Читать книгу Прикосновение зверя - Ольга Аро - Страница 2

– Тень?

– А? – Вэл лениво закинула в рот жареный кедровый орешек и подняла глаза к небу.

Прозрачно-чистая, как вода лесного озера, огромная голубая синева раскинулась над ней, бесконечная и необъяснимо притягательная.

Вэл опустила ладонь, дотрагиваясь пальцами до шелковистой зеленой травы. Она лежала на спине, раскинув руки и согнув одну ногу в колене. Черный плащ валялся рядом.

Подставляя лицо последним солнечным лучам уходящего лета, глубоко вдохнула теплый воздух.

– Ты спишь, что ли? – Никс сел на траве и потянулся за мешочком с орехами.

Непослушные пшеничные вихры обрамляли симпатичное худое лицо с живыми серыми глазами. Вэл нравились эти глаза, всегда блестевшие в предвкушении приключений. Смешной мальчишка и отчасти глупый в своем неувядающем радостном взгляде на мир вокруг.

Удивительно.

Она не могла припомнить, чтобы сама была такой когда-то. Все было так схоже: загаженный, воняющий мочой и развратом клубок никчемных жизней, только Вэл всегда видела вокруг себя грязь, а Никс словно перешагивал через нее, отгораживаясь, будто щитом, улыбкой.

«Не помнишь или не хочешь помнить себя такую?»

– Ты когда-нибудь отстанешь от меня? – улыбнувшись уголками губ, поинтересовалась Вэл.

Ответ она знала, но не могла не спросить.

– Не-а, не отстану, – Никс залез рукой в мешочек с орешками и принялся самозабвенно в нем копаться, – не надейся.

– Не сомневалась. – Вэл прикрыла веки.

– Тень, а что у тебя с Джанекой? – как ни в чем не бывало поинтересовался Никс, отправляя в рот пару орешков.

Вопрос заставил недовольно поморщиться.

Ну вот, приплыли.

– Хватит, дай хоть разок отдохнуть без твоих вопросов. – Она и не собиралась скрывать свое неудовольствие, но мальчишка, казалось, совсем не обратил на это внимания.

– Да ладно тебе! Уж не просто так ты у нее в любимицах! Все об этом говорят. – Веселый голос Никса начинал раздражать, как и его бесконечные вопросы, порой настолько неожиданные, что ответы на них едва ли предполагали ложь – Вэл просто не успевала придумывать правдоподобную версию.

– Все? И кто это все? Ты? – пробормотала она, поднимая веки и устремляя взор в синее небо.

Вэл злилась на мальчишку и одновременно злилась на себя. Слишком часто Никс заставлял ее вспоминать. Своими бесконечными вопросами он легко и непринужденно закидывал Вэл в прошлое, как рыбак удочку подальше от берега.

Боги действительно великие шутники.

– Тень, ну скажи! – канючил Никс, и Вэл со вздохом поняла, что сил на сопротивление не осталось.

Не сегодня, не в этот редкий спокойный солнечный день, когда они наконец выбрались из душного города.

– Между нами ничего нет, если ты про то, сплю я с ней или нет, – сухо ответила она.

– И что – ни разу? Вот совсем? – Никс вытер губы ладонью и отбросил мешочек с орехами в сторону.

«Еще немного, и его разорвет от любопытства», – с усмешкой подумала Вэл.

– Ни разу, представляешь?

По небу пролетел косяк птиц. Вэл проследила за их полетом, невольно улавливая направление.

Свободные, они летели в сторону Гиблой топи. Полдня или день – и этот самый косяк настигнет скрытый за горами город.

– И как у тебя это получается? Кривой Сэм вон сколько вокруг нее вился, а ты пришла и сразу же оказалась в любимицах. Чудеса. Ты что-то от меня скрываешь! – Парнишка улыбался, но Вэл не особо верила в его наигранную веселость.

Каждый день Никс задавал вопросы, стараясь узнать все о своей покровительнице, а она, будучи скупа на рассказы, редко удовлетворяла эту его потребность.

Вэл не желала говорить о своем прошлом, оставив его за спиной, но мальчишка был чрезвычайно упорен.

– Опыт большой, – горько хмыкнула она, – не боюсь я грозных и ужасных.

– Это ты о чем? – В серых глазах загорелись озорные огоньки.

