Читать книгу Тайна барона. Историческая проза - Ольга Дёмина - Страница 2

Эта история произошла двести лет тому назад в Санкт-Петербурге.

В ту пору были очень модны литературные салоны, которые держали влиятельные аристократки. В них собирались известные литераторы, музыканты, меценаты, художники, знаменитые путешественники и прочие ученые мужи. Влияние аристократических салонов на общественное мнение, политику и литературу было огромным, порой салоны и великосветские гостиные заменяли публике газеты и журналы. Умение держать салон было искусством.

Одним из самых популярных салонов тех лет был салон княгини Анны Юрьевны Голицыной, известной в обществе под именем Princesse Nocturne, княгиня полуночи. Дело в том, что княгиня не принимала гостей в своем салоне ранее десяти часов вечера. Анна Юрьевна страшно боялась ночи, так как однажды цыганка предсказала ей, что она умрет ночью. Днем Анна Юрьевна спала, а к полуночи в доме ее на Миллионной улице собирался избранный кружок ее друзей. Хозяйка салона в молодости много путешествовала по Европе и прожила несколько лет в Италии. Она была влюблена в Италию, в ее природу, итальянские пейзажи, ее пленяла история античного Рима, потому она часто принимала своих гостей в одеяниях, напоминающих картины древнего Рима. Да и вся гостиная была украшена в римском стиле.

Чтобы поддержать великосветскую беседу, в гости к Голицыной на огонек часто заезжал ее старинный приятель граф Федор Степанович Бутурлин. Граф был очень пунктуальным, не позволял себе никогда опаздывать, вот и сегодня он явился раньше всех. Хозяйка салона приветливо улыбнулась, встретив графа:

– А, это вы, мой друг! Всегда точны, по вам можно сверять часы.

– Милая Анна Юрьевна, вы так любезны, – сказал по-французски Бутурлин. – Вы же знаете, мне всегда приятно бывать в вашем доме, – граф оглянулся: – А что все остальные?

– Обещали… скоро будут… Впрочем, нам есть с вами о чем поговорить, любезный Федор Степанович.

– Всегда приятно вспоминать молодые годы. Помнится, в былые времена мы были очень падки до приключений. Помню до сих пор тот эпизод из итальянской жизни, когда вы, проказница, ma chere, уговорили меня отправиться с вами на гору Везувий, чтобы увидеть вблизи извержение вулкана. Тот вояж я запомнил на всю жизнь, когда вместе с ослом свалился с крутого склона. Тогда я думал, когда чудом остался жив, что «я так же глуп, как мой осел, на котором я взбирался в горы.»

– Незабываемое было время, – вздохнула Анна Юрьевна. – Теперь мы стали старше и умней…

– А главное, намного осторожней, теперь мы не рискуем зазря ради беспечных приключений.

– И все же жизнь без авантюр проходит скучно…

– Не скажите, сударыня, я вижу очень много пользы в прочтении книг…

– Всем известно, mon cher ami, что вы страстный почитатель книг.

– Да. Моя библиотека уже насчитывает более 40 тысяч томов.

– Неужели?!

Завсегдатаями салона Голицыной были известные литераторы Павел Дружинин, Олег Рязанцев и Михаил Вревский, они считали своим долгом посещать салон Голицыной, не пропуская ни одного приема. Являлись они, как правило, все вместе дружной компанией, уже о чем-то беседуя, часто о чем-то споря. Войдя в гостиную и поздоровавшись с хозяйкой, они продолжили увлеченно свой спор.

– Друзья мои, о чем ваш спор? – спросила Голицына. – Расскажите, нам интересно с графом будет вас послушать.

– Спор наш, уважаемая Анна Юрьевна, – сказал Дружинин, – возник из-за того, что Рязанцев стал возносить западноевропейских авторов, чересчур хваля их, и при этом умаляя достоинства русских писателей.

