Читать книгу Человек, который придумал всё - Олег Зимин - Страница 2

Художник Мария Панова, г. Владивосток

Иса пружинисто, с лёгкостью, мало кому данной в его почтенном возрасте, поднялся с коврика и, приоткрыв резные створки деревянных дверей, выскользнул в коридор. Охранники подтянулись, но, естественно, опоздали – Иса уже спускался по широкой лестнице. Его младший сын Исмаил недавно стал правителем горной области с богатой и древней историей. Заняв столь важный пост, он приставил к своему отцу охранников, и теперь при каждой встрече старик просил его убрать этих, как он их называл, истуканов.

– Даже когда они смотрят, широко открыв глаза, они ничего не видят. Глаза же у них почти всегда закрыты, они всё время моргают, словно буйволы, защищаясь от слепней, – насмешливо говорил он сыну. – Какой от них толк? Пусть делом занимаются, не знаю, умеют ли они что-то делать. Я сумею за себя постоять и не боюсь смерти.

Исмаил смеялся, громко хлопал в ладоши, высоко воздевал руки, призывая Всевышнего на помощь. Он оказывал своему отцу, человеку известному и почтенному, знаки глубокого уважения и просил простить его неразумность, но охранников не убирал, не вдаваясь в объяснения. В конце концов, он правитель, ему виднее, рассуждал Иса и, махнув рукой, прекращал бессмысленный разговор до следующей встречи.

Старик только в исключительных случаях менял привычный образ жизни. Встав очень рано, он уходил из дворца, никем не замеченный. Встретив рассвет так, как привык встречать с детства, заходил на обратном пути к старому, лет на 25 моложе его, садовнику. Они долго и церемонно приветствовали друг друга, хозяин усаживал гостя на почётное место и подавал первую пиалу.

Иса долго, не торопясь, мелкими глотками пил свежезаваренный чай. Обычно к концу второй пиалы прибегали перепуганные охранники. Падая ниц, они справлялись о его самочувствии, просили пощадить их и простить за нерадивость. Они как всегда проспали и не смогли сопровождать его. Ведь никто, ни один человек в мире не мог сравниться с неподражаемым Исой, великим мастером древнего искусства воинов – исмаилитов.

Допив чай, Иса протягивал садовнику мелкую монетку. Оглаживая небольшую ухоженную бороду, он шёл к двери и ласково, словно на малолетних детей, смотрел на валяющихся на песке «мучеников». Те вскакивали, быстрыми движениями отряхивали свои одежды, подхватывали достопочтимого Ису на руки и бегом неслись во дворец.

Иса был высок и худощав, однако здоровые молодые мужчины сгибались под тяжестью его тела. Чем ближе они приближались к дворцу, тем тяжелее становилась их ноша, тем сильнее сгибались телохранители. Об этом во дворце знали все, все до самого последнего человека, и никто не мог объяснить, как такое может быть. Пробовали спросить Ису, но он лишь посмеялся в ответ. Пытались подкупить садовника, вся дворцовая прислуга собирала ему деньги в дар, но тот схватил трость и закричал так, что искусители быстро убрались прочь.

Садовник, проводив своего гостя, клал монетку в бронзовую чашу к другим таким же и, сложив руки в жесте благоговения, читал над ней короткую молитву о преумножении богатства, о сохранении достатка, о здоровье, о долголетии.

Деньги эти не были платой за чай, они были частью особого ритуала. Когда монет становилось много, садовник брал чашу и нёс её в самый крупный в округе магазинчик. Путь был неблизким и утомительным, садовник отправлялся в дорогу сразу после рассвета. Хозяин магазинчика тщательно пересчитывал монетки и складывал обратно в чашу, с почтением пододвигая её к садовнику. Поклонившись, он сообщал итог и пристально глядел на жилистые, украшенные толстыми венами руки садовника, ожидая его ответа. Смотреть в глаза человеку из дворца он, то ли опасался, то ли не желал.

Предполагалось, что садовник мог согласиться с озвученной хозяином магазинчика суммой, а мог возразить, и тогда последний увеличивал её до тех пор, пока не услышит согласие придворного.

В первый раз садовник ничего не говорил в ответ, и торговец, выждав положенное время, со вздохом двигал чашу к себе, выгребал монеты на чистый кусок белой ткани и считал заново. Пересчитывать монеты приходилось не менее трёх раз.