– Ни о чем, малыш. Рано тебе еще лезть туда, куда не просят.

Никс обиженно насупился и сложил руки на груди.

– Я не такой уж и малыш.

Вэл промолчала, задумчиво рассматривая единственное проплывавшее по небу тонкое рваное облачко.

Года, разделяющие ее и Никса, казались пропастью. Но это сейчас, когда мальчишке только четырнадцать.

Насколько старше был Раза? Вэл почувствовала укол боли и тут же прогнала невыносимые мысли. Не стоит думать о том, что не случилось.

– Говорят, она предпочитает женщин, – задумчиво сказал Никс, поглядывая искоса.

– Думаю, так и есть. – Вэл подложила под голову руки и закрыла глаза.

Сонливость медленно, но верно опутывала своими прочными сетями.

– А ты?

– Я? – растерянно переспросила Вэл, не сразу понимая, о чем спрашивает парнишка.

– Кого предпочитаешь ты?

– Что за вопросы, Никс? – огрызнулась в ответ.

Дремоту как рукой сняло. Вэл закрыла лицо руками и потерла веки.

«Твою ж мать, – хотелось сказать ей. – А день так хорошо начинался».

– Ты не спишь с мужчинами, я знаю. Ты любишь женщин? – Мальчишка не сдавался, явно почувствовав ее нежелание идти на конфликт. Хитро и до крайности бесцеремонно.

Вэл захотела парой метких слов поставить его на место, но почему-то никак не могла заставить себя это сделать.

– О, ты продолжаешь следить за мной? Какая проницательность, но смею тебя разочаровать – женщин я тоже не люблю, – раздраженно произнесла Вэл, меряя мальчишку уничтожающим взглядом.

Никс поймал рассерженный взгляд, и внезапно тень упала на его лицо.

– Уверена? – Парнишка резко подался вперед, смело перекидывая ногу через бедро Вэл и нависая над ней сверху. Палец коснулся обнаженной ключицы.

Она медленно втянула носом воздух, чувствуя тепло чужого прикосновения на своей коже.

– Уйди. Сейчас же, – процедила сквозь стиснутые зубы.

– А если я не хочу? Что тогда? – с вызовом спросил Никс.

Вэл молчала, сузив глаза и рассматривая непривычно серьезное лицо паренька.

Вот оно что, значит. И как давно Никс рассматривает ее как свою потенциальную любовницу? Не рано ли ему заглядываться на девушек?

Она поморщилась, сжав губы.

Не рано. Для паренька, выросшего на улице, – даже поздно.

– Не влюбляйся в меня, – тихо произнесла Вэл, наблюдая, как вспыхивают красным щеки мальчишки, – я не смогу ответить тебе взаимностью.

– П-почему? – Его голос дрогнул.

Вот он и растерял всю уверенность.

Вэл, глядя в лицо мальчишке, сжала расслабленную прежде ладонь в кулак.

– Потому что я не могу никого любить, – честно ответила Никсу.

Она не врала и не преувеличивала: ее сердце было мертво уже слишком давно, чтобы сомневаться в собственных словах.

– Почему? – потухшим голосом спросил он.

Серые глаза его, казалось, потеряли весь огонь.

Вэл помолчала, рассматривая растерянное лицо в обрамлении желтых, цвета спелой пшеницы, волос. Как много она могла бы рассказать ему. Могла открыться, выкладывая все карты, не скрывая ничего о черноволосом мужчине, имя которого незримо висело в воздухе между ними, о городе за горами и о тех, кто был ей бесконечно дорог и кого она покинула, даже не попрощавшись.

Слишком много чувств, которые ее сгубили.

Теперь она училась жить без них.

– Когда-нибудь я расскажу тебе. А сейчас просто слезай с меня, и забудем об этом, – спокойно сказала Вэл.

Она видела колебание в движениях мальчишки, но потом Никс выдохнул и отодвинулся, усаживаясь рядом на траву и стыдливо опуская голову.

– Я не понимаю тебя. Ты разрешила мне жить у себя и кормишь меня… и покупаешь мне вещи… и тебе ничего от меня не нужно, – растерянно пробормотал он, не смея поднять глаз.

Его смущение показалось Вэл очень милым в своей искренности. Всего пару мгновений назад Никс откровенно, хоть и неумело, соблазнял ее, а теперь не знает, куда деться от стеснения.

