Читать книгу Апология человека. Избранные стихи - Олеся Николаева - Страница 3

– …А волосы у меня были, – продолжал он,

отхлебывая чай из блюдца, —

вот до́ сих… —

И он бил себя по пояснице.

– Однажды, когда я оступился и летел

в пропасть,

они зацепились, запутавшись, за колючку.

Так я и выбрался невредимым.

…В восемь лет он был увезен матерью в горы,

где пострижен в мантию с именем Августин

отшельником-старцем.

После смерти матери и блаженного старца

спустился возле Сухуми.

На деньги тайных монашек, живших при церкви,

приехал в Лавру.

Там его не приняли без документов.

Он подался в Печоры.

Ему сказали: если бы у него был паспорт,

его бы взяли на послушанье,

а так – и нечего думать.

– Если они займутся выясненьем, кто я,

они потребуют показать, где жил я:

вызовут свидетелей, заведут дело…

А это значит – показать им тропы,

указать Верхнюю и Нижнюю Пустынь,

выдать старцев.

Многие там живут без паспорта, нелегально, —

власти дорого бы заплатили,

чтоб до них добраться.

…Тот, кто поручил мне Августина,

говорил: каждое действие

определяется не точкой его приложенья,

а тем, во имя чего оно совершалось.

– А если сказать – жил отшельником,

никого там нету,

ничего не видел и – в полную несознанку?..

У меня сидел врач-психиатр —

друг моего детства,

писатель-детективист с юридическим образованьем

и отец Антоний – священник из Подмосковья.

– Тогда его пребывание в психбольнице

затянется на неопределенное время:

на нем будут защищать диссертации,

делать карьеры;

целые отделы за него будут получать зарплату.

Материал-то какой богатый,

какой чистый случай:

человек, выросший вне цивилизации,

маугли по-советски!

…Тот, кто поручил мне Августина,

говорил: доброе дело

определяется не его содержаньем,

а свидетельством славы Божьей.

– Были у нас улейки – тридцать штук,

две коровки – они там маленькие, почти как

козы,

были яблони, груши, смоковница, кукуруза.

Были грядки с морковкой…

От грызунов и от хищных птиц

их охраняли кошки.

А вот с греками, которые считали себя

хозяевами этой земли, не было сладу:

они то и дело захаживали за оброком

и очень жестоко нас обирали,

иногда – подчистую.

С документами была неразрешимая сложность.

Августину было уже двадцать лет, и ему грозило:

а) статья за нарушение паспортного режима;

б) статья за уклонение от воинской службы;

в) статья за бродяжничество.

К тому же:

– Его будут прокручивать по каждому

нераскрытому уголовному делу,

имевшему место на всем Кавказе,

а для местных властей соблазнительно освободиться

кое от каких нерасследованных преступлений.

Горы – такой случай: ни алиби, ни свидетельств,

каждый подозрителен, каждый берется на мушку.

К тому же у юноши, кажется, нет родни,—

предположительно, что не будет ходатайств и

апелляций.

– А в дереве – там каждый бук в шестнадцать

обхватов —

была выдолблена у меня келья,

по примеру первых горных монахов.

Что я делал зимой? Ну, во-первых, катал свечи.

Во-вторых, варил ладан, глядел на небо.

Благовонный дым долго лежал в ущельях.

Мой духовный отец – новоафонский старец, —

когда монастырь его разогнали,

долго шел через горы —

больше двухсот километров,

и так несколько раз,

пока не перенес в эту Пустынь

архиерейское золотое кадило,

Евангелие в драгоценной ризе,

Богослужебные книги,

кресты, мощевик, иконы.

Там он построил небольшую часовню,

в которой мы и молились.

…Тот, кто поручил мне Августина,

говорил: только личный подвиг

определяет духовность жизни.

– К тому же, если он сдастся на милость

властей,

его тут же

приведут к военной присяге,

а ему как монаху,

по Постановлению одного из Соборов,—

не помню, простите, какого —

держать оружие запрещается,—

так как быть с этим?

– А осенью начинались ливни.

Они шли с вечера до утра и с утра до ночи,

и, казалось, ничего не высохнет там вовеки —

все к земле прибьется, втопчется в землю.

Ближе к зиме монахи из Верхней Пустыни

чуть-чуть спускались

и оказывались около Нижней Пустыни —

совсем близко.

Иногда мы ходили к ним —

особенно, если что-нибудь нужно:

соль, спички…

Там был один такой замечательный —

отец Авель.

Им же оттуда было удобней спускаться

к Сухумской церкви.

…Тот, кто поручил мне Августина,

говорил: только по чистоте жизни