Читать книгу Тридцать шесть сюжетов - Ольга Болгова - Страница 2

Разумеется, я не написала ни строчки, закрыла файл и выключила компьютер, не в силах бороться с сонливостью, накрывающей, как снежная лавина. Подушка была упоительно прохладной и мягкой, острая головная боль перешла в тупую. Я погружалась в сон, словно падала с высоты на растянутый внизу брезент. Или на батут. Или на… Я упала на что-то мягкое, но подавшее сигнал тревоги от моего падения. Плевать, главное, что мягко. Мерзкий сигнал не умолкал, становясь громче и громче, и всё более напоминая что-то знакомое. Телефон! Кому что нужно? Меня нет дома. Уехала. Улетела. Умерла. У… Телефон надрывался, потрясая упорством звонившего. Кто же так желает меня, что готов висеть на трубке целую вечность? Греша проклятьями, выползла из-под одеяла на свет божий и дотянулась до трубки, из которой раздался любимый голос любимого редактора.

– Шведова, тебе прогул! – заявил он с места в карьер.

– Отчего? – простонала я. – Я больна и.… у меня отгул за прошлую командировку.

– А ты кого-нибудь поставила в известность о том, что берешь отгул? – обольстительно поинтересовался редактор.

– Игорь Львович, я… не успела. Я очень плохо себя чувствую, – промямлила я.

– Спроси меня, Шведова, почему я совсем не удивлен.

– Почему? – невинно спросила я.

– А потому, радость моя, что наблюдал за тобой вчера вечером, и, заметь, не только я.

– Значит, на моей репутации можно поставить крест, – мрачно констатировала я.

– На чём, Шведова? На репутации? Можно, даже не сомневайся. Я уже было хотел поручить тебе статейку написать о герое торжества, два разворота, с фото во всех видах. «День простого труженика на ниве бизнеса», от рассвета до заката, так сказать. Для того и на тусовку послал, чтобы присмотрелась там.

– Игорь Львович, а почему вы мне не сказали этого? – простонала я.

– Как не сказал? Я тебе приглашение за красивые глаза выдал, что ли? – удивился редактор, кажется, даже искренне, и добавив: – Вот теперь опохмеляйся и размышляй! – повесил трубку.

Поистине, неисповедимы пути… Похмеляться не стала и размышлять тоже. Во-первых, нечем, во-вторых – непонятно о чём – то ли о прогуле, то ли о статье. В-третьих, голова была просто-напросто неспособна на столь трудное упражнение. Она, голова, хотела спать, и я уложила её, голову, на вновь ставшую приятно прохладной подушку. В нос шибануло запахом мужского одеколона. Было сегодня ночью что-то или не было? И если было, то хоть бы без последствий! При мысли о последствиях обдало холодом, даже сон прошёл. Нет, не может быть, не стоит изводить себя, лучше заснуть, проснуться посвежевшей и начать жизнь с хотя бы наполовину чистого листа. Есть ли такой сюжет? Ах, да, конечно, «Вновь найденный» вполне можно притянуть, хоть и за уши. Или расширить «Угрызения совести» до «Угрызений совести, переходящих в нравственное прозрение»? Ведь разве можно понять, что есть прозрение, если на своей шкуре не ощутить, что значит плохо видеть? А если так и начать свою не начатую повесть? «А поутру они проснулись…» «Отличная фраза, жаль, чужая», – подумала я, засыпая и вдыхая запах греха.

Поспать не удалось, вновь зазвенел телефон, долго и упрямо. Пришлось напрягаться и брать трубку – вдруг это редактор, желающий сообщить очередную неприятную новость. Например, что я уволена. Но голос оказался женским и незнакомым. «Мне нужна Софья Шведова», – категорично заявила дама.

– Позвольте узнать, кому? – спросила я.

– Что кому? – возмутилась она. – С кем я говорю?

Полчаса назад я, возможно, ответила бы ей, что таковая здесь не проживает и повесила трубку, но мысль о нравственном прозрении застучала в больных висках, и я ответила со всей присущей вежливостью, что, видимо, являюсь именно той самой Софьей, которую она жаждет услышать. Собеседница несказанно обрадовалась и тотчас начала называть меня Сонечкой.

