Читать книгу Муравейник - Ольга Чепишко - Страница 6

Санкт-Петербург, 1992–1995 годы

Ленинград – город, в котором я родилась, – всегда был для меня холодным, серым и мерзким. Просыпаясь утром, мне не хотелось вставать с кровати, а как только я выходила на улицу, настроение мое сразу ухудшалось. Чаще всего здесь шел проливной дождь, а зимой под ногами чавкала грязная каша из снега.

Все свое детство я была уверена, что, когда выросту, уеду куда-нибудь на юг – туда, где яркие краски, палящее солнце и ароматная морская вода укрывает пенным одеялом камни на пляже. Хотелось жить рядом с бабулей, плескаться в Черном море, любоваться горами, загорать и во всю наслаждаться красотами южной природы. Но тогда это было для меня лишь мечтами. Я все еще оставалась среди мрака и холода Северной столицы.

Улицы Питера отличаются от улиц провинциальных городов России. Тут много старинных зданий, которые напоминают помпезные дворцы. Когда-то эти огромные дома были особняками, по лестничным пролетам которых поднимались состоятельные господа, а потом они превратились в коммунальные квартиры. В одной из таких жили и мы: мама, папа, я и наши соседи.

Коммуналка – это высокие потолки, впечатляющие площади помещений и туалетная комната с кухней – одна на несколько семей. Ванных, как и душевых, в таких квартирах не было. Именно поэтому в 80–90-х годах – эпоху моего детства – у жителей Петербурга, обитавших в коммуналках, большим спросом пользовались общественные бани.

Если вы думаете, что новогодние и другие семейные праздники мы дружно и весело встречали с соседями, засыпая друг друга поздравлениями, улыбками и подарками, – вы ошибаетесь. Картина была противоположная: крики, мат, оскорбления друг друга, ссоры и драки. Отчетливее всего я помню погнувшийся от ударов алюминиевый ковш для каши, которым моя мама наваляла соседке по голове. Уж не знаю, что там между ними произошло, но моя мать тогда видела только такой выход.

Бабушка из Анапы в гости к нам приезжала редко – родители часто с ней ругались. Отношения с мамой у бабули всегда были натянутые, а моего отчима она на дух не переносила. Они просто не понимали друг друга, а алкоголь, которым уже тогда увлекались мои родители, подливал масла в огонь.

Хотя папа и не был мне родным, я все равно его любила. К моему рождению они с мамой уже были в браке. И если бы бабушка все время не напоминала мне о том, что в нас с отцом течет разная кровь, – я бы об этом и не узнала. Ее слова я старалась пропускать мимо ушей, они казались мне крайне несправедливыми. А в стычки между бабушкой и родителями я не вмешивалась. Родом мой папа был из деревни в Ленинградской области. После школы он уехал на заработки в Ленинград, где и познакомился с моей мамой.

Конечно, я не знала причин алкогольной зависимости моих родителей. Но была уверена, что пришли они к этому не от счастливой жизни. Думаю, так люди проявляют слабость, не находят другого выхода, выбирают для себя самый легкий путь. Зачем решать проблемы, если можно заливать их стаканами водки с утра до ночи, размывая тем самым границы реального и выдуманного мира. Конечно, мамина и папина пагубная привычка наложила отпечаток и на меня – ребенка.

Помню, как в четыре года я играла с отцом в прятки. Сначала он несколько раз искал и находил меня, а когда наступала его очередь прятаться, поиски занимали не менее часа. Папа просто уходил по своим делам на улицу, а спустя время возвращался. Я все старалась понять, куда он так хорошо прячется, пока однажды не наткнулась на входящего в дверь коммуналки отца, который, конечно, был в куртке и грязных сапогах.

С ним же мы часто ели мороженое в ближайшем кафе, и один раз отчим накормил меня шариками с коньяком, потому что перепутал пиалы, выставляя купленный десерт на стол. После этого недоразумения я спала до вечера. А когда проснулась, отец курил одну из своих папирос. Я спросила: «Что это?» Недолго думая, он предложил мне попробовать и протянул новенькую бумажную трубочку, наполненную табаком. Я вставила ее в рот так же, как это делал папа, и принялась втягивать в себя воздух.

