, – Туран опёрся кулаками на стол, слегка приподнялся, словно навалился на владельца бани всей строгостью закона. – Это в ваших же интересах. Чем скорее я найду убийцу, тем скорее свалю обратно в свой Снорк и тем скорее вы вновь будете наслаждаться прелестями своих банщиц.

Худо-бедно Турану удалось нащупать нужную стратегию. В первую очередь Конь делец, пусть и не совсем чистый с этической точки зрения. Баня «Лёгкий пар»надёжней самого тяжёлого чугунного якоря держит его в Ничеево. Так что у него нет никаких резонов всё бросить и податься в бега. Тем более Варма Ксижена он не убивал. С деловыми людьми проще всего договориться, когда они увидят собственную выгоду, и далеко не всегда это обязательно должны быть деньги.

– И так, – Туран демонстративно поднял стальное перо, – что произошло с Жемчужиной?

– Она сбежала, тварь такая, – Конь недовольно насупился словно кредитор при виде безнадёжного должника. – Прихватила все свои шмотки, спёрла у меня из шкатулки сотню виртов и сбежала.

– Как именно она сбежала? – Туран быстро записал слова владельца бани.

– Понятия не имею, – Конь недовольно фыркнул. – Скорей всего, наняла кучера и уехала.

– Куда?

– Куда, куда… А куда ещё сбегают все идиоты из Ничеево? В Снорк, конечно же, в губернию.

– Ну да, – Туран машинально кивнул.

Владелец бани и в самом деле понятия не имеет, куда удрала Жемчужина. Но то, что её путь лежал в Снорк, можно не сомневаться. С сотней виртов она легко может добраться хоть до Навиры, столицы Империи.

– А теперь расскажите, что произошло 2-го февраля сего года, когда витус Ксижен явился к вам незадолго до начала девятого часа вечера.

Конь насупился, словно обиделся. Улыбка профессионального подхалима давно увяла на его лице. Перед Туран предстал делец, которому грозят крупные непредвиденные расходы и он упорно пытается минимизировать потери. Наверняка, Конь уже понял, что залётный начальник из губернии знает гораздо больше, чем следовало бы знать из отчёта утуса Снева, околоточного надзирателя, который с самого начала вёл дело об убийстве Варма Ксижена.

– Ну да, витус Ксижен и в самом деле посетил мою баню в тот вечер незадолго до начала девятого часа, – неохотно, словно под пыткой, заговорил Конь. – Я лично встретил его в зале ожидания. Витус Ксижен изъявил желание пообщаться с Жемчужиной и помыться. Ну а так как Жемчужина в тот вечер была свободна, то я отправил их в номер четыре.

Туран невольно улыбнулся. Чего, чего, а заниматься любовью на месте преступления ему ещё не доводилось. Неужели Варм Ксижен получил смертельный удар ножом именно на той же самой лавке, где сам Туран не так давно тискал Юргу, молодую банщицу?

– Полчаса прошло, ну или около того, как в баню ввалился витус Далин. Это купец здешний, самый крутой и богатый, между прочим. Ну и поднял хай. Дескать, он за Жемчужину уже заплатил, а она уже занята.

У меня, мастер, – Конь глянул прямо в глаза, – правило такое: раз опоздал, значит деньги не верну. Вот!

Короткая вспышка гордости благополучно прошла, Конь вновь превратился в дельца, который с болью в сердце выворачивает собственный кошелёк наизнанку.

– Только витус Далин меня слушать не стал. Промчался через зал ожидания и сразу в четвёртый номер рванул. А там… Ну, вы видели, наверное, дверь на вертушок, простенький, запирается. Бывает, когда банщице нужно быстро из номера выскочить.

В общем, витус Далин дёрнул дверь на себя, она и распахнулась, настежь. Как на грех, в предбаннике, на скамье широкой, витус Ксижен как раз на Жемчужине…, – Конь выразительно рубанул ладонью. – В общем, в самый неподходящий момент застал их.

