Читать книгу Янтарные бусы для Валентины - Ольга Артемова - Страница 4

Валя накинула фуфайку и вышла на крыльцо. На улице её ожидала маленькая заплаканная женщина, Римма Баева, одна воспитывающая сына Алёшку.

Парнем Алёшка был добрым и безотказным, кто не попросит – всем помогал. Воду таскал, дрова рубил, сено косил. Соседи часто добротой Алёшки злоупотребляли, а мать ругала парня:

– Да что ж ты у меня дурачок то такой. Ломаешься за так для чужих! А Алёшка смеялся:

– Мам, мне в армию скоро, физические упражнения мне только

на пользу. Ну что ты сердишься? Дома то все сделано, – и задорно встряхивал кудрявым чубом.

Несколько дней назад Алёшку арестовали, прошёл слух, что ночью избили и изнасиловали самогонщицу Дуську четверо парней, Мишка Пронин, Васька Огуреев, Серега Ивашенцев и Алёшка Баев. На всех четверых Дуська однозначно указала.

Днём парни приходили к Дуське за самогоном. Просили в долг, всем четверым пришли повестки в армию, и новоиспечённые призывники не дожидаясь, когда родители дома соберут проводы, уже заранее проставлялись.

Дуська, сорокалетняя разбитная бабёнка, в долг самогон не дала. Мишка было начал пояснять дурре бабе, что они защитники Родины, а какая-то самогонщица им в долг не верит. На что Дуська резонно ему заметила, что до защитников еще дорасти надо, велела слюни подобрать и со двора проваливать, пока она их слегой по горбяшкам не отходила. Дуська могла, женщиной она была в теле, могла и слегой хорошенько наподдать. Позориться не хотелось, и призывники вынуждены были убраться не солоно хлебавши.

«Ничего, – сквозь зубы бормотал Мишка, – знаю я где она самогонку прячет. Слыхал от отца, что в сенях, в чулане у нее 10 литровая бутыль за мешками с зерном. Выставим окно со двора и залезем в сени, а чтоб не смогла выйти – дверь в избу из сеней припрём. И заберём всю самогонку, на неделю погулять хватит, а Дуська нас попомнит». На том и порешили.

На индийский двухсерийный фильм горбатенькая Нюся билетёрша после начала сеанса пустила их бесплатно, за это Алёшка и Мишка пообещали переколоть ей завтра чурбаки, сваленные во дворе, и сложить в поленницу. После фильма были танцы, до часу ночи время пролетело быстро. Друзья уж и позабыли про Дуську и её самогон, но Мишка напомнил. Идти было неохота, но и показаться слабаком тоже никому не хотелось, и вслед за Мишкой ребята крадучись зашли во двор Дуськи со стороны огородов. Старая дворняга Мунька пару раз лениво тявкнула и, взвизгнув, залезла в будку, когда Мишка запулил в неё поленом. Аккуратно отодрав штапики, Мишка вынул стекло, и ребята один за другим залезли в сени, на чулане висел большой замок, но Васька достал из-за пазухи небольшой ломик и шутя выдернул пробой.

– Ну, Васёк, ты, прям профи, – хохотнул Серёга.

Тише, – зашипел Мишка, – давай самогонку ищи.

Подсвечивая темноту фонариками, друзья стали обшаривать кладовку.

– Есть! – восторженно зашептал Серега, откидывая пустые мешки из угла и отодвигая оцинкованное корыто. В углу и вправду стояла почти полная 10 литровая бутыль самогона, заткнутая самодельной пробкой.

Рядом стояли несколько полных стеклянных бутылок с самогоном. Мишка сковырнул пластмассовую закрышку с бутылки и отхлебнул прозрачную жидкость.

– Первааач! – восхищенно засмеялся Миха и закашлялся, уткнувшись в локоть.

– Дай, дай! – Ребята потянули руки к бутылке.

– Вон, берите! – Мишка кивнул в угол. – А эта – моя! И он пьяно икнул, крепкий самогон сразу ударил в голову.

Товарищи выпили еще немного и уже хотели уходить, рассовав бутылки по карманам.

Тут вдруг отворилась дверь, и в чулане зажёгся свет. В дверях, уперев руки в бока, стояла разгневанная Дуська. В ночной рубашке до полу, с распущенными по плечам волосами, она показалась парням совсем не страшной, а даже наоборот, очень привлекательной. Мишка с Серёгой многозначительно переглянулись.

