Читать книгу Молчанием предаётся Бог - Ольга Черниенко - Страница 6
Глава 3. Кто имеет ум, тот сочти число зверя
ОглавлениеВеликий Пётр был первый большевик…
Максимилиан Волошин
В 1648 году в Москве была издана «Книга веры», в которой говорилось о приходе Антихриста в 1666 году, ибо это есть число зверя.
«А по исполнении лет числа, тысящи шести сот шестидесяте шести… настоит день Христов, якоже рче апостол».
«Кто имеет ум, тот сочти число зверя, ибо это число человеческое; число его шестьсот шестьдесят шесть», – говорится в Откровении Иоанна Богослова (Апокáлипсисе). Когда же в 1666 году это пророчество не исполнилось, стали вести отсчет не от рождения Христа, а от его воскресения, и получалось, что пришествие Антихриста должно было состояться в 1699 году.
Но задолго до этой даты народ уже будоражили слухи о его появлении…
В рождественские Святки 1690 года, когда все богобоязненные москвичи поздравляли друг друга («Христос родился – славите!»), по заснеженным улицам Первопрестольной в санях, запряженных свиньями, собаками, быками, козлами, разъезжала шумная компания. При первых, еще отдаленных звуках бубнов, барабанов, флейт люди в ужасе спешили укрыться в домах, накрепко запирали ворота, дочек да жен под полы прятали.
Уже сам вид хмельной братии вызывал тревогу: вывернутые наизнанку полушубки, шляпы из лыка, яркие, разноцветные кафтаны, украшенные кошачьими лапками, беличьими хвостами, бороды из мочала… Бесы! Бесы! Возглавлял все это безобразие пьяный вусмерть Никита Зотов – «князь-папа». На голове его была надета жестяная митра с изображением Бахуса, на шее – крест из курительных трубок. Двухметровый верзила «протодиакон» Петрушка Алексеевич без устали колотил в барабан, и никакие запоры, затворы не были для него помехой – под напором его пьяной компании в двести человек рушились крепости. Незваные гости врывались в дом, требовали вина, водки, развлечений – с женщин срывали одежды, насиловали, действуя по правилу «пить все, что горит, вступать в интимные отношения со всем, что шевелится…». Хозяевам водку вливали силой, избивали и глумились так, что после отъезда «гостей» несчастных находили мертвыми. Прихватив понравившиеся вещи – деньги и драгоценности («святочные подарки!»), шумная компания устремлялась на поиски следующих жертв, дабы «пошутить» над ними вдоволь.
То не ворог, не лихой поляк, не свирепый татарин разбойничал, а младой царь Петр Алексеевич со своим «Всешутейшим, всепьянейшим Собором» «поздравлял» с праздником своих подданных. И был этот Собор непристойной пародией на Церковь, на все ее обряды.
«Пиеши ли?» – задавали вопрос при вступлении в Собор нового члена, пародируя церковное «веруешь ли?».
«Быть пьяным во все дни и не ложиться трезвым спать никогда!» – таков устав «всепьянейшего» Петрова Собора.
Размахивая «крестом», дико матерясь (языком общения соборян были мат да тюремная фéня), благословлял князь-папа «посвящаемого» сырым куриным яйцом по темени – стекало его содержимое по лицу. И начиналась многодневная пьянка до поросячьего визга, до рвоты…
Мерзости, творимые Петром и его компанией, были подобны бесчинствам послереволюционного Союза воинствующих безбожников, когда бросали в костер иконы, ругались матом, блевали на алтарь, над мощами праведников кощунствовали, тир в церквях устраивали и расстреливали изображения святых…
«В Петре были черты сходства с большевиками. Он устраивал шутовские, кощунственные процессии, очень напоминающие большевистскую антирелигиозную пропаганду», – писал философ Николай Бердяев.
Петровский «всепьянейший» Собор – гнусное издевательство над христианской жизнью, мировоззрением, Церковью – просуществовал почти тридцать лет и немало способствовал потери ее авторитета.
Уже тогда, в 1690 году, в народе шептались: «Царь наш – Антихрист есть…».