Витус Далин и раньше спокойным нравом не отличался. А тут у него окончательно крышу сорвало. Если бы я вовремя не подоспел, он бы на витуса Ксижена с кулаками бросился бы. Вот! А так мне удалось витуса Далина очень вовремя успокоить, в общем.

Признаться, объяснение на повышенных тонах вышло. Зато потом витус Далин добровольно покинул моё заведение. Взамен я обязался не подавать прошение в полицию. А то, сами понимаете, это хулиганство форменное было. За такие дела можно и на пятнадцать суток в обезьяннике отсидеть. Ну а незадолго до наступления полуночи витус Ксижен благополучно покинул моё заведение. Я лично довёл его до дверей и пожелал спокойной ночи. Вот и всё, мастер.

– Великолепно, уважаемый, великолепно, – стальное перо брякнулось на стол, Туран, словно в театре на представлении, захлопал в ладоши. – Вы и правду сказали, и, одновременно, умолчали о самых грязных подробностях. Только, уважаемый, промашка вышла: труп витуса Ксижена до сих пор хранится в Управлении полиции, и будет храниться там вплоть до полного окончания расследования.

– И что, уважаемый? – нервы в душе Коня натянулись до предела в преддверии очередной ловушки.

– А то, уважаемый, что у меня в сейфе лежит протокол осмотра и вскрытия тела главного инженера. А там, чёрным по белому, зафиксированы все повреждения кожного покрова витуса Ксижена. Так будете правду говорить, или вас опять ловить на заведомо ложных показаниях? Так это мы быстро, – Туран положил перед собой чистый лист. – Сейчас запишу вас рассказ, а вы его подпишете.

Конь неловко заёрзал на стуле, будто на гладком и полированном сиденье в самый неподходящий момент проросли очень острые кнопки. Владелец бани понятия не имеет, что там ещё знает залётный начальник из губернии, от того и елозит нервно.

– Говорите правду, уважаемый, всю правду, какой бы она не была, – подсказал Туран. – Тогда не ошибётесь и не попадёте впросак.

– Ладно, ваша взяла, – Конь шумно фыркнул, словно он и самом деле рабочий конь. – До кулачной драки и в самом деле не дошло. Витус Далин, когда в номер заскочил и Жемчужину на лавке в положении горизонтальном узрел, так сразу со стола нож схватил и ткнул им витуса Ксижена прямо в грудь.

– Что за нож? – Туран тут же склонился над протоколом.

– Ну, это, – Конь неопределённо махнул рукой, – столовый такой, для масла. Им ещё колбасу или котлету порезать можно.

Вот оно что, Туран поднял голову, стальное перо в правой руке зависло над бумагой. Неужели это был тот самый нож, что Туран видел на столе в четвёртом номере? Лезвие у него как раз тонкое и узкое. Подобными ножами только богачи пользуются. Фельдшер Дартин, что осматривал труп Варма Ксижена, в ресторане отродясь не бывал, потому и не понял, каким это ножом зарезали главного инженера.

– Но, уверяю вас, – Конь по-своему расценил сосредоточенное молчание Турана, – рана была несущественной. Витус Далин сам убоялся содеянного и сразу остыл. Почему, собственно, он и согласился покинуть моё заведение без лишнего ора и шума. Я витусу Ксижену к врачу обратиться предложил. Только он сам от помощи отмахнулся и заявил, что ничего страшного. Жемчужина, это, рану ему водкой промыла и нитками заштопала, как носок дырявый.

Туран медленно, через нос, втянул воздух. Эмоции распирают грудную клетку. От волнения стальное перо в руке чуть подрагивает. Буквы протокола едва не лезут друг на друга. Неужели… Неужели, Туран на миг закрыл глаза, дело об убийстве Варма Ксижена можно считать раскрытым? Найден… Найдет тот, кто нанёс роковой удар в грудь главного инженера. Впрочем, Туран резко выдохнул, всё не так просто. Дело нужно довести до логического конца, чтобы его можно было бы передать в суд. А пока ещё один пазл, пусть и самый важный, лёг на своё место, но не более того. В картине преступления ещё полно белых пятен и горсть разрозненных фактов-пазлов рядом на столе.

