Читать книгу Злые создания. Часть 1 - Ольга Адволоткина - Страница 6
Глава 5. Гермес 3. Чёрная кошка в тёмной комнате
ОглавлениеЯ даже начала находить горькую иронию в том, как часто судьба забрасывает меня в заведения различнейшего порока. Именно забрасывает, это никогда (ну, по крайней мере в последнее время) не бывает моим осознанным выбором. Вот и теперь я сидела в плохо освещённом помещении, представляющим собой одновременно и низкопробнейший кабак и столь же дешёвый бордель. От наиболее настойчивой куртизанки пришлось довольно категорично отмахнуться (набеленное, испорченное оспой лицо, смазанная помада и характерный запах перегара). Она обложила меня парочкой не очень цензурных выражений и ушла, покачивая бёдрами, к другому более приветливому столику. Я задумчиво проводила её взглядом: вероятно, ради конспирации стоило бы позволить ей остаться. Я кажусь робким юношей, но и абсолютное равнодушие, граничащее с отвращением, могло породить вполне закономерные вопросы. Поразмыслив ещё немного, я всё же убедилась не только в правильности, но и логичности своего поступка. Не хватало того, чтобы она меня хватать начала за всякое разное. Вот тогда вопросов не будет, одни восклицательные знаки. Фыркнула собственной же плоской шутке и приложилась губами к глиняному стакану. Одна имитация, ни глоточка не сделала. Чувствовала себя не в пример лучше прежнего, хотя всё ещё не могла заставить себя поесть или поспать. Голова начала проясняться, а вместе с ясностью мысли приходила и ясность собственного кретинизма. Непрофессионально – самое деликатное слово, которое мне удалось подобрать, выбирая эпитет, описывающий моё поведение, начиная с самого прибытия. Даже с проникновением в город возникла заминка на ровном месте.
Хотя сперва всё шло на удивление неплохо. Была одна проблема: в замок можно было попасть лишь через главные и, собственно, единственные ворота. Ни единой дырочки, настоящее гадство! Похоже Ивраз не любил гостей, особенно незваных. Час ушёл на беглый осмотр местности (разумеется, максимально скрытно, мне не улыбалось быть замеченной стражниками). Ещё час – на обдумывание плана. За всё это время ворота ни разу не открывались, а стража, видневшаяся за зубцами стен, сменялась целых три раза. Обстоятельно ребятки к делу подходят. Я полулежала под маленьким раскидистым клёном и почёсывала стриженый затылок. Да, по дороге я всё же нашла какую-то захудалую лавку, вроде аптеки, в которой торговали всякими травами и снадобьями. Краска для волос у них тоже нашлась, правда я не сразу решилась втирать себе в голову это. Выглядело мерзко, пахло в два раза хуже. Но жаловаться – грех, эффект вышел отменным. Теперь на лёгком ветерке шевелились коротко стриженые волосы, очаровательного оттенка сгоревшего пирога. В раздражающей меня шапке больше не было нужды.
Солнце минуло свой зенит, и я наконец решилась. План был до абсурдности прост: как бы поступила стража, обнаружив у своего порога потерянную лошадь, в стремени которой чернеет чья-то застрявшая конечность, которая в свою очередь имеет продолжение в виде бессознательного и несколько потрёпанного тела? Моя вера во всё светлое и доброе подсказывала, что милосердно. Главное по убедительней изображать коматозника, чтобы прямой дорогой отправиться в местный госпиталь. А с сумерками сбежать будет куда как просто. Сбросив с себя верхнюю одежду, я хорошенько по ней потопталась, для убедительности проделала в ней несколько лишних отверстий. Подняв с земли камень поребристее, я как наждачкой прошлась им по левой ноге в области щиколотки. Больно, конечно, но возможность материться не сдерживаясь была хорошим анестетиком. Вымазав лицо и руки в пыли, я вновь взялась за камень. Очень не хотелось трогать лицо, но, если уж играть, то по Станиславскому. Ещё три минуты – и не лицо, а живой образец жертвы автокатастрофы. На что только не пойдёшь ради любимой работы? Теперь пришёл черёд самого сложного этапа. Передумать я не боялась, но и время на лишние раздумья тратить не хотелось. Резко выдохнув, я просунула правую ногу в заранее перекрученное правое стремя. «Прости меня, Господи», – и стеганула прутом круп лошади. Сначала было очень больно. Потом уже не было ничего.
***
Деревянные пальцы никак не желали слушаться, я уже трижды ошибалась в простой мелодии. Обычно уроки музицирования были моей отдушиной, особенно в сравнении с математикой или того хуже, постылым домоводством, но сегодня я была в расстроенных чувствах и никак не могла сосредоточиться. Маман сидела рядом на диванчике с томиком Овидия. Она ни слова не сказала о моей сегодняшней игре, но по её плотно сжатым губам было понятно насколько она не в духе. Чтобы не нагнетать обстановку ещё сильнее я пуще прежнего следила за осанкой, моей вечной проблемой.