– Я говорил, – сказал Рязанцев, – что мы часто заимствуем те литературные приемы, которые уже разработали до нас английские и французские писатели…

– Что же тут плохого? – спросил Бутурлин. – Все народы заимствуют что-то друг у друга. Взять, к примеру, достояния античного мира, Греции и Рима, вся Европа пользуется знаниями и опытом древних греков и римлян, и ничего, совсем не стесняются, даже многие пытаются себе что-то присвоить. Впрочем, сейчас не об этом речь… Труды Гомера, Вергилия, Геродота, Сократа, Платона, Аристотеля, Плутарха изучают повсюду весь ученый мир, литераторы черпают в их трудах свое вдохновение…

– Я хочу еще добавить, – сказал Вревский, – что даже у знаменитого Шекспира сюжеты его пьес не новы. Да, он довел свои произведения до совершенства, ими восхищаются, но темы эти – любовь и ревность, предательство, измена, подлость – стары как мир.

– С этим никто не спорит, – сказал Рязанцев, – но речь не о том… Взять, к примеру, различные жанры и направления в литературе, скажем, литература просвещения, сентиментализм, романтизм, исторический роман, готический роман… Все они были изобретены в западной Европе, лишь потом они дошли до нас, и наши литераторы стали работать в этих жанрах.

– Умоляю, только не говорите о готическом романе, – попросила Голицына. – Ужасы, которые описывает в своих романах Анна Радклиф, меня просто пугают.

– К слову сказать, готический роман в России не прижился, – заметил Вревский. – Значит, не все мы берем с Запада…

– Готический роман развивался в основном в англоязычной литературе, – подытожил Дружинин.

– Согласен, – сказал Рязанцев. – Но тут же замечу, что мы уступаем английским и французским авторам в том, что у нас практически нет женщин-писательниц, тогда как в Англии есть такие блестящие имена, как Джейн Остин и Мария Эджуорт, во Франции – мадам де Сталь. Наши женщины слишком не свободны, над ними довлеет диктат семьи и мужа, куда им до литературы, знания им ни к чему…

– Постой, Олег! – сказал Вревский. – Нельзя же так все обобщать. Наши женщины не менее образованны, чем дамы в западной Европе, а зачастую даже наши дворянки намного образованней и просвещенней, чем их сверстницы в европейских странах.

– С этим мнением я согласен, – сказал Бутурлин. – У нас дамы получают блестящее образование…

– Но не все же! – перебил Рязанцев своего собеседника. Олег Рязанцев из-за своего вечного упрямства не хотел уступать в споре никому, даже очень влиятельному аристократу, коим был граф Бутурлин.

Дружинин, зная дурную привычку своего приятеля настоять в споре, попытался сгладить ситуацию:

– Олег, не горячись, прислушайся к мнению графа, он старше нас и он прав, тут я с ним полностью согласен, наши аристократки ни в чем не уступают никому. Что касается женщин-писательниц России, то тут я назову имя Марии Извековой, она пишет стихи и романы. Мне лично по душе пришелся ее новый роман «Эмилия, или печальные последствия безрассудной любви».

– Мария Извекова из-за молодых лет еще довольно слабая романистка, – сказал Рязанцев.

– Олег, но ты не будешь отрицать того факта, что в России женщины-писательницы все же есть, – с улыбкой проговорил Вревский.

Рязанцев улыбнулся и примирительно произнес:

– Все сдаюсь, вы меня уговорили, черти…

Далее разговор велся в более мирном русле. Говорили о том, что в русской литературе женские образы невыразительны, наши писатели «почтительно обходят женщин и пишут рассказы без героинь, или выводят на сцену какое-нибудь бледное, забитое существо…» С этим согласились почти все участники разговора. Правда, Павел Дружинин тут же заметил:

– Не лучше обстоят дела с образами героинь и в западноевропейской литературе. Требования нашего века относительно женщин – странны, неопределенны и сбивчивы. В сочинениях лучших писателей и самых плохих бумагомарателей напрасно станем мы искать ответа на вопрос: «Чем должна быть женщина в наше время?»

– Тут я с тобой соглашусь, приятель, – сказал Михаил Вревский. – Лучшие европейские таланты пасуют или силятся нарисовать нам ряд невероятных женских фигур, поместив их вне места и времени. Отцы наши восхищались яркой и неповторимой Клариссою из одноименного романа английского писателя Ричардсона и Юлиею, героинею романа Жан-Жака Руссо «Юлия, или Новая Элоиза», и то были идеалы, сообразные со своим веком. А для девятнадцатого века нет еще ни своей Клариссы, ни своей Юлии.