С возвращением же Петра из заграничного путешествия 25 августа 1698 года (за пять дней до наступления 1699-го – год тогда начинался 1 сентября) разгорается кощунственная борьба с русскими национальными обычаями, русской культурой, историей.
В первый же день по прибытии в Москву он собственноручно режет боярские бороды.
Согласно же русским традициям, бороды обязаны были носить все православные, ибо бороды, усы были и у Христа, и у его апостолов. Брить их – большой грех, удел еретиков. Традиция ношения бороды на Руси была освящена православной церковью, как святыня охранялась государством, за нанесение ущерба бороде Ярослав Мудрый издал приказ штрафовать. Бритый мужской подбородок рассматривался как измена православной вере, связывался с пороком мужеложства…
Петр силой заставлял бриться все мужское население Московии – сыщики на городских заставах задерживали проезжих, прохожих и резали не только бороды, но и длинные полы русской национальной одежды. Осмелившихся сопротивляться подвергали жестокому наказанию: волосы на щеках вырывали с корнем. А дабы народ не мог защищаться, специальным указом Петр запретил ношение остроконечных ножей.
«Переодеться в иноземное платье в два дня!» – первый после путешествия приказ царя.
Купцам запретили торговать русской одеждой. Нарушителей наказывали кнутом, лишали имущества, отправляли на каторгу. Даже в седлах русского образца на лошадях нельзя было ездить! И только лентяев, двоечников-школяров в наказание облачали в русскую национальную одежду…
«Искореняя древние навыки, представляя их смешными, глупыми, хваля и вводя иностранные, государь России унижал россиян в их собственном сердце», – писал историк Н. М. Карамзин.
Страстно боролся «царь Антихрист» с русской культурой, историей, с русской душой…
Из всех уголков России, из всех монастырей под угрозой смертной казни приказал он привезти в Москву все летописи – якобы для создания копий. Но все древние рукописи – свидетели русской истории – были им попросту уничтожены. А древнее славянское летоисчисление от «сотворения мира в Звездном Храме», то есть от окончания войны наших предков с китайской цивилизацией – древнерусский календарь – было заменено на европейское: 7208 год стал 1699-м! Русская история безвозвратно потеряла пять с половиной тысячелетий! Новый год приказал он встречать не 1 сентября – с началом увядания природы, а 1 января – в день обрезания Христа. Под запрет попал и древнейший русский календарь – месяцеслов, имевший три времени года и сорок дней в месяце, – повсеместно заменен был юлианским, дабы все было как в «просвещенной Европе»…
Но какой же была Европа, когда посетило ее государево Великое посольство?
«Миф о человеколюбивой, благоустроенной Европе и варварской Москве есть сознательная ложь», – писал историк И. Солоневич.
Только что закончилась английская революция. Население Франции и крошечных немецких государств вымирало от голода вследствие длительной, кровопролитной Тридцатилетней войны. По дорогам бродили толпы разбойников и нищих. Вся Европа полыхала кострами – так святая инквизиция, предварительно умучив жестокими пытками, избавлялась от «ведьм, колдунов, еретиков». За три столетия борьбы с ними в «просвещенной» Европе было убито более 200 тысяч женщин! Казнили даже детей в возрасте от одного года! Виселицы были неотъемлемым атрибутом многих европейских городов и селений. Лондон имел прозвище «Город виселиц».
С неменьшей жестокостью относились к животным. Последователи Декарта, картезианцы, проводили публичные «научные» опыты: собак зверски избивали палками, прибивали гвоздями лапы, живых (!) вскрывали ножами, чтобы наблюдать за кровообращением.
В течение нескольких столетий жесточайшим гонениям подвергались «спутницы ведьм» – кошки. Несчастных тысячами бросали в костер. Массовое уничтожение хвостатых в Европе вызвало нашествие крыс и, как следствие, эпидемии чумы, унесшие в могилу почти 16 миллионов человек!
Муки «приспешников дьявола» (кошек) европейцам доставляли большое удовольствие: в светских салонах наслаждались звучанием особого музыкального инструмента, именуемого кошачьим клавесином, – длинный ящик, разделенный на отсеки, в которых закрепляли живых кошек так, чтобы они не могли убежать. Головы кошек высовывались в отверстия отсеков, хвосты же закреплялись под клавиатурой. «Музыкант» нажимал на клавиши – в хвосты несчастных впивались шипы, и раздавался громкий, отчаянный крик. Сразу после концерта животных сжигали.
