Читать книгу Высота одиночества - Ольга Борискова - Страница 4

– Ипатова Рината Викторовна, шестнадцать лет, – молоденькая медсестра вручила мужчине больничную карту и указала на дверь палаты.

– Та самая? – вздохнул доктор.

– Та самая, – грустно подтвердила медсестра. – Третьи сутки никого к себе не подпускает, не ест ничего.

– Разберемся.

Смирнов Константин Юрьевич, главный врач первой клинической больницы города Москва, за свою многолетнюю практику повидал многое. Через него прошли тысячи пациентов, но с такой пациенткой он встречался впервые. Эта совсем еще молодая девушка обладала такой внутренней силой и нерастраченной энергией, что даже ему, закаленному человеку, было больно видеть её, лежащей на больничной койке. Мужчина осторожно постучался и вошел в палату. Следом за ним тенью прошмыгнула медсестра.

– Доброе утро, Рината! – громко поздоровался он, улыбнувшись, но наткнулся на холодный колючий взгляд.

– Для кого-то может и доброе, – проговорила пациентка, уставившись в потолок.

– Рината…

– Слушайте, – опять пронизывающий взгляд синих глаз, – отстаньте! Все отстаньте от меня! – она села в постели, подтянув загипсованную ногу. – Я больше не хочу! Не желаю! Не могу!

Смирнов подошел к постели и положил больничную карточку на прикроватную тумбу.

– Рината Викторовна, что значит: «не могу» ?! – строго начал он. – Да через месяц ты об этой травме и не вспомнишь! Будешь снова выходить на лед…

– Я больше никогда не выйду на лед! – заговорила Ипатова срывающимся голосом. – Все обман! Противно! Ненавижу!

 Опешив от слов девушки, доктор обернулся на медсестру в немом вопросе. Но та лишь неопределенно пожала плечами.

– Вы хоть понимаете, что все, – продолжила она, – все, ради чего я пахала столько лет, превратилось в прах! Что мне теперь делать?! Что!? – она уже кричала, безумно глядя на Смирнова. – Вы видите?! – схватила со стола газету и протянула ему. – Видите, что там написано?! Кто там изображен?! Юнь Си – Олимпийская чемпионка! Смотрите, как она счастливо улыбается, сжимая в руках мою медаль?! Мою! Я должна была выиграть золото! А вместо этого лежу вот здесь со сломанной ногой, и мне говорят, что вся моя жизнь была заранее спланирована! И моя мечта – вовсе не моя! А чья-то! – Рината яростно смахнула с ресниц предательские слезы, швырнула газету на пол и продолжила: – Уходите! Оставьте меня одну…

– Как скажешь, – тихо проговорил доктор и вышел. В коридоре только поинтересовался у медсестры:

– Не знаешь, к ней приходил кто-нибудь?

– Да кроме президента Федерации, никто, – покачала головой девушка.

– Не к добру появление Бердникова было, – вздохнул Смирнов. – Не к добру.

 ***

В коридорах здания Федерации фигурного катания было тихо. Отгремела провальная Олимпиада, утих постолимпийский ажиотаж, незаметно подобрался и остался позади чемпионат мира. Результаты подведены, неутешительные выводы сделаны: теперь можно и в отпуск отправляться до следующего сезона, и только затем начинать неспешную подготовку к новому олимпийскому циклу.

Лишь один человек нервно мерил шагами пространство перед дверью президента Федерации, то и дело поглядывая в сторону лестницы. Наконец, там появился тот, кого он так долго ждал.

– Владимир Николаевич, добрый день!

– Крылов, – вместо приветствия буркнул мужчина и прошел к своему кабинету. Молодой человек проследовал за ним.

– Владимир Николаевич, нам поговорить нужно!

– Поговорить? – его тяжелый взгляд буквально прошил парня насквозь. – Ну, пойдем, поговорим, – открыл дверь и пропустил его внутрь. – Итак, что ты хочешь мне сказать, чего еще не договорил, Игорь? – Бердников уселся за стол.

– Владимир Николаевич, я… я… я же сгоряча наговорил там… тогда… – запинаясь, пробормотал Крылов. – Понимаете, когда увидел оценки, будто пелена глаза застлала, я не понимал, что говорю…

– Да? – усмехнулся президент. – А я как раз понимал, что ты говоришь. И услышал я достаточно! Про то, как мы договариваемся с другими Федерациями. Золото в женском катании – на золото в мужском! Нет, вы подумайте! – горячился мужчина. – Какой-то мальчишка обвинил меня и всю Федерацию, что мы его медаль слили японцам, чтобы те не мешали Ипатовой! Да еще заявил это на весь мир! Что?! Обменяли?! Смотри, какая из девочки вышла замечательная олимпийская чемпионка! – в его глазах мелькнуло сожаление. – Да эта девочка сама, без чьей-либо помощи, завоевала бы золотую медаль… А ты! Ты проиграл только из-за своих ошибок, Игорь… А теперь можешь делать, что хочешь, только не попадайся мне на глаза!

– Дайте мне шанс! Я все исправлю!

– Исправишь? – хмыкнул Бердников и потянулся к компьютеру. Пару раз щелкнул мышкой и повернул монитор к Игорю. – Смотри!

 На экране замелькали нарезки из выступлений совсем еще юных мальчишек, которые исполняли сложнейшие четверные прыжки.

– Эти два мальчика в силу возраста не имели права участвовать в Ванкувере, но это – наше будущее! Именно они должны быть первыми в Сочи. Именно на них мы будем делать ставку, а не на тех, кто в свои двадцать считает один четверной в программе – залогом победы, к тому же имеет наглость обвинять в своих провалах Федерацию!

– Владимир Николаевич…

– Уходи, Игорь! – не терпящим возражений тоном отрезал тот. – Я все сказал. Я дал тебе шанс, ты им не воспользовался. Все! Ты сам все перечеркнул. Запомни: дорога на лед тебе закрыта. И даже не думай, что можешь сменить спортивное гражданство – не выйдет.

– Владимир Ник…

– Хочешь кататься? – уголок губ Бердникова дрогнул. – Можешь сесть за руль ледозаливочной машины. Готов хоть сейчас тебе местечко подыскать.

 Крылов, сжав кулаки, гневно сверкнул глазами в сторону президента и прошипел:

– Нет, не все! Не все! Это еще не конец! Вот увидите! Я докажу!

 И вылетел из кабинета, оглушительно хлопнув дверью.

 ***

Ей снова снился лед. Словно ускользающее счастье, он раскалывался у неё на глазах и разлетался огромными глыбами. А она стояла посредине и смотрела на все это полными ужаса глазами.

Проснулась она от собственного крика и до боли закусила губу, сдерживаясь, чтобы не заплакать, но предательские слезы все равно прорвали тонкую пелену надежды на лучшее. Это конец. У неё не осталось ничего. Её обокрали, отобрали самое дорогое, что у неё было – веру. Веру в свои возможности…