Но Дуська, пылая праведным гневом, их переглядов не заметила, а начала стыдить, распаляясь и повышая голос.

– Ах вы, черти собачьи, ни стыда, ни совести, в грабители записались. А еще в армию идти собрались, позорники! Вот я утром к участковому пойду, и заявление на вас напишу, и матерям с отцами все ваши художества опишу.

Лямка ночной рубашки свалилась с плеча, оголяя полную загорелую руку и краешек белой груди.

Дуська продолжала браниться, угрожая всеми возможными и невозможными карами. А Мишка с Серёгой не сговариваясь набросились на самогонщицу, заламывая ей руки и отвешивая оплеухи. «Васёк, Лёха, помогите эту суку в дом затащить». Васька засуетился, распахнул дверь в избу, и Дуську заволокли в дом.

« Шторки плотнее задерни, – командовал Мишка, – верхний свет не включайте, ночника хватит».

Он разорвал на Дуське рубашку и принялся мять её полную грудь. Дуська пришла в себя и вцепилась Мишке в лицо, располосовав ему щеку ногтями до крови. Мишка взревел.

« Убью, тварь!» – и принялся бить самогонщицу по лицу ладонями.

Голова Дуськи моталась, как у тряпичной куклы.

« Мишка, да ты что, с ума сошел? – Алёшка повис на Мишкиной руке. – За что ты ее так? Хватит, не хочу в этом участвовать. Забираем самогонку и уходим.»

– Ну хватит так и хватит, неси самогонку сюда из сеней, да пошуруй там насчет закуски, поди жратву в сени холодные вынесла. Выпьем ещё немного, закусим и по домам. А Дуська молчать будет, правда, Дуся? – и Мишка, пьяно ухмыляясь, погладил ее по бесстыдно оголённому бедру.

Алёшка вышел в сенцы, больше всего на свете ему хотелось просто открыть уличную дверь и уйти домой, но жалость к несчастной Дуське не дала ему это сделать.

«Прибьет ведь, как пить дать!» – мелькнула страшная мысль и ещё одна: «Не дам!»

Алешка пошарил на столе в сенцах: в рассоле в банке плавала селёдка. С бутылкой самогона в одной руке и с банкой селёдки в другой, Баев зашёл в избу и его замутило от увиденного: на обнажённой Дуське пыхтел Мишка, его мускулистая задница ритмично поднималась и опускалась, наконец, он отвалился. «Кто следующий?» – Мишка закурил. Брюки расстегнул Серёга, Васька был сильно пьян, его стошнило, это спасло Дуську от третьего насилия.

– Ну, а ты чего? – спросил у Алёшки Мишка, наливая самогонку в стакан и опрокидывая его в рот. – Неужто любви зрелой женщины не охота?

– Любви охота, – только вот это вот не любовь.– Твердо ответил Алёшка. – Пошли отсюда, не дай бог кто за самогонкой придет, влетим.

– Придушить, что ли её? – Серёга задумчиво смотрел на Дуську, распростёртую на полу. – Как думаешь, Мишань, ведь сдаст нас, стерва?

– Давай, – согласно кивнул Мишка, и Серёга, вытащив из брюк ремень, шатаясь, направился к Дуське. Та в ужасе попыталась отползти, но руки и ноги её не слушались.

Алешка встал между Серёгой и Дуськой.

– Не тронь её!

– Ты чё, сопляк, мне указывать будешь? Отойди!

– Не тронь, сказал, отвали! – Алешка оттолкнул Серёгу. Сопляком Алешка не был, в плечах он был даже шире здоровяка Сергея, а за спокойствием и добродушием скрывалась недюжинная сила.

– Ладно, всё, уходим, а то и правда, кто с утра за опохмелкой сюда припрётся.

И прихватив бутылку, Мишка направился к входной двери. Алёшка подождал, пока трое теперь уже бывших товарищей вышли во двор, затем сдернул с кровати покрывало.

– Прости, Дусь, я не хотел,– пряча глаза, пробормотал он и неловко прикрыл обнажённую Евдокию.