Подобным клавесином владел испанский король Филипп Второй, отличавшийся крайне жестоким нравом: во время его правления инквизиция осудила на смерть всех жителей Нидерландов как еретиков! По приказу Филиппа Второго были казнены 125 тысяч человек!
Другим «счастливым владельцем» кошачьего клавесина стал Петр Первый…
Из той же «просвещенной Европы» привез Петр «новомодные» пытки и казни…
А уж выбор их был разнообразен: повешение за шею на широком ремне для продления агонии, повешение вверх ногами, повешение за половой член, повешение за волосы, кипячение в воде, масле, смоле, потрошение внутренностей, сажание на кол, сдирание кожи, вытягивание кишок, замуровывание в стену, погребение заживо, колесование, разрывание лошадьми, постепенное рассечение тела на части…
«Россия не знала столь же утонченно-зверских видов смертной казни и тех торжественных обрядов их исполнения, которые практиковались на Западе…» – писал профессор С. Пóзнышев.
Наши казни все-таки не отличались такой продуманной и утонченной жестокостью способов исполнения, как казни западноевропейские.
Изощренно изуверское, беспощадное уголовное право «просвещенной Европы» не шло ни в какое сравнение с карательной практикой Московии, отличавшейся духом терпимости, христианского милосердия. К смертной казни приговаривали только после длительного, тщательного расследования. Но даже в случае доказательства вины подозреваемого казнили крайне редко, поскольку соблюдался обычай «печáлования» – право высших духовных лиц просить государя о помиловании.
Гонений за веру практически не было:
«Что касается до преследований по делам веры, то я ничего не слыхал об этом, – писал английский поэт, дипломат и отъявленный русофоб Дж. Флетчер. – Кроме того, что несколько лет тому назад двое, муж и жена, содержались целых 28 лет в тюрьме… и наконец были сожжены в Москве… Священники и монахи уверили народ, что эти люди были злые и проклятые еретики».
Смертная казнь путем сожжения в Московии применялась крайне редко.
В отношении быта Московии тоже нечему было учиться у Европы.
Русские крестьяне мылись в бане чаще французской знати, скрывавшей духами зловоние своих грязных тел. Европейцы, считавшие русских варварами и извращенцами, на чистоту смотрели с отвращением, вшей считали признаком святости, называли «божьими жемчужинами». Широко распространенный в Европе сифилис был законодателем мод. Дабы скрыть один из признаков этой болезни – исчезновение растительности на лице и голове, мужчины и женщины одевались в парики. Эту моду Петр и прививал насильно русским людям: «Я желаю преобразить светских козлов, то есть граждан, и духовенство, то есть монахов и попов. Первых, чтобы они без бород походили в добре на европейцев, а других, чтоб они, хотя с бородами, в церквах учили бы прихожан христианским добродетелям так, как видал и слыхал я учащих в Германии пасторов».
«Западный мир, куда прибыл Петр I, был уже безрелигиозный мир (благодаря влиянию материалистических идей) и объевропеевшиеся русские, прибывшие с Петром Великим, стали агентами этой европеизации, не стремясь нисколько принимать форму западного христианства», – писал английский историк Арнольд Тойнби.
«Европеизацией, – пишет И. Солоневич, – объясняются и петровские кощунственные выходки».
Источником вдохновения всех хулиганских, антихристианских проделок Петра («всепьянейший Синод», непристойности с Евангелием, крестом) служили издевательства лютеранства над католицизмом. Петр применил их против православия.
Для «царя-кутилки», «мироеда», «беса на царстве» не было ничего святого – ни жизни, ни смерти.
С большим удовольствием он принимал участие в пытках, казнях, допросах, когда хрустели суставы, свистели батоги, рвались жилы, трещали кости…
«Смертью не казнить. Передать докторам для опытов» – таковы резолюции Петра на следственных делах.