– Что тебя удивляет?

– Я думал, ты будешь… спать со мной. Ведь так не бывает, чтобы… – Никс шумно сглотнул. – Просто так.

Еще немного, и он, казалось, провалится сквозь землю.

Вэл стало отчасти жалко его. Такой смелый и такой глупый.

– Знаешь, когда-то я тоже так думала, Никс, и как-то предложила себя одному человеку, спасшему меня. Но он сказал, что ему не нужна моя жизнь. – Вэл слабо улыбнулась и, опершись о землю, покрытую мягкой травой, села, обхватывая рукой согнутое колено.

– Ты тоже спасла меня! – Никс вскинул голову, опаляя взглядом серых глаз.

– Глупости, – фыркнула Вэл, пренебрежительно махнув ладонью, – ты и сам мог бы сбежать от тех пьянчуг, будь ты посмелее.

Никс долго молчал, разглядывая траву с таким видом, словно впервые в жизни обратил на нее внимание. Вэл видела, как мелко дрожат его пальцы, мальчишка срывал травинки и тут же бросал их.

– Тень, никто никогда не заступался за меня, – наконец скомканно проговорил Никс, не поднимая глаз, – ни разу в жизни. В Книге сказано, что…

Вэл уже сожалела о минутной откровенности. Зря она вообще позволила случиться этому разговору. Маска безучастности привычно опустилась на ее лицо, скрывая бушевавшие эмоции.

– Да-да, знаю, – сказала она поспешно, будто предмет их разговора не значил ровным счетом ничего, – но давай забудем о том, что там написано. Пожалуйста, Никс. Я не хочу, чтобы ты считал, что должен мне и именно поэтому до сих пор со мной рядом.

– Я не поэтому рядом! – горячо воскликнул мальчишка. – Ты такая… не такая, как все!

Вэл замолчала, растерянно разглядывая заалевшее лицо Никса.

«Не такая, как все?»

О боги. Несмотря на всю странность ситуации, Вэл почувствовала, как от слов мальчишки в груди нежно разлилось приятное тепло.

Она нужна ему – этому бездомному воришке, видевшему в ней свою спасительницу, ту, за чьей спиной хочется встать, скрываясь от всех невзгод жестокой реальности.

Вэл прекрасно понимала эти чувства. Только вот…

Будет тяжело. Парнишка особо и не скрывает, что глубоко, по самые уши влюблен.

Она отчетливо видела это в серых, полных с трудом сдерживаемой влаги глазах. И почему же она раньше не замечала этого? Может быть, просто не хотела заострять внимание на очевидном?

Это пройдет со временем, верно?

Или нет.

Когда-то Вэл тоже было четырнадцать, и встреть ее Раза тогда, сомнительно, что между ними завязалось бы что-либо. Но время неизбежно течет вперед, как бурная стремительная река. Пройдут годы, и мальчишка вырастет, но ведь и она станет старше.

Глупости несусветные, но вся ирония была в том, что из-за этих глупостей могли возникнуть ощутимые проблемы.

– А где он сейчас? – Вопрос так некстати выдернул ее из путаных размышлений.

– Кто? – Она моргнула, замечая, как Никс судорожно сжимает пальцами пучок травы.

– Тот человек, который спас тебя.

Вэл помолчала какое-то время, раздумывая над ответом, а затем сказала:

– Далеко отсюда. Мы никогда больше не увидимся, но некоторые его уроки я запомнила. Так что прекращай так смотреть на меня и просто… будь моим другом. Или младшим братишкой, если желаешь.

От искрящейся искренней улыбки лицо Никса озарилось, и Вэл поразило отразившееся в серых глазах облегчение.

– Ты серьезно, Тень? – с придыханием спросил он, блестящими глазами всматриваясь в ее лицо.

– Вполне, – кивнула Вэл. – Я живу вдвоем с собакой, и, наверное, это не совсем нормально. Да и не выгонять же тебя на улицу. Вор из тебя никудышный, сам знаешь, так что жалко тебя, глупого.

– Эй! – дурачась и изображая обиду, воскликнул Никс.

Вэл улыбнулась, и мальчишка широко улыбнулся ей в ответ.

– Ну-ну, мне вообще удивительно, как ты дожил до встречи со мной.