Княгиня Голицына не участвовала в этом разговоре, потому что принимала новых гостей. Потихоньку гостиная наполнялась. Прибыла княгиня Карамышева с дочерью Еленой, затем пожаловала графиня Бельская с дочкой Машей. Затем подъехал сенатор Юрский, за ним вошел в гостиную граф Сокольский. Но все ждали знаменитого итальянского художника Антонио Висконти, недавно приехавшего в столицу.

Женщины не сильно прислушивались к умным речам гостей, у них были дела поважней, чем литература и искусство. У Бельской и Карамышевой дочери были на выданье. Графиня Екатерина Алексеевна Бельская была очень обеспокоена тем, что ее дочь Машенька не отличалась красотой, потому она с завистью смотрела на хорошенькую Елену Карамышеву, думая о том, что для юной княжны Елены не составит труда найти себе хорошего жениха. Повздыхав о трудной участи матери девицы на выданье, графиня Бельская, обожавшая всевозможные сплетни, обрушила на свою собеседницу княгиню Карамышеву целый ворох сплетен и новостей. Вначале она сообщила о забавном случае, который произошел на балу у княгини Дарьи Васильевны Воронцовой.

– Дорогая Елизавета Петровна, представьте себе такую несуразную картину, – сказала собеседнице Бельская. – Старая графиня Милевская, дама почтенных лет, устала на балу от суеты и громкой музыки и вдруг уснула на балу, забравшись с ногами в кресло, подоткнув под себя юбки.

– Что вы говорите, Екатерина Алексеевна?! – воскликнула Карамышева. – Какой пассаж!

– Вот именно! – многозначительно улыбнулась Бельская. – Завидев сию картину, мирно посапывающую в кресле Милевскую, хозяйка бала княгиня Воронцова тут же кинулась к ней, чтобы разбудить. Тут же обступили Милевскую и другие дамы, чтобы скрыть ее от глаз мужчин. Графиня Милевская, проснувшись, очень удивилась, что она находится на балу в бальной зале, она думала, что мирно почивает у себя дома в своей постели.

– Надо же, какой конфуз вышел!

– Да. Такой смешной случай. Впрочем, думаю, на ее репутации это никак не отразится. В ее летах ей это ничем не грозит, ей же не выходить замуж, как нашим дочерям. Им-то надлежит подать себя в высшем свете надлежащим образом, чтобы произвести благоприятное впечатление.

– И не говорите, дорогая Екатерина Алексеевна! Я сама вся дрожу, у Елены скоро первый выход в свет, первый бал. Она нервничает, и я с ней заодно.

Княгиня Карамышева посмотрела на свою дочь Елену, которая вместе с Машенькой сидела за чайным столом. Бравый военный в гусарском мундире ухаживал за ними, разливая чай по чашкам. Видно было, что они о чем-то приятно беседовали, девушки улыбались на учтивые речи гусара. Елена вела себя довольно скованно, она еще робела, она только начала выходить в свет. Княгиня приветливо улыбнулась дочери, чтобы ее поддержать, Елена с благодарностью посмотрела на мать.

– А еще вы слышали такую историю, которая приключилась с дворянкой Марией Синицыной, которую похитил купец Василий Твердохлебов, они тайно повенчались в церкви, – сказала Бельская.

– Я еще не слышала об этом, – сказала Карамышева.

– Эта история произошла в Тульской губернии. Представьте себе, голубушка Екатерина Алексеевна, какой мезальянс! Она дворянка, а он простой купец, правда, из очень обеспеченной семьи. Но все равно! Родители невесты были против, хотели увезти Марию за границу, но Василий так был влюблен в Марию и так был настроен решительно, что похитил невесту и отвез ее сразу в церковь, там уже подкупленный священник их тут же обвенчал. Говорят, молодые очень счастливы…

– Неужто невеста тоже была влюблена в жениха?

– Представьте себе! И не побоялась того, что теперь она навсегда лишится дворянского звания, выйдя замуж за купца.

– Что делать?! Сила любви огромна! – философски изрекла княгиня Карамышева. – Пути Господни неисповедимы.

– Но все же, какой скандал! Какая неприятность для родителей невесты. Согласитесь, что купец, даже если он из богатой семьи, не лучшая партия для дворянки.

– Тут я с вами полностью соглашусь, Екатерина Алексеевна, – сказала Карамышева.