Петр отменил принципы судопроизводства XVI века: неприкосновенность личности без решения суда, суд присяжных (целовальников), обеспечивавших принципы независимого суда (который Россия пыталась возродить во второй половине XIX века). Прежним судопроизводством Петр запретил пользоваться под страхом каторги. Новые же законы не «суд вершили», а «розыск учиняли», выбивая показания под пытками.
Пытали же теперь и казнили медленно, варварски, изощренно, словно наслаждались страданиями несчастных. Ни о каком христианском милосердии речь уже и не шла.
Кто мог получать удовольствие от страданий живых существ? Несомненно, Антихрист! И за распространение писем, слухов о пришествии Антихриста людей подвергали суровым наказаниям, в частности, некоего Талицкого в 1701 году долго «коптили» на костре. Сжигали и «чародеек» – «ведьм», как в «просвещенной Европе» того времени. Казнили и тех, кто не доносил на еретиков, за «пособничество в богохульстве».
Заполыхали костры по всей Московии… Кроме сжиганий часто сажали на кол.
Так, в 1721 году бунтовавших жителей города Торовца в Сибири по приказу Петра Первого всех поголовно посадили на кол. Смерть пришла к ним лишь через несколько дней…
Повешенным за ребро иногда удавалось бежать, сняв свое тело с крюка, однако их ловили и вешали второй раз.
Убийц-мужей закапывали в землю живьем, и агония несчастных продолжалась до месяца…
Самым главным преступлением для Петра было неповиновение его царской воле – приказам, хотя подчас они были совершенно нелепы и невыполнимы, как, например, указ «сообщать о пожаре за полчаса до его начала»!
Изобретательным оказался ум «реформатора» и по части «легких» телесных наказаний: штрафных солдат приковывали цепью к столбу, ставили на спицы, сажали на деревянную «лошадь» с острой спиной, заставляли ходить по кольям, избивали шпицрутенами, кошками, линьками…
Для детей до 15 лет, «дабы заранее от всего отучить», в законах предусматривались розги.
У самого Петра «Великого» была целая коллекция дубинок, которыми он часто пользовал даже своих сановников. В гневе мог забить насмерть! Так, один из придворных служителей, не успевший снять перед Петром шляпу, поплатился жизнью за свою нерасторопность.
Самым жестоким образом расправился со стрельцами. Пытали не только стрельцов, но даже их жен и детей…
Бунт стрельцов не был восстанием защитников московского варварства. Он был направлен против порядков Петра, в защиту христианских, народных традиций, и застенки Преображенского приказа, так напоминавшие подвалы будущего НКВД, современники императора представляли земным адом, где бесы мучили православных за христианскую веру…
Трудно назвать православным царя, собственноручно отрубившего головы восьмидесяти стрельцам! Чувства жалости, сострадания были ему недоступны! Даже придворных своих заставлял он стать палачами: каждый боярин обязан был отрубить голову одному стрельцу. Как же не любил Петр, когда руки бояр дрожали! В гневе был ужасен: глаза, налитые кровью, вылезали из орбит, а перекошенное лицо дергалось в нервном тике. В этом состоянии он мог покалечить или даже зарубить любого, кто случайно встретится на пути…
Некоторые из стрельцов удостоились нового вида казни – колесования, новшества, привезенного Петром из-за границы. Священников мятежных стрелецких полков под сатанинское хихиканье присутствовавших вешал палач, наряженный священником, на специальной виселице в виде креста.
А после кровавой тризны сей монстр, по колено в крови, с удовольствием предавался беспечному веселью, пьянству, многодневным кутежам…
После гибели замученного в каземате сына, при пытках которого царь присутствовал, Петр с соратниками на следующий день шумно веселился до полуночи, отмечая годовщину Полтавской «виктории».
В 1718 году им был издан указ о преследовании раскольников – их пытали, выжигали им языки, их коптили на кострах, колесовали…
Дабы не попасть в лапы петровской инквизиции, тысячи старообрядцев с женами и детьми подвергали себя самосожжению, ибо такое самоубийство считалось богоугодным…
Кто, как не сам Антихрист, мог так упоенно наслаждаться муками православных?
Конечно же, он – «зверь, вышедший из бездны»! «Пришествие Антихриста свершилось! Конец света близок!» – шептались московиты.