Никс возмущенно взмахнул руками, мгновенно превращаясь в обыкновенного подростка, каким он и должен был быть в своем возрасте, не укради суровая действительность его детство.

Вэл приподняла подбородок, подставляя лицо солнцу и краем уха слушая недовольное бурчание обиженного мальчишки.

Хотелось верить, что опасные темы исчерпаны и Никс больше никогда не затронет вопрос их отношений. По крайней мере, ближайшие года три-четыре. Если они оба проживут столько, конечно.

– Тень, можно всего один вопрос?

– Валяй. – Она расслабленно вдохнула теплый, пропитанный солнцем воздух.

Мальчишка никогда не называл ее по имени. Не потому, что сам хотел так, а потому что Вэл запретила. Ее прошлое имя – оба имени – принадлежали другому миру.

– Ты сказала, что не можешь любить. Это из-за того человека, да? Который спас тебя?

Боль не заставила себя ждать, прочерчивая кровоточащие линии глубоко внутри.

– Нет, – совладав с собой, ответила она, – тот человек здесь ни при чем.

«Врешь, Валлери, и не краснеешь. Не проще ли сказать правду и быть откровенной перед тем, кого ты совсем недавно в глаза назвала братом?»

Невозможно. В одном она была честна – когда сказала, что не может никого любить.

Верно. Потому что уже любила.

Запах гниющей плоти ворвался в ноздри, и Вэл прижала руку ко рту, с трудом останавливая рвотные позывы. Она поспешно натянула на нос шейный платок, скрывая лицо, и без того погруженное в тень от капюшона, и на миг остановилась, приводя дыхание в норму.

Отвратительно, но выбора не было. Отодвинув грязную, серую от времени тряпку, служившую дверью в это богами забытое место, Вэл ступила в бесконечно длинное, узкое помещение, больше напоминавшее старую полуразрушенную конюшню, чем лазарет для бедняков и безродных. Медный запах крови и трупная вонь висели в воздухе густо, смердяще, почти ощутимо видимо в тусклом блеклом свете масляных светильников.

Прогнившие соломенные лежаки устилали пол, образуя небольшой проход, по которому торопливо сновали сестры милосердия, одетые все как одна в темные закрытые платья. Их волосы, собранные на затылке в тугие пучки, казались бесцветными, сливаясь с обстановкой этой вонючей дыры. Носы и рты женщин были закрыты черными платками, делающими их лица безучастными, не несущими в себе ни единой эмоции.

Желудок унялся, больше не пытаясь извергнуть свое содержимое.

Вэл, двигаясь медленно, прошла вперед по проходу, с неприязнью рассматривая обитателей лазарета.

Стоны и всхлипы раздавались со всех сторон, словно музыка преисподней. Практически каждый лежак был занят корчащимся в агонии телом.

Вэл видела стариков, сплошь покрытых струпьями, с сочащимся гноем из обширных ран. Видела незадачливых разбойников, лишившихся рук или ног, а если не повезло, то и того и другого сразу. Городская стража хорошо делала свою работу – этого нельзя было не отметить.

Кровоточащие, наспех перевязанные культи были обсижены полчищами мерно жужжащих жирных мух. Наблюдая, как молодой, некогда симпатичный мужчина, кривя рот от боли, прижимает к груди окровавленные обрубки своих рук, лишившихся кистей, Вэл передернуло. Она вспомнила, как бежала по городу, скрываясь от едва не поймавших ее стражников. Не решись она тогда повернуть к болотам, ее, скорее всего, ждала бы такая же участь.

Она поспешно отвела взгляд и двинулась дальше, перешагивая через проржавевшие, невынесенные судна с испражнениями и кучи грязного, окровавленного тряпья, брошенного прямо в проходе.

Совсем юная сестра милосердия вопросительно посмотрела на нее, но промолчала, уступая путь. Вэл понимала ее удивление. Она, одетая в дорогую одежду, с лицом, скрытым от посторонних, казалась чуждой этому месту. Наверняка она теперь ломает голову, что такой, как Вэл, понадобилось здесь – в вонючей, прогнившей насквозь клоаке для тех, у кого не было лишнего гроша на нормального доктора.

Девушку привела сюда необходимость.