***

Утром всё село облетела новость: к Дуське-самогонщице ночью в дом влезли, ограбили, избили и изнасиловали. Чудом жива осталась, Дуську особо не любили, но и не проклинали. Самогонка у неё была отменная, взять можно было в любое время, были бы деньги. Был у неё своеобразный кодекс чести: вещи и побрякушки в обмен на самогон не брала, предпочитала денежные купюры. В долг тоже не давала, только натуральный обмен: ей деньги, она – выпивку. Ну, а самогонка – она нужна на селе всегда. Потому произошедшему с Дуськой скорее, сочувствовали. Утром бедная женщина с лицом и телом, сплошь покрытым синяками, написала заявление у участкового Калистратова, а потом тот увез её в район к следователю и на медэкспертизу.

После обеда все четверо дружков уже арестованные сидели в милицейском УАЗике, последним забирали Баева Алексея. Ошалевшая Риммка выла, как по покойнику, не веря, что сын её мог совершить то, в чём его обвиняли.

– Мама, не верь никому, я Дуську не насиловал, я вообще её пальцем не трогал. Самогонку, каюсь, своровал. И больше ничего за мной нет.

– Давай, давай, залезай! – милиционер подтолкнул Алёшку в спину, – следователь разберётся, кто и что из вас делал.

В районном отделении милиции выяснилось, что в изнасиловании и избиении Дуська обвиняет всех четверых, и Алёшкиным показаниям, что он к Дуське и не притрагивался, никто не верил, тем более, что бывшие товарищи, спасая свои задницы, выставляли Баева чуть ли не зачинщиком всего. Лешка совсем сник, и на пятиминутном свидании, которое дал следователь, пожалевший убитую горем мать, Алёшка сказал ей:

– Мам, Дуська врёт, со зла это она. Я с себя вину за то, что за самогонкой с дури полез, не снимаю. Но я не насильник, и если меня по этой статье посадят – я жить не буду.

Полумёртвая Римма вернулась домой и попыталась поговорить с Дуськой. Но та её и на порог не пустила. В ответ на мольбы Баевой не губить Алешке жизнь, Дуська торжествующе улыбаясь разбитыми губами, ответила:

– Вырастила сына ублюдка – отвечай за него теперь.

– Он же тебя не трогал! – плакала на пороге бедная мать.

– Не хочу я разбираться, все виноваты! – и дверь перед носом Риммки захлопнула.

Уже почти обезумевшая Римма вдруг вспомнила, что Валька Лапина может узнать правду, вроде, сила ей такая дана.

И вот стояла сейчас Римма на пороге перед Валентиной и с надеждой смотрела ей в глаза.

– Чего ж ты хочешь от меня? – удивилась Валентина, – ну, увижу я правду, а кто ж меня послушает? Следователь, что ли? Да он мене и рта раскрыть не даст, кто я такая? Сновидица? Обхохочешься! К протоколу мои сны не подошьёшь.

– Валя, я правду знать хочу, понимаешь? Если мой сын насильник – это одно, а если не виновен – это другое, тогда я жизнь положу, что бы ему помочь. Валя, – из глаз Риммы потекли слёзы, – он сказал, что если его насильником объявят, он жить не будет, удушится после суда.

Честно сказать, Валя и сама не верила, что Алёшка мог женщину ударить, не такой он был, с этим Валентина была согласна.

– Ладно, – вздохнула она глубоко, – попробую посмотреть. Но врать не буду, что увижу, то и расскажу.

***

Утром она долго обдумывала свой сон. Потом собралась и направилась к Дуське. Два мужика огораживали подворье самогонщицы высоченным, под два метра, забором. Дуська руководила процессом, покрикивая на работников.

– Ну, ты как Алешка Куркуль огораживаешься, – фыркнула Валентина. – Колючую проволоку по верху ещё пусти

– И пущу! – синяки на лице Дуськи цвели уже всеми цветами радуги. – Чего пришла? Закрыта у меня сегодня лавочка.

– Не нужна мне твоя самогонка, давай присядем, разговор есть.

– Ну, давай, чего надо то тебе?

– Мне – ничего, вот только скажи, совесть у тебя есть? Зачем Алешку Баева оговариваешь?

Дуська вскочила.

– А тебе почем знать? Посмотри на меня, она повернула лицо так, чтоб Вале были видны все синяки. – Нравлюсь? Могу еще кофту снять, и там посмотришь. – Дуська принялась расстегивать пуговицы.

– Не надо, Дусь, я все знаю. Те, кто это сделал, должны за все ответить по справедливости. Но Алешка тебя не трогал, и если бы не он, может, ты и в живых бы не осталась. Задушил бы тебя Серега Ивашенцев, и не забор бы ты сейчас возводила, а на погост тебя бы несли.