«Сонечка, это ты? Звоню тебе из Франкфорта, ты узнала меня?»

О Ктулху! Кто может звонить из Германии? Ну конечно же, не из Германии, а из штата Кентукки, чуть запоздало дошло до меня.

«Вероника Семеновна! – воскликнула я, если мой слабый стон, можно принять за вскрик. – Что случилось?»

Что могло произойти, чтобы моя мачеха – вторая жена отца, несколько лет назад утащившая его за океан, – с которой после их отъезда я беседовала по телефону от силы пару раз, да и то, когда звонил отец, вдруг проявила такую инициативу?

«Просто Вероника. Ты же помнишь, я не люблю, когда меня называют по отчеству, я отвыкла от этого».

«Понимаю. Как у вас дела?» – спросила я и напряглась, как тетива лука, натянутая сильной рукой Робина Гуда.

«У нас дела хорошо. Александр Янович, твой папа, здоров и бодр. Передает тебе привет! Погода прекрасная».

Неужели она звонит из-за океана лишь затем, чтобы сообщить о погоде и передать привет от отца? Он мог бы сам это сделать. Или она юлит и что-то скрывает? Похмельный синдром действовал в направлении недоверия и негативного восприятия действительности, что, впрочем, совсем неудивительно. Тем не менее, я старательно передала ответный привет, надеясь, что он не прозвучал тяжеловато.

«Сонечка, дорогая, я звоню, потому что у меня имеется к тебе небольшая просьба».

«Что за просьба?»

«Понимаешь, я уже не молода…»

Она сделала паузу, а я напряглась еще больше, вдруг захотев опохмелиться. В трубке что-то зацокало, видимо, кабель на дне Атлантики затрепетал от столь откровенного признания Вероники.

«Ну что вы…», – я осторожно прервала паузу неискренним сомнением.

«Понимаешь, я хочу сделать пластику, небольшую подтяжку, поправить овал и прочее. – заговорила Вероника. – Но ты понимаешь, что это стоит немалых денег».

«Занять хочет у меня? – про себя поразилась я. – Да уж, нашла кредитора».

К счастью, я не успела вслух изумиться по этому поводу

«А в России есть хорошие специалисты, и обойдется это, как ты понимаешь, Сонечка, в разы дешевле», – продолжила Вероника.

«Точно дешевле?» – удивилась я.

«Да, да, поверь, Сонечка. Так вот, я собираюсь приехать, чтобы сделать пластику. Я уже всё узнала. Но ты понимаешь, как я не люблю гостиницы, тем более, мне предстоит операция, и я буду нуждаться в теплой домашней обстановке».

Я обалдела. Так вот в чём дело? Вероника хочет сэкономить на врачах и жилье!

«У меня, конечно, есть подруги, а Александр… Янович даже предлагает обратиться с такой просьбой к твоей маме, как к добрейшей души человеку, но это немного неловко…»

Само собой, а обратиться к дочери вполне ловко.

«Но у меня однокомнатная квартира, вам будет не очень удобно», – попыталась я вставить свой аргумент.

«Мне будет очень удобно, уверяю тебя, дорогая! И мы сможем сблизиться с тобой, поговорить по душам! Ведь ты сейчас одинока? У тебя никого нет?»

Именно этого мне как раз сейчас и не доставало – говорить по душам с малознакомой мачехой отца. Хотя, она сама дала мне фору – скажи я, что у меня кто-то есть, и вопрос о её вторжении на мою территорию мог бы отпасть. Да и мебели у меня нет, кроме кровати и старого кресла – всё остальное в планах. Но мне вдруг стало неловко врать и отказывать – нравственное прозрение и всё такое… В конце концов, это ненадолго, и если будет совсем невмоготу, смоюсь к подруге или к матери. Погибать так от души. Запустив сюжет «Самопожертвование ради близких», я сказала ей: «Хорошо, Вероника, приезжайте», подумав, что хотела бы сейчас поговорить с отцом, таким далёким.

Положила трубку и совершила третью попытку заснуть, но уже не спалось. Больная голова принялась думать, обо всём и ни о чём.