– Я к чему говорю, что надо за своими дочерьми-невестами хорошо приглядывать, чтобы, не дай бог, какой-нибудь наглец не похитил невесту… – но тут Бельская осеклась на полуслове. В гостиную вошел известный итальянский художник Антонио Висконти, он приковал к себе внимание всех гостей.

Завидев хозяйку салона, итальянец подобострастно улыбнулся, он сделал комплимент Голицыной, что «она прекрасна! И она самая обворожительная женщина, которую ему довелось видеть в жизни!» и тут же вызвался нарисовать ее портрет. Анна Юрьевна была польщена таким вниманием к своей персоне. Она была очень хороша в молодости, и даже теперь в свои сорок с лишним лет не утратила своей красоты. Портрет решено было начать на следующий день, ну а пока Голицына знакомила художника со своими гостями. Итальянец был учтив со всеми, стараясь произвести хорошее впечатление. Наблюдая за ним, сенатор Юрский заметил своему собеседнику Сокольскому:

– Смотрите, какой этот итальянец франт! Как он старается всем понравиться, особенно княгине Голицыной. Наверное, расчитывает получить за работу над ее портретом немалый куш.

– Что делать? – сказал граф Сокольский. – Для художника – живопись его хлеб, не только призвание.

– Я, впрочем, не возражаю, – заметил Юрский. – Но к чему так расшаркиваться. Он знаменит, его картины прекрасно продаются…

– Дурная слава может повредить его репутации, он не хочет прослыть невежей в приличном обществе…

– Вечно вы, граф, всех защищаете! – вспылил Юрский.

– Просто я пытаюсь говорить очевидные вещи… – сказал Сокольский и направился к княгине Карамышевой, которая была его давнишней приятельницей.

Юрский же направился к графу Бутурлину, чтобы засвидетельствовать ему свое почтение. Сенатор Юрский, в этот вечер, направляясь в салон княгини Голицыной, был уверен, что застанет здесь Бутурлина, у него к графу был очень важный разговор. Остановившись рядом с графом, Юрский учтиво выжидал, пока Бутурлин закончит разговор с молодым историком Василием Михайловым, вернувшимся только что из Италии. Дело в том, что у сенатора Юрского возникли проблемы, когда стало известно о некоторых махинациях, которые он совершил на службе. Об этом стало известно государю Александру, император был крайне недоволен службой Юрского, и вот теперь сенатор искал себе покровителя, кто бы замолвил словечко за него перед государем-императором. Граф Бутурлин с вниманием выслушал покаянную просьбу Юрского и сказал, что попробует ему помочь, после разговора с Бутурлиным Юрский с легким сердцем покинул салон мадам Голицыной.

В дверях Юрский столкнулся с молодым графом Петром Орловым. Сенатор не мог пройти спокойно, чтобы не вставить шпильку, он тут же иронично заметил молодому человеку:

– Что же вы опаздываете так, сударь? Вечер уже подходит к концу!

Орлов, не моргнув глазом, соврал, что «у него были очень важные дела», и проследовал в зал. На самом деле Петр Орлов опоздал, потому что ему ужасно не хотелось сегодня идти на скучный (как он считал) вечер в салон мадам Голицыной, он терпеть не мог умные разглагольствования о литературе и об искусстве и прочих науках, длинные разговоры его утомляли. Приятели звали Орлова с собой на хмельную пирушку, но Орлов все же решил появиться в салоне, так сказать, под занавес, чтобы соблюсти приличия и сразу удалиться. Но увидев княжну Елену Карамышеву, граф Петр Орлов тут же пожалел, что сегодня пришел так поздно. Молодой граф был ослеплен ее красотой, можно сказать, он был сражен, он влюбился в Елену как мальчишка. К сожалению, вечер уже подходил к концу, и поговорить с княжной у Петра не получилось, она с матерью уже покидала дом княгини Голицыной. Петр Орлов проводил Елену восторженным взглядом, это сразу же заметила графиня Бельская, она недовольно поджала свои губы, граф лишь мельком взглянул в сторону ее дочери, не удостоив Машеньку своим вниманием.

Когда Бельские возвращались уже домой, в карете графиня дала волю своим чувствам, она высказала свое недовольство поведением Орлова.

– Надо же, какая бестактность со стороны молодого графа Орлова, – сказала старая графиня.