– Чтобы раз и навсегда желание делать это вновь у тебя пропало! – заявил отец, улыбнулся и поднес огонь к моей папиросе. Затянувшись один раз, я наглоталась отвратительного на вкус густого дыма и начала кашлять. Затем вернула папе мерзкий подарок, схватила со стола кувшин с водой и взахлеб выпила все до последней капли. Действительно, долгое время пробовать эту гадость вновь желания у меня не возникало.

Моя мама чудила по-своему: то забывала сварить обед, то приглашала в гости всяких бродяг. А однажды мы с ней гуляли, и вдруг нас окликнула какая-то нищенка – одна из тех, что сидят в переходах с табличкой в руках и просят денег у прохожих. Сначала мама ее не признала, а потом заулыбалась.

– Милая моя, что с тобой случилось? Неужто бедствуешь, собирая денег на кусок хлеба? – поинтересовалась она у знакомой.

– Черт с тобой! – захохотала нищенка. – Знаешь, сколько на этом можно заработать?! Главное, одеться победнее и табличку жалостливую написать. А если у церкви какой-нибудь получится обосноваться – совсем хорошо. Сама попробуй!

– Интересно! Возьму на заметку, – ответила ей мама.

Очень надеюсь, что она так и не воспользовалась советом нищенки.

Конечно, приятные воспоминания о моих родителях тоже есть. Ведь не может же быть в человеке только одна сторона: черная или белая. Как правило, все гармонично сочетается. Да и бабушка учила меня находить хорошее даже в самом плохом.

– Благодари человека за все, и будет тебе радость! – говорила она.

Хорошо, что я много не рассказывала ей о своей «счастливой» жизни. А то у бабули случился бы инфаркт уже тогда.

В любом случае к советам бабушки я прислушивалась, да и родителей своих любила, какими бы они ни были. Так папе я благодарна за то, что научил меня играть в шахматы, кататься на велосипеде и писать прописью. Внимание, все это я делала уже в четыре года!

Мама познакомила меня со всякими женскими штучками. Именно среди ее вещей я впервые увидела: капроновые чулки, красную помаду, огромные клипсы для ушей и стеклянный флакончик парфюма с резким запахом. В детстве я очень любила надевать это все на себя, включать кассету в магнитофоне и танцевать, активно виляя попой. Одной из моих любимых песен была «Ксюша» в плюшевой юбке и с русой косой. Я всегда мечтала отпустить себе длинные волосы, но мама подстригала мне их лет до пяти «под горшок».

Конечно, я любила и уважала своих родителей, ведь родственников не выбирают. Так что деваться было некуда. Да простят меня мои предки, но, если бы потребовалось описать их парой слов, получилось бы следующее: «Папа – рукастый алкоголик, мама – эгоистичная истеричка».

Как и большинство детей 60–70-х годов, сами они стали родителями рано. Ну чему можно научить ребенка, если ты и сам еще дитя? Нагулялись бы сначала, выучились, разобрались в себе… А так – «тяп-ляп», как получалось, так и воспитали.

Хотя, надо сказать, мои родители очень старались выполнять роль образцово-показательной семьи. Особенно если мы принимали дома гостей или сами выбирались на какой-нибудь праздник.

Мой отчим всегда производил на окружающих впечатление умного, спокойного и уравновешенного человека: читал, играл в шахматы, работал на заводе, мог починить что угодно, а многое вообще делал своими руками, пока в его жизни не появился алкоголь. Он пристрастился к нему так, что потерял почти все.

Огромным минусом было и то, что со временем запои папы стали затяжными. Я перестала чувствовать от отца заинтересованность в своей жизни – не получала должного внимания, которое было мне так нужно. Да что уж говорить, папа даже не знал, сколько мне лет, и постоянно задавал глупые вопросы, вроде: «Ты что, уже в школу ходишь? А читать умеешь?» Я всегда с грустью вспоминала, как мы раньше просто гуляли с ним на детской площадке и раз в неделю выбирались на природу всей семьей. Со временем мне стало казаться, что все это было так давно.