Следующее утро принесло окончательное осознание содеянного намедни. И если эпизод с Ильей Ива… Ильиным обрел изрядно банальный, но где-то романтический приторно-горький вкус сомнительного блюда под названием «лучше хоть что-то, чем совсем ничего», то предстоящий приезд Вероники накрыл не слишком светлое будущее серой пеленой безнадёги. Как я могла согласиться? Лишь похмелье и Илья Ильин виновны в этом проколе. Перспектива тесного общения с мачехой выбила из колеи, без того кривой – в результате я упорно делала неверные шаги вправо и влево под пулями снайперов: почистила зубы кремом для рук, упустила кофе, ткнула в глаз щеточкой с тушью, после чего с четверть часа лила слезы из одного глаза; так и не нашла один чулок из новой пары, что надевала на позавчерашний несчастливый фуршет – возможно, Илья Ильин унес его с собой, – но зато обнаружила под диваном его носок и с удовольствием выбросила в мусорное ведро. Вся эта феерия проходила под аккомпанемент тяжкой думы о том, куда устроить Веронику. Вариантов не было, кроме одного – предоставить ей кровать в комнате, а самой поселиться на кухонном диванчике. А что делать, если вляпалась в сюжет «Самопожертвование ради близких»?

Родная редакция журнала «Всевидящее око», где я трудилась третий год корреспондентом на подхвате, встретила знакомым гулом и вечной суетой не по делу.

– Соня, тебя шеф ждёт, рвёт и мечет! – бросил в мою сторону коллега Юрка Славкин, едва я вошла на эту кухню жареных фактов, переперчённой информации и переслащённых десертов-дифирамбов.

«Если увольняет, то зачем рвать и метать? – подумала я. – Значит, ещё не вечер, и ещё повоюем». Сюжет «Затравленный» звучал слишком сильно, но в сглаженном виде он бы вполне подошёл к моему текущему состоянию. Отправилась к шефу, по пути репетируя банальные варианты ответов на четыре возможных банальных вопроса: «Быть или не быть?» «Кто виноват?» «Что делать?» и «Куда податься русскому человеку с его отчего-то особенной русской душой?» Последний был любимым в арсенале редактора, он задавал его часто, пылко и всегда не по делу. Но, как ни странно, это срабатывало, и присутствующие затихали в раздумьях, вне зависимости от национальной принадлежности тел и душ.

Секретарша Жанна, известная в узких кругах под ником Бонни, подняла в мою сторону ресницы потрясающего объёма и соблазнительного изгиба в невероятно глубоком угольно-черном цвете – такого мне не добиться никогда – и проникновенно сообщила, что Игорь Львович ожидает меня с нетерпением.

Попыхтев перед дверью, я заглянула в кабинет. Внутри находились двое – редактор и незнакомый мужчина, который обернулся в мою сторону, тотчас став знакомым. Я захлопнула дверь и отскочила от неё под изумленным взглядом Бонни.

– Ты что, Софья Александровна? Что стряслось?

– Ничего, – пробормотала я, слыша из кабинета вопль шефа: «Шведова, куда же ты? Вернись!»

– Лучше уволюсь, – пробормотала я.

– Зачем? – спросила Бонни.

Я стала бояться, что выразительность её глаз может погубить её зрение. Тем временем дверь распахнулась, и на пороге явился сам шеф во всей красе своего почти двухметрового роста.

– Шведова! Что за девичьи выкрутасы? Заходи в кабинет, сейчас же!

– Хочешь леденец? – сочувственным шёпотом вслед мне, идущей на гильотину, прошептала Бонни.

– Давай!

Я достала из протянутой ею маленькой жестяной коробочки засыпанный сахарной пудрой леденец и засунула его за щёку, тотчас ощутив приятный яблочный вкус.

– Шведова! Софья Александровна! – послышалось вновь из кабинета. Я шагнула внутрь. Шеф уже опустился в своё кресло во главе банально длинного стола, а его посетитель, Илья Ильин собственной персоной, поднялся мне навстречу.

– Вот, это наша краса и гордость, – ядовито провозгласил редактор, делая царственный жест в мою сторону, – Софья Александровна Шведова, журналист, с хорошим резвым пером, но непомерными амбициями. А это Илья Ильин, – царственный жест в сторону моего оппонента, – писатель-фантаст.