– Mademoiselle?! Vous vous sentez mal? 1– Моя гувернантка, мадам Лессаж, в недоумении смотрела на меня сверху вниз. Мне, как послушной воспитаннице, следовало бы стыдливо покраснеть и извиниться, но вместо этого я только поправила сбившуюся чёлку и вновь принялась за игру. Невероятный демарш для барышни вот уже шестнадцати лет. Видимо всё из-за погоды: с самой поздней ночи лил жуткий ливень, который кажется и не собирался останавливаться, напротив, в воздухе повис тягучий запах приближающейся грозы. Вновь испортив игру, я опустила ладони на колени и степенно поправила складки на клетчатом платье, неосознанно скопировав матушкин жест. Мадам Лессаж, великого терпения женщина, кротко кивнула и покинула гостиную, предупредив, что перерыв лишь на пятнадцать минут и ни секундой дольше. Правда, в её исполнении это звучало скорее как: «Пегегыв пядцат’ м’инут, ни с’екунды боше». Лучше бы она продолжала на своём французском жеманничать. Устыдившись этой недостойной мысли, я уставилась в окно. Почти весь обзор прикрывали широкие и густо-зелёные листья каштана. Маман давно упрашивала отца срубить его, но позволения до сих пор не получила, чему я втайне была очень рада. Я любила деревья нашего сада, да и вообще деревья, куда больше, чем те нелепые заграждения из цветочных кустиков, которые так пестует maman. В деревьях скрывалось необъяснимое величие, воля и тяга к жизни, которым я непонятно почему завидовала. За окном раздался стук копыт и приветственный свист нашего конюха Васьки. Зная, что maman ни за что не позволит мне покинуть гостиную, я без спроса вскочила и в три прыжка добралась до двери. Крики maman я уже не слышала.
Военная форма жутко шла ему. Ещё бы, высокий, статный, офицер драгунского полка. Меньшего от нашей фамилии и не ждали, истинный дворянин – в тяжкий для Родины час, не отсиживается за мамкиной юбкой, а идёт в самую гущу боя, на фронт. Как же должно быть гордится отец, наверное, они даже увидятся. На фронт… Мы стояли в самой глубине сада под проливным дождём, спрятавшись ото всех, даже от maman. Нас разделяли всего пять шагов, но мы не находили сил преодолеть их, заговорить, взглянуть в глаза друг другу. Он первый решился:
– Я отправляюсь нынче же. Меня срочно ожидают в ставке, а оттуда на Польшу… к своим. – Игорь натянуто улыбнулся и снял фуражку. – Ты только жди меня, ладно? Я скоро вернусь, соскучиться не успеешь. Что эти Фридрихи против Российской империи? Пыль одна. Сомнём их и по домам.
Только сейчас я смогла поднять на него глаза. Кто-то, точно не я, подумал: «Хорошо, что дождь. Он не любит, когда я плачу».
– Знаешь… я долго думал. О нашей семье, о доме и как… нам дальше стоит жить. – было видно, как тяжело ему говорить на эту тему. Каждое слово будто выдавливал из себя, – Сейчас новый век и после войны… всё по-новому будет. Но только не здесь. Я видел как ты пишешь, тайком заглядывал в твои альбомы, уж прости. Родители не дадут тебе продолжать, ты погибнешь здесь! – на последних словах его обычно ровный голос вдруг сорвался на крик. – Я и так слишком долго оставлял тебя с ними одну. Непростительно долго! Но я всё решил. Когда вернусь, заберу тебя в Петерберг. Слышишь меня? Мы уедем, вдвоём, будет жить на мой доход. У меня есть накопления, довольно внушительная сумма. Ты сможешь издаваться и никто слова тебе не скажет. Даже родители… – я не дала ему договорить и бросилась на шею.
– Не уезжай, Игорь! Не бросай меня здесь. Кто меня защитит, если мой брат уезжает? – Игорь обхватил мокрыми от дождя ладонями мою голову и с усилием отодвинул от своей шеи. Теперь наши глаза находились на одном уровне: мои серые против его голубых.
– Я уезжаю, но я вернусь, даю тебе слово! А защитить и ты и сама себя сможешь. Ты сильная, ты и сама не знаешь какая ты сильная. Дай тебе волю, станешь настоящей амазонкой, как в тех греческих книжках. – Он грустно улыбнулся – Жди меня, ладно? Ты только не переставай ждать. – На этих словах он резко сбросил мои руки со своей шеи, развернулся на каблуках кирзовых сапог и поспешил покинуть сад – ему много с кем нужно было успеть попрощаться. А я осталась стоять возле совсем молоденькой яблони и уже совсем не чувствовала как вода стекает по моему лицу, по моим длинным чёрным волосам, собранным в строгую косу. Я стояла в том саду и жалела себя как маленькая девочка, вместо того, чтобы кинуться за братом. Тогда я даже представить себе не могла, что видела его в последний раз.
1
Мадемуазель?! Вам плохо? (фр.)