– Чего тебе надо, Валька? – Дуся села на порог.

– Измени показания, не обвиняй невиновных в насилии. Напиши, как было, по совести. Пусть осудят, но не как насильников, а по справедливости.

– А мне-то зачем это? Не буду я ничего менять я в показаниях, злая я на весь мир.

– Ну, тогда я показания дам, – тихо сказала Валя. – Скажу следователю, где у тебя литровая банка с кольцами, серьгами да цепочками зарыта. И все село узнает, что нет у тебя на самом деле ни чести, ни совести, берёшь ты золото втихаря у алкашей.

– Ах ты… – Дуська вскочила, потом снова села. – Нет у меня никакого золота, кто тебе это сказал? Брешут злые люди.

Потом наклонилась к Вале и зашептала:

– Ладно, доеду завтра в район, скажу следователю Куницыну, что Лёшка меня не трогал, жалковал. Ведь ты не отстанешь.

Только ты про банку молчи!

Я поняла, ты ведь про золото во сне увидела, да?

– Вот и хорошо, вот и правильно, перепишешь заявление – и я молчать буду. – Валентина развернулась и вышла со двора. Мужики остановили работу и с любопытством смотрели Вале вслед.

– Чего вылупились? Я вам за что деньги плачу? – Набросилась Дуська на мужиков. Те снова дружно застучали молотками.

Римма поджидала Валентину возле дома.

– Ну, что увидела, Валя?

– Иди домой, Рим, Лёшка твой Дусю не трогал, будь уверена. Я с ней поговорила, должна изменить показания.

– Захочет ли? – засомневалась Римма.

– Захочет, – улыбнулась Валя, – я волшебное слово ей сказала.

***

На другой день Дуся сидела напротив следователя.

– Вы понимаете, что мы вас можем привлечь за дачу ложных показаний?

– Понимаю, товарищ следователь, но и вы меня поймите. Я в тот день была не в себе от произошедшего. У меня всё в голове перемешалось. Не было Алексея Баева в ту ночь среди насильников.

– Ну как же не было? Его отпечатки есть и на бутылке с самогоном, и на столе с закуской.

– Да, приходил он днем, просил выпить, ну налила я ему и закусить дала, без денег, по доброте душевной. Вот откуда отпечатки. А потом у меня в голове всё перепуталось. Потому я и показала на Алёшку.

– А сейчас, значит, распуталось? – усмехнулся следователь.

– А сейчас распуталось! – и Дуся написала на чистом листе «Заявление».

***

– Баев, на выход с вещами!

За Алешкой захлопнулась дверь камеры.

– Везучий сукин сын! – Мишка Пронин плюнул Алешке вслед.

– Свободен, – следователь протянул Баеву пропуск.

– Как свободен? – опешил Алексей. – Совсем?

– Совсем. И что б духу твоего в селе уже завтра не было.

– Так куда ж я денусь? – не понял Алешка.

– Собирай вещи и на призывной, я в военкомат уже позвонил. Они тебя там ждут завтра с утра.

– Спасибо, товарищ следователь! – радостный Алёшка схватил заветную бумажку. – Так я пошёл?

Куницын махнул рукой. – Иди уже.

На следующий день Римма проводила сына на призывной пункт.

– Достойно служи, сынок! – перекрестила она Алешку и поцеловала в рыжие кудри.

***

Мишке Пронину и Сереге Ивашенцеву дали по совокупности по 6 лет за нанесение телесных повреждений средней тяжести и групповое изнасилование, Ваське Огурееву два года условно.

Мишку в тюрьме через полгода убили. Что и как – подробностей никто не знал. Серёга вернулся в родное село, но в сгорбленном, вздрагивающем от любого громкого голоса человеке трудно было узнать того дерзкого и самоуверенного парня, каким он был до тюрьмы. Ваську с судимостью в армию не взяли, он стал пить и в конце концов отец выгнал его из дома, велев убираться куда подальше и не позорить семью. Больше Ваську в Семёновке никто не видел.

Алёшка отслужил два года в стройбате, остался на сверхсрочную и женился на местной девушке.

Римма не уставала благодарить Валентину за сына. А что же Дуська? А Дуська огородила двор высоченным забором, завела огромного злющего кобеля, который теперь бегал по всему двору наводя жуть и днем и ночью, и снова принялась продавать первоклассную самогонку, но теперь только на заказ и только для своих.