Люди обожали смотреть на эту церемонию, которая растягивалась порой на час. Они толпились у открытых дверей и прикрытых окон магазинчика, прислушиваясь и присматриваясь, но, так и не осмеливаясь войти в магазинчик, пока длилось таинство. Запрета на это никто не устанавливал, просто у местных жителей существовал негласный уговор не вмешиваться в происходящее.

Особо завистливые поговаривали, что садовник мог бы безбедно жить, ни гроша не тратя из своих денег, и никто не сказал бы ему ни слова: ни лавочник, ни сам Иса, человек могущественный и богатый. Однако придворный даже руки ополаскивал, передав монеты торгашу.

Достигнув согласия, лавочник уходил в пристройку, долго там возился и выносил высокую бутыль из тёмного стекла. Все знали, что в бутыли, теперь такие не выпускают, – вино, но никто не знал, какое именно и откуда оно, ведь на ней не было этикетки. Знал ли об этом хозяин магазинчика или нет, неизвестно. Неизвестно было и то, кто и откуда привозил эти бутыли. Садовник же наверняка всё знал, но, как всегда, молчал.

Загадкой было и назначение вина. Все знали, что Иса, кроме чистейшей родниковой воды и свежезаваренный на этой воде чай, не пьёт ничего.

Заполучив бутыль, садовник долго рассматривал её на свету, медленно поворачивая в сильных руках, легонько встряхивал, поднося к уху, осматривал горлышко и пробку. Насмотревшись, старик переводил взгляд на хозяина магазинчика и кивком давал понять, что всё в порядке. Покупка с этого момента считалась совершённой. Лавочник с видом облегчения пересыпал монетки в кассу, а чашу возвращал владельцу. Садовник ставил бутыль в плетёную корзинку, накрывал её крышкой, но так, чтобы горлышко торчало и все видели, что в очередной раз достигнута гармония.

Завершив все церемонии, мужчины раскланивались и расходились. Сразу после этого магазинчик заполняли самые уважаемые люди селения. Каждый считал своим долгом отметить ту или иную деталь произошедшего, смакуя всё до мельчайших подробностей.

Также как с телом Исы, которое становилось всё тяжелее по мере приближения к дворцу, так и здесь никто не понимал, почему садовник никогда не берёт денег себе. Он запросто мог довести торг с лавочником до любой суммы, и тот, не колеблясь, уплатил бы её, эмоционально объясняли друг другу седобородые старики.

Каждый раз, когда садовник уходил, все снова и снова задавали вслух одни и те же вопросы. Может ли садовник остановить церемонию на той сумме, которую сочтёт нужным? Готов ли хозяин магазинчика уплатить ту разницу, на которой его остановит человек из дворца Исы? Взоры посетителей обращались к лавочнику, и он воздевал руки к небесам, призывая Аллаха в свидетели, что садовник сам решает, когда и на какой сумме остановиться, а он готов уплатить разницу между названной суммой и монетками из бронзовой чаши, и уплатит, не колеблясь. Собравшиеся мужчины воздевают руки к небесам. Они не знают, в чём причина странного поведения человека из дворца Исы, и только Аллаху, Всевышнему и Всемогущему, да будет благословен он во веки веков, ясны его помыслы!

Садовник же не ограничивался покупкой вина. Завершив дела в магазинчике, он отправлялся пешком в обратный путь и, сделав по дороге небольшой крюк, заходил в соседнее селение за свежими лепёшками. Эта часть пути была не длинной, она была пыльной и утомительной. Дойдя до чайханы, расположенной на самом краю селения, старик в изнеможении опускался на скрипучую скамейку, выставленную в тени навеса.

Разумеется, об окончании ритуала в магазинчике чайханщик уже знал и чай для гостя настаивался в большом белом, без какого-либо рисунка чайнике. Всё необходимое для чаепития было расставлено здесь же, на столике. Садовник всегда приглашал чайханщика выпить с ним чаю, поэтому тот заваривал чай для двоих.

Мальчик, старший внук чайханщика, дождавшись сигнала от деда, бегом направлялся в пекарню почтенного Ибрагима напомнить ему о лепёшках для досточтимого Исы. Конечно, в напоминании не было нужды. Хозяин крупной, на четыре тандыра, пекарни всегда готов к приходу гостя из дворца отца самого правителя, да пребудет с ними со всеми благословение Аллаха!