Мама была красивой и общительной, прилежно училась в школе, обожала цветы и музыку. Но в семейной жизни она часто орала, злилась и закатывала скандалы. Кроме того, считала себя самой умной и правильной. Если, общаясь с ней, вы не знали бы чего-то из того, что знает она, – клеймо самого тупого человека в мире вам было бы обеспечено. И совершенно неважно, играли ли вы когда-либо на пианино, читали ли ту или иную книгу, изучали ли иностранные языки. Все, в чем она являлась спецом, априори должно было быть знакомо и вам. В противном случае пиши «про-па-ло». Возможно, ей доставляло удовольствие самоутверждаться за счет других, публично их унижая? Не знаю. Но то, что мне – ребенку, непосильно было стоять с ней на одном уровне, очевидно любому. Так что роль полнейшей дуры в ее глазах была моей с рождения.

Мало того, любые мои успехи и достижения воспринимались обоими родителями примерно так:

– Получила пятерку? Задание было легким.

– Справилась только ты? Оказывается, все твои одноклассники – тупицы.

– Выиграла соревнование? Повезло.

Неудивительно, что к моим семи годам мы превратились в сожителей. Доверие между нами пропало, как и мое желание что-то рассказывать родителям о себе.

Но самым удручающим был даже не город и не разваливающиеся семейные отношения, а район, в котором находился наш дом. Наркоманы, алкоголики, маньяки и педофилы встречались тут на каждом шагу. Гуляешь себе такой спокойненько в парке, навстречу идет мужчина в плаще и шляпе, подходит ближе, и вот наши глаза встречаются, плащ распахивается, а там – его обнаженные гениталии во всей красе. Похожие истории случались со мной настолько часто, что я даже перестала им удивляться, пугаться их и просто обращать на них внимание.

Здесь я пошла в школу. Учиться было не сложно, так как писала прописью я благодаря папе, а считать и читать стала после мучительных уроков с мамой. Никогда не забуду разбросанные по полу деревянные кубики с буквами, море своих слез, а также крики и фразы матери, вроде:

– Ты же не тупая! Эти два слога любой дурак сложить может! МА-МА, ПА-ПА – что сложного?!

В середине первого школьного года у меня появилась подруга. До зимы Надя лежала в больнице с желтухой, так что в класс пришла значительно позже остальных детей. Отставая в учебе сама, она еще умудрялась отвлекать других: постоянно болтала и кидала в одноклассников разными записочками. Но было в ней что-то такое простое, дерзкое, открытое и настоящее, что притягивало мое внимание. Наверное, ее смелость, вера в себя и победу добра над злом в мире. К тому же с Надей мы сидели за одной партой. Сама судьба подталкивала нас к дружбе.

Подруга моя была смуглой девчонкой со светло-зелеными глазами, напоминающими мятные леденцы, и прямыми черными волосами, подстриженными под каре, словно по линейке. Такой же ровной была и ее челка, но пряди той не лежали на месте и все время торчали в разные стороны. Одевалась Надя бедно и не всегда опрятно. Иногда на ее одежде можно было заметить жирные пятна, катышки или дырки. Но в самые плохие дни от подруги пахло кошачьей мочой. Ее мама не могла пройти мимо бездомных животных, и всегда забирала бедолаг на ночлежку, а те, бывало, справляли нужду на Надину одежду.

Как и все дети, мы с подругой часто ссорились и тут же мирились, гуляли дни напролет и попадали в разные передряги. Один раз вообще сдали в милицию педофила – так достал нас мужик, ежедневно выходивший на балкон своей квартиры в обнаженном виде и манящий нас пальчиком к себе в гости. Мы будто бы приняли одно из его приглашений и направились в сторону подъезда. Но перед этим вызвали милицию, которая и встретила голого мужика на лестничной площадке. Ой, сколько шума было, когда его забирали в участок.