Трупами казненных «украшались» стены Московского Кремля и Новодевичьего монастыря, как позже и брега Невы, и Финского залива, где «великий реформатор» на костях погибших от холода и истощения людей строил свой северный «парадиз» – рай…
Как же похоже на «великие сталинские стройки» 30-х годов возведение Санкт-Петербурга! Когда десятки тысяч крестьян, согнанных со всех уголков страны, вынужденных работать, стоя в холодной воде, не приспособленных к суровому – влажному, сырому, холодному – климату, «мерли как мухи» от недоедания, тяжелых заболеваний, полного отсутствия медицинской помощи!
Россия при Петре быстро превращалась в казарму. Во всем был введен регламент.
Любой, кто отдалялся на расстояние более чем в 30 верст от места жительства, считался беглым, объявлялся в розыск; его ждало жестокое наказание. Выходить на улицу всем, кроме дворян и духовенства, в темное время суток запрещалось. Одеваться, причесываться, играть свадьбу, хоронить покойников можно было лишь по определенным, установленным «великим реформатором» правилам. Родственники, священники, соседи обязаны были доносить на тех, кто «предписаний» не выполнял, как на «замышлявших преступление». Контроль за выполнением правил был возложен на новую службу – фискалов. Особые, карательные права получила гвардия: «ковать в железо» всех, кто вызывал хоть какое-то подозрение. Для судопроизводства Петром Первым были утверждены «гвардейские» тройки, состоявшие из майора, капитана, поручика. Дела рассматривались не согласно закону, а согласно «здравому смыслу», совсем как во времена революционных троек эпохи Октябрьского переворота.
За 36-летнее царствование Петра Первого политическим преследованиям подверглось более 60 тысяч человек.
«Реформы Петра были борьбой деспотизма с народом, – писал Ключевский. – Он создал фискально-полицейское государство с его произволом, его презрением к законности и человеческой личности, с притуплением нравственного чувства».
За время правления Петра «Великого» население России уменьшилось на два миллиона. Впрочем, убыль населения императора и не волновала. Русских он ненавидел: русские, по его словам, – животные («Я имею дело не с людьми, а с животными, которых хочу переделать в людей!»), недоумки и пьяницы!
Но еще в эпоху царя Алексея Михайловича богобоязненная Русь употребляла лишь медовуху. С пьяницами боролись – заливали расплавленный свинец в горло, курителей били кнутом и рвали им ноздри. При Петре же запойное пьянство было возведено в правило хорошего тона. Отказ пить алкоголь – ром, водку, коньяк – воспринимался как преступление. Каждое событие государственного масштаба, каждый праздник ознаменовывался повсеместным недельным и беспробудным пьянством. Сам Петр мог выпить до сорока стаканов вина в день.
Пьянство, табакокурение насаждалось царем посредством специальных указов:
«Не гнать мужиков-питухов из кабака, пока до нательного креста не пропьются!»;
«Закуску в кабаках не продавать!».
Спиртное он называл «Ивашкой Хмельницким», блуд – «Еремкой».
Будучи фанатичным и бездумным поклонником западного образа жизни, Петр приветствовал как высшее достижение европейской мысли модное в Европе масонство.
Г. Вернадский в книге «Русское масонство в царствование Екатерины II» пишет, что среди рукописей масона Ленского найдено письменное свидетельство, указывающее на то, что Петр Первый вместе с Лефортом, находясь в Голландии, был принят «в орден тамплиеров – разоблаченных поклонников Сатаны».
Сразу после возвращения Петра в Московию возникают и распространяются по всей стране масонские ложи. Петр пользовался у масонов особым, благоговейным почитанием, и на собраниях «вольных каменщиков» часто исполнялась державинская «Песнь Петру Великому».
Программой российских масонов, подхваченной позднее «прогрессивной» западнической, либеральной, революционной интеллигенцией, были борьба с православием как с «силой, тормозящей прогресс», гонение на Церковь, пропаганда ненависти к русской истории, обычаям и традициям.
«Петр Первый, – пишет русский философ В. И. Иванов, – стал жертвой и орудием страшной разрушительной силы, потому что не знал истинной сущности братства вольных каменщиков. Он встретился с масонством, когда оно еще только начало проявлять себя в общественном движении и не обнаружило своего подлинного лица.