Джанека, выражаясь предельно ясно, приказала разобраться с одним из своих людей, предавшим ее. Мужик явно переоценил свои силы, пытаясь усидеть на двух стульях. Вэл давно догадывалась, что Хромой Пит работает еще и на другую гильдию, но старалась не занимать этим свою голову. Прошло время, и ее догадки подтвердились.

Джанека не прощала предательства, и мужику сильно досталось. Вэл вообще была удивлена, как он не умер сразу, избитый тяжелыми сапогами разбойников.

А потом Хромой Пит сбежал. И, судя по слухам, теперь находился где-то здесь, в этом вонючем котле, в котором варились в равных пропорциях надежда, боль и отчаяние.

От Вэл требовалось малое: найти мужика и завершить начатое.

Шаг за шагом она продвигалась вглубь лазарета, всматриваясь в лица, корчащиеся от боли. Мужчины, женщины, старики. Даже дети.

Сердце оказалось слепым и глухим к чужим страданиям. Вэл не трогали картины боли и агонии. Она не спрашивала себя, хорошо это или плохо, ей было все равно. У нее была цель, и чем раньше она закончит свое дело, тем быстрее выйдет из смердящего мрака.

Мертвенно-серое лицо, выхваченное из вереницы кривящихся ртов, заставило ее резко остановиться. Она замерла, повернув голову, и широко распахнутыми глазами рассматривала лежащую на грязной соломе исхудавшую пожилую женщину.

Вэл мгновенно потерялась во времени, не замечая ничего вокруг. Она видела только одно лицо из грязной массы человеческих тел вокруг. Худая тщедушная фигура под ворохом рваной, заношенной одежды. Платье.

Дырявые обноски когда-то были платьем. Вэл не сказала бы, какого оно было цвета, настолько истлевшей и грязной была ткань.

Просто проглотила возникший в горле ком и медленно подошла к женщине. Глаза той, водянистые, мутные, смотрели вокруг, вряд ли что-то замечая. Сухие потрескавшиеся губы неслышно шептали, обращаясь к невидимым слушателям.

Руки, тонкие и бледные, лежали вдоль тела без движения. Кисти с черными поломанными ногтями были похожи на птичьи лапы.

Вэл, чувствуя, как сердце убыстряет свой ход, разливая в груди тупую тихую боль, присела на одно колено рядом с лежаком и замерла, смотря на тусклые спутанные волосы женщины. Когда-то они были блестящие, густые, темные. Лоснящиеся от дорогих масел.

Мадам всегда щепетильно относилась к своей внешности. Говорила, что это товар, который надо успеть выгодно продать до тех пор, пока время не украдет его. Вэл помнила, как в бордель заходили торговцы с ящиками, полными причудливых баночек и флакончиков из цветного стекла. Они рассказывали о волшебных кремах, делающих кожу ровной и гладкой, как у младенца. Мадам, в окружении своих девок, налетавших на товар, будто яркие птицы на зерно, всегда покупала себе небольшие, но самые дорогие бутылочки с вкусно пахнущими средствами.

Вэл помнила ее красивой, с большой пышной грудью в вырезе красного платья.

А теперь она лежала перед ней сухая, истлевшая, не похожая на саму себя.

Вэл осторожно, несмело протянула руку, затянутую в перчатку с отрезанными пальцами, и дотронулась до сухой, шелушащейся на запястье кожи женщины. Та вряд ли почувствовала прикосновение, не меняясь в лице и все так же смотря невидящим взглядом перед собой.

– Мадам, – тихо позвала Вэл, чувствуя першение в горле. – Мадам, вы слышите меня?

Но Мадам не слышала.

Вэл видела гнойные язвочки в уголках ее рта и тонкую корку крови на подбородке.

– Мадам… – чуть слышно шепнула Вэл.

Дрожащая рука поднялась и коснулась редких седых волос.

Женщина никогда не была ей матерью. Вэл смутно помнила, как однажды назвала ее этим драгоценным словом «мама», но та разозлилась и запретила обращаться к ней так.

Вэл не была обижена на нее. Она не злилась на то, что Мадам, потеряв все, что имела, с легкостью отказалась от маленькой девочки, вышвырнув ее на улицу как ненужную собачонку. Девушка была благодарна Мадам за то, что та успела ей дать, за те годы, что она провела в ее борделе, за то, кем она стала благодаря ей.

Кем же?