Я чуть было не подавилась леденцом. Надо же – хорошее резвое перо!? Это у меня-то непомерные амбиции!? Писатель-фантаст? Думаю, что смогла бы посоперничать с Бонни выразительностью взгляда.

– Да, я наслышан о вас за последние несколько минут, приятно познакомиться, – не моргнув глазом, заявил Илья Ильин.

Я промолчала, потому что не могла сказать, что мне приятно знакомиться с ним, после того как вчера вытолкала его из своей постели и квартиры. О Ктулху! Выглядел он очень даже неплохо, видимо, хорошо выспался и принял нужную дозу пива. Уши также выразительно торчали, чуть прикрытые прядями волос, нуждающимися в стрижке. Взгляд, который он бросил на меня, что-то выражал. Редактор, выдержав необходимую паузу – наряду с вопросом о душе, это было его коньком, – объявил:

– Итак, я пригласил вас, господа, чтобы сообщить приятное известие… – и вновь замолчал, ожидая, подхватит ли кто цитату. В кабинете нависла тишина. Шеф продолжил:

– Илья Николаевич будет вести у нас колонку «Научная и ненаучная фантастика», где будут публиковаться как различные факты, связанные с этой областью, так и отрывки из фантастической прозы, в рекламных и прочих целях.

– Да? Очень… мило, – сказала я.

– Мило – не слишком уместное слово для данного случая, не так ли? – съязвил шеф.

– Нет, почему, вполне, – промямлил Илья Ильин.

– Возьму обратно, – я сыграла сигнал отступления и уселась напротив фантаста, чуть наискосок, ожидая, что процесс представления закончен, и он сейчас откланяется, чтобы приступить к труду на ниве научного обмана читателей, а шеф, сказав: «А вас, Шведова, я попрошу остаться», вывалит на меня своё недовольство и что там ещё у него в запасе. Но писатель и не думал уходить, а редактор вдруг улыбнулся, как кот перед миской сметаны, и заявил:

– А вы, Софья Александровна, поступаете в распоряжение Ильи Николаевича в качестве помощника, интервьюера короче говоря, соратника.

– Я?! Соратника? Никогда! – вырвалось у меня слово-не-воробей.

Оба уставились на меня. Редактор изумлённо. Илья Ильин – не знаю как. Я замерла, как кролик перед парой удавов. Нужно играть отступление и дипломатично, иначе вляпаюсь не только по уши, но и по макушку.

– Что это с тобой, Софья? – справедливо поинтересовался редактор.

– Простите, Игорь Львович, – промямлила я. – Немного разволновалась. Я же не спец по фантастике, даже не любитель. Я вообще не читаю произведения писателей-фантастов! Даже в детстве не читала. Какой из меня помощник? Не понимаю, почему выбор пал на меня? Это нонсенс какой-то!

– В том и соль идеи! – радостно возопил шеф. – Вы будете выступать в роли невежественного оппонента… впрочем, Илья сам изложит вам все детали!

– Невежественного? – простонала я. – Спасибо огромное, Игорь Львович! Вот уж не ожидала, что удостоюсь такой оценки!

– Ничего-ничего, у тебя прекрасно получится!

– Ну да, у меня же «хорошее резвое перо»! Лучше уж я уволюсь и прямо сейчас!

Последняя фраза вылетела очередным воробьем. Но теперь я не пожалела, что сказала это. Лучше смерть, чем жизнь в неволе! В конце концов, устроюсь в Фастфуд жарить пирожки с яблоками. «Любопытно… – пронзило меня прозрение, правда, на этот раз не нравственное, а иного рода, – шеф специально свел меня с этим фантастом на позавчерашней вечеринке? Это был заговор?»

– Даже не думай! – тем временем вещал шеф. – И кстати, я поручил Булыгиной статью о нашем спонсоре, но ты помоги ей со стилем и идеями. Всё, ребята, идите, работайте!

Шеф поднялся из-за стола во весь свой немалый рост, и мне ничего не оставалось, как удалиться, слыша за спиной мягкие шаги Ильи Ильина, писателя-фантаста. Нет, ничего у них не выйдет, я не сдамся, не стану работать с ним ни в качестве невежественного оппонента, ни в каком ином. Не дождутся!