Масонство – двуликий Янус: с одной стороны – «братство, любовь, благотворительность и благо народа»; с другой – атеизм и космополитизм, деспотизм и насилие… Эта программа сводилась к следующему: забвение или открытая ненависть к прошлому (!). Взгляд на религию и борьба с ней как с силой реакционной и враждебной прогрессу».
Русский народ рассматривался лишь как средство достижения цели.
Результатом церковной реформы Петра стала отмена патриаршества, замена его Священным синодом, состоявшим часто из лиц недуховного звания, – многие принадлежали к масонским ложам. Священников Петр превратил в фискалов: отменив тайну исповеди, обязал сообщать властям все, о чем говорили прихожане. Настоящую охоту устроил царь на непокорных церковнослужителей – многие русские епископы побывали в тюрьмах, священников били кнутами, лишали духовного сана… Гонения на русское духовенство при Петре сравнимо с его массовым уничтожением при большевиках.
Верхом цинизма был приказ Петра снимать колокола с колоколен, дабы перелить их в пушки.
Сделать это можно было лишь при помощи специальных присадок, которых в ту пору в Московии не было. Поэтому из 90 тысяч пудов колокольной меди в орудийную сумели перелить только 8 тысяч, остальные колокола так и остались валяться, никогда больше не вернувшись на колокольни, никогда больше не зазвонив. Лишение церквей колоколов воспринималось народом как еще одно доказательство царской бесовщины. Ведь, по древним поверьям, колокольный звон обладает магической силой, способной прогнать прочь нечистых духов, а с третьим ударом колокола бесы и вовсе проваливались в преисподнюю…
Последователи Петра – большевики-богоборцы – пошли еще дальше: взрывали храмы, превращали в помойки, глумились над мощами святых…
Церковь при Петре Первом с потерей духовного начала утратила уважение народа, моральный авторитет и превратилась в государственный аппарат (нечто вроде полиции нравов), прислуживавший любой власти. Так, после «великой бескровной» Февральской революции 1917 года Церковь благословляет Временное масонское правительство, а потом, в 1927-м, и вовсе советскую власть большевиков-безбожников.
С эпохи Петра начинается и огрубление народных нравов: пьянство, разврат, садизм, упадок нравственности.
«Старая Московская, национальная, демократическая Русь, – пишет И. Л. Солоневич, – петровскими реформами была разгромлена до конца. Были упразднены: и самостоятельность Церкви, и народное самоуправление, и суд присяжных, и гарантия неприкосновенности личности…»
«Разговоры о том, что без этих реформ сверху Русь бы неизбежно погибла, – писал публицист Борис Башилов, – относятся к числу вымыслов западнически настроенной интеллигенции, стремившейся оправдать безобразные насилия Петра над душой русского народа».
«Допетровская Россия была деятельна и крепка, хотя и медленно слагалась политически; она выработала себе единство и готовилась закрепить свои окраины; про себя же понимала, что несет внутри себя драгоценность, которой нет нигде больше, – православие, что она – хранительница Христовой истины, но уже истинной истины, настоящего Христова образа, затемнившегося во всех других верах и во всех других народах», – писал Достоевский.
«Усвоение западной культуры началось задолго до Петра. Западные ученые и архитекторы работали в России задолго до Петра, а посылку русских юношей за границу начал еще Борис Годунов. Но усвоение западноевропейской культуры шло естественным – нормальным путем, без крайностей…» – вторит ему Б. Башилов.
Первая газета (не «Ведомости» Петра, а «Вести-Куранты») выходит еще в 1621 году при Алексее Михайловиче (отце Петра Первого). Издано «Соборное Уложение» в две тысячи экземпляров – для Европы тираж невиданный. Издается систематизированная история государства Московского – «Степная книга», одиннадцатитомная иллюстрированная история мира «Царственная книга», энциклопедический словарь «Азбуковник», «Домострой» Сильвестра… До Февральской революции сотни сочинений XVII века хранились в московском архиве Министерства юстиции.