– Не понимаю, маменька… О чем ты говоришь? – спросила Маша.

– Как же! Я говорю о графе Петре Орлове! Мало того, что он опоздал, приехал поздно, так он еще беспардонно пялился на княжну Елену.

– Что с того!

– Но как же, Машенька, как ты не понимаешь? – не унималась графиня Бельская. – Он почти не глянул в твою сторону, а все таращился во все глаза на княжну.

– Елена – красавица… – унылым тоном сказала Маша. – Ясно, что все мужчины будут смотреть с восхищением ей вслед. И гусар ухаживал за ней весь вечер, меня он будто не замечал.

– Вот видишь, доченька, вот о чем я говорю…

– Но что поделаешь, маман, не всем же быть красавицам, как Елена Карамышева. Она, наверное, и замуж скоро выйдет и счастлива будет в браке, а я… что я?.. просто не хочется остаться в старых девах, – со вздохом сказала Маша Бельская. Она, конечно, завидовала Елене, но признаваться в этом не хотела даже своей матери. Но старая графиня поняла свою дочь, она решила ее поддержать:

– Не отчаивайся, Машенька. И для тебя сыщется жених. А что Елена красавица, так с лица воды не пить! Неизвестно, у кого как жизнь сложится, может, ты будешь в тысячу раз счастливее Елены.

– Ой ли, маменька?

– Ну, конечно, мой ангел! Ты у меня такая умница, такая хозяйственная, заботливая, да любой мужчина будет рад иметь такую жену.

– Вы думаете, маменька? – спросила Маша с надеждой в голосе, девушка воспрянула духом.

– Ну, конечно, милая!

– А как же граф Петр Орлов? Он мне понравился, у него такие тонкие черты лица и серые глаза, он очень красивый, умеет себя подать…

– Что толку в том?! Машенька, ты лучше обрати внимание на более достойную кандидатуру.

– На кого же?

– На Василия Михайлова, молодого ученого, с которым беседовал граф Бутурлин. Михайлов только что вернулся из-за границы, он получил блестящее образование, получил уже чин титулярного советника, его ждет блестящее будущее, он усерден и не будет отлынивать от службы, как граф Орлов. За таким человеком, Машенька, ты будешь как за каменной стеной.

– Михайлов совсем не хорош собой… Он не высокого роста, подслеповат, он носит очки…

– Ну и что?! Внешность для мужчины не главное…

– А как же граф Орлов?

– Забудь о нем! Он щеголь, франт, он тебе не пара. Орлов не сделает тебя счастливой, даже, если вдруг случилось бы чудо, и вы поженились…

– Откуда вы знаете, маменька? – спросила Маша.

– Доченька, я старше и умней тебя, я лучше разбираюсь в людях! – настаивала на своем старая графиня. Она была вдохновлена своим открытием, что почти нашла выгодную партию для дочери. Графиня Екатерина Алексеевна Бельская уже обдумывала план, как обустроить это дело, с кем лучше переговорить, и как поболее все разузнать о Михайлове, возможно, в скором времени могущим стать ее зятем. Эта тема полностью поглотила ее внимание, в своих мечтах Бельская уже представляла, как ее любимая дочь Машенька идет под венец под руку с Василием Михайловым, собравшиеся в церкви гости радостно приветствуют молодых, а стоящие в сторонке княгиня Карамышева с дочерью Еленой завистливо смотрят на счастливую невесту, от представляемой картины на глаза Екатерины Алексеевны наворачивались слезы умиления.

