Читать книгу Кроты Вавилона. Сборник рассказов - Ольга Александровна Белова - Страница 5

Сидящий напротив Ильи мужчина вписал от руки в пропущенную строку имя и передал ему бумаги, стандартная форма на протяжении многих лет не менялась, привычные, хорошо знакомые пункты- предмет договора, права и обязанности сторон, сроки, ответственность – несколько пронумерованных, напечатанных двенадцатым кеглем листов, пункт 3.2.5, прописанный мелким шрифтом в самом низу страницы когда-то вызвал у Ильи недоумение и только впоследствии он осознал всю его ценность. Молодой человек формально пробежался по условиям, пункт 4.5 оговаривал условия конфиденциальности – нарушать данное условие было прежде всего не в его интересах, рот в его деле нужно держать на замке.

Профессия Ильи была не из тех, которыми принято на каждом углу хвастать. Введение практики выявления склонностей в некоторым смысле облегчило мытарства среднестатистического гражданина, дар, а скорее чутье самостоятельно выбрать свою стезю так и осталось уделом немногих; лучшие из человеческих умов конечно давно догадывались, что, если бы потенциал человека раскрывался также легко, как консервная банка, все бы от этого только выиграли, во всяком случае качество предоставляемых товаров и услуг повысилось, да и неврозов по поводу бесцельно прожитых лет поубавилось. Но, что бы там не витало в воздухе, от идеи до реализации – путь долгий, и путь этот – канавы да ямы.

Пока находящаяся долгое время в зачаточном состоянии идея, заручаясь поддержкой нужных людей, преодолевала многочисленные бюрократические препоны и искала финансирование, толпа не сидела сложа руки – население за шкирку вытаскивало себя из успевшей набить всем оскомину «зоны комфорта» и, заглянув внутрь себя, с остервенением золотоискателя искало хитро запрятанный потенциал. Искусство приняло удар на себя, вульгаризация сметала всё на своем пути, в период запойного индивидуализма расплодилось особенно много очумелых дилетантов-любителей, много разных творений увидело свет прежде чем тянущийся к прекрасному обыватель понял, что искусство не закупорено в картинах, кинофильмах и фотографиях, и тратить драгоценные время и силы на дрянные стишки и прозу такое же преступление как и не печь чудесные торты к чему у тебя собственно и есть дарование. Идею о том, что профессия кондитера, сапожника, агронома не менее благородна и благодатна, чем стезя художника, режиссера, во всяком случае пока у человека есть ноги и желудок, пропихнули, хотя и с большим скрипом.

Классификатор профессий и должностей уточнялся, дополнялся, стараясь вместить в себя всю массу возможностей человеческой биомассы – не было такой направленности, которая не нашла бы в нем свое отражение и не расцвела на благо человека и общества. Не углубляясь в терминологию отмечу, что после прохождения стандартной процедуры было выяснено, что Илья получил в наследство такое морфологическое строение подкорочки, при которой в нём при удачном (заячьи уши под ёлочкой) стечении обстоятельств мог проявиться убийца- вывод не только довольно редкий, но и, мягко говоря, неутешительный. Обычно таких прямёхонько отправляли на бойни (человечеству оказалось легче ввести мораторий на ядерные испытания, чем отказаться от бифштексов, тех самых Medium Rare – потребность в таких людях все еще существовала). У Ильи показатели зашкаливали. На ранних стадиях выявив склонность за такими, как он наблюдали, пытались перебить природное благоприятной средой и воспитанием, сеяли доброе, разумное, вечное, трепетно культивировали чахлые всходы, работа велась кропотливая и в общем неблагодарная, хотя, справедливости ради надо сказать, что порой самоотверженный труд нет-нет да и приносил результаты: склонность так или иначе удавалось купировать или перенаправить, ценой неимоверных стараний самое тёмное в личности человека загонялось в подполье – одного прирожденного людоеда пристроили в кинематограф, в звездном своем сериале он загубил 47 жизней и этих экранных жертв оказалось достаточно для того, чтобы заморить собственного червячка. Возвращаясь в семью, мужчина жил вполне обычной жизнью, плодил детишек и был душкой.

Не всякой идее суждено обрасти плотью и кровью, не сразу правосудие преобразовалось из карательного в предупредительное, предстояло пройти путь гораздо более долгий, чем тот, который был пройден от гильотин и трехэтажных виселиц до тюремных камер с трехразовым питанием и собственным огородом и бахчей с дынями. Несмотря на щедро изливающееся финансирование бесперебойно поступающее от филантропически-настроенных слоев населения и на все предпринятые усилия не все было так утешительно и однозначно, Многие с пеной у рта доказывали, что оставлять подобных людей все равно что жить на пороховой бочке, их оппоненты, ратующие за человеколюбие, настаивали на том, что такие люди есть не что иное как «отрыжка», простите уж за буквальность, долгого периода пожирания человека человеком, и в том что они такие не вина их, а их беда! И именно поэтому им нужно помогать, причем не жалея сил. Защитники гражданского общества (туда же и свободы) стояли на реализации заложенного в человеке потенциала, какой бы кровью это не давалось, однако предпочитали не жить с таким людьми в одних районах, не работать на одном предприятии, не отдавать своих детей в детские сады вместе с детьми Чикатил и Джеков Потрошителей, в общем, всё как обычно. Идеи об их отделении от общества долгое время муссировались, но строительство за колючей проволокой целого города со всей необходимой инфраструктурой оказалось делом затратным. Кроме того, само наличие тюрьмы (и даже просто огороженной территории), как института, сигнализировало бы о том, что в обществе не все в порядке, а многим так хотелось верить, что все гадкое, мерзкое, низкое позади и в Багдаде наконец-таки всё спокойно… Что делать? Вопрос вечный! Как реализовать заложенное без ущерба для окружающих? Как сделать так, чтобы и волки и овцы остались довольны, когда строительство элементарного забора, не говоря уже о проведении границ и демаркационных линий давно считается дурным тоном? Спор удалось разрешить совершенно естественным образом.