Еще хорошо помню, как зимой по дороге в школу на снегу я заметила связку ключей и обгоревшую перчатку у приоткрытого люка. Весь день думала: «Кто изловчился потерять столько ключей? Почему прожженная перчатка лежит без пары?» Когда возвращалась обратно, ужаснулась: то место было оцеплено и окружено милиционерами. А из толпы зевак доносились обрывки фраз, которые я быстро соединила в одно предложение: «Прошлой ночью убили ребенка с отцом, сожгли их тела и выбросили в канализационный люк». Я тогда так испугалась, что стояла как вкопанная у того места еще пару минут и боялась пошевелиться.

«Это все глупые сплетни, ночной кошмар, вымысел… – то и дело крутилось в моей голове. – Не хочу даже слышать об этом, знать предысторию…» – чувства ужаса, страха и отвращения переполняли меня, а глаза метались из стороны в сторону в поисках спасения. Так и не найдя ничего, на что можно было переключить внимание, я ринулась домой.

В техническом подвале моего подъезда дверь часто была распахнутой настежь, как и в тот день. Какие-то бомжы или наркоманы занимались там своими грязными делишками: совокуплялись, матерились и выясняли отношения. В семь лет я не только знала значение каждого из этих действий, но и видела их своими глазами.

В добавок ко всему, на третьем этаже жил псих с неадекватными замашками. На самом деле я не знала, состоял ли он на учете в психиатрическом диспансере, но его поступки – прогулки с кухонным ножом вокруг дома и прятки с холодным оружием в подъезде – к нормальным точно отнести было нельзя. Этого человека боялись многие дети.

Перед тем как войти в подъезд, я всегда заранее готовила ключ от замка квартиры, делала глубокий вдох, рывком руки распахивала дверь и пролетала несколько этажей по лестницам со скоростью метеора, не оглядываясь, так как знала, что в это время невменяемый сосед всегда прячется между входными дверями подъезда и ждет того, кого можно хорошенько напугать. Мне казалось, что когда-нибудь он точно схватит меня и затолкает в подвал. Картинки того, что тогда со мной будет, часто всплывали у меня перед глазами. Но я старалась гнать от себя эти мысли прочь.

Тоже я сделала и тогда: вспомнила улыбающееся лицо бабушки, набрала полные легкие воздуха, закусила губу, со всей силы дернула ручку двери подъезда и пулей полетела вверх по лестнице.

– Мне совсем не страш-но, мне совсем не страш-но, мне совсем не страш-но… Это даже ве-се-ло… – такую песню я напевала себе под нос каждый раз, пока бежала до квартиры.

В этот раз кошмар на этом не закончился.

– А-а-а! – заорала я во все горло. – А-а-а! Папа…

Кто-то щелкнул дверным замком. Дверь квартиры распахнулась, и из нее высунулась голова пьяного отца.

– Осторожно! – закричала я ему и сморщилась от брезгливости. – Тут на пороге что-то лежит.

– Фу, ну и мерзость… – пальцами папа заткнул нос и изменился в лице. – Бывают же ублюдки!

На коврике перед нашей квартирой покоилась дохлая туша жирной крысы. Видимо, ее принес мой идиот-одноклассник. Его семью, как и мою, можно было смело назвать неблагополучной: родители – алкоголики, дети предоставлены сами себе. Пока мать с отцом валяются дома в пьяном угаре, этот придурок со своим братом исследует улицы и подвалы, издевается над бездомными животными и подкидывает трупы крыс на пороги соседских дверей. Одну из таких «посчастливилось» застать перед входом в квартиру и мне.

Минут пять папа пытался достучаться до родителей моего одноклассника, но те так и не открыли. Тогда он просто решил вернуть им подарок: взял за края наш коврик для обуви и аккуратно оттащил его к соседской двери.

– Вот ты и вернулась к хозяевам, – с издевкой произнес он. – Заходи, доча, – дорога свободна, – папа пригласил меня в дом. Пахло от него в тот день не лучше, чем от дохлой крысы, но противный запах перебивал алкоголь.

Семья моей подруги Нади была настолько бедна, что ее мать частенько проводила время, ковыряясь в помойных контейнерах. А любимым занятием Надюши был сбор использованной жвачки и окурков с земли. Жвачку она потом жевала сама, а бычки отдавала отцу. Он у нее не работал – сидел дома и не мог позволить себе купить сигареты. До сих пор, когда я вспоминаю этот ужас, мое лицо само собой начинает неестественно искажаться.