Пальцы гладили грязные волосы, похожие на спутанное птичье гнездо, и Вэл, не в силах отвести взгляд от своего прошлого, просто стояла на одном колене перед умирающей женщиной, чувствуя, как рушится внутри нее осколками стеклянный купол, которым она так тщательно закрывала свои эмоции все это время.

Боль, протягивая когтистые лапы, вырвалась из своего плена, окутывая цепкими длинными пальцами. Она кусала, жалила, рвала на части, упиваясь своей властью.

– Миледи… – Хриплый надтреснутый голос заставил Вэл вздрогнуть, вскидывая голову.

Она приоткрыла губы, втягивая воздух, пытаясь привести бешено скачущее сердце в относительное спокойствие.

Мадам смотрела на нее, слепо щурясь, пытаясь сквозь мутную пелену, покрывающую старческие глаза, разглядеть ее лицо.

Рука потянулась к шейному платку, стягивая его вниз. Вэл замерла, а затем медленно опустила капюшон, открывая лицо тусклому свету масляных светильников.

Пряди на висках были заплетены в тонкие косы, вместе с длинными волосами стянуты в хвост кожаным шнурком – единственное украшение прически, которое Вэл допускала.

Женщина молча изучала ее, мутный взгляд скользил по ее фигуре, незримо ощупывая и поглаживая, и сердце Вэл окатилось огнем, когда искра узнавания мелькнула в тусклых глазах.

– Малышка… Вэл? – пораженно прошептала женщина, и та, не сдержавшись, крепко зажмурилась, чувствуя, как непрошеные ядовитые слезы стекают по щекам.

Она поспешно вытерла глаза ладонью, и широкая искренняя улыбка, та самая, которая всегда была ее оружием, привычно появилась на лице.

– Это я, Мадам, я, – ответила она, хватаясь за худую ладонь женщины. Мадам моргнула, прогоняя влагу, скопившуюся в уголке глаза.

Вэл протянула руку и аккуратно вытерла мокрую дорожку, которую одинокая слезинка оставила на худой щеке.

– Ты… так изменилась, – пальцы женщины сжались, чуть ощутимо стискивая ладонь девушки, – такая… красивая.

Вэл дернула ртом, с трудом сдерживая неуместные рыдания. Хотелось исчезнуть, лишь бы не видеть эту едва живую женщину, которую она помнила иной – живой, пышущей здоровьем.

Лошадка. Мадам подарила ей лошадку.

А еще только для нее покупала на рынке самую крупную сладкую вишню.

– Я… могу найти доктора! – горячо воскликнула Вэл, суетливо оглядываясь в поисках сестры милосердия. Она могла помочь старой женщине, должна была вытащить ее из этой клоаки. – У меня есть деньги. Мы найдем лучшего…

– Малышка… – Тонкий, чуть слышный голос заставил ее замолчать. Вэл мелко задрожала всем телом, увидев в лице Мадам то, в чем не хотела признаваться самой себе.

Ей не помочь. Время упущено. Женщина, лежащая на вшивом соломенном тюфяке, умирала.

И в подтверждение ее мыслей Мадам закашлялась. Вэл отшатнулась, в немом ужасе наблюдая за струйкой крови, скользнувшей из уголка ее рта вниз. Кровавые пузыри лопнули на пересохших губах.

Вэл молчала, не находя слов. Сердце стучало в груди, боль беспощадно рвала изнутри, наращивая силу.

– Я рада… что ты… – Женщина слабо улыбнулась онемевшей девушке. – Думала… ты умерла. А ты… вон какая.

«Она видит меня охотницей или стражницей, богатой и успешной, – осознала Вэл с горечью. – Может быть, даже счастливой. Ей говорят об этом чистые волосы, гладкая кожа и дорогая одежда».

Сплошная ложь. Маска, которую она купила слишком дорогой ценой.

– Не тратьте силы, тише. – Вэл ласково погладила впалую щеку, склоняя голову.

Она прикрыла веки, делая глубокий вдох и замирая. Несколько секунд, чтобы взять себя в руки. Несколько мгновений, чтобы собрать себя, разбитую, в единое целое.

Вэл не хотела, чтобы Мадам увидела правду в ее глазах.

– Я искала тебя… – проговорила женщина, со свистом втягивая воздух, – искала. А ты пропала… умерла, я думала. Прости, что так получилось, малышка…

Вэл больше не скрывала слез. Не могла. Они текли по ее щекам, прячась в складках шейного платка.