– Как я уже говорил, – Конь продолжает вещать о своём, – витус Ксижен на своих двоих покинул мою баню и при этом был в прекрасном расположении духа.

– Какое обезболивающее вы использовали? – Туран хитро улыбнулся.

– Простите? – брови Коня выгнулись от удивления, он и в самом деле не понял, в чём подвох.

– Ну как же, уважаемый, – Туран положил стальное перо на чернильницу, – Жемчужина может быть и весьма ловкая банщица, только ни фельдшером, ни тем более дипломированным хирургом она не является. Однако шов она наложила ровный. Такое возможно только в том случае, если витус Ксижен сидел ровно и не дёргался от боли. Но, по вашим же словам, – указательный палец ткнулся в строчку в протоколе, – главный инженер покинул ваше заведение на своих двоих. То есть, он не был в доску пьян.

Перебор, Конь тут же насупился и заткнулся. Любая откровенность имеет свои пределы. Любой преступник готов каяться в содеянном, но только до тех пор, пока ему не грозит ещё более суровое наказание за ещё более тяжкое преступление. Как бы не хотелось, но Коню придётся помочь. Туран поднялся из-за стола.

– Как я успел заметить, у вас тут стоит очень интересная штука, – с широкой деревянной полки над низкой кушеткой Туран стащил приметную лампу. – Есть где прилечь и вытянуться в полный рост. Как мне рассказывали, в полумраке этой лампочки так приятно расслабиться, когда тени на стенах и потолке как будто оживают. Только для полного комплекта не хватает ещё одной штуки. Ба! – Туран вытянул шею. – Да вот же она.

Ближе к стене сдвинут широкий, но узкий ящичек. Туран щелчком отцепил защёлку. Деревянная крышка выразительно стукнулась о стену.

– Ну вот, полный комплект, – правой рукой Туран вытащил из ящичка трубку для курения опиума, к боку длинного тёмного стержня приделан весьма характерный выпуклый выпариватель.

Дело в швах, как любил повторять утус Бизин. На стол перед Конём Туран положил длинную трубку для курения опиума и лампу для выпаривания. Крыть нечем, владелец бани скукожился, усох и пожелал самому себе сдохнуть прямо здесь, на это самом стуле.

– Вот оно то самое обезболивающее средство, уважаемый, – Туран опустился обратно за письменный стол. – Одна-две затяжки, и боли нет. Ещё пара затяжек, и клиента можно смело резать на куски, а он ничего не почувствует. Не говоря уже о том, что это так противозаконно. Но! – Туран выждал эффектную паузу. – Я не буду вносить эти подробности в протокол и даже готов забыть о существовании этих интересных предметов, – левая рука сдвинула трубку и лампу для выпаривания на край стола, – если вы, уважаемый, расскажите мне всё. Всё, без утайки. Мне это нужно для целостности картины.

Загонять допрашиваемого в угол так же опасно, как и крысу. Гораздо эффективней дать человеку надежу, а то Конь и в самом деле может вскочить на ноги и вооружиться стулом.

– Ваша взяла, – Конь стыдливо отвёл глаза. – Да, чтобы окончательно замять скандал, в качестве моральной компенсации, так сказать, я предложил витусу Ксижену выкурить трубочку первоклассного опиума. После пары затяжек он и в самом деле расслабился, и Жемчужина без проблем заштопала ему дырку в груди. Только я не рассчитал дозу, опиум свалил витуса Ксижена. Жемчужине пришлось вылить на него пару вёдер холодной воды, чтобы клиент очухался и пришёл в себя.

Вот оно как было, оказывается. Из внутреннего кармана сюртука Туран извлёк блокнот и карандаш. Нужно записать эту информацию, пока память свежая. Конь было дёрнулся при виде чистых страниц, но быстро успокоился. Понимает, тварь, разницу между официальным протоколом и записями непонятными закорючками в неофициальный блокнот.