Все эти впечатления так сильно въелись в мою память, что то место, где я должна буду жить в будущем, когда стану взрослой, четко прорисовалось в моей голове яркой картинкой, которая контрастно отличалась от существовавшего тогда вокруг меня мира.

В конце учебного года папе на заводе дали две путевки в детский лагерь, и они с мамой, не спросив меня, решили, что летом я к бабушке в Анапу не поеду. Когда я узнала об этом, то полдня горько рыдала, пинала ногами предметы в своей комнате, била кулаками стену и выкрикивала:

– Не-на-ви-жу! Ненавижу всех вас! Не-на-ви-жу!..

Родителям было плевать. Никто и не собирался меня успокаивать, что-то объяснять…

– Ты едешь в лагерь! – сказала мама. – И точка. Я уже и с родителями Нади поговорила – подруга с радостью составит тебе компанию. Бабушке тоже позвонила – она будет ждать тебя следующим летом.

Вот так, по нелепой случайности, в свои семь лет вместо того, чтобы уехать на Черное море, я отправилась в детский оздоровительный лагерь под Питером со своей подругой Надей.

Это было хорошее время, которое подарило мне бесценный опыт и многому научило. Там я занималась танцами, участвовала в спортивных соревнованиях, ходила на вечерние дискотеки, а также поняла, что лучше в этой жизни молчать в тряпочку и особо не высовываться. Другим людям это совсем не нравится, и они начинают строить козни.

Один раз какая-то малышка пыталась выставить меня воровкой, обосновывая это тем, что: «Слишком уж у нее все хорошо – красивая, веселая, в соревнованиях выигрывает! Я просто решила подпортить ей репутацию», – без шуток заявила девчушка вожатой.

Надя – моя подруга, в лагере нашла себе двух ухажеров, и так сильно этим возгордилась, что с утра до ночи трещала о них без остановки. Я устала слушать, какая она, по словам этих мальчиков, раскрасавица и как же тяжело Наде определиться, кто из двух парней подходит ей больше, и решила помочь подруге – познакомиться с этими донжуанами сама. День назначенных смотрин стал последним днем нашей с Надей дружбы. Один из ее кавалеров переключил свое внимание на меня. Я тоже не скрывала взаимной симпатии и с радостью с ним дурачилась.

Мальчик был смазливым, высоким и старше меня на три года. В это сложно поверить, но, когда смена закончилась, мы попрощались и даже не сообразили взять друг у друга хотя бы номер домашнего телефона. Мобильных тогда еще не было, а интернетом и компьютерами владели единицы. Так что после лагеря с этим юнцом мы больше никогда не виделись.

Случилось тем летом и еще одно событие. Каждый, кто бывал в лагерях, наверняка помнит родительский день, когда мамы, папы и другие родственники приезжают в гости к своим чадам – вместе веселятся, участвуют в развлекательных программах, а еще детей отпускают с родителями за территорию лагеря – на пляжи и в лес. В один из таких дней утонула моя подруга Надя. Вместе со своей мамой и друзьями их семьи она купалась в озере, отплыла от берега и, играя с какой-то подружкой в «Баба сеяла горох», так и не появилась на поверхности воды. Несколько дней ее тело не всплывало. Спасательные службы делали все возможное, а мама Нади верила, что ее единственный ребенок чудом выживет. Но, к сожалению, тело нашли. Девочку засосало в какую-то водяную воронку, образовавшуюся в озере от падения самолета в то место во время войны. Многие в лагере не могли поверить в случившееся, а я тогда впервые узнала, что такое смерть близкого тебе человека – подруги, и просто не находила себе места. Так моя надежда на то, что добро в этом мире всегда побеждает зло, умерла.

Уже тогда, в свои восемь лет, я видела сходства между грязным муравейником и ужасами человеческой жизни. Очертания близости этих двух понятий только начинали проявляться в моей голове, но я догадывалась, что картинка еще не закончена. Чем старше я становилась, тем сильнее ощущала себя никчемным маленьким муравьем, которого можно прихлопнуть, лишь случайно наступив на него туфлей.