– Не плачь, – голос Мадам затихал, теряя силу, – я всегда знала, что ты… вырвешься… изменишь все.

Вэл подняла глаза, встречая ее мягкий взгляд.

– Но я ничего не изменила, – сказала она тихо.

Признание вывернуло душу наизнанку, разорвало ее на мелкие лоскуты и выбросило прочь.

Мадам молчала, не отрывая взгляда от бледного лица.

Вэл держала ее ладонь дрожащей рукой и не могла произнести ни слова. Она не знала, что женщина видит в ее глазах, поняла ли она на самом деле, кто перед ней и как низко пала ее приласканная много лет назад сиротка.

Даже не шлюха. Много, много грязнее.

Отчасти Вэл хотелось, чтобы Мадам знала. Она не хотела притворяться перед ней той, кем не являлась.

Не сейчас, не здесь, не тогда, когда Мадам умирала в этом гнилом месте.

Они встретились спустя так много лет… Не для того, чтобы Вэл играла чужую роль.

А для чего же?

– Я… – наконец сказала женщина, нарушая молчание, – не хочу умирать в одиночестве.

– Я заберу вас отсюда, – твердо сказала Вэл, сжимая ее ладонь, – я не оставлю вас.

– Нет, малышка, не нужно… – И снова кашель сотряс тщедушное тело.

Грудная клетка Мадам опускалась и поднималась со свистящим, неприятным уху звуком. Когда приступ стих, Вэл с волнением увидела новую струйку алой крови, куда более обильную, чем прежде.

– Помоги мне, – шепнула женщина, ловя взгляд голубых ошарашенных глаз, – я знаю… ты можешь.

– О чем вы? – растерянно спросила Вэл, неуверенно сглатывая.

– Ты… знаешь. – Взгляд Мадам, на краткое, чуть уловимое мгновение став прежним – цепким, умным, сильным, – переместился вниз.

Вэл опустила голову, рассматривая рукоять своего кинжала, висящего на поясе в кожаных ножнах.

Мадам не просила доктора. Она не просила забрать ее отсюда. Вэл все поняла по ее взгляду, а Мадам все поняла по ее лицу.

Вэл действительно могла.

Мадам прочитала ее, невзирая на все маски, что она носила. Мадам поняла, кто она и на что способна.

Кто еще, если не женщина, младенцем державшая ее на руках?

И тогда боль ушла, а слезы высохли.

Вэл, ощущая бездонную черную пропасть в груди, низко наклонилась, касаясь губами холодного лба женщины. Свободная рука легла на рукоять кинжала, медленно вытаскивая его из ножен.

Мадам только слабо вздохнула, когда острое лезвие вошло точно между ребер, в самое сердце. Грудная клетка тяжело опустилась и больше не поднялась.

Вэл отстранилась, заученным движением убирая клинок. Губы ее все еще хранили ощущение чужой кожи.

Она чуть склонила голову, в последний раз глядя в знакомое лицо. Ладонь легла на сухие веки, закрывая их.

Удивительно, как смерть преображает. Лицо Мадам казалось спокойным, будто она заснула здоровым безмятежным сном.

Пальцы нежно дотронулись до седых волос, провели линию вниз по щеке, коснулись подбородка, стирая следы крови.

– Миледи? Все в порядке? – Молоденькая сестра милосердия, сложив руки на подоле темного платья, участливо смотрела на Вэл.

Точно вынырнув из глубин темного озера, она повернула к ней голову:

– Эта женщина умерла. Позаботьтесь о ее теле. – Вэл поднялась с колен, попутно доставая из кармана кожаный кошель. – Она не заслужила такой смерти, так пусть хотя бы найдет свое упокоение не с ворами и преступниками.

Глаза девушки изумленно распахнулись, когда Вэл опустила в ее ладонь золотые монеты.

– Надеюсь на вашу честность. Похороните эту женщину не за оградой.

И двинулась вперед по проходу, когда голос девушки заставил ее остановиться:

– Но как ее имя? Что написать на доске?

– Не знаю. Что хотите, – не оборачиваясь, ответила Вэл, продолжая свой путь.

У нее еще были невыполненные дела в этом рассаднике грязи и боли.