Покинув салон мадам Голицыной, граф Петр Орлов направился на шумную вечеринку, которую устраивали его друзья Александр Ветров и Григорий Лаврушин. Веселье было в самом разгаре, когда он заявился, здесь было полно его знакомых, вино лилось рекой, было шумно и весело, дым стоял коромыслом. Здесь в компании друзей за бокалом вина Орлов чувствовал себя в своей тарелке, здесь не надо было корчить из себя важного господина, вести ненужные разговоры, в общем, весь тот бред, который обычно слышался в литературном салоне, главное было вовремя произнести удачный тост и осушить бокал. Здесь было все просто и понятно, не скучно, а весело и непринужденно. Говорили все больше про женщин, рассказывали анекдоты, друзья хвастались своими похождениями на амурном фронте. Лаврушин пел задушевные романсы, аккомпанируя себе на гитаре, некоторые подпевали ему, явно фальшивя, но никто этого не замечал, главное было настроение – веселое беззаботное, какое бывает лишь в молодые годы. Петр Орлов был душой компании, он был щедрым, общительным, умел и хотел нравиться людям, вел себя он раскрепощенно, чело его ничем не омрачалось, счастливое детство и беззаботная юность не наложили еще отпечатка грусти на его душу, жизнь воспринималась им как некий дар. В его движениях, в походке, манере держаться чувствовалась легкость, не омраченная горестями переживаний от тяжелых жизненных испытаний, которые так омрачают душу человека и делают порой даже жизнерадостного от природы человека злым и меланхоличным.

Домой Орлов заявился под утро, усталый и изрядно пьян. Единственным желанием Петра было лечь спать, но отец видно поджидал его. Завидев сына, старый граф Иван Сергеевич Орлов, позвал сына в кабинет для важного разговора. Петр, мысленно чертыхаясь, вошел в кабинет за отцом. Хмуро глянув на сына, Иван Сергеевич сказал с недовольным видом:

– Эка от тебя разит вином. Что ж ты набрался так, сынок?

– Так был повод, отец… – уклончиво ответил Петр.

Иван Сергеевич с минуту помолчал, собираясь с мыслями, не зная, как начать разговор, Петр ожидал, его клонило в сон, чтобы не заснуть, Петр облокотился рукой на ручку кресла и с ленивым видом взирал на отца.

Старый граф взял письмо с письменного стола и протянул его сыну со словами:

– На-ка, прочитай!

– Что это? – спросил Петр, он мельком глянул на письмо, но текст расплывался у него перед глазами.

– Письмо из нашего имения, управляющий сообщает, что дела в имении пришли в упадок, и надо что-то срочно предпринять…

– Папа, а с этим нельзя подождать до утра! – недовольно произнес Петр.

– Так уже утро, сын! Светает… В деревне в эту пору уже встают…

– Так-то мужики!.. а дворяне встают поздно, в Петербурге вообще встают только к полудню…

– Да знаю я распорядок дня дворян! – вспылил старый граф. – Что это ты меня вдруг учить вздумал?! Говорю же, сын, беда у нас, мы почти разорены!.. Надо что-то срочно предпринять. Управляющий, прохвост, мошенник этакий, запустил дела, а, может, и того похуже, проворовался, а теперь пишет мне в письме, что дела пришли в упадок…

– Мы разорены? – сказал удрученно Петр и уставился на отца. Эта новость огорошила Петра, он трезвел прямо на глазах. – Но что же делать отец? Так не должно быть… Без денег мне трудно станет выезжать в свет, вести прежнюю жизнь, как я привык…

– Ну что ж, Петр, придется тебе и нам всем, всей семье, отказаться от многих вещей, вести более скромный образ жизни…

– Отец, но как же так?! Сплетни о том, что мы разорены, тут же расползутся по городу, в свете станут судачить об этом, склонять наше имя, найдутся даже такие, которые перестанут принимать в своих домах, а за спиной моей будут шептаться, что мы бедны… Надо что-то делать, отец! Немедля что-то делать! – воскликнул Петр, лицо его было встревоженным, глаза горели. Он решительно заходил по кабинету из угла в угол. – Надо поехать в имение, разобраться с управляющим, если нужно, выгнать его взашей, навести порядок в имении… Этого оставлять так нельзя!

– Так ты б поехал, Петр, и разобрался, – предложил старый граф.

– Я?! – удивился Петр. – Почему я?

– Так ты тоже хозяин! Стар я уже стал, вести эти дела, а ты бы с молодецкой удалью взялся и навел порядок в имении…

– Нет, я не могу, – возразил Петр, – сейчас самый разгар сезона, мне не резон покидать столицу…

– Ладно, иди спать, – вздохнул Иван Сергеевич, – с тобой сейчас все равно каши не сваришь… Иди лучше выспись…

– Это ты прав, отец, – тут же согласился Петр, – мне сейчас лучше всего выспаться…

Как только Петр лег в постель, он тут же заснул, забыв обо всех проблемах. Наутро он даже не вспомнил о разговоре с отцом…