Вот уже почти двести пятьдесят лет историки спорят, был или не был Петр Первый реформатором.
Предоставим им право решать этот вопрос, но…
Разве могло быть «полезным» введение дикого крепостного рабства путем передачи крестьян в собственность дворянам, с разрешением продавать и дарить христианские души, разлучать семьи?
«[До Петра] по уложению 1649 года крестьянин был лишен права сходить с земли, но во всем остальном он был совершенно свободным. Закон признавал за ним право на собственность, право заниматься торговлей, заключать договоры, распоряжаться своим имуществом по завещаниям», – писал историк Е. Ф. Шмурло. Повинных в издевательстве над мужиками, грабеже наказывали телесно, лишали владений, невзирая на звание – князь то или простой дворянин.
При Петре же русский мужик превратился в бесправного раба.
Эксплуатация миллионов крепостных крестьян, чей труд был единственной производительной силой, приобрела невиданно жестокий характер, на многие десятилетия отбросила Россию в развитии…
Разве могло быть «полезным» истребление потомственных военных – стрельцов, составлявших основу профессиональной русской армии? Именно с Петра Первого в армию стали призывать не представителей стрелецкой касты, а простых крестьян. Служба стала обязательной, принудительной и длительной – 25 лет! Жениться солдату нельзя было до пятидесяти, как и заниматься сельским хозяйством, торговлей, извозом, что ранее было дозволено стрельцам. Рекрутам надевали кандалы, на кисти правой руки делали татуировку в виде креста. Бóльшая часть призывников погибала от холода и голода еще на сборных пунктах. Служба в армии практически превратилась в отбывание тюремной повинности…
Из-за многочисленных войн и военных походов казне постоянно не хватало финансов. Для пополнения вводились новые налоги, придуманные чиновниками новой профессии – прибыльщиками.
Часто налоги были откровенно курьезными, как, например, на бороды и цвет глаз.
Черноглазые и кареглазые жители Башкирии обязаны были платить два алтына, сероглазые – семь, зеленоглазые и голубоглазые – 10 и 13 алтынов в год, и все это для того, чтобы светлоглазые русские крестьяне не бежали на плодородные окраины империи.
Путем введения специального банного налога Петр Первый попытался отучить русский народ мыться (чтобы уж совсем было как в «просвещенной» Европе!). Все бани сдавались на откуп с торгов – запрещалось иметь собственные в личном пользовании, нарушителей штрафовали, строения ломали.
Большой заслугой Петра является «создание российского флота»…
Но задолго до его правления Русь имела несколько сотен кораблей ледового класса (поморских кóчей) в Белом море, а также на Каспии («каспийские бусы»).
Однако, по мнению «великого реформатора», русские корабли «имели неправильные обводы» – «не как у голландцев»: велено было их уничтожить и построить новые – «как у голландцев».
Под страхом каторги запрещалось ходить на старых судах. Новые же, созданные по голландскому образцу, в условиях Севера оказались нежизнеспособными.
Азовская и каспийская флотилии, построенные в короткие сроки, из сырого леса, быстро сгнили.
Огромные линейные корабли балтийского флота оказались не приспособленными к маневрам в узких проливах Балтики. Пришлось царственному «преобразователю» строить галерный флот для борьбы со шведами, а также покупать готовые суда у соседей…
Большие океанские корабли России оказались ненужными, и невостребованный петровский флот сгнил за ненадобностью в последующие после его смерти 20 лет.
Что касается промышленности, то использование крепостного труда, введение командно-административного, антирыночного управления, превращение всех прибыльных производств в частно-государственные монополии, уничтожение мелкого, ремесленного производства обусловили ее техническое отставание и неконкурентоспособность в последующие 150 лет.
До Петра «Великого» попасть на земли Московии иностранцам было достаточно сложно – пересечение границы дозволялось лишь посольствам, купцам, немногим путешественникам. «Прорубил окно в Европу» Петр Первый, и хлынули на землю русскую толпы авантюристов, мошенников, аферистов с единственным интересом – набить деньгами свои пустые карманы. Но именно им, дешевым искателям приключений, Петр предоставлял огромные льготы по сравнению с русскими дворянами или купцами.
Новые привилегии предоставлялись и русскому дворянству, простой же народ становился все более и более бесправным.
«С Петра Первого начинаются особенно поразительные и особенно близкие и понятные нам ужасы русской истории… Беснующийся, пьяный, сгнивший от сифилиса зверь четверть столетия губит людей, казнит, жжет, закапывает живьем в землю, заточает жену, распутничает, мужеложествует…
Сам, забавляясь, рубит головы, кощунствует, ездит с подобием креста из чубуков в виде детородных органов и подобием Евангелий – ящиком с водкой…
Коронует ****ь свою и своего любовника, разоряет Россию и казнит сына… И не только не понимают его злодейств, но до сих пор не перестают восхваления доблестей этого чудовища, и нет конца всякого рода памятников ему», – писал Л. Н. Толстой.
«При Екатерине Второй родилась петровская легенда – легенда о мудром царе-преобразователе, прорубившем окно в Европу и открывшем Россию влиянию единственно ценной западной культуры и цивилизации, – писал Лев Гумилев. – К сожалению, ставшая официальной в конце XVIII века легендарная версия не была опровергнута ни в XIX, ни в XX столетиях. Пропагандистский вымысел русской царицы немецкого происхождения, узурпировавшей трон, подавляющее большинство людей и по сию пору принимает за историческую действительность».
Фальсифицированный Екатериной образ Петра Первого был распропагандирован Сталиным, курировавшим лично в 1937 году съемки кинофильма «Петр Первый» по одноименному роману Алексея Толстого, рисовавшего, по мнению Солоневича, «сталинскую Россию, петровскими методами реализующую петровский же лозунг “догнать и перегнать передовые капиталистические страны”».
У Петра Первого и Сталина много общего: и культ личности, и результат деятельности – превращение страны в тоталитарное, полицейское государство.
По-иному рассматривают деятельность Петра Первого ученые, писатели, политики.
«Указы Петра вбили клин между двумя группами населения, – пишет историк А. М. Буровский. – После Петра служилые верхи и податные низы понимают друг друга все хуже. У них складываются разные системы ценностей и представления о жизни, и они все чаще осознают друг друга как представителей едва ли не разных народов».
«В результате вместо единого прежде народа, одинаково верившего, одинаково думавшего, имевшего одинаковые обычаи, возникло как бы два отдельных народа. Верхи стали европейцами, весь народ остался русским по своим верованиям, миросозерцанию и обычаям. В результате петровской революции высшие европеизированные круги русского общества стали каким-то особым народиком внутри русского общества, – писал Борис Башилов. – Петровская реформа как морской губкой стерла родовые воспоминания. Кажется, что вместе с европейской одеждой русский дворянин впервые родился на свет. Забыты века…»
«Петр не хотел вникнуть в истину, что дух народный составляет нравственное могущество государства, подобно физическому, нужное для их твердости».
«История учит, что народ, позабывший свое прошлое, не имеет будущего…»
Тому вторят и «Бесы» Достоевского: «Кто проклянет свое прошлое, тот уже наш».
«Русских невозможно победить, мы убедились в этом за сотни лет. Но русским можно привить ложные ценности, и тогда они победят сами себя!» (Отто фон Бисмарк).
«Заберите у народа его историю, и через сто лет он превратится в стадо, а еще через сто лет им можно будет управлять» (Йозеф Геббельс).
«…Созданный им [Петром] раскол общества теперь просто обязан был вызреть в страшный и уродливый нарыв, который затем столетиями рос и увеличивался в размерах, – пишет современный историк А. Мартыненко, – и, несмотря на отчаянные усилия последних наших православных царей выправить ситуацию, устранив неотвратимо надвигающиеся бури и потрясения, так все же и прорвался, выплеснув всю созревшую в нем гниль в виде революций и революционеров на мостовые российских городов».
Русская интеллигенция, оторванная от народных традиций и идеалов, все более и более сползавшая к пониманию прогресса как возрастающего потребления материальных благ, не принимала духовных ценностей Святой Руси и Григория Распутина как носителя этих ценностей считала мракобесом, фанатиком, «тормозом на пути западноевропейского прогресса», подозревала в самых ужасных преступлениях…